Постигну его нрав?
Это наверняка Кадок, Ханно — тот самый, кого я ограбила и пыталась убить. Он сказал, что простил мне, а девятьсот лет — срок достаточный, чтобы позабыть любые обиды, если только он все это время не растравлял себя. Надо решить, присоединяться ли к нему со товарищи; поглядеть, что они за люди, обсудить, на каких условиях мы к ним войдем, если решимся. По-моему, я распознаю мошенника или чудовище быстрее и точнее, чем мама-ло…
— Однако задача будет не из легких, Рэнди, — продолжала она. — Мне надо войти и выйти, не дав о себе знать… в общем, тем, кто следит за домом. Найду какую-нибудь маскировку. Скажем, коротко подстригусь, загримирую лицо, оденусь в мужское платье и возьму сумку с инструментами, чтобы походить на водопроводчика или электрика. Поедем на старой, простенькой машине, да еще я раздобыла нью-хемпширские номера. — Хоть «Единство» чуралось преступного мира, приходилось быть в курсе, кто, что и почем в городе. — По дороге сменим.
Почти забытое волнение взыграло в крови, заставив Алият отбросить опасения. Колоду на стол, и гори все прахом! Плевать на власти! Неужели она до сих пор в глубине души — нарушительница закона? Но стоящий перед ней парнишка будет сбит всем этим с толку.
— Извини, — завершила она. — Мы не можем позволить тебе присутствовать при переговорах, и посвятить тебя в их суть я не могу. Но я готова присягнуть, что дело это благородное.
— Не сомневался ни секунды, миссус-ло!
Ее пальцы охватили коричневую ладонь собеседника.
— Ты милый.
Сквозь дверь донесся грохот и крики.
— Эгей! Они?! Не высовывайтесь, миссус-ло! — рявкнул Касл и бросился в дальний угол. Тарарам нарастал. Выхватив из картонной коробки на полу темный металлический предмет, Касл рванулся к двери. — Держитесь, братья! Я иду!
— Нет, погоди, брось это, не надо, Рэнди…
Времени на раздумья у Алият не было. Она устремилась следом за человеком, сжимавшим в руке пистолет — оружие, запретное для простых людей.
Вдоль по коридору. Через вестибюль. Защитное стекло входной двери выбито, воздух помутнел от дыма. В вестибюле полдюжины бесчинствующих юнцов. Охранники… Двое налетчиков крепко прижали одного сторожа к стене. Где его напарник? За Алият по пятам на помощь товарищам мчались члены «Единства».
— Стоять, ублюдки! — взревел Касл, и его пистолет грохнул — предупредительный выстрел в воздух.
Один из нападавших ответил выстрелом в упор.
Касл покачнулся, заваливаясь назад, каким-то чудом ухитрился выстрелить прицельно — и рухнул. Кровь хлынула у него горлом — последнее, что заметила Алият.
Затем ее потряс удар грома.
12
Когда Стоддард позвонил, Мориарти как раз завтракал. В столовой у сенатора тоже был телефон — даже в летней резиденции, в уютном родном штате, надо быть всегда наготове; к тому же этого номера нет в телефонных книгах, что весьма помогает отделаться от нежелательных звонков.
Голос в трубке мгновенно и безоговорочно завладел его вниманием. Сенатор присвистнул, потом охнул: «Боже мой!» Наконец бросил:
— Садитесь на первый же попутный самолет, от аэропорта хватайте такси, сколько бы это ни стоило. Привезите все материалы, какие у вас есть на данный момент. Мне нужна полная картина. Речь на суде, знаете ли, предвыборные митинги… Ладно. Кажется, неплохо, а?.. Поторопитесь. Пока!
И положил трубку на рычаг.
— Что там еще? — поинтересовалась жена.
— Прости, это совершенно секретно. Гм, ты не позаботишься об отмене моих визитов на сегодня?
— Что, отказаться от приема у Гаррисонов тоже? Вспомни, кто туда придет!
— Увы, но это весьма важно. Ступай одна. Передашь мои сожаления и будешь кружить головы этим шишкам.
— Буду из кожи вон лезть.
— Ты потрясающе мила, любовь моя! — Ах, какая из нее выйдет первая леди! Но это после, после — когда судьба повернется к нему лицом. Тогда другие женщины не будут слишком уж волновать ее. — Извини, я доем и побегу. Мне надо провернуть кучу дел, а времени осталось куда меньше, чем я рассчитывал.
