Я и так это вижу!
– Да нет же! – в отчаянии взвизгнула Лорел. Рассел видел только внешние проявления, но отказывался заглянуть внутрь. Он судил поступки брата, но не утруждался поискать причины, их вызвавшие. – Шон хочет, чтобы ты понял: он ненавидит эту школу, у него здесь нет друзей! Шон хочет вернуться в свою старую школу, разве не ясно, что там ему было бы гораздо лучше?
– Как раз это мне ясно, но я не могу ничего исправить. Шону придется привыкать к этой школе. А он даже не пытается этого сделать. – Рассел потер лоб.
Лорел перехватила его опускавшуюся руку, сжала пальцы, но не почувствовала ответного пожатия. Рассел не был готов к конструктивному диалогу.
– Но ведь школа Лэйквуд считается одной из лучшей! Почему ты не хочешь, чтобы Шон туда вернулся? Если бы ты указал мой адрес как одно из мест проживания брата, Шон смог бы вернуться. – Лорел хотелось, чтобы Рассел понял: мальчик лишился не только любимых родителей, но и родного дома, привычного окружения, близких друзей.
– Очень здорово, – скривился Рассел упрямо. – Мне придется возить его по утрам в такую даль! К тому же это временное решение, Лорел. Представь, мы расстанемся, и парень будет вынужден вернуться сюда. Ему учиться еще четыре с половиной года! Ты хочешь, чтобы он постоянно скакал с места на место?
Рассел произнес эту тираду весьма веско, деловито, не подумав, какое впечатление она произведет на Лорел.
«Мы расстанемся». Эта фраза легко соскользнула с его языка, словно давно просилась наружу.
Девушка застыла на месте, приоткрыв рот. На мгновение она даже позабыла о предмете спора. Рассел был уверен, что их отношения не имеют будущего!
Ледяная рука сжала сердце Лорел, дыхание замерло, словно легкие внезапно утратили потребность в воздухе. В ее глазах мелькнула такая боль, что Рассел сообразил: он сказал лишнее.
– Я… должно быть, я как-то неверно выразился, – попытался он исправить ошибку.
– Нет, ты выразился очень верно, – произнесла Лорел глухо, едва не задохнувшись, когда воздух снова хлынул в легкие. Сообразив, что все еще сжимает пальцы Расса, она отдернула руку. – Я поняла, что ты имел в виду. «Не лезь в нашу с Шоном жизнь» – вот что ты хотел сказать. Так кто я для тебя, Расс? Временный источник приятных эмоций?
Он дернулся, словно от пощечины.
– Ты же знаешь, что это не так. Я люблю тебя.
– Очевидно, недостаточно, чтобы строить планы на будущее. Ты уверен, что наша связь не продлится долго, ведь я права? Ты не желаешь подпускать меня к Шону, так же, как и к себе.
– Я просто пытаюсь трезво оценивать наши шансы… – Голос Рассела сорвался. Он в отчаянии стиснул зубы и на мгновение прикрыл глаза. Лицо его исказила такая мука, что Лорел показалось: вот-вот, и он извинится. Однако этого не случилось. – Я прагматик, Лорел, только и всего.
Девушка поняла, что ей лучше уйти, прежде чем она не выдержит и расплачется.
– Не нужно оправданий, – сказала она безжизненно. – Просто окажи услугу: поговори с братом, выслушай его версию и только после этого принимай решение. И будь готов к тому, что правда немало тебя удивит.
Лорел резко отвернулась и пошла прочь, сжимая ключи в кармане пальто. В глазах кипели слезы, и она ждала, ждала, что Рассел окликнет ее, нагонит с намерением извиниться и взять свои слова назад. Он не окликнул.
Глава 22
– Дьявол! – возмущенно воскликнул Рассел, обращаясь к полупустой парковке и удаляющемуся заду Лорел. Разговор прошел совсем не так, как он рассчитывал.
Он не собирался вымещать на Лорел раздражение, вызванное проступком Шона. Конечно, девушка пыталась лишь помочь, но понимание собственной несостоятельности в качестве воспитателя довело Рассела до белого каления. Он не может справиться с подростком!
Шон обратился за подмогой не к нему, а к Лорел, и от этого было вдвойне гадко на душе. Конечно, парень сблизился с его подружкой, делал под ее руководством домашние задания, учился языку жестов, но ведь это не превращало Лорел в его мамочку! Рассел чувствовал себя третьим лишним. Его прогресс в воспитании брата заключался только в постоянных сварах и взаимной холодности.
