орел, который покорил ветер, что треплет гриву кобылки.
– Или мне совсем нельзя верить? Что ты чувствуешь по отношению к домашнему животному и к своему кораблю? Что ощущаешь, когда видишь гору на фоне заката или разговариваешь с призраком Энсона Гатри?
– Это… другое.
– Разве?
– Вы сами сказали, что нас разделяет пропасть. – Пучина, подумала Кира, бездна, в которую если упадешь, то не выберешься… Мысли путались, словно из солидарности к эмоциям, которые накладывались одна на другую.
– Однако, встретившись, мы сможем протянуть друг другу руку.
– И не только! – воскликнула Кира и неожиданно расхохоталась. – Знаю я, о чем ты думаешь?
– А ты? – усмехнулся Ринндалир.
Минуты превращались в часы, и настроение Киры становилось все лучше и лучше.
53
Когда Фаэтон, двигаясь по своей нестабильной, эксцентрической, как у кометы, орбите, приближался к альфе, он словно сходил с ума. Взрывались замерзшие газы, таял лед, бушевали ураганы, сопровождавшиеся ливнями и грозами, моря выходили из берегов и затопляли сушу, горы бомбардировали долины зарядами камней. Чем ближе планета подходила к звезде, тем ярче становилось сияние последней, тем смертоносней – жесткая радиация. Поэтому Фаэтон следовало изучать зимой, которая наступала раз в четырнадцать лет, когда планета удалялась от альфы на наибольшее расстояние.
Кира стояла на белом снегу. За спиной у нее чернела скалистая площадка, которую очистили от снега, чтобы разбить лагерь. Куда ни посмотри, повсюду расстилалась равнина; лишь впереди виднелся среди далеких пиков язык ледника, загадочно отливавший голубым. В багрово-черном небе стояли оба солнца – альфа превратилась в яркую звезду, бета представляла собой полумесяц. Поодаль поблескивала красной искоркой проксима. Задувал ветер. Кира видела будто воочию, как потоки воздуха обтекают шлем скафандра.
Над горизонтом появился «Мерлин». Женщина подождала, пока в лагерь не вернулся последний робот-геолог, а затем произнесла в микрофон:
– Почему ты настолько уверен?
– Сомневаться не приходится, – отозвался с борта корабля Ринндалир. – Компьютер проанализировал все возможности и не нашел способа уничтожить эту планету или хотя бы изменить ее орбиту.
– Неужели за восемьсот с хвостиком лет мы не сумеем насверлить в ней дырок и заложить в них бомбы из антиматерии? – Кира поразилась тому, насколько свыклась с деметрианским календарем. На Земле она бы наверняка сказала: «тысячу лет».
– Милая, похоже, ты совсем измоталась, если позволяешь фантазиям взять верх над рассудком. Фаэтон – не астероид и не комета. Его кора расплавилась; значит, ни о каких туннелях не может быть и речи. Равно как и нельзя установить на поверхности планеты машину, которая изменила бы ее орбиту: не выдержит почва. Да что там говорить! Даже если Фаэтон расколется пополам – хотя компьютер утверждает, что нам попросту не хватит антиматерии, чтобы произвести взрыв необходимой мощности, – даже тогда Деметра не избежит своей участи.
– Понятно, – вздохнула Кира. – Я все знала, однако в глубине души надеялась… – А теперь надеяться не на что, закончила она мысленно.
– Что толку горевать? Давай лучше прикинем, как нам и нашим потомкам лучше прожить отпущенный срок.
Он и впрямь изменился, подумала Кира. Лично перед ней вопрос, как быть, не стоит. В системе Центавра полным-полно неизведанных уголков, которые не мешало бы изучить; кроме того, необходимо организовать метеоритный патруль…
– Потомкам? – переспросила она. – Что ж, наше поколение обеспечит им хороший задел.
– Но не надо забывать, что у нас своя жизнь, – заметил Ринндалир.
Да, он изменился, но не слишком сильно. При том ускорении, какое он способен вынести, обратный полет несколько затянется. Вообразив, что ее ждет, Кира не испытала ничего, кроме разочарования.
