– Спасибо.
– Она обычно не показывается, когда ко мне кто-либо приходит. Поппея не выносит людей и никогда не выходит, чтобы завести дружбу с ними. Она не встречает даже мою невесту. К тому же у Энджи аллергия на кошек.
– Как жаль. Эта кошка настоящая куколка.
Бен с удивлением заметил, что, обычно капризная и высокомерная, Поппея свернулась на коленях Джуди и от удовольствия закрыла глаза.
– Вы не забыли, что трубка телефона лежит на столе?
– Да, я сделал это нарочно. Я хотел, чтобы меня не прерывали.
– Как здорово. Хорошо, если бы можно было снять нашу дверь с петель…
Бен тихо рассмеялся:
– Пусть это вас не беспокоит. Кстати, я раньше так не поступал. Разумеется это не очень удачная идея. Ведь я могу кому-то срочно понадобиться.
– Согласна. Спасибо за вино.
– Как оно? Не очень дорогое?
– Если вы заплатили за него более восьмидесяти девяти центов, то оно для меня слишком дорогое.
Бен снова рассмеялся. Странно, но теперь ее общество доставляло ему удовольствие. Обстановка на том дневном уроке, то, как она вывела его из равновесия, – все это теперь было забыто.
– Почему вы назвали ее Поппеей? – спросила она, гладя кошку.
Бен пожал плечами. Он об этом даже не задумывался. Это имя пришло само собой, когда ему два года назад принесли еще маленького котенка.
– Эта та самая Поппея Сабина? – Джуди продолжала задавать вопросы.
– Совершенно верно.
– Жена императора Нерона. Кажется, жила примерно в 65 году новой эры. Интересное имя для кошки.
– Она обольстительная, несговорчивая, высокомерная и испорченная маленькая тварь.
– А вы любите ее.
– А я люблю ее.
Оба некоторое время потягивали вино, прислушивались к темноте, царившей за периферией света настольной лампы. Джуди осматривала квартиру, восхищалась ее обстановкой, видела, что та подобрана с большим вкусом. Ей показалось, будто она нашла в ней фирменный знак Бенджамена Мессера, продолжение этой личности из Южной Калифорнии – беспечной, либеральной. Вдруг ей в голову пришла мысль, ее неожиданно зажгло любопытство. Джуди не решалась задать вопрос.
Она посмотрела на мужчину, сидевшего рядом с ней, на его милое и привлекательное лицо, нечесаные светлые волосы, тело, развитое как у пловца. Тут она сама удивилась, спросив глухим голосом:
– Вы исповедуете свою религию?
Бен не ожидал подобной откровенности.
– Простите?
– Извините. Это не мое дело, но меня всегда интересуют религиозные убеждения людей. Я поступила невежливо.
Бен отвел глаза, чувствуя, как в нем инстинктивно пробуждается защитная реакция.
– Тут нет никаких секретов. Нет, я больше не соблюдаю заповеди иудаизма. Я не исповедую его уже много лет.
– Почему?
Бен снова посмотрел на нее, не понимая, почему он неожиданно для себя рассказал ей о четвертом свитке. И почему он предложил ей вино, почему охотно сидит рядом с ней вместо того, чтобы выставить ее за дверь.
– Иудаизм не может решить мои проблемы, вот и все.
На мгновение их взгляды встретились и застыли. Казалось, это мгновение возникло с целью сблизить расстояние между ними. Бен отвел взгляд и начал медленно вращать в руке бокал с вином. Его начало охватывать чувство крайней неловкости.
– Хорошо. – Джуди сняла кошку с коленей и встала. – Должно быть, вам не терпится скорее получить следующую фотокопию.
Бен тоже встал, он был намного выше ее.
– Я постараюсь не забыть об александрийской рукописи…
– Не утруждайте себя. – Джуди отбросила волосы с плеч, они упали ей на спину и достигли пояса. Затем взяла сумку на ремешке.
Они вместе прошли до двери, Бен остановился, потом открыл и сказал:
– Я дам вам знать, о чем пишет Давид.
Она бросила на него мимолетный вопросительный взгляд:
– Спасибо за вино.
– До свидания.
