Разглядев, что это ее муж, она возвращается к любовнику и говорит ему: «Я погибла! Что нам делать? Тебе лучше всего спрятаться».
Но так как они не могли найти подходящего места, а любовник был в одной рубашке, они бросились в мастерскую, где стояли распятия.
Женщина сказала тогда: «Хочешь устроиться как следует? Прыгай на стол, прижмись поплотнее к одному из плоских распятий и раскинь руки, как это изображено на других, а я покрою тебя тем же куском холста, которым распятие было покрыто. Пусть тогда ищут тебя, сколько угодно: не думаю, чтобы тебя можно было найти в этих потемках. Платье твое я свяжу в узелок и положу его в ящик до наступления дня; а там какой-нибудь святой нам поможет».
Любовник, совсем растерявшийся, вскакивает на стол, поднимает полотенце и располагается на плоском распятии подобно фигуре на распятиях скульптурных, а женщина берет холст и покрывает его, ни дать ни взять, как были покрыты другие распятия. Затем она возвращается к себе, оправляет немного постель, чтобы казалось, будто она спала в ней одна, и, взяв штаны, башмаки, куртку, кафтан и другие вещи любовника, связывает их тотчас же плотно в узелок и кладет его туда, где находилось другое платье. Сделав все это, она подходит к окну и говорит: «Кто там?»
Муж отвечает: «Открой! Это я, Мино».
Тогда жена спрашивает: «О! Который же час?» и бежит, чтобы открыть дверь. Когда дверь открылась, Мино говорит: «И долго же ты заставила меня ждать, верно не обрадовалась тому, что я вернулся».
Жена отвечает: «Если тебе пришлось прождать слишком долго, то виной тому сон, я уснула и ничего не слыхала».
Муж заметил тогда: «Ну, ладно; там увидим». Он берет ночник и Начинает искать повсюду, даже под постелью.
Жена спрашивает его: «Что ты ищешь?».
Мино говорит: «Странно ты рассуждаешь. Подожди, скоро узнаешь».
На это жена отвечает: «Я не понимаю, что это значит: скоро узнаешь».
Обыскав весь дом, Мино дошел до мастерской, где находились распятия. Можно себе представить, как почувствовало себя распятие во плоти, когда оно услышало, что живописец в мастерской: ему приходилось держать себя подобно другим, которые были из дерева, а между тем сердце билось у него, как перед смертью. Помогла ему судьба, так как ни Мино, ни кто-либо другой не подумали бы никогда, что человек, которого он искал, ухитрился спрятаться таким образом. Побыв немного в мастерской и «е найдя, кого искал, Мино вышел из нее. В мастерской имелась дверь на улицу, запиравшаяся на ключ снаружи, и каждое утро молодой парень, работавший с названным Мино, открывал ее, как открываются другие подобные двери. Из дома же в мастерскую вела маленькая дверь, через которую входил в нее Мино. Выходя из мастерской, чтобы направиться в дом, живописец закрыл эту дверь на ключ, так что живое распятие не могло выйти, если бы захотело.
После того как Мино провозился целую треть ночи и не нашел ничего, жена его отправилась спать и сказала мужу: «Таращи глаза, сколько тебе угодно. Если хочешь идти спать, иди; если нет, ходи по дому, как кошка, если тебе это нравится».
Мино ответил на это: «А вот я потерплю еще, и тогда покажу тебе, что я не кошка, грязная ты свинья. Пусть будет проклят день, когда ты сюда пришла».
Жена ответила: «Это могла бы сказать я. Что это, белое или красное вино говорит в тебе?»
– «Это ты очень скоро узнаешь».
Тогда жена говорит ему: «Ступай спать, ступай; так-то будет лучше; или не мешай спать мне».
Так как оба устали, то в эту ночь дело тем и кончилось: жена уснула; отправился спать и муж. Родственник Мино, дожидавшийся на улице, чем кончится дело, простоял, пока не ударили в колокол, и отправился после етого домой, говоря про себя: «Пока я ходил за город, чтобы позвать Мино, любовник, наверное, ушел к себе домой».
Поднявшись самым ранним утром и осмотрев еще раз каждую щель, Мино после долгих поисков открыл, наконец, внутреннюю дверь в мастерскую и вошел в нее. Тем временем подмастерье его открыл наружную дверь мастерской со стороны улицы. В эту минуту, рассматривая свои распятия, Мино увидел, что у одного из покрытых распятий высунулись два пальца ноги.
