А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Маленький Джек сидел напротив Питера, его внимание было поглощено пылинками, танцующими в узком луче света. Он то и дело поднимал вверх пухлый пальчик и следил за движением пылинок. Это напомнило Питеру рассказ доктора Дайера о темной материи.Когда Ханна и кухонная прислуга, девочка лет двенадцати-тринадцати, внесли свежие булочки, сестры Бинг потребовали, чтобы им сказали, где будет жить мистер Сеймур. Ханна ответила, что он будет жить здесь, в Бэслоу-Холле, пока не будет готов Хоторн-Коттедж.Тут наконец заговорил Сидни.– Не понимаю, почему девочек так интересует мистер Сеймур. Он ведь не джентльмен. На самом деле он чуть больше, чем слуга. Папа говорит, что люди нашего уровня должны избегать лишних контактов с нашими… с теми, кто ниже нас по положению.Если бы одна из старших девочек, вспыхнув от смущения, не воскликнула: «Сидни!» – Питер не увидел бы, что Сидни смотрит в упор на него. Неужели Сидни считает Гидеона и Питера недостойными достопочтенного семейства Бинг?Питер сразу не смог сообразить, что на это ответить, а Сидни уже бросил салфетку и извинился, выходя из-за стола.– Оставляю вас этим леди, сэр, – сказал он, резко кивнув Питеру.«Что он о себе воображает? – подумал Питер. – И почему говорит так, будто у него во рту мячик для пинг-понга? Я не сяду рядом с ним во время поездки в Лондон».– Пожалуйста, не обращайте внимания на нашего брата, – сказала одна из девочек Питеру. – Когда папа бывает в отъезде, Сидни считает себя главным мужчиной в доме. – Сидни всегда ужасно важничает, – добавила другая, – дома папа или нет.На нее зашикали сестры.– Я уверен, что Сидни не хотел сказать ничего плохого, – слукавил Питер.Ему стало неуютно среди этих людей восемнадцатого века. Кэйт до сих пор не появлялась. Тут открылась дверь, быстро вошла Ханна и повела девочек на урок к гувернантке.– Вы можете спокойно заканчивать завтрак, мастер Питер, – сказала Ханна. – Маленький Джек составит вам компанию, пока не появится мистрис Кэйт. Мы перерыли весь дом в поисках корсета, который пришелся бы ей впору.– Что такое корсет? – спросил Питер Джека, когда Ханна ушла.Джек захихикал и спрятал лицо за салфеткой.Когда вошла Кэйт, Питер и Джек сидели за столом и кидали хлебные катышки в кувшин из-под молока. Дети двадцать первого века взглянули друг на друга и прыснули от смеха.– Смотри, – сказал Питер, – они не нашли туфли моего размера, пришлось при белых чулках и бриджах надеть кроссовки. Глупо, правда?Кэйт приподняла длинную юбку, под ней тоже были кроссовки. Питер покатился со смеху.– Лакей спрашивал, что значит странное слово «кроссовки». Он предположил, что их носят в наказание.– И что ты ответил?– Я сказал, что он угадал – плохие дети в нашей семье должны носить такую обувь, чтобы тренироваться и стать хорошими.– Не смеши, а то задохнусь! – Кэйт вздохнула. – На меня напялили какую-то кожаную штуку и затянули ее шнурками на спине. Мне кажется, у меня ребра сломаются.– А, вот что такое корсет.– Откуда ты знаешь, как это называется? – удивилась Кэйт.– О, это всем известно, – усмехнулся Питер.– Тут есть зеркало? – спросила Кэйт. – Интересно, как я выгляжу.Она осмотрела комнату и увидела над камином большое зеркало в позолоченной раме. Когда она подтащила стул, чтобы встать на него, Джек пронзительным голосом заявил:– Вы выглядите очаровательно, моя дорогая.– Так твой папа говорит твоей маме? – спросила Кэйт, стараясь быть серьезной.– Да, – и тут личико Джека сморщилось, и он заплакал. – Я хочу, чтобы папа вернулся домой, – всхлипывал Джек.Кэйт обняла его за плечи:– Я тебя понимаю.– Сколько тебе лет, Джек? – спросил Питер.– Пять. Я очень болен.– Да ну? – удивился Питер. – Ты вовсе не выглядишь больным.Джек схватил руку Питера и приложил к своей шее. Там и вправду была небольшая припухлость.– А что, это болит?– Нет.– Ну, уже хорошо, – подбодрил Питер. Взобравшись на стул, Кэйт придерживала юбку и старалась удержать равновесие, пока изучала свое отражение. Ее одели в платье из мягкого зеленого шелка. На лифе, окаймленном кружевами цвета слоновой кости, вышиты розовые розочки. Волосы высоко подняты, концы прядей завиты в локоны и тщательно уложены вокруг лица. Прекрасно!– Жаль, фотоаппарата нет – показать бы это маме, она всегда пытается заставить меня носить платья, – голос Кэйт сорвался. – Как ты думаешь, мы когда-нибудь…– Ты увидишь маму, – быстро сказал Питер. – Мы найдем путь обратно.Питеру не хотелось, чтобы Кэйт плакала. Кэйт кивнула и постаралась улыбнуться.– Тебе тоже не хватает твоих родных.– Да… но у моих мамы и папы всегда какие-то дела.– Но ты же не чувствуешь себя одиноким? – спросила Кэйт.– Я… могу и сам о себе позаботиться.