Правду сказать, так оно и было. Конгресс распущен на парламентские каникулы, но проблемы избирателей отдыха не знают, — а повредить своим ключевым интересам сенатор не имел права. И так уж собрание оставило ему вагон и маленькую тележку проблем, которые надо решить до выборов. Да и над послезавтрашней речью еще работать и работать. Пусть это всего лишь посвящение в студенты, но если удастся сказать нечто важное, облачив в яркие доходчивые слова, средства массовой информации могут подхватить их. Кровь из носу, надо найти крылатые слова, вроде рузвельтовского: «…единственное, перед чем мы должны испытывать страх, — это сам страх». А еще лучше, как у Джона Кеннеди: «Не спрашивай, права ли твоя страна…»
Несколько часов спустя он принял Стоддарда в своем кабинете — просторной, светлой комнате с видом на океан. На соленых волнах выплясывали солнечные блики и скользили белокрылые яхты. В отличие от вашингтонского кабинета сенатора, стены которого плотно увешаны его портретами в компании знаменитостей с их автографами, здесь имелось лишь несколько семейных портретов, написанный дочерью пейзаж да приз за верховую езду времен начальной школы. У стены стоял книжный шкаф — исключительно справочная и развлекательная литература, подобранная не на показ, а для собственных нужд.
Подняв голову от стола, он бросил:
— Привет! Садитесь, — но тут же сообразил, что держит себя чересчур бесцеремонно. — Извините. Полагаю, я нервничаю куда сильней, чем думал.
Стоддард сел в вертящееся кресло и откинулся на спинку, положив портфель на колени.
— Я тоже, сенатор. Не возражаете, если я закурю?
— Нет, — Мориарти изобразил жалобную улыбку. — Жаль, я сам не осмелюсь.
— Мы тут одни. — Стоддард протянул ему пачку.
— Нет, спасибо, — покачал головой Мориарти. — Слишком трудно было бросить. Интересно, что сказал бы Черчилль об обществе, в котором, если надеешься на высокий пост, уж и курить нельзя.
— Можно, если ты из табаководческого штата. — Стоддард чиркнул спичкой. — В противном случае приходится голосовать за щадящие цены, субсидии и экспортные льготы для табачной промышленности и одновременно призывать к борьбе с опасными наркотическими веществами.
Проклятый сукин сын! Жаль, что он так полезен. Ничего, за ерничество обойдется без выпивки.
— Давайте перейдем к деловому разговору. Много ли вам известно подробностей?
— А вам, сэр?
— После вашего звонка я прочел заметку в «Таймсе», но она оказалась не очень информативной.
— Еще бы, ничего удивительного. С виду тут ничего такого — всего лишь очередная мелкая перестрелка между обездоленными в Нью-Йорке.
— Но она имеет отношение к Таннахиллу! — вспыхнул от радости сенатор.
— Возможно, — осмотрительно поправил его Стоддард. — Мы уверены лишь в том, что в дело вовлечены члены «Единства».
Таннахилл в прошлом месяце навещал его руководительницу, а общество это довольно-таки странное. Не подпольное, а… уклончивое, что ли? Мы потратили массу времени, раскапывая информацию, а в результате может выясниться, что мы сломя голову неслись по ложному следу. Быть может, Таннахилл виделся с руководительницей по какому-то совершенно независимому поводу — скажем, с намерением написать статью. Во время инцидента он из дому и носа не показывал. Насколько мне известно, он и сейчас дома.
Мориарти усилием воли восстановил самообладание. И подумал: неужели это в самом деле нелепость? Почему я разворачиваю тяжелую артиллерию против жалкого овода?
Да потому, что инстинкт, отточенный моим призванием, подсказывает, что за этим стоит нечто большое, очень, очень большое! Распутать это дело — значит не просто заткнуть рот разбушевавшемуся реакционеришке. Оно может поднять меня до заоблачных высот. Спустя четыре года, восемь от силы, я смогу пробудить новый рассвет, так пугающий Таннахилла и его призрачных соратничков!
Он откинулся на спинку своего годами насиженного, уютного, скрипучего кожаного кресла и направил часть сознания на то, чтобы велеть мускулам одному за другим расслабиться.
— Послушайте, вы же знаете, что у меня не было времени идти в ногу с вашим расследованием. Просветите меня вкратце. Начните с самого начала. Не страшно, если я уже слышал то или другое. Я хочу, чтобы факты были выстроены в строгом порядке для последующего рассмотрения.