Тогда Мино говорит про себя: «Это, наверно, и есть любовник». Порывшись в своих инструментах, которыми он обтесывал и вырезал распятия, он нашел лежавший там топор и решил, что он будет самым подходящим для него орудием. Когда он взял его и подошел к прилавку, чтобы вскочить к живому распятию и отрубить у него то главнее, что привело его в дом живописца, то любовник, поняв намерения Мино, соскакивает со своего места, говоря: «Не шути топором», и бросается на улицу через открытую дверь. Мино за ним, на расстоянии нескольких шагов, и кричит: «Держите вора, держите вора!» Вор же пустился к себе.
К жене, слышавшей все это, явился как раз в это время послушник-доминиканец, ходивший с корзинкой собирать милостыню для монастыря. Когда послушник поднялся по лестнице в дом, как они это иногда делают, жена сказала ему: «Брат Пуччо, подайте мне корзину: я положу вам в нее хлеба».
Тот подал ее. Вынув из нее хлеб, женщина сунула туда узелок, оставшийся после ее любовника, бросила сверх него хлеб монаха и еще четыре своих хлеба, и сказала: «Брат Пуччо, я положила под хлеб в вашу корзинку, чтобы не подумал кто чего-либо дурного, небольшой узелок, который одна женщина принесла сюда из бани, куда такой-то ходил, по-видимому, вчера вечером. Я дала вам четыре хлеба. Я прошу вас, когда вы уйдете, передать узелок ему, если вы застанете его дома; он живет подле вашей церкви. Да скажите ему, что женщина из бани посылает ему его вещи».
Брат Пуччо ответил на это: «Я все понял и все устрою», и пошел с богом дальше.
Подойдя к двери любовника и делая вид, что просит хлеба, он спросил: «Здесь живет такой-то?»
Молодой человек, находившийся в нижнем этаже, услышав, что его спрашивают, подошел к двери и сказал: «Кто там?»
Монах подходит к нему, передает ему его вещи, и говорит при этом: «Вам посылает их женщина из бани».
Молодей человек дал ему два хлеба, и монах ушел. Сообразив, в чем дело, любовник отправился тотчас же на Сьенскую площадь, куда он в это утро явился почти одним из первых, и там занялся своими делами, как будто с ним ничего не произошло. Мино же, сильно запыхавшийся и одураченный убежавшим распятием, возвращается к своей жене и говорит ей: «Грязная потаскуха, называешь меня кошкой, говоришь, что я пил белое и красное вино, а сама прячешь своих любовников на распятиях. Нужно сказать обо всем твоей матери».
Женщина спрашивает мужа: «Это ты говоришь мне?»
А Мино на это: «Я скажу это и ослиному д…»
«Так вот ты и говори с ним», – ответила жена.
Тогда Мино говорит: «И ты еще не краснеешь, и тебе не стыдно? Я не понимаю, как я еще могу сдержаться, чтобы не сунуть тебе головешку в такое-то место!»
Жена отвечает: – «У тебя не хватило бы духу, даже если бы я сама этого потребовала. Клянусь крестом господним, если бы ты приложил только руку, это обошлось бы тебе дороже, чем что-либо».
Тогда муж говорит: «Противная свинья! Ты сделала из своего любовника распятие. Я бы отрубил ему то, что хотел, да он убежал».
А жена отвечает: «Я не понимаю, что ты кричишь: какое там распятие могло убежать? Ведь они прибиты большими гвоздями? А если он оказался неприбитым, то тебе оттого хуже, если он убежал, потому что вина в этом твоя, а не моя».
Мино бежит за женой и начинает бить ее по щекам: «Ты меня опозорила, да ты же еще надо мной смеешься?»
Когда жена почувствовала на себе удары, то она, будучи более сильной, нежели Мино, стала бить его. Она ударяет его с одной стороны, ударяет с другой, и вот Мино лежит на полу, а жена его сидит на нем и продолжает обрабатывать его таким образом. «Что ты скажешь? – говорит жена. – Получай, хочешь – не хочешь! Пьянствуешь там да сям, а потом приходишь домой да называешь меня потаскухой. Я обработаю тебя не хуже, чем Тесса Каландрино. Проклятие тому, кто выдал когда-либо женщину за живописца! Все вы нелепые люди и чудаки, вечно пьянствуете, и никогда-то в вас стыда нет».
Видя себя беззащитным, Мино просит жену дать ему подняться и не кричать, чтобы не услышали соседи и, явившись на шум, не увидели бы жену верхом на муже. Услышав это, жена говорит: «Я очень хотела бы, чтобы сюда собрались все соседи».