Предложение Лорел вписать ее адрес в качестве одного из мест проживания Шона было просто нелепым. Как будто Рассел мог позволить себе собственность на береговой линии! К тому же это вызвало странные ассоциации с семейной жизнью, и ассоциации эти Рассу не понравились.
Нет, не то чтобы совсем не понравились. Скорее напугали. Взрослый мужчина на содержании богатой жены, вот в кого бы он превратился, вздумай он жениться на Лорел.
Он был в отчаянии. Лорел появилась в жизни Шона всего несколько недель назад, и вот они уже дружат и делятся личными тайнами. Словно по мановению волшебной палочки парень стал меняться в лучшую сторону. И это после стольких безуспешных попыток Рассела найти с братом общий язык!
Черт, это было почти оскорбительно!
Рассел уныло оглядел парковку и здание школы. Он не мог навязать Шону свою дружбу, не мог предоставить ему Друзей и вернуть в привычное окружение. Он потерпел полный крах и не видел выхода из сложившейся ситуации. Родителей не воскресить, а завоевать доверие Шона никак не получалось.
Да что он делает не так?! Почему Лорел с легкостью справилась с задачей, представлявшейся ему совершенно невыполнимой? Когда Расс проявлял заботу о брате, тот попросту высмеивал эти неуклюжие попытки, замыкался в себе или отвечал яростным сопротивлением.
Рассел рывком открыл дверцу машины. Внутри было тепло: Шон завел мотор и включил обогрев. Когда старший брат уселся на водительское сиденье, парень бросил на него укоризненный взгляд:
– Ты довел Лорел до слез.
– Вовсе нет. – По крайней мере, Расс на это надеялся. Девушка выглядела оскорбленной и расстроенной, но, уходя, не плакала.
– Послушай, ты имеешь право срывать гнев на мне, можешь меня наказывать, если тебе так нравится. Но не срывайся на Лорел. Ведь это я дал директору ее телефон, так что вина целиком лежит на мне.
– Мои отношения с Лорел тебя не касаются! – отрезал Рассел, сожалея, что не может прокрутить события назад и все исправить. На работе был полный завал – шесть разных дел, и никакого прогресса ни в одном из них. А теперь он еще обидел девушку, которая стала ему очень дорога. Обидел, хотя совсем того не желал.
Шон молчал всю дорогу до дома, словно что-то обдумывая. Он не удостоил брата и взглядом, пока шел к входной двери, пока разувался и снимал куртку. Войдя в кухню, парень сразу направился к холодильнику, заглянул внутрь, пытливо изучая содержимое.
Тишина начинала угнетать Рассела. Неужели, думал он, Шону ничуть не стыдно за свой проступок?
– Так что произошло в школе? – бросил он пробный камень.
– Кажется, мистер Генри подробно тебе все разъяснил.
– По его тону было ясно, что он ни на йоту не поверил твоим россказням.
– Россказням, говоришь? Пусть будет так. Судя по всему, ты тоже для себя все решил. Тогда зачем сотрясать воздух, задавая вопросы? – Шон достал молоко, чтобы приготовить себе чашку какао. – Ты ведь никогда меня не слушаешь, никогда не интересуешься моим мнением. Тогда к чему это любопытство?
Рассел ошарашено смотрел на младшего брата, не до конца понимая, пытается ли тот его оскорбить или просто констатирует факт.
– Я интересуюсь твоим мнением, – промычал он не слишком уверенно.
– Совсем нет! Ты не обсуждаешь со мной вашу перепалку с Лорел, говоришь, что это меня не касается! Ты не прислушиваешься к моим словам. Тебе плевать, что я ненавижу эту дрянную школу! А хуже всего то, что ты ведешь себя так, будто мамы с папой никогда не существовало!
Вот так! Рассел на секунду прикрыл веки. Похоже, настало время для серьезного разговора. Время пряток прошло.
– Это не так, Шон…
– Так, Рассел, так. Когда мы в последний раз о них беседовали, а? Всякий раз, когда я начинаю эту тему, ты находишь отговорки типа «надо двигаться дальше, не стоит жить прошлым»! Да пошел ты в задницу! Плевать я хотел на твои умные советы! Я скучаю по маме! – На последнем слове голос Шона дрогнул, и он уронил голову, чтобы брат не мог видеть его глаз.
Рассел, присевший было на стул, вскочил и бросился к Шону:
– Прости, милый, прости. – Он обнял брата и прижал к груди. – Я знаю, что ты скучаешь по маме… Господи, я ведь тоже адски скучаю! Знаю, каково тебе приходится сейчас. Ты навеки застрял в моей поганой квартире, вынужден терпеть мой поганый характер и притворяться, будто все нормально. – Рассел говорил, не думая, слова сами слетали с языка. – Мне так жаль, так жаль.