— Да, сэр. — Стоддард открыл портфель и вынул плотную коричневую папку. — Как вы посмотрите, если я сначала дам сжатый обзор, а уж потом перейду к частностям?
— Чудесно.
— Если помните, — сверился с записями Стоддард, — я говорил вам, что Таннахилл вновь показался в Нью-Хемпшире. С того момента за ним установлена слежка. Согласно вашей инструкции, я уведомил об этом ФБР. Агент, с которым я беседовал, был слегка озадачен.
— Он наверняка счел, что я сую нос не в свои дела, — рассмеялся Мориарти. — Но это лучше, чем заслужить упрек в скрытности. Вдобавок этим мы пустили им пчелу за шиворот. Продолжайте.
— Вскоре после возвращения — вам нужны даты, или пока нет? — вскоре после того Таннахилл отправился в Нью-Йорк, снял комнату в отеле и встретил в аэропорту Кеннеди самолет из Копенгагена. Едва пройдя таможню, молодая дама, м-м… ринулась к нему в объятия, и они дней пять просидели в отеле. Ситуация напоминала медовый месяц — прогулки, фешенебельные рестораны и прочее в том же духе. Конечно, мы ее проверили. Ее зовут Ольга Расмуссен. Гражданка Дании, но на самом деле русская беженка. В ее биографии есть нечто загадочное, но провести детальную проверку в международных масштабах затруднительно и весьма недешево. Следует ли ее проводить, решать вам. В тот же период Таннахилл посетил штаб-квартиру «Единства». Пробыл там недолго и больше с ними не общался, разве что у них имеется секретный канал связи…
Стоддард ни словом не обмолвился о том, оформлено ли прослушивание телефонных переговоров по закону, а Мориарти не стал затрагивать этот вопрос, давая ему продолжить:
— Затем они с Расмуссен отправились на север, к нему домой. С той поры находятся там. Выходят редко и не делают на людях ничего особенного. Вот только… Недавно съездили в ближайший аэропорт и привезли с собой мужчину. Сейчас он находится, видимо, на положении гостя. О нем ничего установить не удалось, помимо того, что он откуда-то с Западного побережья. Судя по виду, коренной американец.
— Какого племени? — уточнил Мориарти. — Они ведь не все на одно лицо?
— А? Ну, рослый, с орлиным носом. Таннахилл представил его бакалейщику и прочим в деревне Джоном Странником.
— Гм. Западное побережье… А что там о вчерашнем инциденте?
— Очевидно, местный наркобарон этого сектора Нью-Йорка послал своих головорезов устроить налет на жилой дом, который «Единство» ремонтирует для проживания своих членов. Похоже, наркомафия пыталась изгнать «Единство», пока оно не укоренилось на их территории. Оно для их бизнеса — как кость в горле.
Мориарти порылся в памяти.
— Может, я и слышал об этом «Единстве» до сегодняшней истории, но не уверен. Расскажите-ка мне.
— Они держатся в тени. Насколько я понимаю, по собственному желанию. Общество остается компактным, легко управляемым; стараются не высовываться. Это своеобразная организация взаимопомощи среди бедных, однако ничуть не похожая на прочие. Это не религиозная секта, хотя ей присущи элементы религии — уж церемонии во всяком случае. Это не группа самообороны, хотя члены держатся вместе, в том числе в патрулях, выходящих за рамки простого присмотра за округой. Однако, насколько всем известно, до сей поры они уклонялись от нарушения любых законов. Президент общества, верховная жрица — или как там ее титулуют — весьма таинственная женщина. Черная, по имени Коринна Макендел. У нее есть белая компаньонка Роза Донау — она-то и замешана в перестрелке. Это практически все, что нам известно о «Единстве» на данный момент.
— Расскажите о стычке, — попросил Мориарти. — В газете изложено весьма схематично.
— Боюсь, мое изложение окажется таким же. Донау занималась этим проектом, когда ворвались бандиты. У одного из «Единства» имелось огнестрельное оружие. Стороны обменялись выстрелами. Он был убит, но прежде успел уложить врага. Донау тяжело ранена.
— Субботний вечерний спецвыпуск, — кивнул Мориарти. — Пули свищут там и тут. И все-таки эти мужланы вякают про вторую поправку к конституции… Продолжайте. Были еще жертвы?
— Двое невооруженных ночных охранников были изувечены. Там же находилось еще несколько мужчин из «Единства», но у них были лишь дубинки — ну и пара ножей разрешенного типа.
— Скверно. Никто из них не ранен?
