Я отметил про себя, что пожалуй понимаю врачей, которым по барабану лекция о ракетостроении. Даже в исполнении самого Менделеева. Но промолчал.– В общем, с обеда все слиняли. Один Иван Моисеевич, как бывший военный, от дисциплины, остался. А после обеда как раз самое интересное и начиналось: опыты над добровольцами. Всего тринадцать опытов, – я крутил головой в поисках нужного дома, но безуспешно. Номеров, как у нас принято всегда и везде, на домах не было. Я поехал наугад.– Ну, сам понимаешь, он же там один… Пришлось ему по всем тринадцати опытам в добровольцы и вызываться. Он же, как бывший военный… – я остановился, и, извинившись у Андрея, спросил о номере дома у какой-то испуганной старушки. Та безнадежно махнула в другой конец улицы, всем своим видом показывая, что подробней там и еще не раз и не два и что ей очень жаль, что мне придется искать этот дом, но помочь она мне в этом больше не может никак… Я поблагодарил, сел за руль и поехал.– В общем, там все было. – Продолжил Андрей. – И чтение мыслей на расстоянии, и телекинез, и иголку он в зале запрятал – она нашла! И, даже, как в цирке, в ящике его два раза перепилила – он потом часто рассказывал, напугался очень. А в конце: «Все» – говорит, – «раб божий, подойди; инкарнация твоя пришла!»Евгений Петрович после ящика нервный очень был и хотел сразу бежать. Не смотря, что военный, но стало ему вдруг, непонятно отчего интересно… И в правду, видать, время пришло».К этому моменту мы уже подъехали к заданной точке и, еще порасспросив прохожих, попали по адресу.Дом номер три оказался пятым по счету – если считать от улицы – серым, покосившимся строением. Из тех, что построил Хрущев в начале шестидесятых в расчете, что простоят они лет по двадцать, не больше. К настоящему моменту простояли они уже лет сорок и вынуждены быль стоять и дальше, поскольку, живших в них людей расселять было решительно некуда. «Растет у народа благосостояние!» – подумал я, объезжая дом по пятому разу в поисках места для парковки.– Короче, протянула она к Ивану Моисеевичу руки ладонями вверх, и тут все и случилось, – рассказ Андрея, кажется, близился к концу. – Пришло ему видение, что сидит он у нее на ладони в позе лотоса и в виде Будды, руки перед собой сложены, смотрит он сам на себя таким строгим взглядом, словно «Иоанн!» – сам себе говорит, – «Ивашка!» – и пальцем себе так грозит и прищуривается, словно что-то о себе самом знает, о чем Ивану Моисеевичу и вот-вот узнать предстоит, только время еще не пришло, но при этом вот-вот… Вот-вот случиться! В общем, с минуту он так себя понаблюдал и… Стал диагностом. Вопросы есть? – Андрей посмотрел на меня торжествующе. Мы выходили из машины, и я, замешкавшись, отстал от Андрея, целеустремленно двинувшегося вперед. Догнал у входа в подъезд. Зашли в лифт.– Есть вопрос, – ответил я запоздало. Всего один: – Андрей, а что это такое – «диагност»? * * * – Ну, ты ваще! – Андрей аж поперхнулся от переполнявших его чувств. – Блин! Кто «диагност» не знает! – он осуждающе посмотрел на стенку лифта. Стенка была в несколько слоев исписана матерными и иностранными словами. Fuck you, Маша! – задержался мой взгляд на одной из них. «Ну Машка точно пропрется, как я ее люблю, даже по-английски написал… Только бы еще знать, что этот фук значит… А хотя на хрен мне это, выглядит прикольно… не… Машка точно пропрется…» – забубнило у меня в голове. Я вздрогнул. Новость о том, что я могу читать мысли писавшего, глядя на пару написанных им бог весть когда слов, была для меня новой.– Диагност, – Андрей для значительности поднял палец, – это экстрасенс, который видит внутренние органы человека и может их диагностировать!У меня немедленно возник следующий вопрос, но я решил повременить; двери лифта уже открывались.– В общем, там будет человек двадцать, – в голосе Андрея появились теплые нотки. – И у всех своя история. – Я обреченно вздохнул.Мы подошли к желтой крашеной двери и позвонили.Открыл нам лысый человечек ростом ниже среднего с юркими, жизнерадостными глазами.– Иван Моисеевич, – представил Андрей.– А у вас, кажется, глисты, молодой человек, – оптимистически сообщил человечек вместо приветствия и улыбнулся.– И все? – спросил я в ответ.