Шон тихо шмыгал носом, словно пытаясь сдержать слезы, и Рассу хотелось взять на себя хотя бы часть боли, которая разрывала душу брата.
Он снова заговорил:
– Я знаю, что со мной тяжело.
– Вот это точно! – Шон отстранился, украдкой вытерев слезы пальцами.
Рассел знал, что заслужил эти слова, но все равно они иголочками впились в сердце, снова и снова подтверждая его несостоятельность в качестве родителя и друга.
– Пойми, я тоже на распутье. Я вообще не знаю, куда двигаться, словно разучился получать удовольствие от жизни. Просто делаю свое дело, чтобы хоть как-то заполнить будни. Я даже не замечал, что избегаю говорить о родителях. Думаю, это был мой личный способ смягчить боль потери.
– Отвратительный способ. – Шон вернулся к холодильнику и выудил из него коробочку с ванильным пудингом. Открыв крышечку, он тщательно ее облизал. – Ненавижу тебя за то, что ты продал дом родителей, даже не обсудив решение со мной! Зачем ты это сделал?
Потому что Расселу не хотелось возиться с этой старой развалиной, нуждавшейся в хорошем хозяине.
– В тот момент я считал, что это наилучший выход из ситуации. Содержать дом было чересчур накладно, он нуждался во вложениях и ремонте. А я… наверное, мне требовалось побыстрее похоронить прошлое.
– Ты должен был посоветоваться со мной, – упрямо сказал Шон. – Я не маленький ребенок, и мое мнение следовало учитывать. К тому же мне принадлежала половина дома.
Рассел впервые увидел ситуацию глазами младшего брата. Парень не только потерял родителей, он утратил все, что было знакомо ему с детства. Дом, соседей, друзей, родное окружение… Мучимый собственным горем, Рассел забрал у брата самое дорогое – привычную жизнь, предоставив взамен шаткое положение приживалки при вечно занятом полицейском.
– Может, ты и прав.
– Вот видишь! Ты сказал «может». Тебе и в голову не приходит, что я точно прав!
– Я наделал кучу ошибок, Шон. И думаю, наделаю еще больше.
Шон устало покачал головой совсем как взрослый:
– Это уж наверняка.
– Но мы остались вдвоем и должны как-то справляться. Я не смогу видеть ошибки, если ты на них не укажешь. – Рассел ждал с замиранием сердца. Он надеялся, что Шон протянет ему руку, доверится и поможет как-то наладить совместную жизнь, если поодиночке бороться с ситуацией не получается.
Парень долго молчал, буравя взглядом пол и постукивая ложечкой по стаканчику с пудингом. Легкая емкость могла перевернуться, но Рассел не посмел указать на это брату.
– То, что сказал мистер Генри… в общем, это правда. Я вступился за мальчишку, которого задирали козлы из старших классов.
Рассел кивнул, почему-то совершенно не усомнившись в словах брата:
– Я верю.
– Раз уж ты внезапно подобрел, может, помиришься с Лорел? Извинись, что вел себя как придурок. Я даже могу не путаться под ногами, пока ты будешь вымаливать прощение. – Шон сунул в рот ложку желтоватого пудинга, затем облизал губы. – Пожалуй, купи ей цветов или чего там полагается в таких случаях?
– Спасибо за совет, – сухо ответил Рассел. Шон усмехнулся:
– Тогда вот тебе еще один: женись на ней.
– Так, Купидон, умей вовремя остановиться. Зачем мне на ней жениться?
– Она умная, добрая и очень красивая. Разве ты сам не видишь? К тому же Лорел единственная женщина, которая способна терпеть твой несносный характер.
Рассел вдруг расхохотался. Возможно, братец был в чем-то прав.
– Знаешь, когда мне было семнадцать, мама призналась, что беременна. Помню, как странно я себя чувствовал. Знаешь, странная неловкость: что подумают люди, если мать решилась на второго ребенка в таком возрасте? А потом мама рассказала, что они с отцом ждали этой беременности целых пятнадцать лет. Ты был очень желанным ребенком.
– Правда? – недоверчиво спросил Шон, снова позабыв про пудинг.
Рассел пожал плечами, стараясь, чтобы тон был веселым и легкомысленным. Воспоминания давались нелегко.