Тем не менее она поднялась; поднялся и Мино с лицом, совершенно избитым, и, чтобы уладить дело, попросил у жены прощения, говоря, что злые языки уверили его в том, чего не было, и что распятие действительно убежало потому, что не было прибито гвоздями.
Когда Мино проходил по Сьене, то родственник, направивший его на этот путь, спросил: «Как же было дело? Как оно произошло?»
А Мино ответил ему, что обыскал весь дом и не нашел никого; когда же он рассматривал распятия, то одно из них упало ему на лицо и привело его в тот вид, в котором он сейчас находится. Равным образом и всем сьенцам, спрашивавшим его, что с ним такое, он говорил, что это ему на лицо упало распятие.
Таким образом и случилось, что Мино, чтобы уладить дело, помирился, говоря про себя: «Какой же я дурак! У меня было шесть распятий, и шесть у меня и есть; у меня была одна жена, одна и есть. Лучше бы их у меня не было! Если начать заботиться обо всем, так оттого только увеличится ущерб, как это и случилось со мной теперь. Если же жена хочет быть дурной, то все люди на свете вместе не смогут сделать ее хорошей, разве если случится то, что случилось с одним человеком, о котором рассказывается в следующей новелле.
Новелла 85
Некий флорентиец берет в жены вдову, бывшую до того женщиной весьма предосудительной, и без особого труда исправляет ее так, что она становится честной
В городе Флоренции жил некогда человек, звавшийся, как я слышал, Герардо Элемезеи, и взял он себе в жены вдову, которая вела себя предосудительно и легкомысленно при первом муже и считалась женщиной очень дурной; звали ее монной Эрмеллиной. Когда этот Герардо взял ее себе в жены, то многие из его родственников, еще до того, как он осуществил свои права мужа, говорили ему: «Герардо, что ты сделал? Ты умный человек, а взял такую женщину. Какую славу создаст она тебе?» и много других вещей.
Герардо отвечал на это: «Уверяю вас, что я знаю, кем была та, кого я взял, и знаю, что если она не изменится, то, значит, я поступил дурно. Но я рассчитываю с божьей помощью устроить так, что она не станет поступав со мной, как поступала прежде, а будет поступать как раз наоборот. А поэтому не беспокойтесь об этом деле больше меня».
Говорившие пожали плечами и стали шутить между собой, говоря: «Да даст тебе бог успеха».
По истечении нескольких дней монна Эрмеллина пришла однажды вечером к мужу, поужинала и, когда настал час ложиться спать, отправилась к себе в комнату, куда, как это полагается, явился и Герардо. Замкнув дверь, монна Эрмеллина подошла к тому, кто собирался полакомиться, и повела с Герардо любовный разговор. Герардо разделся до куртки, монна Эрмеллина – до кофточки. И когда со стороны названной монны Эрмеллины все было подготовлено для такого дела, Герардо выходит из угла комнаты с палкой в руках и принимается бить ею свою молодую жену. Та начинает кричать; и чем больше она кричит, тем сильнее ударяет по ней палкой Герардо. Когда он уже проколотил ее некоторое время таким образом, жена проговорила: «Горе мне! Куда ты привела меня, судьба? В первый же вечер, не знаю почему, меня отделал так тот, от кого я думала получить самое большое удовольствие. Если бы только богу угодно было, чтобы я оставалась вдовой, чтобы я распоряжалась сама собой. А то теперь я во власти того, кто никогда не даст мне более радости».
Герардо тем временем возобновил игру, и когда он исколотил женщину повсюду, она спросила: «Почему ты поступаешь так со мной?» Герардо ответил ей: «Я не хочу, Эрмеллина, чтобы ты думала, что я взял тебя в жены, не будучи отлично осведомлен о том, какой женщиной ты была ранее. Я знаю хорошо и много наслышан о том, как ты вела себя и насколько ты была честной. И я думаю, что если бы муж твой проучил тебя так, как учу теперь я, то в этих побоях не было бы нужды. Поэтому, учитывая теперь, когда ты мне жена, что твое поведение в прошлом, твоя бесчестность и твой позор не были наказаны, я хочу, прежде чем воспользоваться своими правами мужа, этими побоями очистить тебя от того, что ты делала доныне. Ведь если ты узнаешь, как я проучил тебя за прошлые твои проступки, когда ты не была еще моей женой, то подумай только, что я сделаю с тобой и каковы будут удары, которые ты получишь, если ты, будучи моей женой, впредь не отделаешься от них. Больше я тебе ничего не скажу. Ты умна, а мир велик».
