Молли отложила свою поездку во Флориду до весны, а Джон, узнав об этом, провел рождественские праздники с Бартом, чтобы тот не требовал его приезда на весенние каникулы. Все Рождество Молли изучала профессию сиделки. Ей объяснили, как надо обтирать бабушку губкой, не допуская при этом никаких грешных мыслей о том, насколько безобразно ее старое изможденное тело с торчащими из-под пожелтевшей кожи ребрами и одними сосками без грудей. Маргарет – это ее бедная добрая старая бабуля, которую она должна нежно любить; старушка за всю жизнь не сделала ничего дурного, и Молли не следует доводить себя до такого состояния, когда один лишь запах лекарств в комнате бабушки вызывает приступы тошноты еще до того, как она откроет дверь.Вернуться в школу Молли, конечно же, не могла, Бедная Маргарет может отойти в любую минуту, говорила мать. Директриса школы мисс Саммерфилд сочла, что Молли далеко продвинулась в учебе и, если она пропустит несколько недель, то это ей не повредит, «так что пусть девочка остается дома столько, сколько нужно». В январе врачи выражали легкое удивление, что Маргарет все еще жива, в феврале перешедшее в изумление. «Несомненно, у этой женщины колоссальная воля к жизни, – сказал один молодой усталый врач, когда, спускаясь по лестнице из ее комнаты, услышал звон обеденного колокольчика, – наверное, она прожила богатую жизнь».В конце февраля Маргарет все еще не умерла, изможденная до нелепости, не в состоянии поднять тяжелый колокольчик, но живая, с ярко блестящими холодными глазами. Хелен считала, что Молли, может быть, в этом году вообще не стоит возвращаться в школу, поскольку в ее помощи так нуждались дома, однако, ко всеобщему удивлению, старая Маргарет сама приняла решение. Еле слышным голосом она сказала, что пусть внучка едет; не стоит мешать девочке закончить школу из-за чьей-то болезни.Второго марта Молли вернулась в Брайервуд Мэнор и, как ни странно, приехала туда чуть ли не с чувством любви к этому месту. Правда, всего неделю спустя Маргарет умерла, и Молли снова пришлось ехать домой.Похороны получились красивые, с речью выступили все подруги Хелен. Гроб обошелся в четыре тысячи долларов и был снабжен гарантией, что сохранится вечно. «Служащий похоронного бюро так хорошо сделал Маргарет лицо, – говорили подруги, – оно выглядит так естественно».Бедная Хелен откладывала захоронение Маргарет. Она не могла представить себе, сказала она, что мамы не будет рядом. Три дня старая леди лежала в пышном убранстве в специальном зале похоронного бюро, а члены семьи несли по очереди вахту, чтобы у всех знакомых была возможность отдать покойной последний долг, и, включая всех местных «дочерей американской революции», приходило довольно много народу. Однако подолгу в комнате, где стоял гроб, никто не оставался, и Молли не хватало терпения сидеть там на стуле с прямой спинкой в ожидании посетителей. Наконец, Маргарет оставили покоиться на кладбище и поставили над ее могилой огромную мраморную башню, символизирующую высокие стремления человечества или что-то в этом роде, она была намного выше любого другого надгробия поблизости, таким образом присуждая Маргарет окончательную победу над соседями.Молли снова приступила к занятиям. После всех событий она находилась в состоянии оцепенения, и ей трудно было представить предстоящие каникулы с отцом и Джоном. Целых две недели, которые предстояло провести с Джоном, должны внести определенность, нравится она ему или нет, думала она и в панике рисовала себе картины, как все время говорит и старается вести себя спокойно. На этом все их отношения закончатся, предполагала она, и скоро не будет даже его писем, которые она так всегда ждет. Измученной до предела Молли постоянно хотелось плакать. Глава 22 Мысль о том, что Молли проведет две недели с Кеном, ужасала Хелен. Уже давно Хелен преувеличивала все недостатки Кена, действительные и мнимые, и в ее памяти он всплывал в облике великана-людоеда. Он, как там ни крути, законченный прелюбодей, и, хотя она старалась не думать об этом, ей часто представлялось, как он и эта женщина, на которой он женился, целый день ничего не делают, а только лежат и занимаются любовью. Посылать в такую