– В общем, после этого признания я стал иначе смотреть на отношения родителей. Начал замечать, как они переглядываются со счастливыми улыбками, как нежно шепчутся на диване. Короче, я ждал появления младшего братишки не меньше, чем они сами. – Рассел помолчал и улыбнулся своим мыслям. – Как только ты родился, меня впустили в палату. Мама тихо плакала, а я еще подумал, что это совсем не удивительно. Ведь ты был таким уродливым.
Шон хмыкнул, хотя слушал, не отрывая от брата взгляда.
– Ты был красный, сморщенный, в какой-то слизи по всему телу. Волосы прилипли к голове, такие жиденькие, словно у старого деда.
– Бе-е!
– А глаза были такими водянистыми, – продолжал Рассел, уже увлекшись рассказом. – Но самой забавной была голова. Маленькая и сплющенная! Я только потом понял, что мама плачет от счастья, а поначалу очень испугался. Она смотрела на тебя с таким восторгом, что я навсегда запомнил выражение ее лица. Удивительное, словно у Девы Марии. – Расс помолчал. – За первый месяц жизни ты сильно изменился. Перестал быть уродливым, и я очень радовался.
Шон с досадой хлопнул рукой по столешнице:
– Жаль, я не могу рассказать подобную гадость и о тебе! – Рассел улыбнулся и вышел из кухни. Впервые он чувствовал надежду, что все наладится.
– Ты куда? – крикнул Шон.
– Пороюсь в кладовке. Где-то там лежат коробки с фотографиями. Думаю, я припомню еще кучу историй, если мы решим их посмотреть.
– Вот здорово!
Шон припустил за братом.
Джерри откинулся на спину и попытался восстановить дыхание. Он начинал подумывать, что несколько староват для столь энергичных физических упражнений. Кэтрин была способна довести его до сердечного приступа.
Ее пальчики снова прогуливались по его ноге, от пятки к паху, хотя член до сих пор пульсировал после мощнейшего оргазма. Джерри перехватил руку девушки раньше, чем она вцепилась в его яички.
– Дай мне отдохнуть, – взмолился он. – Хотя бы пять минуток!
Она была просто ненасытной любовницей! Впрочем, как раз это Джерри в ней и ценил. С Памелой секса можно было добиться лишь после длительных политесов, уверток и ухищрений, когда в ход шли лесть и расшаркивания. Пэм использовала секс как инструмент контроля и требовала безоговорочного исполнения ею же и придуманных правил.
Кэтрин была готова заняться с Джерри сексом в любую минуту. Достаточно было столкнуться взглядами или соприкоснуться руками, и вот уже одежда летела прочь, обнажая готовые к соитию тела. Джерри не понимал, на чем основано их взаимное притяжение, но копаться в причинах не желал.
Кэтрин погладила его по плечу.
– Три минуты. Ждать дольше я не согласна.
– Спасибо и на том. – Он тяжко вздохнул, притворяясь, что недоволен таким натиском. Пальцы погладили грудь Кэтрин.
У нее было хорошее тело, хотя странные побрякушки, которые она носила тоннами, совершенно отвлекали от этого неоспоримого факта. Джерри никогда не любил пирсинг и наколки, но постепенно изменил мнение. Скользя языком по контурам татуировок, он возбуждался со страшной силой, до потери контроля над собой. Кроме того, Кэтрин вечно носила на себе кучу металла и укладывала крашенные в черный цвет волосы в невероятные колючие пряди, и эти детали раздражали Джерри.
Как он выяснил, черный не был натуральным цветом Кэтрин.
Ладонь Джерри накрыла холмик рыжих завитков в паху девушки, пальцы осторожно развели в стороны лепестки плоти.
– Могла бы и эти волосы покрасить в черный. Для большей достоверности, – лениво сказал мужчина, подтрунивая.
Кэтрин куснула его в плечо.
– Джерри, мне больше нравится, когда ты держишь рот на замке.
– Да? Но я говорю всерьез. Не хочешь последовать моему совету?
– Помолчи. – Кэтрин приложила палец к его губам. – Ни звука.
Джерри почувствовал легкое раздражение.
– Значит, тебе не нравится, когда я открываю рот? Для тебя я просто подходящий член, на который можно сесть, если сильно захочется? – Его собственное мужское естество чуть дрогнуло, наливаясь силой.
Кэтрин наклонилась над Джерри, потерлась грудью о его плечо. Она закинула на него одну ногу, и ее обнаженная плоть влажно прильнула к его бедру.