* * *
– Я разговаривал с вашей гувернанткой, мисс Стейн, – сказал детектив инспектор Уилер. – Она сказала, что Питер был очень расстроен в утро исчезновения.Инспектор встретился с родителями Питера в отеле «Павлин» за ланчем. Это была его ошибка: испытывая зверский голод, он мог съесть свой стейк с картошкой, поскольку мистер и миссис Скокк отодвинули свои тарелки, даже не прикоснувшись к еде.– Вы мне очень помогли бы, если бы припомнили свою ссору с сыном. Учитывая то, что сказала мисс Стейн, я думаю, мы должны обсудить возможность побега Питера.Миссис Скокк с тревогой посмотрела на мужа.– Что за ссора? – спросила она. – В чем дело?Отец Питера сжал челюсти, стараясь сохранить спокойствие.– У меня была встреча, которую я не мог отменить. И я… снова перенес празднование дня рождения Питера. Ему это не понравилось. Он сказал, что ненавидит меня… Не надо так на меня смотреть! Если бы не твоя работа в Лос-Анджелесе, ничего этого не случилось бы!Миссис Скокк уронила руки на колени, опустила голову и закрыла глаза. И тогда муж накрыл ее руки своими.– Я не то сказал. Прости. Я сам во всем виноват.Миссис Скокк покачала головой и посмотрела на инспектора Уилера.– Я знаю своего сына, – сказала она. – И не верю, что Питер мог сбежать. Он бывает злым, как и его отец, но быстро остывает и жалеет о своих поступках. Но он не мог сбежать. Это не в его характере. Я в это не верю.
* * *
После ланча миссис Бинг пригласила Питера и Кэйт в сад. Она объяснила, что у них существует семейная традиция – сажать дерево в честь рождения каждого из детей.Трехмесячный Александр Бинг наблюдал за церемонией, сидя на руках у няни. Два садовника удерживали на весу небольшое вечнозеленое дерево, пока все дети бросали по комку земли в приготовленную для деревца ямку.– Полковник попросил мистера Пауэлла из Холборна прислать нам это дерево. Я никогда не видела ливанского кедра, но мистер Пауэлл заверил полковника в долговечности и величественности этих деревьев. Он гарантирует, что дерево переживет всех нас.– Да, – задумчиво сказала Кэйт. – Через сотни лет дети все еще будут играть в тени его прекрасных раскидистых ветвей. Они будут есть свои завтраки, прислонившись спиной к его массивному стволу. И если не испугаются быть пойманными, даже вырежут на его коре свои инициалы. Я живо вижу эту картину.– Славная речь, мистрис Кэйт, спасибо, – сказала миссис Бинг. – А теперь я должна закончить приготовления к вашему завтрашнему путешествию. Ханна нашла вам одежду для смены, чтобы взять с собой в Лондон. Я предлагаю вам сегодня отдохнуть в саду – ваше путешествие будет долгим и не очень комфортабельным.Когда миссис Бинг возвращалась в дом, дети увидели идущего к ней Гидеона. Сняв свою треуголку и низко поклонившись, он сосредоточенно что-то сосредоточенно говорил миссис Бинг. Она внимательно слушала. Гидеона не было слышно, потому что тот стоял спиной к детям, но ветер доносил до них ясный, звучный голос миссис Бинг.– Ах, какая неудача, мистер Сеймур. Скоро сбор урожая, и я рассчитывала на вашу помощь. А нельзя ли отложить ваше дело?Гидеон покачал головой и снова заговорил.– Тогда, разумеется, вы должны ехать. Я была бы не я, если бы посоветовала вам обратное. Поторопитесь и возвращайтесь как можно скорее.Гидеон поцеловал ее руку.– По крайней мере, – сказала миссис Бинг, – мне теперь будет спокойней, поскольку еще один мужчина будет сопровождать наших путешественников. Я так нервничаю из-за всех этих разговоров о разбойниках. Преподобный Ледбьюри – храбрый, как лев, но мне совсем не хотелось бы проверять его храбрость пистолетами разбойников с большой дороги. Ведь Сидни, несмотря на его важничание, все еще ребенок.Миссис Бинг вошла в дом, а Гидеон направился к Питеру и Кэйт. Он всегда казался спокойным, и даже когда спешил, по его виду нельзя было этого заметить.– Я не виноват, что подслушал, – выпалил Питер. – Вы едете с нами в Лондон?– Да, похоже, мы еще раз последуем одной дорогой. Миссис Бинг довольна, что я буду вас сопровождать.– Да! – Питер сделал выпад кулаком в воздух.