атмосферу юную невинную девушку уже плохо само по себе, но самое страшное, у этой женщины есть сын, который, наверное, тоже будет там, под одной крышей с Молли, и один Бог знает, что могут позволить молодым людям эта женщина и Кен, к чему побудить. Мысленно Хелен обыгрывала все варианты, рисуемые ее больным воображением. Она не могла понять, почему, в самом деле, закон позволяет Молли навещать отца даже после предъявления всех фактов, изученных судом. Мало того, судья настаивал на разрешении, позволявшем Молли жить с отцом, если она пожелает, целый месяц в году, а адвокат сказал Хелен, что, если она попытается этому воспрепятствовать, Кен может прекратить выплату алиментов. У Хелен возникло такое ощущение, словно все полицейские мира набросились на нее с судебными предписаниями сдать свою чистую дочь в бордель.По мере приближения отъезда Молли у Хелен развилась бессонница. Брюс, ее стареющий отец, много кашлял; ночами, лежа в постели, она слушала этот кашель и начинала надеяться – не признаваясь себе в этом, – что ему станет хуже и Молли придется вернуться домой, чтобы ухаживать за ним. Суд, конечно, не стал бы возражать, чтобы девочка приехала домой в такой критической ситуации, когда болен ее дедушка, может, даже умирает из-за сердечного приступа, вызванного смертью любимой жены.В ожидании отъезда во Флориду Сильвия часто испытывала недоброе предчувствие, что что-то помешает поездке, а если и не помешает, то все это закончится какой-нибудь катастрофой. Она твердо знала, что наказание ее еще не закончено и отпущение грехов наступит лишь после того, как произойдет нечто ужасное. Ей овладело искушение просить прощения у всех, у кого только можно, чтобы отвратить удар. Однажды посреди ночи она написала Барту длинное письмо, извиняясь, что вышла за него без любви; теперь она поняла, что многие его несчастья случились из-за нее. Наутро письмо она разорвала, но выкинуть из головы мысль о своей вине не могла. В одном из ее кошмарных снов Джон и Молли утонули вместе, находясь во Флориде. Они поплыли на лодке, как делали это давным-давно, еще детьми, но на этот раз не вернулись. После этого сна Сильвия проснулась вся в слезах. Кену потребовалось приложить немало усилий, чтобы успокоить ее, и он поразился, когда она призналась в подсознательном желании, чтобы дети не приезжали на пасхальные каникулы, потому что она очень за них боится.В начале марта Кен и Сильвия перебрались с маленькой фермы, купленной ими в Коннектикуте, во Флориду. Когда они проезжали мимо старого мотеля, который Кен приобрел для нее, Сильвия отвернулась; она была рада, что он решил его продать. Закрытое на время заведение выглядело мрачно. Сильвия вспомнила, как она, управляя мотелем, принимала явно не супружеские пары, и у нее появилось ощущение, что она выполняла роль содержательницы дома свиданий.Несмотря на все свои дурные предчувствия Сильвия усиленно готовилась к приезду детей. За неделю до назначенного времени их прибытия комната Молли наверху и комната Джона на первом этаже сияли чистотой, постели были застелены новыми одеялами и покрывалами, а на окнах висели новые занавески. «Их приезд должен стать началом иной жизни для всех», – сказала себе Сильвия. Самое время обновить все, что можно: коврики на полу, полотенца, постельное белье. Молли ожидали третьего апреля, а Джона – через четыре дня, в начале его каникул.С двадцать пятого марта Сильвия трудилась на кухне, помогая повару готовить блюда для праздничного стола, которые должны были дожидаться своего часа в морозилке. Она сделала восемь вишневых пирогов, так любимых Джоном, дюжину пирожных с шоколадной начинкой, которые, как сказал Кен, нравились Молли, накупила уток, больших кусков ростбифа, много вырезки – столько пищи, улыбаясь говорил Кен, что им хватило бы на год.Еще Сильвия запаслась ящиками с кока-колой и имбирным элем, лишь потом сообразив, что Джону уже исполнилось восемнадцать, а Молли – семнадцать – может, они захотят чего-нибудь покрепче? Эта мысль тревожила ее, и она спросила Кена, стоит ли предлагать детям спиртное.– Если попросят, – сказал он. – Сам бы я не стал предлагать. Сориентируемся по обстановке.