В комнате горел небольшой ночник, еле слышно наигрывал саксофон в кассетнике. Сначала Джерри удивил выбор музыки, но, оказавшись в постели Кэтрин, он согласился, что саксофон звучит очень сексуально. Словно чьи-то эротичные стоны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
– Да нет же! – в отчаянии взвизгнула Лорел. Рассел видел только внешние проявления, но отказывался заглянуть внутрь. Он судил поступки брата, но не утруждался поискать причины, их вызвавшие. – Шон хочет, чтобы ты понял: он ненавидит эту школу, у него здесь нет друзей! Шон хочет вернуться в свою старую школу, разве не ясно, что там ему было бы гораздо лучше?
– Как раз это мне ясно, но я не могу ничего исправить. Шону придется привыкать к этой школе. А он даже не пытается этого сделать. – Рассел потер лоб.
Лорел перехватила его опускавшуюся руку, сжала пальцы, но не почувствовала ответного пожатия. Рассел не был готов к конструктивному диалогу.
– Но ведь школа Лэйквуд считается одной из лучшей! Почему ты не хочешь, чтобы Шон туда вернулся? Если бы ты указал мой адрес как одно из мест проживания брата, Шон смог бы вернуться. – Лорел хотелось, чтобы Рассел понял: мальчик лишился не только любимых родителей, но и родного дома, привычного окружения, близких друзей.
– Очень здорово, – скривился Рассел упрямо. – Мне придется возить его по утрам в такую даль! К тому же это временное решение, Лорел. Представь, мы расстанемся, и парень будет вынужден вернуться сюда. Ему учиться еще четыре с половиной года! Ты хочешь, чтобы он постоянно скакал с места на место?
Рассел произнес эту тираду весьма веско, деловито, не подумав, какое впечатление она произведет на Лорел.
«Мы расстанемся». Эта фраза легко соскользнула с его языка, словно давно просилась наружу.
Девушка застыла на месте, приоткрыв рот. На мгновение она даже позабыла о предмете спора. Рассел был уверен, что их отношения не имеют будущего!
Ледяная рука сжала сердце Лорел, дыхание замерло, словно легкие внезапно утратили потребность в воздухе. В ее глазах мелькнула такая боль, что Рассел сообразил: он сказал лишнее.
– Я… должно быть, я как-то неверно выразился, – попытался он исправить ошибку.
– Нет, ты выразился очень верно, – произнесла Лорел глухо, едва не задохнувшись, когда воздух снова хлынул в легкие. Сообразив, что все еще сжимает пальцы Расса, она отдернула руку. – Я поняла, что ты имел в виду. «Не лезь в нашу с Шоном жизнь» – вот что ты хотел сказать. Так кто я для тебя, Расс? Временный источник приятных эмоций?
Он дернулся, словно от пощечины.
– Ты же знаешь, что это не так. Я люблю тебя.
– Очевидно, недостаточно, чтобы строить планы на будущее. Ты уверен, что наша связь не продлится долго, ведь я права? Ты не желаешь подпускать меня к Шону, так же, как и к себе.
– Я просто пытаюсь трезво оценивать наши шансы… – Голос Рассела сорвался. Он в отчаянии стиснул зубы и на мгновение прикрыл глаза. Лицо его исказила такая мука, что Лорел показалось: вот-вот, и он извинится. Однако этого не случилось. – Я прагматик, Лорел, только и всего.
Девушка поняла, что ей лучше уйти, прежде чем она не выдержит и расплачется.
– Не нужно оправданий, – сказала она безжизненно. – Просто окажи услугу: поговори с братом, выслушай его версию и только после этого принимай решение. И будь готов к тому, что правда немало тебя удивит.
Лорел резко отвернулась и пошла прочь, сжимая ключи в кармане пальто. В глазах кипели слезы, и она ждала, ждала, что Рассел окликнет ее, нагонит с намерением извиниться и взять свои слова назад. Он не окликнул.
Глава 22
– Дьявол! – возмущенно воскликнул Рассел, обращаясь к полупустой парковке и удаляющемуся заду Лорел. Разговор прошел совсем не так, как он рассчитывал.
Он не собирался вымещать на Лорел раздражение, вызванное проступком Шона. Конечно, девушка пыталась лишь помочь, но понимание собственной несостоятельности в качестве воспитателя довело Рассела до белого каления. Он не может справиться с подростком!
Шон обратился за подмогой не к нему, а к Лорел, и от этого было вдвойне гадко на душе. Конечно, парень сблизился с его подружкой, делал под ее руководством домашние задания, учился языку жестов, но ведь это не превращало Лорел в его мамочку! Рассел чувствовал себя третьим лишним. Его прогресс в воспитании брата заключался только в постоянных сварах и взаимной холодности.