54
«В ответ на озабоченность, выраженную ее святейшеством Элимит Бхаираги в связи с восстанием Людова, прескриптор Хуан-гре Мендоса распространил обращение к населению Земли, в котором говорилось следующее: „Страх перед искусственным интеллектом вполне объясним и представляет собой атавистическую эмоцию. Однако он мало чем отличается от обычного невроза. Эти существа – да, я называю их не машинами, а существами – не несут миру никакой угрозы; наоборот, за ними будущее. Там, где необходимо – например, в космосе, – они заменят людей. Они – освободители, однако никогда не станут рабами; заставлять их трудиться, чтобы самим изнывать от безделья, значит ронять себя в собственных глазах. Они будут нашими полноправными партнерами. Так перестанем же именовать машинный интеллект „искусственным“. Неужели электронные, фотонные, ядерные, магнитогидродинамические процессы не принадлежат природе в той же степени, что и органические коллоиды? Я предлагаю впредь употреблять слово „софотех“*. [Sophotech – от словосочетания „sophisticated technology“ (букв. «передовая технология“).]
В отношении прогнозов на метеослужбу полагаться пока не приходилось: по крайней мере, она еще не научилась предсказывать туман в Низине – болотистой местности, которая занимала четверть территории Этолии. Впрочем, климатические условия Низины до сих пор оставались загадкой, тем более, что они постоянно и радикально менялись. Даже спутник не всегда успевал заблаговременно предупредить о том, что через какое-то время пелена тумана накроет собой сотни квадратных километров.
В подобный туман и угодил Неро Валенсия, который вместе с Хью Дэвисом возвращался на катере в базовый лагерь. На протяжении нескольких дней они изучали Низину, брали образцы, проверяли, как чувствуют себя растения и животные, устанавливали, каким путем идет эволюция. Туман сгустился внезапно: миг – и они словно ослепли, а рокот двигателя стих до едва слышного гула.
Они с трудом различали корму судна; временами туман заволакивал и ее. Света, что пробивался сквозь пелену, хватало ровно настолько, чтобы разглядеть мокрый нос катера за стеклом кабины. Повсюду вокруг, куда ни посмотри, клубилась грязно-серая масса. Иногда в ней возникали прорехи, в которых мелькали широкие темно-зеленые листья и розовые цветки водяных растений или же возникали призрачные островки, поросшие кустарником и чахлыми деревцами. Впрочем, разрывы моментально затягивались. Холодно, сыро, противно…
– Сэр, – проговорил Хью, который стоял за штурвалом, – у нас неприятности!
– Что такое? – крикнул Валенсия, который скорчился на носу катера, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь впереди.
– Пеленгатор свихнулся, – выпалил Хью. – Прыгает сразу на девяносто градусов… – Мальчишеский голос сорвался.
– Ничего страшного. Обычные радиопомехи. У альфы сейчас период наибольшей активности, а звезды, как тебе известно, имеют дурную привычку в такие моменты проявлять характер. – Тем не менее, Валенсия нахмурился, привстал и повернулся лицом к мальчику. – Ты можешь взять средний пеленг?
– Попробую, сэр, – ответил Хью, поза которого отнюдь не выражала страха. – Хотя мне кажется, что мы уже сбились с курса. Что-то я не помню никаких лилий.
– Молодец, наблюдательный, – похвалил Валенсия. Хороший парень, подумал он; толковый, трудолюбивый, надежный, вежливый, но не лизоблюд. Bueno, вполне естественно, если учесть, кто его родители. Может быть, Кира воспитывала сына не слишком тщательно, но в мудрости ей не откажешь. Немногие матери отпустили бы своего ребенка в возрасте Хью в этакую даль, даже в сопровождении столь опытного, побывавшего в разных переделках мужчины. А Кира согласилась сразу – улыбнулась и признала, что подобных впечатлений мальчик не получит ни от вива-приставки, ни от кивиры. – Сдается мне, ты прав. Но если мы будем двигаться в том же направлении, то рано или поздно доберемся до нашего острова, а уж найти лагерь не составит труда.
– Ни черта не видно. – Валенсия знал, что Хью вовсе не жалуется – чисто по-мужски ворчит. – Может, бросим якорь и подождем, пока туман развеется?
– Я не против, но в это время года туман может держаться на одном месте двадцать-тридцать дней. А у нас практически не осталось питьевой воды. – Какая ирония! Низина – единственное место на планете, не считая морей и прибрежных районов, где зародились и продолжали существовать деметрианские формы жизни, которые, умирая, отравляли воду и делали ее непригодной для питья. Земные растения и животные еще могли как-то приспособиться, а вот люди… Пройдет не меньше ста лет, прежде чем токсины растворятся без следа. – А звать на помощь как-то не хочется. У людей и роботов хлопот хватает и без нас.
– Понятно, сэр.