В лифте, узнав о необычайных способностях Ивана Моисеевича, я решил по мере возможности воспользоваться знакомством – у меня уже месяца два болело колено, а на врачей времени не было.– Все! – торжественно сообщил мне человек, и я понял, что надежды на бесплатную консультацию накрылись медным тазом. У меня в голове зазвучали, видимо, его мысли: – «Надо ему аппарат впарить, купит, мне еще комиссионные капнут, так глядишь по чуть-чуть по чуть-чуть… Да нам многого и не надо, мы люди маленькие – колеса зимние на машину, жене – шубу…»– Советую новую разработку, – зазвучал его голос уже вживую. Аппарат Нувакор-1. Он вообще от всего, но помогает и от глистов, – скромно потупив глаза, он, кажется, крайне сожалел, что мне необходим Нувакор-1, но поделать с этим ничего не мог…– Нет уж, вам, если на колеса не хватает, лучше в долг попросите, я дам.Оставив Ивана Моисеевича стоять с отвисшей челюстью у дверей, мы продвинулись в глубь. Длинный коридор стандартной панельной трешки был полон людей. Толпа была чрезвычайно пестрая. Андрей изредка здоровался, но, видно, знал он далеко не всех, и мы встали, не проходя в комнаты в уголке коридора.Мимо проследовал Иван Моисеевич, оправившийся, видимо, от ступора и, с опаской покосившись на меня, застрял в проходе, раскланиваясь с чопорной дамой.– А вон и сама… Элеонора Константиновна! – Со значением зашептал Андрей. – Мудрак; я с ней, как говорится, чести не имею… Она, только когда здесь собираются, так сказать, к своему ученику, Ивану Моисеевичу, что б поддержать, так сказать… Я сам-то здесь первый раз, раньше на Моховой собирались, у одного священника.– Священника? – удивился я, но тема развития не получила. В коридор из комнат вышел новый, необычайно колоритный персонаж. То ли кореец, то ли татарин – он хоть и был одет в костюм с иголочки, но, впечатление производил неоднозначное.– Тимур. Кореец. Инициирован в Бурятии, во время похорон деда, шамана, случилось. По всему, душа в него вселилась. Сам по профессии геолог. Алкоголик был страшнейший, спирт литрами глушил, ни о какой душе и в слых не слыхивал. Вообще не верующий был. А тут, сразу после похорон – как подменили человека. Пить перестал, и давай людей лечить, откуда все взялось! Причем, что характерно, если он хоть день кому-нибудь не поможет, боль в голове начинается страшнейшая, никакие таблетки не берут! К нему запись на месяц вперед, – уже шепотом добавил Андрей.Тимур в этот момент проходил мимо нас. Мы с ним встретились глазами и он вдруг, словно споткнувшись, остановился. «Шлем у него на голове… какой странный…огромный… И доспехи на плече тяжелые – меч один чего стоит… – Начался бубнеж в моей голове. – Надо снимать, а то через десяток лет позвоночнику конец, а с суставами, суставами…– У вас с ногами в порядке? – неожиданно спросил он.– Правое колено вот… – ответил я; он посмотрел на колено.«Так, третий четверг через месяц, вроде свободен, дам телефон, пусть записывается, звонит – у меня в голове тут же услужливо возник номер телефона.– Позвоню, спасибо, – я повторил телефон вслух. Тимур кивнул головой и, ничего не говоря, двинулся в сторону кухни.«И мысли читает, молодец какой, тем более надо помочь…» – прозвучал в голове удаляющийся голос.– Блин, кажись, сама к нам! – зашипел над ухом Андрей. – Ты что там Моисеевичу такое про колеса наплел, что даже ей интересно стало…? – В этот момент ко мне подошла расфуфыренная дама в красном брючном костюме замысловатого покроя, с синим платком на шее, вся увешанная перстнями и колье. Иван Моисеевич отирался неподалеку, близко, однако, не подходя, но всем видом показывая, что если позовут, так он что, он – пожалуйста…– Откуда, уважаемый, будете? Из наших, Питерских? – спросила дама приближаясь.«Хлюпик какой-то в очках, совсем не солидный, что с него взять… – зазвучало было в голове привычно, но тут произошло странное: „Хлюпик… люпик… юпик, овсем… сем…лидный…идный…зятьь… Юпик… что… что…что…“ – кричало всё усиливающееся эхо.