Предложение Лорел вписать ее адрес в качестве одного из мест проживания Шона было просто нелепым. Как будто Рассел мог позволить себе собственность на береговой линии! К тому же это вызвало странные ассоциации с семейной жизнью, и ассоциации эти Рассу не понравились.
Нет, не то чтобы совсем не понравились. Скорее напугали. Взрослый мужчина на содержании богатой жены, вот в кого бы он превратился, вздумай он жениться на Лорел.
Он был в отчаянии. Лорел появилась в жизни Шона всего несколько недель назад, и вот они уже дружат и делятся личными тайнами. Словно по мановению волшебной палочки парень стал меняться в лучшую сторону. И это после стольких безуспешных попыток Рассела найти с братом общий язык!
Черт, это было почти оскорбительно!
Рассел уныло оглядел парковку и здание школы. Он не мог навязать Шону свою дружбу, не мог предоставить ему Друзей и вернуть в привычное окружение. Он потерпел полный крах и не видел выхода из сложившейся ситуации. Родителей не воскресить, а завоевать доверие Шона никак не получалось.
Да что он делает не так?! Почему Лорел с легкостью справилась с задачей, представлявшейся ему совершенно невыполнимой? Когда Расс проявлял заботу о брате, тот попросту высмеивал эти неуклюжие попытки, замыкался в себе или отвечал яростным сопротивлением.
Рассел рывком открыл дверцу машины. Внутри было тепло: Шон завел мотор и включил обогрев. Когда старший брат уселся на водительское сиденье, парень бросил на него укоризненный взгляд:
– Ты довел Лорел до слез.
– Вовсе нет. – По крайней мере, Расс на это надеялся. Девушка выглядела оскорбленной и расстроенной, но, уходя, не плакала.
– Послушай, ты имеешь право срывать гнев на мне, можешь меня наказывать, если тебе так нравится. Но не срывайся на Лорел. Ведь это я дал директору ее телефон, так что вина целиком лежит на мне.
– Мои отношения с Лорел тебя не касаются! – отрезал Рассел, сожалея, что не может прокрутить события назад и все исправить. На работе был полный завал – шесть разных дел, и никакого прогресса ни в одном из них. А теперь он еще обидел девушку, которая стала ему очень дорога. Обидел, хотя совсем того не желал.
Шон молчал всю дорогу до дома, словно что-то обдумывая. Он не удостоил брата и взглядом, пока шел к входной двери, пока разувался и снимал куртку. Войдя в кухню, парень сразу направился к холодильнику, заглянул внутрь, пытливо изучая содержимое.
Тишина начинала угнетать Рассела. Неужели, думал он, Шону ничуть не стыдно за свой проступок?
– Так что произошло в школе? – бросил он пробный камень.
– Кажется, мистер Генри подробно тебе все разъяснил.
– По его тону было ясно, что он ни на йоту не поверил твоим россказням.
– Россказням, говоришь? Пусть будет так. Судя по всему, ты тоже для себя все решил. Тогда зачем сотрясать воздух, задавая вопросы? – Шон достал молоко, чтобы приготовить себе чашку какао. – Ты ведь никогда меня не слушаешь, никогда не интересуешься моим мнением. Тогда к чему это любопытство?
Рассел ошарашено смотрел на младшего брата, не до конца понимая, пытается ли тот его оскорбить или просто констатирует факт.
– Я интересуюсь твоим мнением, – промычал он не слишком уверенно.
– Совсем нет! Ты не обсуждаешь со мной вашу перепалку с Лорел, говоришь, что это меня не касается! Ты не прислушиваешься к моим словам. Тебе плевать, что я ненавижу эту дрянную школу! А хуже всего то, что ты ведешь себя так, будто мамы с папой никогда не существовало!
Вот так! Рассел на секунду прикрыл веки. Похоже, настало время для серьезного разговора. Время пряток прошло.
– Это не так, Шон…
– Так, Рассел, так. Когда мы в последний раз о них беседовали, а? Всякий раз, когда я начинаю эту тему, ты находишь отговорки типа «надо двигаться дальше, не стоит жить прошлым»! Да пошел ты в задницу! Плевать я хотел на твои умные советы! Я скучаю по маме! – На последнем слове голос Шона дрогнул, и он уронил голову, чтобы брат не мог видеть его глаз.
Рассел, присевший было на стул, вскочил и бросился к Шону:
– Прости, милый, прости. – Он обнял брата и прижал к груди. – Я знаю, что ты скучаешь по маме… Господи, я ведь тоже адски скучаю! Знаю, каково тебе приходится сейчас. Ты навеки застрял в моей поганой квартире, вынужден терпеть мой поганый характер и притворяться, будто все нормально. – Рассел говорил, не думая, слова сами слетали с языка. – Мне так жаль, так жаль.