С правого борта из тумана вынырнул очередной призрак, очертания которого напоминали лезвие средневековой алебарды. Он возвышался над водой приблизительно на пару метров и был усеян причудливой формы голубыми раковинами.
– Ну и ну! Здоров, однако. Никогда такого не видел. Да, мы явно сбились с курса. – Валенсия прищурился. – Похоже, мертв. – Новые микробы убивали привыкшие к пресной воде кораллоиды и многое, многое другое. Вскоре призрак исчез в тумане. Пожалуй, надо следить в оба – вдруг появятся еще? Валенсия отвернулся было, но заметил краем глаза, что Хью вздрогнул.
– Брр! Болото нам словно мстит, – пробормотал мальчик.
– За что? – спросил Неро.
– За то, что мы уничтожаем здешнюю жизнь.
– Хью, – сказал Валенсия, решив, что шуткой тут не отделаться (чересчур мрачная обстановка), – если хочешь стать лесничим, тебе нужно изменить свое отношение к происходящему. Мы всего лишь помогаем природе, делаем за нее то, что она вершила на Земле – и, до нашего появления, на Деметре. К примеру, в плейстоцене, когда образовался Панамский перешеек, кошачьи мигрировали из Северной Америки в Южную и быстро извели тамошних плотоядных птиц. Изучай не только историю, но и палеонтологию. Не зная прошлого, невозможно понять настоящее.
Старый бандит читает проповеди… На Земле он имел самое смутное представление о геологических эпохах, ни при каких условиях не сумел бы их перечислить и не считал нужным запоминать названия. Годы, проведенные на Деметре, изменили его, превратили в человека, которому Кира Дэвис доверила своего сына. Может быть, наконец-то раскрылись возможности, изначально в нем заложенные, о которых он, в ту пору молодой и глупый, совершенно не подозревал? Тогда жизнь была пустой, а теперь…
– Ясно, сэр. – Хью слегка повеселел. – Со временем здесь все станет иначе, правильно?
– Правильно, – кивнул Валенсия. – Отсюда жизнь распространится по всему континенту. К тому же, не забывай: мы хотим организовать заповедники для местных растений и животных. Я даже слышал разговоры о смешанных экологических системах…
Внезапно палуба вздыбилась и ушла из-под ног. Валенсия покатился куда-то вбок, ударился о поручень, схватился за него рукой. Снизу донеслось омерзительное бульканье. Неро бросил взгляд на корму и увидел, что Хью выбирается из кокпита. Поддавшись порыву, непривычный к таким ситуациям, мальчик поспешил на помощь, как будто Валенсия приходился ему отцом. Двигатель он не выключил…
Катер вздрогнул всем корпусом, развернулся, клюнул носом. Хью упал за борт.
Валенсия вскочил и кинулся на корму. Тренированные мышцы позволяли ему сохранять какое-никакое равновесие на ходившей ходуном палубе. Судя по всему, катер врезался в подводную скалу, которой они не заметили из-за тумана и лилий. В днище зияла пробоина, которая с каждой секундой становилась все шире.
Неро спрыгнул в кокпит и выключил двигатель. Катер перестал ерзать по скале и замер, погрузившись кормой в воду.
– Хью! – позвал Валенсия, снова выбравшись на палубу и опустившись на четвереньки. – Хью!
Тишина. Туман, казалось, стал гуще и холоднее прежнего. Так, надо подумать. Плавает мальчик хорошо. По идее, он должен находиться у самого борта, однако… Может, он ударился головой или?… Валенсия метнулся в кабину, сорвал со стены фонарь, разделся, скинул башмаки. На все это ушло около тридцати секунд. Очутившись на палубе, Неро тут же нырнул.
Луч фонаря выхватывал из сумрака стебли водяных лилий и облачка ила. Глубина составляла от силы два-три метра; Валенсия различал дно. Ему не хватало воздуха, сердце громко стучало… Вон! Луч уперся в скалу, которая поднималась к поверхности – к пробоине в днище катера. У подножия скалы распростерся Хью. Одежда мальчика была порвана во многих местах.