Сев за стол, Бен снова прочитал первую фотокопию. И сразу принялся за перевод второй.
Было непросто добиться, чтобы раввин Елеазар выслушал нас. Мы с Саулом много дней просидели во внутреннем дворе храма, дабы… [оторван кусок папируса]… Мы сидели на солнцепеке вместе с другими юношами, скрестив ноги. У нас болели ягодицы. Мы не раз испытали голод и утомление, но не смели пошевелиться. Один за другим число ожидавших сокращалось… [здесь оторван край]… Саул и я. После того как мы так просидели целую неделю, ожидая встречи с раввином Елеазаром, нас пригласили на крыльцо, где кругом расположились его ученики.
У меня пересохло в горле, ноги подкашивались, однако я не выказал страха перед великим человеком. Я смиренно опустился у его ног… [предложение невозможно прочитать]… а Саул продолжал стоять с гордым видом. Глаза Елеазара напоминали орлиные. Они пронзили меня насквозь, будто видели, что у меня по ту сторону тела. Мне было страшно, однако я твердо решил не отступать. Мне не хватило сил улыбнуться, а Саул улыбался.
Раввин Елеазар обратился к Саулу: «Почему ты желаешь стать книжником?» Саул ответил: «И все люди собрались, как один, на улице перед водяными воротами; они обратились к Ездре, книжнику, с просьбой принести Закон Моисея, который Господь послал Израилю. И Ездра, священник, принес закон собравшимся мужчинам и женщинам, все они слышали и понимали, в первый день седьмого месяца». Саул сказал: «Раввин Елеазар, я хочу стать тем же, кем стал Ездра и, Неемия до меня».
Затем раввин Елеазар повернулся ко мне и спросил: «Почему ты желаешь стать книжником?» Сначала я не нашелся что сказать, ибо ответ Саула был столь совершенен, что я почувствовал свою неполноценность перед ним. Я проглотил неприятный комок в горле и ответил: «Учитель, мне хотелось бы знать, откуда появилась жена Каина, если ее не создал Бог».
Раввин Елеазар удивленно взглянул на меня и обратился к своим ученикам. Он спросил: «Что это за неофит, отвечающий вопросом на вопрос?» Все ученики рассмеялись.
Почувствовав гнев и унижение, я сказал Елеазару: «Учитель, если бы у меня не было вопросов, тогда бы из меня вышел негодный книжник. А если бы я уже знал все ответы, тогда зачем мне было приходить к вам?».
Елеазар удивился второй раз. Он спросил меня: «Что ты считаешь священнее – Закон или храм Господень?».
И я ответил: «Изучение Торы – деяние более величественное, чем даже возведение храма».
Раввин Елеазар позволил Саулу и мне покинуть крыльцо, и я с трудом сдерживал слезы горечи и разочарования. Я сказал Саулу: «Он не дал мне ни малейшей возможности доказать, что я достоин обучаться у него. Теперь мне придется обращаться к менее ученому раввину и получить наполовину меньше знаний».
В ту ночь я плакал в одиночестве. Я пролил первые слезы с тех пор, как три года назад покинул Магдалу. Я хотел достичь вершины, но мне это не удалось.
[В этом месте папирус разорван с одного поля до другого, вследствие чего пропало около четырех строчек. ]… На следующий день мы с Саулом узнали, что нам надлежит приступить к занятиям у раввина Елеазара.
6
Бен чувствовал себя очень бодро. Он встал рано, принял душ, побрился, плотно позавтракал и воспользовался временем, оставшимся до занятия, чтобы прибрать квартиру. Ему пришлось собрать не менее пятнадцати бокалов и поместить их в посудомоечную машину. Все пепельницы были до краев наполнены окурками. Пришлось сменить подстилку для Поппеи. Бен отворил окна, чтобы выветрить затхлый воздух. В последнюю очередь он привел в порядок кабинет – вернул книги на полки, освободил мусорную корзину от бумаг, убрал крошки и пепел, смыл со стола следы бокалов. Занимаясь уборкой, он тихо напевал про себя.
Бен давно не чувствовал себя так великолепно. Он ощущал себя так, будто получил в наследство кучу денег или известие, что доживет до ста лет. Зарядившись новой энергией, он с песнями носился по квартире, оставляя после себя порядок и чистоту.