Шон тихо шмыгал носом, словно пытаясь сдержать слезы, и Рассу хотелось взять на себя хотя бы часть боли, которая разрывала душу брата.
Он снова заговорил:
– Я знаю, что со мной тяжело.
– Вот это точно! – Шон отстранился, украдкой вытерев слезы пальцами.
Рассел знал, что заслужил эти слова, но все равно они иголочками впились в сердце, снова и снова подтверждая его несостоятельность в качестве родителя и друга.
– Пойми, я тоже на распутье. Я вообще не знаю, куда двигаться, словно разучился получать удовольствие от жизни. Просто делаю свое дело, чтобы хоть как-то заполнить будни. Я даже не замечал, что избегаю говорить о родителях. Думаю, это был мой личный способ смягчить боль потери.
– Отвратительный способ. – Шон вернулся к холодильнику и выудил из него коробочку с ванильным пудингом. Открыв крышечку, он тщательно ее облизал. – Ненавижу тебя за то, что ты продал дом родителей, даже не обсудив решение со мной! Зачем ты это сделал?
Потому что Расселу не хотелось возиться с этой старой развалиной, нуждавшейся в хорошем хозяине.
– В тот момент я считал, что это наилучший выход из ситуации. Содержать дом было чересчур накладно, он нуждался во вложениях и ремонте. А я… наверное, мне требовалось побыстрее похоронить прошлое.
– Ты должен был посоветоваться со мной, – упрямо сказал Шон. – Я не маленький ребенок, и мое мнение следовало учитывать. К тому же мне принадлежала половина дома.
Рассел впервые увидел ситуацию глазами младшего брата. Парень не только потерял родителей, он утратил все, что было знакомо ему с детства. Дом, соседей, друзей, родное окружение… Мучимый собственным горем, Рассел забрал у брата самое дорогое – привычную жизнь, предоставив взамен шаткое положение приживалки при вечно занятом полицейском.
– Может, ты и прав.
– Вот видишь! Ты сказал «может». Тебе и в голову не приходит, что я точно прав!
– Я наделал кучу ошибок, Шон. И думаю, наделаю еще больше.
Шон устало покачал головой совсем как взрослый:
– Это уж наверняка.
– Но мы остались вдвоем и должны как-то справляться. Я не смогу видеть ошибки, если ты на них не укажешь. – Рассел ждал с замиранием сердца. Он надеялся, что Шон протянет ему руку, доверится и поможет как-то наладить совместную жизнь, если поодиночке бороться с ситуацией не получается.
Парень долго молчал, буравя взглядом пол и постукивая ложечкой по стаканчику с пудингом. Легкая емкость могла перевернуться, но Рассел не посмел указать на это брату.
– То, что сказал мистер Генри… в общем, это правда. Я вступился за мальчишку, которого задирали козлы из старших классов.
Рассел кивнул, почему-то совершенно не усомнившись в словах брата:
– Я верю.
– Раз уж ты внезапно подобрел, может, помиришься с Лорел? Извинись, что вел себя как придурок. Я даже могу не путаться под ногами, пока ты будешь вымаливать прощение. – Шон сунул в рот ложку желтоватого пудинга, затем облизал губы. – Пожалуй, купи ей цветов или чего там полагается в таких случаях?
– Спасибо за совет, – сухо ответил Рассел. Шон усмехнулся:
– Тогда вот тебе еще один: женись на ней.
– Так, Купидон, умей вовремя остановиться. Зачем мне на ней жениться?
– Она умная, добрая и очень красивая. Разве ты сам не видишь? К тому же Лорел единственная женщина, которая способна терпеть твой несносный характер.
Рассел вдруг расхохотался. Возможно, братец был в чем-то прав.
– Знаешь, когда мне было семнадцать, мама призналась, что беременна. Помню, как странно я себя чувствовал. Знаешь, странная неловкость: что подумают люди, если мать решилась на второго ребенка в таком возрасте? А потом мама рассказала, что они с отцом ждали этой беременности целых пятнадцать лет. Ты был очень желанным ребенком.
– Правда? – недоверчиво спросил Шон, снова позабыв про пудинг.
Рассел пожал плечами, стараясь, чтобы тон был веселым и легкомысленным. Воспоминания давались нелегко.