— Нет, их даже не зацепило. После нескольких выстрелов атакующие разбежались. Очевидно, они не ожидали встретить такое сопротивление. Я полагаю, их прицел был на вандализм и разрушение. Люди «Единства» вызвали полицию. Покойников отвезли в морг, Донау — в госпиталь. Ранена в грудь навылет. Состояние серьезное, но опасений не внушает.
— М-м-м… — Мориарти подергал себя за подбородок и с прищуром поглядел на сверкающую под солнцем воду. — Осмелюсь предположить, что главная начальница — Макендел, так вы сказали? — сделает заявление, где особо подчеркнет, что потрясена случившимся и открестится от этих горе-охранников.
— У меня сложилось впечатление, что они клятвенно утверждают, будто идея подежурить принадлежала лишь им.
— И не исключено, что они правы. Донау поведает больше, если выживет. По крайней мере, очевидец событий… Нет, я не считаю это заурядной трущобной потасовкой! — В голосе Мориарти звучало ликование. — Я уверен, что можно отыскать основания, чтобы потребовать федерального расследования «Единства» и всех, кто имеет к нему отношение.
13
— На самом деле индейские мужчины по большей части трудились никак не меньше женщин, — заметил Странник. — Просто разделение труда у нас было выражено более четко, чем у белых, и гости лагеря видели лишь женскую часть работы.
— Но ведь мужская доля была веселее? — спросила Свобода. — Например, охота.
Она взирала на Странника с восхищением — ведь этот человек принадлежал к тем самым легендарным племенам, воочию видел освоение Дикого Запада.
Ханно раздумывал, не закурить ли трубку. Нет, лучше не стоит — Свободе дым не нравится, и по этой причине Ханно сильно урезал дневную норму; наверно, скоро она заставит его совсем бросить. Сама собой явилась брюзгливая мыслишка: почему бы ей не адресовать пару вопросиков и мне? Я ведь тоже американский пионер. Приехал на этот материк, когда здесь была сплошная дичь и глушь…
Его взгляд был устремлен за окно гостиной. Траву заливали лучи клонящегося к западу солнца. Дальше, у края газона, пестрела красными, лиловыми и золотыми красками клумба; за ней высилась сетчатая металлическая ограда, снабженная охранной сигнализацией. Где-то там, незаметный отсюда, пролег подъездной путь, по дуге отходящий от окружной дороги и ведущий к особняку сквозь березовую аллею, минуя ворота с дистанционным управлением. Зато прекрасно видна была лесная поросль, лепетавшая на ветру молодой листвой.
Очаровательное местечко, идеальное убежище от городского шума Нью-Йорка, мирное и тихое. Здесь они со Свободой смогут поглубже изучить друг друга, здесь она получше познакомится со Странником. Ханно должен вернуться в Сиэтл, к заброшенным делам. Свобода поедет вместе с ним; город ей наверняка понравится, а пригородные пейзажи приведут в восторг. Страннику придется задержаться на случай, если придет весточка от Макендел… Перестанут эти женщины когда-нибудь трястись от страха или от чего там еще?.. Свободе не терпится повидаться с Асагао и Ду Шанем… Ему, Ханно, не стоило бы даже думать о том, чтобы отпугнуть ее от Странника. В конце концов, она никому не принадлежит, и нечего ревновать — тем более между ними пока ничего серьезного…
Зазвонил телефон, и Странник умолк на полуслове.
— Продолжай, — подбодрил его Ханно. — Может, трубку и не стоит снимать.
Автоответчик громко изложил свои инструкции и подал гудок. В динамике торопливо зазвучал сбивчивый женский голос:
— Мадам Алият должна непременно переговорить с мистером Таннахиллом. Срочно! Не звоните напрямую…
Алият?! Ханно в два прыжка пересек комнату и сорвал трубку с рычага стоящего на антикварном столике аппарата.
— Алло, Таннахилл слушает! Это ты?! Но нет, в трубке зазвучал голос Макендел:
— Parlez-vous francais?* [Вы говорите по-французски? (фр.)] Что?! Сердце его упало.
— Oui*. [Да (фр.).]
Он поддерживал свой французский если не на блестящем, то на приемлемом уровне, подновляя его по мере развития языка: зачастую владение языком оказывалось весьма на руку.