Воздуха, воздуха! А как же Хью? Валенсия устремился к мальчику, стараясь не обращать внимания на звон в ушах. Подплыл, схватил за плечи, потянул, смутно догадался, что порезался об острые края раковин. «А ведь я могу умереть», – мелькнула у него мысль. Ну и ладно, лишь бы спасти Хью. Наконец-то! Валенсия взял мальчика на руки, разжал зубы, которыми стискивал фонарь, и рванулся кверху. Легкие не выдерживали…
Внезапно в голове прояснилось. Неро с наслаждением глотнул воздуха и огляделся по сторонам. Потом подплыл к катеру, ухватился одной рукой за леер, подтянулся, втащил на борт Хью. Из многочисленных порезов на теле Валенсии сочилась кровь. Бог с ней. Парня нужно перевернуть на спину, сделать ему искусственное дыхание, постараться, чтобы его желудок вернул всю ту мерзость, которой оказался заполнен. Ну что, дышит? Нет? Значит, губы – к губам, а рука – на грудину. Давай, давай! Капли крови падали на неестественно бледное лицо мальчика; эти алые капли единственные нарушали серое однообразие пейзажа.
Хью шевельнулся. Валенсия сел на палубу. К горлу подкатил комок; он прокашлялся и вдруг сообразил, что готов заплакать. Ерунда, нюни распускать некогда. Он перенес Хью в кабину, раздел, вытер полотенцем, уложил на койку и накрыл несколькими одеялами.
– Muy bien, – прохрипел он. – Все будет хорошо, Хью.
Мальчик, похоже, был без сознания. Однако его кожа стала явно теплее. Лишь теперь Валенсия решил заняться собой. Достал аптечку, смазал собственные порезы, на три из которых пришлось, вдобавок, наложить пластырь, чтобы остановить кровотечение, затем обработал ранки на теле Хью. Что касается болотной воды, которой они оба наглотались, у них есть антитоксин. Валенсия вколол Хью двойную дозу, а сам ограничился стандартной. Должно хватить.
Bueno, чем скорее мальчику окажут медицинскую помощь, тем лучше. На катере можно ставить крест: он если и пойдет, то только на дно. Жутко хочется спать, глаза прямо слипаются… Должно быть, он потерял слишком много крови. Валенсия плюхнулся в кресло, включил передатчик, настроился на частоту Порт-Файербола.
– Прием! Прием! У нас неприятности. Прием! – Когда ему ответили, он кратко обрисовал ситуацию.
– Высылаем флайер, – сообщил диспетчер. Сколько тревоги и заботы в его голосе! – Не выключайте передатчик, чтобы он мог вас запеленговать. Вы сможете подняться по канату? Замечательно. Флайер прибудет в течение трех часов. К сожалению, других машин сейчас нет.
– А как быть с нашим снаряжением в лагере?
– Его заберут потом, после того, как доставят в город вас. Деметра не страдает от перенаселенности, поэтому сначала нужно спасти людей. Hasta la vista. – Вновь наступила тишина.
– Привет! – внезапно прозвучало из динамика.
– Что? – переспросил Валенсия. – Кто говорит?
– Сосед, – ответил голос. – Я слышал твои объяснения. Как на самом деле чувствует себя Хью?
– Если слышали, – буркнул Валенсия, которого все сильнее одолевала усталость, – выходит, знаете.
– Ну да. Послушай, мне известно немало случаев, когда у пострадавшего вдруг переставало биться сердце. Вряд ли ему грозит что-либо подобное, паренек он крепкий, однако это сын Киры Дэвис… Не спи. Лучше достань сердечный стимулятор, чтобы был под рукой, и не спускай с парня глаз, пока не появятся спасатели.
– Да кто ты, черт побери, такой, чтобы распоряжаться?!
– Энсон Гатри.
– Чего? – Валенсия ошарашенно уставился в пелену тумана.
– Ты что, настолько умаялся, что забыл обо всем на свете? Тоже мне, лесничий, называется. К твоему сведению, в стволы некоторых деревьев недавно вживили приемопередатчики на солнечных батареях, а в нужных местах построили ретрансляторы.
– Да, я знаю, но…
– Раз знаешь, должен вспомнить, что я имею обыкновение время от времени подключаться к сети. Именно так я тебя и услышал.
Значит, подумалось Валенсии, Гатри может быть где угодно – на побережье и на морском дне, на горе или в долине, в степи или в лесу; этакое всеобъемлющее сознание, которое следит за жизнью целой планеты…
– Понятно. Спасибо, что напомнили, сэр. Конечно, я присмотрю за ним. Вы правильно сказали, это сын Киры.
– Дело не в нем одном. На сей раз ты забыл про себя.
Гатри продолжать разговаривать с Неро – подбадривал, делился воспоминаниями, спорил, доказывал, отпускал соленые шуточки; словом, не давал Неро заснуть, – пока не прилетел флайер.