– Ура! – воскликнула Кэйт. Гидеон выглядел очень довольным.– Я счастлив, что буду путешествовать вместе с вами. У меня в Лондоне дела. Мистрис Кэйт, вы выздоровели?– Да, я чувствую себя гораздо лучше, спасибо.– Ну и хорошо. Платье миссис Бинг вам очень идет. А ты, Питер… я с трудом тебя узнал. Ты выглядишь совершенным джентльменом, хотя пара приличных ботинок улучшила бы картину!– Я рад это слышать, потому что за завтраком Сидни, в сущности, сказал, что я не достоин сидеть с ним за одним столом.Гидеон рассмеялся.– Бинги – старый, уважаемый род, однако их не бывает в списке гостей половины знатных семейств. Поэтому вполне понятно, что старший сын получает удовольствие, утверждая свое превосходство при любой возможности.– Значит, и вы не считаете меня джентльменом? – Питер почувствовал смутное раздражение.Глаза Гидеона сверкнули, и он сдержанно ответил:– Джентльмен тогда джентльмен, когда он поступает, как джентльмен. Скоро мы все узнаем…– Гидеон, – перебила его Кэйт, – а кто этот Дегтярник, которого нам нужно разыскать в Лондоне?Улыбка сошла с лица Гидеона, он вздохнул. Было очевидно, что от одного упоминания имени Дегтярника у него испортилось настроение.– Он – плохой человек. Но это вы и сами поймете. Его боится каждый, кто знает, и на это есть свои причины. Он – прихвостень… могущественного человека. Если ему нужно кого-то найти, он обязательно найдет. И у него есть привычка немножко поиграть с тем, кого он нашел, как кот играет с мышью… Дегтярник очень упрямый. Господи, до чего же он упрямый! Начав какое-то дело, он всегда доводит его до конца. Вам следует быть осторожнее с ним. И не пытайтесь его перехитрить.– Как все это ужасно! – воскликнула Кэйт. – И такого человека мы будем разыскивать? А если у нас нет того, чего он захочет? Что нам тогда делать? Ой, как все плохо!– Только подумаю о нем – и у меня мурашки по коже, – признался Питер. – Мне вовсе не хочется снова с ним встречаться.– Я хорошо знаю его жизнь, – сказал Гидеон. – Нет ничего удивительного, что он зол на весь мир.– А почему? Что с ним случилось?– В такой славный солнечный денек не хочется рассказывать эту жуткую историю.– Нет, расскажите! – воскликнул Питер. Гидеон противился, но Кэйт, которая и сама была весьма упрямой, убедила его, что лучше знать правду, не то их воображение разыграется, и по ночам их будут мучить кошмары.Все трое уселись на траву у живой изгороди, и Гидеон рассказал историю Дегтярника.Дегтярник жил в маленькой деревне. Он был старшим в семье, и жизнь у него была нелегкой. В те дни его звали – Натаниель. Он был еще совсем маленьким, когда умер отец. Деньги зарабатывала только его мать, искусная вязальщица. Натаниель обычно был предоставлен самому себе и почти всегда хотел есть. Вскоре он начал воровать еду и к тому времени, когда стал подростком, уже был мелким воришкой. Он не жадничал, был весьма ловким и осторожным, старался, чтобы его не поймали: здесь – несколько пенни, там – старый пиджак, укутаться от холода, тут – цыпленок на обед, но его угрюмый вид настраивал людей против него.Однажды январской ночью на окраине деревни кто-то напал на прохожего, избил, ограбил и бросил умирать несчастного. Когда пострадавший очнулся, он обвинил в преступлении Натаниеля. Тот клялся, что никогда в жизни не встречал этого человека. Однако, несмотря на отсутствие свидетелей, Натаниеля посчитали виновным и приговорили к повешению. Ни его мать, ни братья и сестры, боясь публичного стыда и вида страданий близкого человека, при казни не присутствовали. Натаниель встретил самый страшный момент своей жизни в полном одиночестве. Тогда ему едва исполнилось четырнадцать лет.Юношу вешали в холодный январский день. Замерзший палач не стал ждать положенные тридцать минут, чтобы обрезать веревку и опустить на землю казненного. Тело Натаниеля по обычаю накрыли пропитанной дегтем тканью и привязали к столбу на окраине деревни, в поле, в назидание дурным людям.