— Desirez-vous parler comme-ci? Pourquoi, s'il vous plait?* [Вы что, хотите говорить по-французски? Простите, но почему? (фр.)] Она в последние десятилетия почти не практиковалась в разговорной речи и говорила медленно, запинаясь;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Это наверняка Кадок, Ханно — тот самый, кого я ограбила и пыталась убить. Он сказал, что простил мне, а девятьсот лет — срок достаточный, чтобы позабыть любые обиды, если только он все это время не растравлял себя. Надо решить, присоединяться ли к нему со товарищи; поглядеть, что они за люди, обсудить, на каких условиях мы к ним войдем, если решимся. По-моему, я распознаю мошенника или чудовище быстрее и точнее, чем мама-ло…
— Однако задача будет не из легких, Рэнди, — продолжала она. — Мне надо войти и выйти, не дав о себе знать… в общем, тем, кто следит за домом. Найду какую-нибудь маскировку. Скажем, коротко подстригусь, загримирую лицо, оденусь в мужское платье и возьму сумку с инструментами, чтобы походить на водопроводчика или электрика. Поедем на старой, простенькой машине, да еще я раздобыла нью-хемпширские номера. — Хоть «Единство» чуралось преступного мира, приходилось быть в курсе, кто, что и почем в городе. — По дороге сменим.
Почти забытое волнение взыграло в крови, заставив Алият отбросить опасения. Колоду на стол, и гори все прахом! Плевать на власти! Неужели она до сих пор в глубине души — нарушительница закона? Но стоящий перед ней парнишка будет сбит всем этим с толку.
— Извини, — завершила она. — Мы не можем позволить тебе присутствовать при переговорах, и посвятить тебя в их суть я не могу. Но я готова присягнуть, что дело это благородное.
— Не сомневался ни секунды, миссус-ло!
Ее пальцы охватили коричневую ладонь собеседника.
— Ты милый.
Сквозь дверь донесся грохот и крики.
— Эгей! Они?! Не высовывайтесь, миссус-ло! — рявкнул Касл и бросился в дальний угол. Тарарам нарастал. Выхватив из картонной коробки на полу темный металлический предмет, Касл рванулся к двери. — Держитесь, братья! Я иду!
— Нет, погоди, брось это, не надо, Рэнди…
Времени на раздумья у Алият не было. Она устремилась следом за человеком, сжимавшим в руке пистолет — оружие, запретное для простых людей.
Вдоль по коридору. Через вестибюль. Защитное стекло входной двери выбито, воздух помутнел от дыма. В вестибюле полдюжины бесчинствующих юнцов. Охранники… Двое налетчиков крепко прижали одного сторожа к стене. Где его напарник? За Алият по пятам на помощь товарищам мчались члены «Единства».
— Стоять, ублюдки! — взревел Касл, и его пистолет грохнул — предупредительный выстрел в воздух.
Один из нападавших ответил выстрелом в упор.
Касл покачнулся, заваливаясь назад, каким-то чудом ухитрился выстрелить прицельно — и рухнул. Кровь хлынула у него горлом — последнее, что заметила Алият.
Затем ее потряс удар грома.
12
Когда Стоддард позвонил, Мориарти как раз завтракал. В столовой у сенатора тоже был телефон — даже в летней резиденции, в уютном родном штате, надо быть всегда наготове; к тому же этого номера нет в телефонных книгах, что весьма помогает отделаться от нежелательных звонков.
Голос в трубке мгновенно и безоговорочно завладел его вниманием. Сенатор присвистнул, потом охнул: «Боже мой!» Наконец бросил:
— Садитесь на первый же попутный самолет, от аэропорта хватайте такси, сколько бы это ни стоило. Привезите все материалы, какие у вас есть на данный момент. Мне нужна полная картина. Речь на суде, знаете ли, предвыборные митинги… Ладно. Кажется, неплохо, а?.. Поторопитесь. Пока!
И положил трубку на рычаг.
— Что там еще? — поинтересовалась жена.
— Прости, это совершенно секретно. Гм, ты не позаботишься об отмене моих визитов на сегодня?
— Что, отказаться от приема у Гаррисонов тоже? Вспомни, кто туда придет!
— Увы, но это весьма важно. Ступай одна. Передашь мои сожаления и будешь кружить головы этим шишкам.
— Буду из кожи вон лезть.
— Ты потрясающе мила, любовь моя! — Ах, какая из нее выйдет первая леди! Но это после, после — когда судьба повернется к нему лицом. Тогда другие женщины не будут слишком уж волновать ее. — Извини, я доем и побегу. Мне надо провернуть кучу дел, а времени осталось куда меньше, чем я рассчитывал.