Из приходящих на ум сравнений это напоминало более всего, пожалуй, голос радиослушателя, звонящего в студию, но не выключившего при этом находящееся рядом радио. Он говорит в телефон, его голос идет по проводам в студию, оттуда транслируется по радио назад и, попадая снова в трубку, возвращается в студию. Отчего получается постоянное, все возрастающее эхо, переходящее в оглушительный вой…Я насторожился, мне становилось все неприятнее; в голове уже звучал ревущий свист. Я инстинктивно отвернулся от подошедшей женщины. Все прекратилось. Я снова коротко на нее взглянул: похоже ей тоже пришлось не сладко, лицо ее исказилось, словно от сильной и неожиданной боли. В голове снова зазвучало, и я снова отвернулся, однако успел разобрать: «Он что, мысли читать может даже у того, кто в этот момент его собственные мысли читает?!»– Давайте приостановимся, молодой человек, услышал я уже обычный ее голос. – А то так мы общаться совсем не сможем…– Да я бы и рад… В том и загвоздка… – Я не знал, стоит ли быть с ней откровенной, ее ученик произвел на меня поведение чистейшего афериста, и не без причин.– Я помогу Вам, – голоса в моей голове стали тише. – Но вы не должны сопротивляться, вам надо «не хотеть никого слышать…»– Я вижу, наш общий друг успел уже себя дискредитировать? – она кивнула в сторону мельтешащего поблизости Ивана Моисеевича. Заметив внимание, он сделал ручкою и просительно улыбнулся.– Да уж… – мне понравилась теткина прямота. Я рассказал все как есть; к тому же, хотелось посмотреть на реакцию – она с ним, как я понял, была в друзьях.– Получается, что не видит он ничего, а вокруг – ажиотация? Что же о других говорить? – закончил я. – Тетка выглядела расстроенной.– Да все он видит, махнула она рукой. – Затем посмотрела на игриво кружащего вокруг Моисеевича, поманила его пальцем.– Поди-ка сюда, Ванюша, – процедила она сквозь сжатые губы. – Лицо у нее уже было не расстроенным, а сердитым. Тот подошел.– Ты что же, козел старый, ему про коленку не сказал?! А?!! Опять за свое взялся? Какой аппарат теперь продаешь, гербалайф недоделанный!? – на бедного Ивана Моисеевича было жалко смотреть.– Да я, да я ни сном, ни духом, матушка, да я же и не догадывался, что он в правду… Думал, присочинил Андрюха все для значительности, и в мыслях не было… Дай, думаю, хоть подзаработаю чуток, а аппарат, правда, хороший… А про колено я бы ему сразу сказал, как только он… того, первый взнос бы оплатил… тут дело не хитрое… – Он присмотрелся к моей ноге. – Так-с, артритик легкий… Долгитом и всего делов! Правда, в прогрессе, я вижу, не очень, но тут кармическое что-то приплелось-с… Это уж – не ко мне-с…– Пошел вон, дурак! – Ивана Моисеевича как ветром сдуло. – Испортились совсем, обмельчали. – Дама, кажется, взъярилась всерьез. – Гербалайфы, добавки биологические, теперь аппараты эти пошли… От всего! – добавила она в сердцах, акцентируя окончание на «го» и протягивая «о» на одесский манер, отчего все сказанное ею предложение прозвучало немного на старинный лад, аристократически.– Нашему же брату верят, – продолжала она уже без нажима, даже слегка беспомощно; словно не ей это верили так легко, а она доверилось, и теперь вот: «Извольте: ни сбережений ни драгоценностей… Все на скором во Владивосток уехало с мужем предполагаемым, надежды на все подававшим; не пил, не курил, слова дурного не слышала, только все вздохи да комплименты; обманули его видать лихие люди, попутали…» – прорвалось вдруг фраза, видимо из её головы.Я помотал головой и посмотрел на Элеонору Константиновну. «Ну и артистка блин, – мелькнуло нечаянно, – с ней надо ухо востро, в миг окрутит… «Не знаю, читала она мои мысли или нет, а только вдруг стала Элеонора Константиновна серьезной.– Да, так о чем я? А, этот… – она еще раз с некоторой неприязнью глянула в сторону Моисеевича. Тот готов был, кажется, провалиться сквозь землю и, пока проваливается, землю же и есть в подтверждение клятвы, что «того, что случилось, больше не случиться никогда». Доверия, впрочем, его вид все равно не вызывал.– Таких приходиться приручать, что бы из под контроля не выпустить. А то натворят, потом больше сил потратишь расхлебывать. Нам верят и вправду легко. У того мысль угадал, этому про болячку рассказал, а уж если что вылечил! – Но это редко. Сильных способностей днем с огнем не найдешь. Так, в большинстве чувствуют что-то, сами не понимают порой что… А что бы в доверие втереться, косвенными вовсю манипулируют…– Какими «косвенными»? – мне начинала нравиться эта эпатажная тетка, и хотелось поннять до конца, что она имеет в виду.