Спасенных доставили в порт-файерболскую клинику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
– Или мне совсем нельзя верить? Что ты чувствуешь по отношению к домашнему животному и к своему кораблю? Что ощущаешь, когда видишь гору на фоне заката или разговариваешь с призраком Энсона Гатри?
– Это… другое.
– Разве?
– Вы сами сказали, что нас разделяет пропасть. – Пучина, подумала Кира, бездна, в которую если упадешь, то не выберешься… Мысли путались, словно из солидарности к эмоциям, которые накладывались одна на другую.
– Однако, встретившись, мы сможем протянуть друг другу руку.
– И не только! – воскликнула Кира и неожиданно расхохоталась. – Знаю я, о чем ты думаешь?
– А ты? – усмехнулся Ринндалир.
Минуты превращались в часы, и настроение Киры становилось все лучше и лучше.
53
Когда Фаэтон, двигаясь по своей нестабильной, эксцентрической, как у кометы, орбите, приближался к альфе, он словно сходил с ума. Взрывались замерзшие газы, таял лед, бушевали ураганы, сопровождавшиеся ливнями и грозами, моря выходили из берегов и затопляли сушу, горы бомбардировали долины зарядами камней. Чем ближе планета подходила к звезде, тем ярче становилось сияние последней, тем смертоносней – жесткая радиация. Поэтому Фаэтон следовало изучать зимой, которая наступала раз в четырнадцать лет, когда планета удалялась от альфы на наибольшее расстояние.
Кира стояла на белом снегу. За спиной у нее чернела скалистая площадка, которую очистили от снега, чтобы разбить лагерь. Куда ни посмотри, повсюду расстилалась равнина; лишь впереди виднелся среди далеких пиков язык ледника, загадочно отливавший голубым. В багрово-черном небе стояли оба солнца – альфа превратилась в яркую звезду, бета представляла собой полумесяц. Поодаль поблескивала красной искоркой проксима. Задувал ветер. Кира видела будто воочию, как потоки воздуха обтекают шлем скафандра.
Над горизонтом появился «Мерлин». Женщина подождала, пока в лагерь не вернулся последний робот-геолог, а затем произнесла в микрофон:
– Почему ты настолько уверен?
– Сомневаться не приходится, – отозвался с борта корабля Ринндалир. – Компьютер проанализировал все возможности и не нашел способа уничтожить эту планету или хотя бы изменить ее орбиту.
– Неужели за восемьсот с хвостиком лет мы не сумеем насверлить в ней дырок и заложить в них бомбы из антиматерии? – Кира поразилась тому, насколько свыклась с деметрианским календарем. На Земле она бы наверняка сказала: «тысячу лет».
– Милая, похоже, ты совсем измоталась, если позволяешь фантазиям взять верх над рассудком. Фаэтон – не астероид и не комета. Его кора расплавилась; значит, ни о каких туннелях не может быть и речи. Равно как и нельзя установить на поверхности планеты машину, которая изменила бы ее орбиту: не выдержит почва. Да что там говорить! Даже если Фаэтон расколется пополам – хотя компьютер утверждает, что нам попросту не хватит антиматерии, чтобы произвести взрыв необходимой мощности, – даже тогда Деметра не избежит своей участи.
– Понятно, – вздохнула Кира. – Я все знала, однако в глубине души надеялась… – А теперь надеяться не на что, закончила она мысленно.
– Что толку горевать? Давай лучше прикинем, как нам и нашим потомкам лучше прожить отпущенный срок.
Он и впрямь изменился, подумала Кира. Лично перед ней вопрос, как быть, не стоит. В системе Центавра полным-полно неизведанных уголков, которые не мешало бы изучить; кроме того, необходимо организовать метеоритный патруль…
– Потомкам? – переспросила она. – Что ж, наше поколение обеспечит им хороший задел.
– Но не надо забывать, что у нас своя жизнь, – заметил Ринндалир.
Да, он изменился, но не слишком сильно. При том ускорении, какое он способен вынести, обратный полет несколько затянется. Вообразив, что ее ждет, Кира не испытала ничего, кроме разочарования.