Словом, эта добрая женщина излила не мало жалоб – и было на что – и повинилась в том, о чем говорил Герардо. В конце концов она улеглась в постель, и не то, что в эту ночь, а целый месяц или больше ей не пришлось оставаться с мужем, так как она была вся избита. Постепенно она помирилась с Герардо, а побои эти возымели такую силу, что насколько она была распущенна и легкомысленна в прошлом, настолько она стала впредь одной из лучших, безупречнейших и честнейших женщин нашего города.
Сколько существует дурных мужей, которые берут плохих жен! И плохи они скорее из-за недостатков своих мужей, нежели своих собственных. Отдают девочку за мальчика и предоставляют их самим себе. А какой науке может научиться она у ничего не смыслящего юноши? И идет она той дорогой, на которую ступила.
А не всегда найдется для нее палка Герардо или та, о которой рассказывается в следующей новелле.
Новелла 86
Фра Микеле Порчелло встречает в одной гостинице неприятную хозяйку и говорит про себя: если бы она была моей женой, я наказал бы ее так, что она изменила бы свои повадки. Муж этой хозяйки умирает; фра Микеле берет ее в жены и наказывает, как она того заслуживала
Лет тридцать тому назад жил некий имолезец, которого звали фра Микеле Порчелло, не потому, что он был монахом, а потому, что он принадлежал к числу членов третьего ордена св. Франциска. У него была жена, и был он человеком лукавым и злым и совсем особых нравов. Он ездил по Романье и по Тоскане и торговал, а затем, когда видел, что с него хватит, возвращался в Имолу. Однажды на обратном пути к Имоле он приехал вечером в Тозиньяно и остановился в гостинице некоего человека по имени Уголино Кастроне; у этого Уголино была жена, женщина очень неприятная и капризная; звали ее монной Дзоанной. Сойдя с коня и оправившись, фра Микеле сказал хозяину: «Устрой-ка нам хороший ужин. Есть у тебя хорошее вино?»
– «Как же. Вы будете довольны».
Тогда фра Микеле продолжал: «Вели-ка приготовить нам салат».
Уголино позвал тогда жену и сказал ей: «Дзоанна, пойди, нарви салата».
Дзоанна надулась и ответила: «Поди, нарви его сам».
Муж повторил тогда: «Ну, сходи же!»
А жена в ответ: «Я не хочу идти».
Видя такой ее нрав, фра Микеле рассердился про себя. Когда же фра Микеле попросил вина, то хозяин сказал жене: «Сходи-ка за таким-то вином и принеси кувшинчик его».
А мадонна Дзоанна ответила на это: «Ступай сам! Ты вернешься скорее, да и кувшинчик у тебя в руке и ты лучше меня знаешь бочку».
Видя такую нелюбезность хозяйки, проявившуюся во многих случаях, фра Микеле сказал хозяину: «Уголино Кастроне, ты действительно кастроне (дурак), и даже баран. Если бы я был на твоем месте, я заставил бы твою жену делать то, что я ей велю».
Уголино ответил на это: «Фра Микеле, если бы вы были на моем месте, вы делали бы то, что делаю я».
Фра Микеле изводился от злобы, видя омерзительный нрав жены Уголино, и говорил про себя: «Господи, если бы милостью твоей умерла моя жена и умер Уголино, то я непременно взял бы ее в жены, чтобы наказать ее за ее безумие». Фра Микеле провел вечер, как мог, и наутро уехал в Имолу.
На следующий год случилось так, что в Романье настал мор, во время которого умер Уголино Кастроне и жена фра Микеле. Когда через несколько месяцев чума прекратилась, фра Микеле употребил все усилия, чтобы получить в жены мадонну Дзоанну. Наконец, намерения его осуществились. Когда Дзоанна явилась к мужу и отправилась вечером в спальню, куда, как она думала, к ней придут с тем, на что рассчитывают молодые жены, фра Микеле, еще не забывший тозиньянский салат, навестил ее с палкой в руках и принялся бить ее, и отколотил ее так, что всю ее изувечил. Женщина кричала, но муж не обращал на это никакого внимания; отколотил ее досыта, а затем ушел спать. Через два дня после этого, вечером, фра Микеле велел жене поставить на огонь воду, потому что он хотел вымыть себе ноги. Жена, которая не говорила уже: «Поди, поставь ее сам», исполнила приказание. Когда она сняла воду с огня и вылила ее в таз, то фра Микеле обжег себе ноги, так как она была горяча. Почувствовав это, он, не спрашивая, в чем дело, выливает воду обратно в кувшин, ставит ее на огонь и ждет, чтобы она закипела.