– Да, «косвенные признаки»… Человек, если у него голова болит – виски трет; глаз плохо видит – щуриться. Если что болит, за то место держится: а где какой орган, в любом учебнике написано… Ну, не суть. – Перебила она сама себя. – В общем, в доверие втереться, способности нужны разве что актерские. А дальше из человека, ну, если не веревки вить – это уж через край – она задумалась и продолжила с некоторым нажимом, впечатывая каждое слово. – Но покрутить человеком потом очень даже можно. – Она раскланялась с каким-то проходящим мимо старичком в пенсне и с тростью в руке. – Этим и пользуются. Прописывают такой препарат, или прибор какой мудреный, а там, знаете сами, наверное, без меня. Стоит копейку, а как через эту их сетевую сетку пройдет, на тыщу тянет. Вот и пользуются некоторые. – Она посмотрела еще раз в сторону Ивана Моисеевича. Тот, хоть взгляд ему и не предназначался, горестно склонил голову набок и сделал брови домиком.Здесь к нам подошла старушка «божий одуванчик» и, близоруко сощурившись на меня, подошла почти вплотную.– Прорицательница наша. Марья Ивановна. Русская Ванга, – уважительно зашептал мне в ухо оказавшийся кстати рядом Андрей. Здорово, она редко к кому сама подходит, обычно все вокруг нее вьются, – в его в голосе появилась легкая ажиотация.Элеонора Константиновна, остановившись на полуслове, непонимающе посмотрела на старуху. Затем, еще более недоуменно, на меня.– Ох, мил человек, много переживешь, быстро взлетишь… Двадцать лун взойдет, будешь ты выше всех наших – она повела головой, словно оглядывая окружавший народ и продолжила: – мало говорю тебе; правда, что всех, нас русских, будешь ты яко агнец божий в пасти и будет у тебя слава и величие и страдание больше всех… – Она полуприкрыла веки и, как-то внезапно сгорбившись, так же быстро, как и приблизилась, отошла в сторону. Ее тут же обступили.– Ну, чувак, круто! – Раздался рядом восторженный шепот Андрея. – Скоро медитировать будешь лучше всех! Видно, научишься в позу ведическую садиться, в которой никто еще никогда не сидел. Я тебе, кстати, завтра самоучитель по Йоге подарю, мне уже не зачем – три раза прочел.Я перевел взгляд на Элеонору Константиновну и удивился происшедшей перемене – она уже не смотрела на меня ободряюще; а как-то, для нее совершенно неподходяще – испуганно. Однако, приветливое выражение быстро вернулось: она снова заулыбалась и мы возобновили разговор. Еще некоторое время поговорив с ней на разные темы, мы распрощались. * * * Сергей сидел в широченном кресле и жутко хохотал. Смеялся он непрерывно и заразительно, причем уже довольно долго. Я смотрел на него с непониманием. Сообщение, только что доведенное до его сведения, ничего смешного из себя, на мой взгляд, не представляло. Состояло оно в том, что его любовница по имени Наталья, собирается отравить его при помощи какого-то снадобья госпожи Тофана из-за того, что он хочет исключить из данной ей доверенности на квартиру и машину «право перепродажи имущества».– Наташка!? Ну, ты меня уморил! Да она лужу с ридикюлем в двух пальцах переходит; ей колесо подкачать целая бригада ремонтников по вызову приезжает! Да она супа сварить не может – в ресторане заказывает, если я к ней еду, не успев пообедать! – Серега веселился. – Ты еще скажи, она космический корабль дома построила, и на Луну лететь собралась… Правда, про доверенность я действительно сгоряча брякнул, – он вдруг стал серьезным и посмотрел на меня, сощурив один глаз. Мне стало не по себе, Серега был парень конкретный, и побывать у него в подозреваемых, даже по ерунде, было бы идеей не очень жизнерадостной. Я снова пожалел, что ввязался в это дело. Про свои способности к чтению мыслей, я ему, правда, на всякий случай не сказал. Приплел экстрасенса, приятеля. Он ко мне, как бы, домой заходил и у входа Наташку встретил. И, типа: озарение у него вышло, мысли он ее увидел… Сам понимал, что не очень убедительно, но, надеялся, проскочит. Не проскочило.– Ты мне адресок своего экстрасенса-то чиркни – он еще раз посмотрел на меня серьезно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22