Правду сказать, так оно и было. Конгресс распущен на парламентские каникулы, но проблемы избирателей отдыха не знают, — а повредить своим ключевым интересам сенатор не имел права. И так уж собрание оставило ему вагон и маленькую тележку проблем, которые надо решить до выборов. Да и над послезавтрашней речью еще работать и работать. Пусть это всего лишь посвящение в студенты, но если удастся сказать нечто важное, облачив в яркие доходчивые слова, средства массовой информации могут подхватить их. Кровь из носу, надо найти крылатые слова, вроде рузвельтовского: «…единственное, перед чем мы должны испытывать страх, — это сам страх». А еще лучше, как у Джона Кеннеди: «Не спрашивай, права ли твоя страна…»
Несколько часов спустя он принял Стоддарда в своем кабинете — просторной, светлой комнате с видом на океан. На соленых волнах выплясывали солнечные блики и скользили белокрылые яхты. В отличие от вашингтонского кабинета сенатора, стены которого плотно увешаны его портретами в компании знаменитостей с их автографами, здесь имелось лишь несколько семейных портретов, написанный дочерью пейзаж да приз за верховую езду времен начальной школы. У стены стоял книжный шкаф — исключительно справочная и развлекательная литература, подобранная не на показ, а для собственных нужд.
Подняв голову от стола, он бросил:
— Привет! Садитесь, — но тут же сообразил, что держит себя чересчур бесцеремонно. — Извините. Полагаю, я нервничаю куда сильней, чем думал.
Стоддард сел в вертящееся кресло и откинулся на спинку, положив портфель на колени.
— Я тоже, сенатор. Не возражаете, если я закурю?
— Нет, — Мориарти изобразил жалобную улыбку. — Жаль, я сам не осмелюсь.
— Мы тут одни. — Стоддард протянул ему пачку.
— Нет, спасибо, — покачал головой Мориарти. — Слишком трудно было бросить. Интересно, что сказал бы Черчилль об обществе, в котором, если надеешься на высокий пост, уж и курить нельзя.
— Можно, если ты из табаководческого штата. — Стоддард чиркнул спичкой. — В противном случае приходится голосовать за щадящие цены, субсидии и экспортные льготы для табачной промышленности и одновременно призывать к борьбе с опасными наркотическими веществами.
Проклятый сукин сын! Жаль, что он так полезен. Ничего, за ерничество обойдется без выпивки.
— Давайте перейдем к деловому разговору. Много ли вам известно подробностей?
— А вам, сэр?
— После вашего звонка я прочел заметку в «Таймсе», но она оказалась не очень информативной.
— Еще бы, ничего удивительного. С виду тут ничего такого — всего лишь очередная мелкая перестрелка между обездоленными в Нью-Йорке.
— Но она имеет отношение к Таннахиллу! — вспыхнул от радости сенатор.
— Возможно, — осмотрительно поправил его Стоддард. — Мы уверены лишь в том, что в дело вовлечены члены «Единства».
Таннахилл в прошлом месяце навещал его руководительницу, а общество это довольно-таки странное. Не подпольное, а… уклончивое, что ли? Мы потратили массу времени, раскапывая информацию, а в результате может выясниться, что мы сломя голову неслись по ложному следу. Быть может, Таннахилл виделся с руководительницей по какому-то совершенно независимому поводу — скажем, с намерением написать статью. Во время инцидента он из дому и носа не показывал. Насколько мне известно, он и сейчас дома.
Мориарти усилием воли восстановил самообладание. И подумал: неужели это в самом деле нелепость? Почему я разворачиваю тяжелую артиллерию против жалкого овода?
Да потому, что инстинкт, отточенный моим призванием, подсказывает, что за этим стоит нечто большое, очень, очень большое! Распутать это дело — значит не просто заткнуть рот разбушевавшемуся реакционеришке. Оно может поднять меня до заоблачных высот. Спустя четыре года, восемь от силы, я смогу пробудить новый рассвет, так пугающий Таннахилла и его призрачных соратничков!
Он откинулся на спинку своего годами насиженного, уютного, скрипучего кожаного кресла и направил часть сознания на то, чтобы велеть мускулам одному за другим расслабиться.
— Послушайте, вы же знаете, что у меня не было времени идти в ногу с вашим расследованием. Просветите меня вкратце. Начните с самого начала. Не страшно, если я уже слышал то или другое. Я хочу, чтобы факты были выстроены в строгом порядке для последующего рассмотрения.