Когда она стала кипеть, он берет таз, выливает в нее воду и говорит жене:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Но так как они не могли найти подходящего места, а любовник был в одной рубашке, они бросились в мастерскую, где стояли распятия.
Женщина сказала тогда: «Хочешь устроиться как следует? Прыгай на стол, прижмись поплотнее к одному из плоских распятий и раскинь руки, как это изображено на других, а я покрою тебя тем же куском холста, которым распятие было покрыто. Пусть тогда ищут тебя, сколько угодно: не думаю, чтобы тебя можно было найти в этих потемках. Платье твое я свяжу в узелок и положу его в ящик до наступления дня; а там какой-нибудь святой нам поможет».
Любовник, совсем растерявшийся, вскакивает на стол, поднимает полотенце и располагается на плоском распятии подобно фигуре на распятиях скульптурных, а женщина берет холст и покрывает его, ни дать ни взять, как были покрыты другие распятия. Затем она возвращается к себе, оправляет немного постель, чтобы казалось, будто она спала в ней одна, и, взяв штаны, башмаки, куртку, кафтан и другие вещи любовника, связывает их тотчас же плотно в узелок и кладет его туда, где находилось другое платье. Сделав все это, она подходит к окну и говорит: «Кто там?»
Муж отвечает: «Открой! Это я, Мино».
Тогда жена спрашивает: «О! Который же час?» и бежит, чтобы открыть дверь. Когда дверь открылась, Мино говорит: «И долго же ты заставила меня ждать, верно не обрадовалась тому, что я вернулся».
Жена отвечает: «Если тебе пришлось прождать слишком долго, то виной тому сон, я уснула и ничего не слыхала».
Муж заметил тогда: «Ну, ладно; там увидим». Он берет ночник и Начинает искать повсюду, даже под постелью.
Жена спрашивает его: «Что ты ищешь?».
Мино говорит: «Странно ты рассуждаешь. Подожди, скоро узнаешь».
На это жена отвечает: «Я не понимаю, что это значит: скоро узнаешь».
Обыскав весь дом, Мино дошел до мастерской, где находились распятия. Можно себе представить, как почувствовало себя распятие во плоти, когда оно услышало, что живописец в мастерской: ему приходилось держать себя подобно другим, которые были из дерева, а между тем сердце билось у него, как перед смертью. Помогла ему судьба, так как ни Мино, ни кто-либо другой не подумали бы никогда, что человек, которого он искал, ухитрился спрятаться таким образом. Побыв немного в мастерской и «е найдя, кого искал, Мино вышел из нее. В мастерской имелась дверь на улицу, запиравшаяся на ключ снаружи, и каждое утро молодой парень, работавший с названным Мино, открывал ее, как открываются другие подобные двери. Из дома же в мастерскую вела маленькая дверь, через которую входил в нее Мино. Выходя из мастерской, чтобы направиться в дом, живописец закрыл эту дверь на ключ, так что живое распятие не могло выйти, если бы захотело.
После того как Мино провозился целую треть ночи и не нашел ничего, жена его отправилась спать и сказала мужу: «Таращи глаза, сколько тебе угодно. Если хочешь идти спать, иди; если нет, ходи по дому, как кошка, если тебе это нравится».
Мино ответил на это: «А вот я потерплю еще, и тогда покажу тебе, что я не кошка, грязная ты свинья. Пусть будет проклят день, когда ты сюда пришла».
Жена ответила: «Это могла бы сказать я. Что это, белое или красное вино говорит в тебе?»
– «Это ты очень скоро узнаешь».
Тогда жена говорит ему: «Ступай спать, ступай; так-то будет лучше; или не мешай спать мне».
Так как оба устали, то в эту ночь дело тем и кончилось: жена уснула; отправился спать и муж. Родственник Мино, дожидавшийся на улице, чем кончится дело, простоял, пока не ударили в колокол, и отправился после етого домой, говоря про себя: «Пока я ходил за город, чтобы позвать Мино, любовник, наверное, ушел к себе домой».
Поднявшись самым ранним утром и осмотрев еще раз каждую щель, Мино после долгих поисков открыл, наконец, внутреннюю дверь в мастерскую и вошел в нее. Тем временем подмастерье его открыл наружную дверь мастерской со стороны улицы. В эту минуту, рассматривая свои распятия, Мино увидел, что у одного из покрытых распятий высунулись два пальца ноги.