В день приезда Молли Сильвия заказала цветы почти во все комнаты дома. Она попросила прислать сирень, розы и все, что цветет в эту весеннюю пору. Когда Кен спросил с улыбкой: «Кого ты собираешься хоронить?», она набросилась на него как ураган и закричала в ответ:– Не говори таких вещей! Прошу тебя! Сплюнь через плечо!Последние дни Сильвия очень переживала, возможно ли действительное примирение с детьми или их визит остается просто холодной данью вежливости? В глубине души Сильвия опасалась, что Тодд Хаспер говорил с Джоном; нет, она была даже уверена, зная, что за человек Хаспер. Ночью, размышляя об этом, она закрывала лицо руками; этот жест стал для нее привычным – часто она так и засыпала. «Я должна помнить, что даже молодежь бывает снисходительной, – думала она, – по крайней мере я буду об этом молиться». Странно, но она даже представить себе не может разговор с Джоном о вещах, которые, по всей вероятности, сообщил ему Хаспер. На такие темы мать с сыном говорить не может. «Понимание и прощение, если они и придут, не могут родиться из объяснений, – думала Сильвия, – но даже если бы они и смогли обсуждать такие вещи, что бы она ему сказала?»Встреча Кена с Молли беспокоила ее не меньше, чем собственное примирение с Джоном. «Этот взрослый мужчина ведет себя, как ребенок в ожидании Нового года, думала она. – Он, кажется, надеется, что дочь сразу же бросится к нему в объятия, словно они были разделены только расстоянием».– Ты не очень-то надейся, – сказала она ему. – Может статься, ты будешь разочарован.– Почему ты это говоришь?– Не знаю. У меня предчувствие…Сердце ее упало, когда 30 марта вечером зазвонил телефон; не поднимая трубки, она уже знала: что-то случилось и встреча с детьми под угрозой. Ее не удивило, когда телефонистка междугородней линии сообщила, что мистера Кеннета Джоргенсона вызывают из Буффало, и выражение его лица, когда он взял трубку, было странным.– Алло, – произнес Кен. – Кто это?Впервые в жизни Сильвия услышала нотки испуга в его низком голосе.– Это я! – ответила Хелен, пронзительно высоким тоном, не веря в свою собственную смелость и испытывая страх из-за неожиданного решения, которое приняла среди ночи.– Хелен? Что случилось?– Папа! Бедный папа.– Он умер?– Нет, но он так болен, что боюсь, Молли не сможет поехать на юг. Нам нужна ее помощь здесь.– Ладно, хватит! – голос Кена вдруг зазвучал громче, словно мог свободно достичь Буффало без помощи телефона. – Не принимай меня за идиота!– Не понимаю, о чем ты говоришь! У него бронхит, страшный кашель, а доктор сказал, что человеку в его возрасте…– Найми сиделку.– Послушай, он может умереть в ее отсутствие, она никогда себе этого не простит.Наступила пауза; Кен сжимал и разжимал кулак свободной руки.– Какая у него температура? – спросил он внезапно. – Только правду, – я все равно позвоню доктору.– Дело не в температуре, у него такие плохие легкие, а в его возрасте…– Хелен, вот что я тебе скажу! Брось валять дурочку и немедленно отпусти Молли, или я устрою такое, что тебе даже не снилось. Не получишь от меня ни цента, пока не образумишься. Я натравлю на тебя всех нью-йоркских адвокатов.– Положение критическое… – тихо проговорила Хелен.– Ты лучше заготовь письменное свидетельство врачей, чтобы доказать это в суде!– Молли могла бы приехать в другой раз…– Я хочу, чтобы она приехала сейчас.– Она сама не хочет ехать. Не буду же я заставлять ребенка!– Она дома?– Нет, в школе. Я только что с ней разговаривала.– Я позвоню ей утром.В эту ночь Кен почти не спал. На следующее утро в десять он позвонил в Брайервуд Мэнор. Пришлось долго дожидаться, пока Молли подозвали к телефону.– Алло? – вдруг услышал Кен в трубке ее голос, далекий и робкий.– Молли, детка, ты расстроишь меня ужасно, если не сможешь приехать на каникулы, – сказал Кен; Сильвия поразилась, услышав ноты мольбы в его голосе. «Если Молли не приедет, могу поспорить, Джон тоже не появится здесь, – подумала она, – ведь он приезжает повидаться с ней, а не с нами. В конечном итоге вообще никто не приедет», – думала Сильвия, прислушиваясь к печальному голосу Кена, разочарование в ее душе столкнулось с чувством облегчения.– Но ты хочешь приехать? – все повторял Кен. – Хочешь?