– В общем, после этого признания я стал иначе смотреть на отношения родителей. Начал замечать, как они переглядываются со счастливыми улыбками, как нежно шепчутся на диване. Короче, я ждал появления младшего братишки не меньше, чем они сами. – Рассел помолчал и улыбнулся своим мыслям. – Как только ты родился, меня впустили в палату. Мама тихо плакала, а я еще подумал, что это совсем не удивительно. Ведь ты был таким уродливым.
Шон хмыкнул, хотя слушал, не отрывая от брата взгляда.
– Ты был красный, сморщенный, в какой-то слизи по всему телу. Волосы прилипли к голове, такие жиденькие, словно у старого деда.
– Бе-е!
– А глаза были такими водянистыми, – продолжал Рассел, уже увлекшись рассказом. – Но самой забавной была голова. Маленькая и сплющенная! Я только потом понял, что мама плачет от счастья, а поначалу очень испугался. Она смотрела на тебя с таким восторгом, что я навсегда запомнил выражение ее лица. Удивительное, словно у Девы Марии. – Расс помолчал. – За первый месяц жизни ты сильно изменился. Перестал быть уродливым, и я очень радовался.
Шон с досадой хлопнул рукой по столешнице:
– Жаль, я не могу рассказать подобную гадость и о тебе! – Рассел улыбнулся и вышел из кухни. Впервые он чувствовал надежду, что все наладится.
– Ты куда? – крикнул Шон.
– Пороюсь в кладовке. Где-то там лежат коробки с фотографиями. Думаю, я припомню еще кучу историй, если мы решим их посмотреть.
– Вот здорово!
Шон припустил за братом.
Джерри откинулся на спину и попытался восстановить дыхание. Он начинал подумывать, что несколько староват для столь энергичных физических упражнений. Кэтрин была способна довести его до сердечного приступа.
Ее пальчики снова прогуливались по его ноге, от пятки к паху, хотя член до сих пор пульсировал после мощнейшего оргазма. Джерри перехватил руку девушки раньше, чем она вцепилась в его яички.
– Дай мне отдохнуть, – взмолился он. – Хотя бы пять минуток!
Она была просто ненасытной любовницей! Впрочем, как раз это Джерри в ней и ценил. С Памелой секса можно было добиться лишь после длительных политесов, уверток и ухищрений, когда в ход шли лесть и расшаркивания. Пэм использовала секс как инструмент контроля и требовала безоговорочного исполнения ею же и придуманных правил.
Кэтрин была готова заняться с Джерри сексом в любую минуту. Достаточно было столкнуться взглядами или соприкоснуться руками, и вот уже одежда летела прочь, обнажая готовые к соитию тела. Джерри не понимал, на чем основано их взаимное притяжение, но копаться в причинах не желал.
Кэтрин погладила его по плечу.
– Три минуты. Ждать дольше я не согласна.
– Спасибо и на том. – Он тяжко вздохнул, притворяясь, что недоволен таким натиском. Пальцы погладили грудь Кэтрин.
У нее было хорошее тело, хотя странные побрякушки, которые она носила тоннами, совершенно отвлекали от этого неоспоримого факта. Джерри никогда не любил пирсинг и наколки, но постепенно изменил мнение. Скользя языком по контурам татуировок, он возбуждался со страшной силой, до потери контроля над собой. Кроме того, Кэтрин вечно носила на себе кучу металла и укладывала крашенные в черный цвет волосы в невероятные колючие пряди, и эти детали раздражали Джерри.
Как он выяснил, черный не был натуральным цветом Кэтрин.
Ладонь Джерри накрыла холмик рыжих завитков в паху девушки, пальцы осторожно развели в стороны лепестки плоти.
– Могла бы и эти волосы покрасить в черный. Для большей достоверности, – лениво сказал мужчина, подтрунивая.
Кэтрин куснула его в плечо.
– Джерри, мне больше нравится, когда ты держишь рот на замке.
– Да? Но я говорю всерьез. Не хочешь последовать моему совету?
– Помолчи. – Кэтрин приложила палец к его губам. – Ни звука.
Джерри почувствовал легкое раздражение.
– Значит, тебе не нравится, когда я открываю рот? Для тебя я просто подходящий член, на который можно сесть, если сильно захочется? – Его собственное мужское естество чуть дрогнуло, наливаясь силой.
Кэтрин наклонилась над Джерри, потерлась грудью о его плечо. Она закинула на него одну ногу, и ее обнаженная плоть влажно прильнула к его бедру.
В комнате горел небольшой ночник, еле слышно наигрывал саксофон в кассетнике. Сначала Джерри удивил выбор музыки, но, оказавшись в постели Кэтрин, он согласился, что саксофон звучит очень сексуально. Словно чьи-то эротичные стоны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33