54
«В ответ на озабоченность, выраженную ее святейшеством Элимит Бхаираги в связи с восстанием Людова, прескриптор Хуан-гре Мендоса распространил обращение к населению Земли, в котором говорилось следующее: „Страх перед искусственным интеллектом вполне объясним и представляет собой атавистическую эмоцию. Однако он мало чем отличается от обычного невроза. Эти существа – да, я называю их не машинами, а существами – не несут миру никакой угрозы; наоборот, за ними будущее. Там, где необходимо – например, в космосе, – они заменят людей. Они – освободители, однако никогда не станут рабами; заставлять их трудиться, чтобы самим изнывать от безделья, значит ронять себя в собственных глазах. Они будут нашими полноправными партнерами. Так перестанем же именовать машинный интеллект „искусственным“. Неужели электронные, фотонные, ядерные, магнитогидродинамические процессы не принадлежат природе в той же степени, что и органические коллоиды? Я предлагаю впредь употреблять слово „софотех“*. [Sophotech – от словосочетания „sophisticated technology“ (букв. «передовая технология“).]
В отношении прогнозов на метеослужбу полагаться пока не приходилось: по крайней мере, она еще не научилась предсказывать туман в Низине – болотистой местности, которая занимала четверть территории Этолии. Впрочем, климатические условия Низины до сих пор оставались загадкой, тем более, что они постоянно и радикально менялись. Даже спутник не всегда успевал заблаговременно предупредить о том, что через какое-то время пелена тумана накроет собой сотни квадратных километров.
В подобный туман и угодил Неро Валенсия, который вместе с Хью Дэвисом возвращался на катере в базовый лагерь. На протяжении нескольких дней они изучали Низину, брали образцы, проверяли, как чувствуют себя растения и животные, устанавливали, каким путем идет эволюция. Туман сгустился внезапно: миг – и они словно ослепли, а рокот двигателя стих до едва слышного гула.
Они с трудом различали корму судна; временами туман заволакивал и ее. Света, что пробивался сквозь пелену, хватало ровно настолько, чтобы разглядеть мокрый нос катера за стеклом кабины. Повсюду вокруг, куда ни посмотри, клубилась грязно-серая масса. Иногда в ней возникали прорехи, в которых мелькали широкие темно-зеленые листья и розовые цветки водяных растений или же возникали призрачные островки, поросшие кустарником и чахлыми деревцами. Впрочем, разрывы моментально затягивались. Холодно, сыро, противно…
– Сэр, – проговорил Хью, который стоял за штурвалом, – у нас неприятности!
– Что такое? – крикнул Валенсия, который скорчился на носу катера, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь впереди.
– Пеленгатор свихнулся, – выпалил Хью. – Прыгает сразу на девяносто градусов… – Мальчишеский голос сорвался.
– Ничего страшного. Обычные радиопомехи. У альфы сейчас период наибольшей активности, а звезды, как тебе известно, имеют дурную привычку в такие моменты проявлять характер. – Тем не менее, Валенсия нахмурился, привстал и повернулся лицом к мальчику. – Ты можешь взять средний пеленг?
– Попробую, сэр, – ответил Хью, поза которого отнюдь не выражала страха. – Хотя мне кажется, что мы уже сбились с курса. Что-то я не помню никаких лилий.
– Молодец, наблюдательный, – похвалил Валенсия. Хороший парень, подумал он; толковый, трудолюбивый, надежный, вежливый, но не лизоблюд. Bueno, вполне естественно, если учесть, кто его родители. Может быть, Кира воспитывала сына не слишком тщательно, но в мудрости ей не откажешь. Немногие матери отпустили бы своего ребенка в возрасте Хью в этакую даль, даже в сопровождении столь опытного, побывавшего в разных переделках мужчины. А Кира согласилась сразу – улыбнулась и признала, что подобных впечатлений мальчик не получит ни от вива-приставки, ни от кивиры. – Сдается мне, ты прав. Но если мы будем двигаться в том же направлении, то рано или поздно доберемся до нашего острова, а уж найти лагерь не составит труда.
– Ни черта не видно. – Валенсия знал, что Хью вовсе не жалуется – чисто по-мужски ворчит. – Может, бросим якорь и подождем, пока туман развеется?
– Я не против, но в это время года туман может держаться на одном месте двадцать-тридцать дней. А у нас практически не осталось питьевой воды. – Какая ирония! Низина – единственное место на планете, не считая морей и прибрежных районов, где зародились и продолжали существовать деметрианские формы жизни, которые, умирая, отравляли воду и делали ее непригодной для питья. Земные растения и животные еще могли как-то приспособиться, а вот люди… Пройдет не меньше ста лет, прежде чем токсины растворятся без следа. – А звать на помощь как-то не хочется. У людей и роботов хлопот хватает и без нас.
– Понятно, сэр.