После некоторого молчания он сказал:– Не плачь! Не плачь! Ну, пожалуйста, приезжай к нам! Мы нужны друг другу!Трубку он положил не сразу. Лицо его блестело от пота.– Она приедет, – произнес он.Сильвия промолчала. Она снова испытала страх, и ей стало казаться, что лучше, намного лучше, если бы все отменилось. «Ты не должен был умолять ее», – хотела сказать она, но это слишком бы его обидело. Весь день Сильвия ждала, что телефон зазвонит снова, но тот молчал.Самолет Молли прибывал на следующий день в пять часов. Не то, чтобы Карла безумно радовалась приезду «новой старшей сестры», она ушла на целый день к подругам. Кен настоял, чтобы они выехали из дома в четыре, хотя до аэропорта было всего десять минут.– Иногда самолеты садятся раньше, – сказал он, – особенно при попутном ветре, а сегодня дует сильный северный ветер.Не находя себе места, он ходил взад и вперед по залу ожидания, одетый в свой лучший льняной костюм с аккуратно сложенным платком, торчащим из нагрудного кармана, и в новом голубом галстуке, который так нравился Молли. Сильвия сидела, сложив руки на коленях и согнувшись, словно монашенка в церкви. Когда объявили о прибытии самолета, ей пришлось бежать, чтобы не отстать от Кена, устремившегося к нужному выходу. Он стоял за веревочным ограждением посреди кучки людей и напряженно вглядывался в открывающуюся дверцу самолета. Подали трап, и вышла девушка, но это оказалась стюардесса. За ней появился толстый мужчина с чемоданчиком, потом женщина с ребенком на руках. Процессии выходящих людей, казалось, не будет конца; трудно было себе представить, что самолет вмещает столько народу. Молли вышла последней.– Вон она! – прокричал Кен так, что слова долетели до самолета. Вырвавшись из толпы встречающих, он перепрыгнул через веревку и побежал ей навстречу. Она стояла на платформе наверху трапа у выхода из самолета; придерживая рукой шляпку на голове, стройная девушка в синем пальто, она смутилась, когда громадный мужчина подбежал к ней, громыхая по ступеням, и стиснул ее в объятиях. «Нет, нет, он не должен делать этого, – думала Сильвия, – с подобным нельзя спешить», – но высказать не успела. Кен подошел к Сильвии, настолько переполненный радостью при виде дочери, что даже не заметил напряженного взгляда на лице Молли, ее испуганных недоумевающих глаз.– Вот она! – произнес он победоносно. – Она выросла и стала просто красавица, ты не находишь?– Здравствуй, Молли, – тихо сказала Сильвия и протянула руку, вдруг испугавшись, что Молли станет увертываться, если она попытается ее поцеловать. «Боже мой, а вдруг она все знает обо мне», – в страхе подумала Сильвия и чуть было не отдернула руку, когда Молли пожала ее и застенчиво произнесла:– Здравствуйте, миссис…Молли внезапно замолчала, потому что хотела было сказать «Хантер»; «миссис Джоргенсон» она вымолвить не могла, «мама», конечно, тоже, да и «Сильвия» прозвучало бы неправильно, фамильярно или как-нибудь не так. Они втроем пошли к машине, и Кен повез их домой, с воодушевлением рассказывая о чудесных вещах, ожидающих их впереди, теперь, когда они снова все будут вместе.– Во вторник приезжает Джон, – сказал Кен с некоторым лукавством в голосе.– Это хорошо, – ответила Молли, пытаясь придать своим словам интонацию непринужденной вежливости, но получилось так, словно сообщение ее совершенно не интересовало.Кен бросил на нее внимательный взгляд и только сейчас заметил, какая она бледная и как напряженно держится.– Ты хорошо себя чувствуешь, малыш? – спросил он.– Да, – ответила она.Когда они вошли в гостиную, Молли подошла к зеркалу, рядом с которым стояла ваза с сиренью, и медленно сняла шляпку.– Если вы не возражаете, я хотела бы немного отдохнуть перед ужином, – произнесла она своим мягким голосом. – Перелет был довольно тяжелый.– Конечно! – одновременно отреагировали Кен и Сильвия.После того, как она ушла наверх, Кен в беспокойстве стал вышагивать по гостиной.– Естественно, поначалу она стесняется, – рассуждал он. – Давай выпьем по коктейлю, сегодня я не прочь пропустить один-другой.Сильвия смешала два мартини. Спустившись к ужину, Молли взглянула на стаканы, стоявшие на столике, и спросила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28