— Да, сэр. — Стоддард открыл портфель и вынул плотную коричневую папку. — Как вы посмотрите, если я сначала дам сжатый обзор, а уж потом перейду к частностям?
— Чудесно.
— Если помните, — сверился с записями Стоддард, — я говорил вам, что Таннахилл вновь показался в Нью-Хемпшире. С того момента за ним установлена слежка. Согласно вашей инструкции, я уведомил об этом ФБР. Агент, с которым я беседовал, был слегка озадачен.
— Он наверняка счел, что я сую нос не в свои дела, — рассмеялся Мориарти. — Но это лучше, чем заслужить упрек в скрытности. Вдобавок этим мы пустили им пчелу за шиворот. Продолжайте.
— Вскоре после возвращения — вам нужны даты, или пока нет? — вскоре после того Таннахилл отправился в Нью-Йорк, снял комнату в отеле и встретил в аэропорту Кеннеди самолет из Копенгагена. Едва пройдя таможню, молодая дама, м-м… ринулась к нему в объятия, и они дней пять просидели в отеле. Ситуация напоминала медовый месяц — прогулки, фешенебельные рестораны и прочее в том же духе. Конечно, мы ее проверили. Ее зовут Ольга Расмуссен. Гражданка Дании, но на самом деле русская беженка. В ее биографии есть нечто загадочное, но провести детальную проверку в международных масштабах затруднительно и весьма недешево. Следует ли ее проводить, решать вам. В тот же период Таннахилл посетил штаб-квартиру «Единства». Пробыл там недолго и больше с ними не общался, разве что у них имеется секретный канал связи…
Стоддард ни словом не обмолвился о том, оформлено ли прослушивание телефонных переговоров по закону, а Мориарти не стал затрагивать этот вопрос, давая ему продолжить:
— Затем они с Расмуссен отправились на север, к нему домой. С той поры находятся там. Выходят редко и не делают на людях ничего особенного. Вот только… Недавно съездили в ближайший аэропорт и привезли с собой мужчину. Сейчас он находится, видимо, на положении гостя. О нем ничего установить не удалось, помимо того, что он откуда-то с Западного побережья. Судя по виду, коренной американец.
— Какого племени? — уточнил Мориарти. — Они ведь не все на одно лицо?
— А? Ну, рослый, с орлиным носом. Таннахилл представил его бакалейщику и прочим в деревне Джоном Странником.
— Гм. Западное побережье… А что там о вчерашнем инциденте?
— Очевидно, местный наркобарон этого сектора Нью-Йорка послал своих головорезов устроить налет на жилой дом, который «Единство» ремонтирует для проживания своих членов. Похоже, наркомафия пыталась изгнать «Единство», пока оно не укоренилось на их территории. Оно для их бизнеса — как кость в горле.
Мориарти порылся в памяти.
— Может, я и слышал об этом «Единстве» до сегодняшней истории, но не уверен. Расскажите-ка мне.
— Они держатся в тени. Насколько я понимаю, по собственному желанию. Общество остается компактным, легко управляемым; стараются не высовываться. Это своеобразная организация взаимопомощи среди бедных, однако ничуть не похожая на прочие. Это не религиозная секта, хотя ей присущи элементы религии — уж церемонии во всяком случае. Это не группа самообороны, хотя члены держатся вместе, в том числе в патрулях, выходящих за рамки простого присмотра за округой. Однако, насколько всем известно, до сей поры они уклонялись от нарушения любых законов. Президент общества, верховная жрица — или как там ее титулуют — весьма таинственная женщина. Черная, по имени Коринна Макендел. У нее есть белая компаньонка Роза Донау — она-то и замешана в перестрелке. Это практически все, что нам известно о «Единстве» на данный момент.
— Расскажите о стычке, — попросил Мориарти. — В газете изложено весьма схематично.
— Боюсь, мое изложение окажется таким же. Донау занималась этим проектом, когда ворвались бандиты. У одного из «Единства» имелось огнестрельное оружие. Стороны обменялись выстрелами. Он был убит, но прежде успел уложить врага. Донау тяжело ранена.
— Субботний вечерний спецвыпуск, — кивнул Мориарти. — Пули свищут там и тут. И все-таки эти мужланы вякают про вторую поправку к конституции… Продолжайте. Были еще жертвы?
— Двое невооруженных ночных охранников были изувечены. Там же находилось еще несколько мужчин из «Единства», но у них были лишь дубинки — ну и пара ножей разрешенного типа.
— Скверно. Никто из них не ранен?