На другой стороне поля, в освещенном свечами зале, плясали и веселились деревенские жители. На улице дул злой холодный ветер, в окна хлестал дождь. Уставший фермер, возвращавшийся с рынка, проезжал на лошади мимо Натаниеля и услышал стон. Фермер всмотрелся в темноту, увидел омерзительное грязное создание, качающееся на сильном ветру, и завизжал от страха. Больше всего ему хотелось поскорее уехать, но он решил, что должен хотя бы обрезать веревки и опустить негодяя на землю. Так он и поступил. Натаниель соскользнул вниз, а фермер в страхе помчался домой.Почти без сознания и полуослепший от дегтя, Натаниель ухитрился подняться на ноги. Шагая на свет свечей и топот танцующих, он пересек поле и ввалился в зал. Музыка и разговоры мгновенно стихли. Раздались вздохи и крики, а потом наступила тишина. Сквозь слезы Натаниель увидел испуганных жителей деревни, которых он знал всю жизнь, но теперь они пятились от него с выражением ужаса и отвращения на лицах. Шея Натаниеля чудесным образом не сломалась, но была жестоко изуродована, и потому голова его неестественно клонилась набок. Ему было неимоверно трудно говорить, но он все-таки пытался что-то сказать. Он подошел к своим соседям, но ни одна живая душа не пожелала прийти ему на помощь. Вскоре собравшиеся со всех ног бежали в зимнюю ночь, прочь от появившегося с того света чудовища. Оставшись в одиночестве, Натаниель завыл, в полной мере осознав, как жесток мир.Когда Гидеон окончил свой рассказ, дети некоторое время задумчиво молчали, даже в этот теплый солнечный день их пробирала дрожь.– Вот почему, – в заключение сказал Гидеон, – его зовут Дегтярник. Он не ведает страха, поскольку лицом к лицу повстречался с самым худшим, с чем может встретиться человек, и все-таки выжил. Он никого не боится, и никого не жалеет. Ему не знакомо сострадание. Мне не хотелось бы вспоминать его поступки. Сердца многих негодяев не такие уж черные, но его сердце похоронено так глубоко, что вряд ли когда-нибудь о нем кто-то узнает. Остерегайтесь его, дети. Он всегда окажется на два шага впереди, в то время как вы ждете, что он на два шага сзади, к тому же у него могущественные покровители.– Видно, вы о нем многое знаете, – улыбнулся Кэйт. – Как вы с ним познакомились?– Я считаю, для одного дня хватит одной истории, – ответил Гидеон.– Некоторые любят казаться таинственными, – заметила Кэйт.– А некоторые бывают чересчур настойчивыми, – сказал Гидеон.Кэйт вытащила шпильки, которые кололи кожу головы, и с облегчением тряхнула длинными распущенными волосами.– Так-то лучше, – сказала она и улеглась на спину, подоткнув пышную юбку платья под колени. Ей хотелось бы и расшнуровать корсет. «Вероятно, нельзя лежать в этом платье на траве, подумала Кэйт, – но у меня сейчас просто нет сил подняться». Она зевнула, и ее глаза закрылись.– Как вы думаете, Дегтярник ограбил того человека? – спросил Питер.– Нет, – сказал Гидеон. – Вряд ли. По его словам, он невиновен в том преступлении, и я ему верю. Дегтярник до сих пор страдает от несправедливости приговора, ведь он лишил его семьи и будущего. Но с тех пор он более чем возместил эти убытки.– А что вы… – Питер внезапно замолчал. – О, нет, – крикнул он, – посмотрите на Кэйт!Гидеон повернулся. У них на глазах очертания девочки расплывались.– Быстро, – поторопил Гидеон, – сядем перед ней так, чтобы ее не было видно из окон дома.Питер и Гидеон сели рядом с тем, что осталось от Кэйт, и загородили ее.– Кэйт! – позвал Питер. – Вернись!Несколько минут они следили за прозрачной мерцающей фигурой, за текучим облачком цвета янтаря, сияющим в солнечном свете. Питер даже видел сквозь нее маргаритки на лугу. Внезапно очертания Кэйт сдвинулись, и хотя тело было прозрачным, стало видно, что она приподнимается на локтях. У нее были открыты глаза, и она что-то кричала в сторону дома. Питера охватило отчаяние.– Кэйт, – выкрикнул он, – не оставляй меня здесь одного!И Кэйт тут же вернулась назад, такая же телесная, какой и была. Выпрямившись, она села и спросила:– Я расплывалась, да? Питер кивнул.Кровь отхлынула от лица Гидеона, но он взял себя в руки и спросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30