Тогда Мино говорит про себя: «Это, наверно, и есть любовник». Порывшись в своих инструментах, которыми он обтесывал и вырезал распятия, он нашел лежавший там топор и решил, что он будет самым подходящим для него орудием. Когда он взял его и подошел к прилавку, чтобы вскочить к живому распятию и отрубить у него то главнее, что привело его в дом живописца, то любовник, поняв намерения Мино, соскакивает со своего места, говоря: «Не шути топором», и бросается на улицу через открытую дверь. Мино за ним, на расстоянии нескольких шагов, и кричит: «Держите вора, держите вора!» Вор же пустился к себе.
К жене, слышавшей все это, явился как раз в это время послушник-доминиканец, ходивший с корзинкой собирать милостыню для монастыря. Когда послушник поднялся по лестнице в дом, как они это иногда делают, жена сказала ему: «Брат Пуччо, подайте мне корзину: я положу вам в нее хлеба».
Тот подал ее. Вынув из нее хлеб, женщина сунула туда узелок, оставшийся после ее любовника, бросила сверх него хлеб монаха и еще четыре своих хлеба, и сказала: «Брат Пуччо, я положила под хлеб в вашу корзинку, чтобы не подумал кто чего-либо дурного, небольшой узелок, который одна женщина принесла сюда из бани, куда такой-то ходил, по-видимому, вчера вечером. Я дала вам четыре хлеба. Я прошу вас, когда вы уйдете, передать узелок ему, если вы застанете его дома; он живет подле вашей церкви. Да скажите ему, что женщина из бани посылает ему его вещи».
Брат Пуччо ответил на это: «Я все понял и все устрою», и пошел с богом дальше.
Подойдя к двери любовника и делая вид, что просит хлеба, он спросил: «Здесь живет такой-то?»
Молодой человек, находившийся в нижнем этаже, услышав, что его спрашивают, подошел к двери и сказал: «Кто там?»
Монах подходит к нему, передает ему его вещи, и говорит при этом: «Вам посылает их женщина из бани».
Молодей человек дал ему два хлеба, и монах ушел. Сообразив, в чем дело, любовник отправился тотчас же на Сьенскую площадь, куда он в это утро явился почти одним из первых, и там занялся своими делами, как будто с ним ничего не произошло. Мино же, сильно запыхавшийся и одураченный убежавшим распятием, возвращается к своей жене и говорит ей: «Грязная потаскуха, называешь меня кошкой, говоришь, что я пил белое и красное вино, а сама прячешь своих любовников на распятиях. Нужно сказать обо всем твоей матери».
Женщина спрашивает мужа: «Это ты говоришь мне?»
А Мино на это: «Я скажу это и ослиному д…»
«Так вот ты и говори с ним», – ответила жена.
Тогда Мино говорит: «И ты еще не краснеешь, и тебе не стыдно? Я не понимаю, как я еще могу сдержаться, чтобы не сунуть тебе головешку в такое-то место!»
Жена отвечает: – «У тебя не хватило бы духу, даже если бы я сама этого потребовала. Клянусь крестом господним, если бы ты приложил только руку, это обошлось бы тебе дороже, чем что-либо».
Тогда муж говорит: «Противная свинья! Ты сделала из своего любовника распятие. Я бы отрубил ему то, что хотел, да он убежал».
А жена отвечает: «Я не понимаю, что ты кричишь: какое там распятие могло убежать? Ведь они прибиты большими гвоздями? А если он оказался неприбитым, то тебе оттого хуже, если он убежал, потому что вина в этом твоя, а не моя».
Мино бежит за женой и начинает бить ее по щекам: «Ты меня опозорила, да ты же еще надо мной смеешься?»
Когда жена почувствовала на себе удары, то она, будучи более сильной, нежели Мино, стала бить его. Она ударяет его с одной стороны, ударяет с другой, и вот Мино лежит на полу, а жена его сидит на нем и продолжает обрабатывать его таким образом. «Что ты скажешь? – говорит жена. – Получай, хочешь – не хочешь! Пьянствуешь там да сям, а потом приходишь домой да называешь меня потаскухой. Я обработаю тебя не хуже, чем Тесса Каландрино. Проклятие тому, кто выдал когда-либо женщину за живописца! Все вы нелепые люди и чудаки, вечно пьянствуете, и никогда-то в вас стыда нет».
Видя себя беззащитным, Мино просит жену дать ему подняться и не кричать, чтобы не услышали соседи и, явившись на шум, не увидели бы жену верхом на муже. Услышав это, жена говорит: «Я очень хотела бы, чтобы сюда собрались все соседи».
Тем не менее она поднялась; поднялся и Мино с лицом, совершенно избитым, и, чтобы уладить дело, попросил у жены прощения, говоря, что злые языки уверили его в том, чего не было, и что распятие действительно убежало потому, что не было прибито гвоздями.