— Нет, их даже не зацепило. После нескольких выстрелов атакующие разбежались. Очевидно, они не ожидали встретить такое сопротивление. Я полагаю, их прицел был на вандализм и разрушение. Люди «Единства» вызвали полицию. Покойников отвезли в морг, Донау — в госпиталь. Ранена в грудь навылет. Состояние серьезное, но опасений не внушает.
— М-м-м… — Мориарти подергал себя за подбородок и с прищуром поглядел на сверкающую под солнцем воду. — Осмелюсь предположить, что главная начальница — Макендел, так вы сказали? — сделает заявление, где особо подчеркнет, что потрясена случившимся и открестится от этих горе-охранников.
— У меня сложилось впечатление, что они клятвенно утверждают, будто идея подежурить принадлежала лишь им.
— И не исключено, что они правы. Донау поведает больше, если выживет. По крайней мере, очевидец событий… Нет, я не считаю это заурядной трущобной потасовкой! — В голосе Мориарти звучало ликование. — Я уверен, что можно отыскать основания, чтобы потребовать федерального расследования «Единства» и всех, кто имеет к нему отношение.
13
— На самом деле индейские мужчины по большей части трудились никак не меньше женщин, — заметил Странник. — Просто разделение труда у нас было выражено более четко, чем у белых, и гости лагеря видели лишь женскую часть работы.
— Но ведь мужская доля была веселее? — спросила Свобода. — Например, охота.
Она взирала на Странника с восхищением — ведь этот человек принадлежал к тем самым легендарным племенам, воочию видел освоение Дикого Запада.
Ханно раздумывал, не закурить ли трубку. Нет, лучше не стоит — Свободе дым не нравится, и по этой причине Ханно сильно урезал дневную норму; наверно, скоро она заставит его совсем бросить. Сама собой явилась брюзгливая мыслишка: почему бы ей не адресовать пару вопросиков и мне? Я ведь тоже американский пионер. Приехал на этот материк, когда здесь была сплошная дичь и глушь…
Его взгляд был устремлен за окно гостиной. Траву заливали лучи клонящегося к западу солнца. Дальше, у края газона, пестрела красными, лиловыми и золотыми красками клумба; за ней высилась сетчатая металлическая ограда, снабженная охранной сигнализацией. Где-то там, незаметный отсюда, пролег подъездной путь, по дуге отходящий от окружной дороги и ведущий к особняку сквозь березовую аллею, минуя ворота с дистанционным управлением. Зато прекрасно видна была лесная поросль, лепетавшая на ветру молодой листвой.
Очаровательное местечко, идеальное убежище от городского шума Нью-Йорка, мирное и тихое. Здесь они со Свободой смогут поглубже изучить друг друга, здесь она получше познакомится со Странником. Ханно должен вернуться в Сиэтл, к заброшенным делам. Свобода поедет вместе с ним; город ей наверняка понравится, а пригородные пейзажи приведут в восторг. Страннику придется задержаться на случай, если придет весточка от Макендел… Перестанут эти женщины когда-нибудь трястись от страха или от чего там еще?.. Свободе не терпится повидаться с Асагао и Ду Шанем… Ему, Ханно, не стоило бы даже думать о том, чтобы отпугнуть ее от Странника. В конце концов, она никому не принадлежит, и нечего ревновать — тем более между ними пока ничего серьезного…
Зазвонил телефон, и Странник умолк на полуслове.
— Продолжай, — подбодрил его Ханно. — Может, трубку и не стоит снимать.
Автоответчик громко изложил свои инструкции и подал гудок. В динамике торопливо зазвучал сбивчивый женский голос:
— Мадам Алият должна непременно переговорить с мистером Таннахиллом. Срочно! Не звоните напрямую…
Алият?! Ханно в два прыжка пересек комнату и сорвал трубку с рычага стоящего на антикварном столике аппарата.
— Алло, Таннахилл слушает! Это ты?! Но нет, в трубке зазвучал голос Макендел:
— Parlez-vous francais?* [Вы говорите по-французски? (фр.)] Что?! Сердце его упало.
— Oui*. [Да (фр.).]
Он поддерживал свой французский если не на блестящем, то на приемлемом уровне, подновляя его по мере развития языка: зачастую владение языком оказывалось весьма на руку.
— Desirez-vous parler comme-ci? Pourquoi, s'il vous plait?* [Вы что, хотите говорить по-французски? Простите, но почему? (фр.)] Она в последние десятилетия почти не практиковалась в разговорной речи и говорила медленно, запинаясь;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75