С правого борта из тумана вынырнул очередной призрак, очертания которого напоминали лезвие средневековой алебарды. Он возвышался над водой приблизительно на пару метров и был усеян причудливой формы голубыми раковинами.
– Ну и ну! Здоров, однако. Никогда такого не видел. Да, мы явно сбились с курса. – Валенсия прищурился. – Похоже, мертв. – Новые микробы убивали привыкшие к пресной воде кораллоиды и многое, многое другое. Вскоре призрак исчез в тумане. Пожалуй, надо следить в оба – вдруг появятся еще? Валенсия отвернулся было, но заметил краем глаза, что Хью вздрогнул.
– Брр! Болото нам словно мстит, – пробормотал мальчик.
– За что? – спросил Неро.
– За то, что мы уничтожаем здешнюю жизнь.
– Хью, – сказал Валенсия, решив, что шуткой тут не отделаться (чересчур мрачная обстановка), – если хочешь стать лесничим, тебе нужно изменить свое отношение к происходящему. Мы всего лишь помогаем природе, делаем за нее то, что она вершила на Земле – и, до нашего появления, на Деметре. К примеру, в плейстоцене, когда образовался Панамский перешеек, кошачьи мигрировали из Северной Америки в Южную и быстро извели тамошних плотоядных птиц. Изучай не только историю, но и палеонтологию. Не зная прошлого, невозможно понять настоящее.
Старый бандит читает проповеди… На Земле он имел самое смутное представление о геологических эпохах, ни при каких условиях не сумел бы их перечислить и не считал нужным запоминать названия. Годы, проведенные на Деметре, изменили его, превратили в человека, которому Кира Дэвис доверила своего сына. Может быть, наконец-то раскрылись возможности, изначально в нем заложенные, о которых он, в ту пору молодой и глупый, совершенно не подозревал? Тогда жизнь была пустой, а теперь…
– Ясно, сэр. – Хью слегка повеселел. – Со временем здесь все станет иначе, правильно?
– Правильно, – кивнул Валенсия. – Отсюда жизнь распространится по всему континенту. К тому же, не забывай: мы хотим организовать заповедники для местных растений и животных. Я даже слышал разговоры о смешанных экологических системах…
Внезапно палуба вздыбилась и ушла из-под ног. Валенсия покатился куда-то вбок, ударился о поручень, схватился за него рукой. Снизу донеслось омерзительное бульканье. Неро бросил взгляд на корму и увидел, что Хью выбирается из кокпита. Поддавшись порыву, непривычный к таким ситуациям, мальчик поспешил на помощь, как будто Валенсия приходился ему отцом. Двигатель он не выключил…
Катер вздрогнул всем корпусом, развернулся, клюнул носом. Хью упал за борт.
Валенсия вскочил и кинулся на корму. Тренированные мышцы позволяли ему сохранять какое-никакое равновесие на ходившей ходуном палубе. Судя по всему, катер врезался в подводную скалу, которой они не заметили из-за тумана и лилий. В днище зияла пробоина, которая с каждой секундой становилась все шире.
Неро спрыгнул в кокпит и выключил двигатель. Катер перестал ерзать по скале и замер, погрузившись кормой в воду.
– Хью! – позвал Валенсия, снова выбравшись на палубу и опустившись на четвереньки. – Хью!
Тишина. Туман, казалось, стал гуще и холоднее прежнего. Так, надо подумать. Плавает мальчик хорошо. По идее, он должен находиться у самого борта, однако… Может, он ударился головой или?… Валенсия метнулся в кабину, сорвал со стены фонарь, разделся, скинул башмаки. На все это ушло около тридцати секунд. Очутившись на палубе, Неро тут же нырнул.
Луч фонаря выхватывал из сумрака стебли водяных лилий и облачка ила. Глубина составляла от силы два-три метра; Валенсия различал дно. Ему не хватало воздуха, сердце громко стучало… Вон! Луч уперся в скалу, которая поднималась к поверхности – к пробоине в днище катера. У подножия скалы распростерся Хью. Одежда мальчика была порвана во многих местах.