Когда Мино проходил по Сьене, то родственник, направивший его на этот путь, спросил: «Как же было дело? Как оно произошло?»
А Мино ответил ему, что обыскал весь дом и не нашел никого; когда же он рассматривал распятия, то одно из них упало ему на лицо и привело его в тот вид, в котором он сейчас находится. Равным образом и всем сьенцам, спрашивавшим его, что с ним такое, он говорил, что это ему на лицо упало распятие.
Таким образом и случилось, что Мино, чтобы уладить дело, помирился, говоря про себя: «Какой же я дурак! У меня было шесть распятий, и шесть у меня и есть; у меня была одна жена, одна и есть. Лучше бы их у меня не было! Если начать заботиться обо всем, так оттого только увеличится ущерб, как это и случилось со мной теперь. Если же жена хочет быть дурной, то все люди на свете вместе не смогут сделать ее хорошей, разве если случится то, что случилось с одним человеком, о котором рассказывается в следующей новелле.
Новелла 85
Некий флорентиец берет в жены вдову, бывшую до того женщиной весьма предосудительной, и без особого труда исправляет ее так, что она становится честной
В городе Флоренции жил некогда человек, звавшийся, как я слышал, Герардо Элемезеи, и взял он себе в жены вдову, которая вела себя предосудительно и легкомысленно при первом муже и считалась женщиной очень дурной; звали ее монной Эрмеллиной. Когда этот Герардо взял ее себе в жены, то многие из его родственников, еще до того, как он осуществил свои права мужа, говорили ему: «Герардо, что ты сделал? Ты умный человек, а взял такую женщину. Какую славу создаст она тебе?» и много других вещей.
Герардо отвечал на это: «Уверяю вас, что я знаю, кем была та, кого я взял, и знаю, что если она не изменится, то, значит, я поступил дурно. Но я рассчитываю с божьей помощью устроить так, что она не станет поступав со мной, как поступала прежде, а будет поступать как раз наоборот. А поэтому не беспокойтесь об этом деле больше меня».
Говорившие пожали плечами и стали шутить между собой, говоря: «Да даст тебе бог успеха».
По истечении нескольких дней монна Эрмеллина пришла однажды вечером к мужу, поужинала и, когда настал час ложиться спать, отправилась к себе в комнату, куда, как это полагается, явился и Герардо. Замкнув дверь, монна Эрмеллина подошла к тому, кто собирался полакомиться, и повела с Герардо любовный разговор. Герардо разделся до куртки, монна Эрмеллина – до кофточки. И когда со стороны названной монны Эрмеллины все было подготовлено для такого дела, Герардо выходит из угла комнаты с палкой в руках и принимается бить ею свою молодую жену. Та начинает кричать; и чем больше она кричит, тем сильнее ударяет по ней палкой Герардо. Когда он уже проколотил ее некоторое время таким образом, жена проговорила: «Горе мне! Куда ты привела меня, судьба? В первый же вечер, не знаю почему, меня отделал так тот, от кого я думала получить самое большое удовольствие. Если бы только богу угодно было, чтобы я оставалась вдовой, чтобы я распоряжалась сама собой. А то теперь я во власти того, кто никогда не даст мне более радости».
Герардо тем временем возобновил игру, и когда он исколотил женщину повсюду, она спросила: «Почему ты поступаешь так со мной?» Герардо ответил ей: «Я не хочу, Эрмеллина, чтобы ты думала, что я взял тебя в жены, не будучи отлично осведомлен о том, какой женщиной ты была ранее. Я знаю хорошо и много наслышан о том, как ты вела себя и насколько ты была честной. И я думаю, что если бы муж твой проучил тебя так, как учу теперь я, то в этих побоях не было бы нужды. Поэтому, учитывая теперь, когда ты мне жена, что твое поведение в прошлом, твоя бесчестность и твой позор не были наказаны, я хочу, прежде чем воспользоваться своими правами мужа, этими побоями очистить тебя от того, что ты делала доныне. Ведь если ты узнаешь, как я проучил тебя за прошлые твои проступки, когда ты не была еще моей женой, то подумай только, что я сделаю с тобой и каковы будут удары, которые ты получишь, если ты, будучи моей женой, впредь не отделаешься от них. Больше я тебе ничего не скажу. Ты умна, а мир велик».