Воздуха, воздуха! А как же Хью? Валенсия устремился к мальчику, стараясь не обращать внимания на звон в ушах. Подплыл, схватил за плечи, потянул, смутно догадался, что порезался об острые края раковин. «А ведь я могу умереть», – мелькнула у него мысль. Ну и ладно, лишь бы спасти Хью. Наконец-то! Валенсия взял мальчика на руки, разжал зубы, которыми стискивал фонарь, и рванулся кверху. Легкие не выдерживали…
Внезапно в голове прояснилось. Неро с наслаждением глотнул воздуха и огляделся по сторонам. Потом подплыл к катеру, ухватился одной рукой за леер, подтянулся, втащил на борт Хью. Из многочисленных порезов на теле Валенсии сочилась кровь. Бог с ней. Парня нужно перевернуть на спину, сделать ему искусственное дыхание, постараться, чтобы его желудок вернул всю ту мерзость, которой оказался заполнен. Ну что, дышит? Нет? Значит, губы – к губам, а рука – на грудину. Давай, давай! Капли крови падали на неестественно бледное лицо мальчика; эти алые капли единственные нарушали серое однообразие пейзажа.
Хью шевельнулся. Валенсия сел на палубу. К горлу подкатил комок; он прокашлялся и вдруг сообразил, что готов заплакать. Ерунда, нюни распускать некогда. Он перенес Хью в кабину, раздел, вытер полотенцем, уложил на койку и накрыл несколькими одеялами.
– Muy bien, – прохрипел он. – Все будет хорошо, Хью.
Мальчик, похоже, был без сознания. Однако его кожа стала явно теплее. Лишь теперь Валенсия решил заняться собой. Достал аптечку, смазал собственные порезы, на три из которых пришлось, вдобавок, наложить пластырь, чтобы остановить кровотечение, затем обработал ранки на теле Хью. Что касается болотной воды, которой они оба наглотались, у них есть антитоксин. Валенсия вколол Хью двойную дозу, а сам ограничился стандартной. Должно хватить.
Bueno, чем скорее мальчику окажут медицинскую помощь, тем лучше. На катере можно ставить крест: он если и пойдет, то только на дно. Жутко хочется спать, глаза прямо слипаются… Должно быть, он потерял слишком много крови. Валенсия плюхнулся в кресло, включил передатчик, настроился на частоту Порт-Файербола.
– Прием! Прием! У нас неприятности. Прием! – Когда ему ответили, он кратко обрисовал ситуацию.
– Высылаем флайер, – сообщил диспетчер. Сколько тревоги и заботы в его голосе! – Не выключайте передатчик, чтобы он мог вас запеленговать. Вы сможете подняться по канату? Замечательно. Флайер прибудет в течение трех часов. К сожалению, других машин сейчас нет.
– А как быть с нашим снаряжением в лагере?
– Его заберут потом, после того, как доставят в город вас. Деметра не страдает от перенаселенности, поэтому сначала нужно спасти людей. Hasta la vista. – Вновь наступила тишина.
– Привет! – внезапно прозвучало из динамика.
– Что? – переспросил Валенсия. – Кто говорит?
– Сосед, – ответил голос. – Я слышал твои объяснения. Как на самом деле чувствует себя Хью?
– Если слышали, – буркнул Валенсия, которого все сильнее одолевала усталость, – выходит, знаете.
– Ну да. Послушай, мне известно немало случаев, когда у пострадавшего вдруг переставало биться сердце. Вряд ли ему грозит что-либо подобное, паренек он крепкий, однако это сын Киры Дэвис… Не спи. Лучше достань сердечный стимулятор, чтобы был под рукой, и не спускай с парня глаз, пока не появятся спасатели.
– Да кто ты, черт побери, такой, чтобы распоряжаться?!
– Энсон Гатри.
– Чего? – Валенсия ошарашенно уставился в пелену тумана.
– Ты что, настолько умаялся, что забыл обо всем на свете? Тоже мне, лесничий, называется. К твоему сведению, в стволы некоторых деревьев недавно вживили приемопередатчики на солнечных батареях, а в нужных местах построили ретрансляторы.
– Да, я знаю, но…
– Раз знаешь, должен вспомнить, что я имею обыкновение время от времени подключаться к сети. Именно так я тебя и услышал.
Значит, подумалось Валенсии, Гатри может быть где угодно – на побережье и на морском дне, на горе или в долине, в степи или в лесу; этакое всеобъемлющее сознание, которое следит за жизнью целой планеты…
– Понятно. Спасибо, что напомнили, сэр. Конечно, я присмотрю за ним. Вы правильно сказали, это сын Киры.
– Дело не в нем одном. На сей раз ты забыл про себя.
Гатри продолжать разговаривать с Неро – подбадривал, делился воспоминаниями, спорил, доказывал, отпускал соленые шуточки; словом, не давал Неро заснуть, – пока не прилетел флайер.
Спасенных доставили в порт-файерболскую клинику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63