Словом, эта добрая женщина излила не мало жалоб – и было на что – и повинилась в том, о чем говорил Герардо. В конце концов она улеглась в постель, и не то, что в эту ночь, а целый месяц или больше ей не пришлось оставаться с мужем, так как она была вся избита. Постепенно она помирилась с Герардо, а побои эти возымели такую силу, что насколько она была распущенна и легкомысленна в прошлом, настолько она стала впредь одной из лучших, безупречнейших и честнейших женщин нашего города.
Сколько существует дурных мужей, которые берут плохих жен! И плохи они скорее из-за недостатков своих мужей, нежели своих собственных. Отдают девочку за мальчика и предоставляют их самим себе. А какой науке может научиться она у ничего не смыслящего юноши? И идет она той дорогой, на которую ступила.
А не всегда найдется для нее палка Герардо или та, о которой рассказывается в следующей новелле.
Новелла 86
Фра Микеле Порчелло встречает в одной гостинице неприятную хозяйку и говорит про себя: если бы она была моей женой, я наказал бы ее так, что она изменила бы свои повадки. Муж этой хозяйки умирает; фра Микеле берет ее в жены и наказывает, как она того заслуживала
Лет тридцать тому назад жил некий имолезец, которого звали фра Микеле Порчелло, не потому, что он был монахом, а потому, что он принадлежал к числу членов третьего ордена св. Франциска. У него была жена, и был он человеком лукавым и злым и совсем особых нравов. Он ездил по Романье и по Тоскане и торговал, а затем, когда видел, что с него хватит, возвращался в Имолу. Однажды на обратном пути к Имоле он приехал вечером в Тозиньяно и остановился в гостинице некоего человека по имени Уголино Кастроне; у этого Уголино была жена, женщина очень неприятная и капризная; звали ее монной Дзоанной. Сойдя с коня и оправившись, фра Микеле сказал хозяину: «Устрой-ка нам хороший ужин. Есть у тебя хорошее вино?»
– «Как же. Вы будете довольны».
Тогда фра Микеле продолжал: «Вели-ка приготовить нам салат».
Уголино позвал тогда жену и сказал ей: «Дзоанна, пойди, нарви салата».
Дзоанна надулась и ответила: «Поди, нарви его сам».
Муж повторил тогда: «Ну, сходи же!»
А жена в ответ: «Я не хочу идти».
Видя такой ее нрав, фра Микеле рассердился про себя. Когда же фра Микеле попросил вина, то хозяин сказал жене: «Сходи-ка за таким-то вином и принеси кувшинчик его».
А мадонна Дзоанна ответила на это: «Ступай сам! Ты вернешься скорее, да и кувшинчик у тебя в руке и ты лучше меня знаешь бочку».
Видя такую нелюбезность хозяйки, проявившуюся во многих случаях, фра Микеле сказал хозяину: «Уголино Кастроне, ты действительно кастроне (дурак), и даже баран. Если бы я был на твоем месте, я заставил бы твою жену делать то, что я ей велю».
Уголино ответил на это: «Фра Микеле, если бы вы были на моем месте, вы делали бы то, что делаю я».
Фра Микеле изводился от злобы, видя омерзительный нрав жены Уголино, и говорил про себя: «Господи, если бы милостью твоей умерла моя жена и умер Уголино, то я непременно взял бы ее в жены, чтобы наказать ее за ее безумие». Фра Микеле провел вечер, как мог, и наутро уехал в Имолу.
На следующий год случилось так, что в Романье настал мор, во время которого умер Уголино Кастроне и жена фра Микеле. Когда через несколько месяцев чума прекратилась, фра Микеле употребил все усилия, чтобы получить в жены мадонну Дзоанну. Наконец, намерения его осуществились. Когда Дзоанна явилась к мужу и отправилась вечером в спальню, куда, как она думала, к ней придут с тем, на что рассчитывают молодые жены, фра Микеле, еще не забывший тозиньянский салат, навестил ее с палкой в руках и принялся бить ее, и отколотил ее так, что всю ее изувечил. Женщина кричала, но муж не обращал на это никакого внимания; отколотил ее досыта, а затем ушел спать. Через два дня после этого, вечером, фра Микеле велел жене поставить на огонь воду, потому что он хотел вымыть себе ноги. Жена, которая не говорила уже: «Поди, поставь ее сам», исполнила приказание. Когда она сняла воду с огня и вылила ее в таз, то фра Микеле обжег себе ноги, так как она была горяча. Почувствовав это, он, не спрашивая, в чем дело, выливает воду обратно в кувшин, ставит ее на огонь и ждет, чтобы она закипела.
Когда она стала кипеть, он берет таз, выливает в нее воду и говорит жене:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53