Когда в девять часов Энджи постучала в дверь, он обнял ее, впился губами в ее уста, затем рассыпался в извинениях за прошлый вечер.
– Получился скверный вечер, – сказал он, таща ее в квартиру. – Четвертый свиток заставил меня поломать голову, но вчера мне удалось перевести его и заслужить восемь часов сна. Я уже давно не чувствую себя так хорошо!
Энджи просияла от радости:
– Я рада. Знаешь, твой телефон был долго занят.
– Итак, моя любовь, тебя ждет сюрприз. В субботу утром, прямо с рассветом, сядем в мою машину, поедем в Сан-Диего и повеселимся целых два дня.
– О, Бен, как здорово!
– Погуляем по зоопарку, сходим в аквариум, питаться будем в «Сияющей тропинке» Бума Тренчарда, а ночи напролет отдадим любви. – Бен долго и крепко целовал ее. – А может быть… до остального дело и вовсе не дойдет, тогда мы посвятим любви два дня подряд.
Энджи рассмеялась, прижавшись устами к его шее:
– Не говори глупости!
Бен отстранил ее от себя на длину вытянутой руки, наслаждался ее красотой, запахом соблазнительных духов и чувствовал, что возбуждается от ее близости. В это мгновение Бен ощутил такой прилив любви, что ему казалось, будто он взорвется.
– Итак, что тебя привело ко мне сегодня утром?
– Твой телефон был занят.
– Что? Ах да, совсем забыл! – Он щелкнул пальцами. – Вчера вечером я снял трубку с рычага, чтобы меня не беспокоили.
– Кто тебя мог беспокоить? Я?
– Послушай…
– Ладно, я пошутила.
– Послушай, у меня появилась идея! Поехали вместе в университет, подождешь меня часок, и я угощу тебя таким фантастическим обедом, какой твоя хорошенькая головка и представить не может.
– Это просто здорово!
Они поехали в университет вместе, Энджи гуляла по территории, пока Бен вел занятие по иллюстрированным еврейским рукописям. Он также принес студентам глубочайшие извинения за пропущенные два занятия. Энджи бродила по многочисленным дорожкам на территории университета, она давно не чувствовала себя такой счастливой. Приятно видеть Бена в приподнятом настроении, особенно после того, как эти свитки свалились ему на голову.
Он снова стал прежним.
По крайней мере, Энджи хотелось так думать. Она ведь, заметила новые сандалии Бена и то, что он чуть прихрамывает во время ходьбы, а речь жениха сегодня утром показалась ей странной – какой-то высокопарной и неуклюжей. Но она предпочла не обращать на все это внимания и выбросить из головы. Бен просто устал, вот и все.
После занятия они поехали в любимый прибрежный ресторан, который был встроен в скалу и нависал над водой.
Днем они предались любви, к закату солнца поехали в горы, ужинали и смотрели фильм в Голливуде.
За все это время Бен чувствовал себя ближе к Энджи, чем когда-либо раньше. Она умела смеяться и шутить так, что Бен забывал обо всем на свете. Ее красота радовала глаз, а близость волновала. День прошел замечательно. С самого утра, когда Бен встал в неожиданно приподнятом настроении, до страстного поцелуя в полночь, когда он расставался с Энджи. Получился сказочный день. Он долго не забудется.
– Забронируем номер в отеле «Серкл», – обещал он Энджи перед расставанием. – Если хочешь, можем съездить в Тихуану.
Видя такое внимание к себе, Энджи оживилась. Она всегда была красивой, но сейчас просто сияла. Девушку окрыляло счастье, она знала, что нашла идеального мужчину, с которым проведет оставшуюся часть жизни.
В полночь оба были чуть навеселе, очень устали и тихо смеялись, стоя у дверей ее квартиры.
– Давай проведем еще такое времечко, – прошептал Бен.
– Я всегда согласна, мой любимый. Я всегда согласна.
Бен ушел от нее, чувствуя себя так, будто только что побывал в раю.
Настроение оставалось приподнятым всю дорогу домой и начало заряжать Бена волнением, когда он вошел к себе. Целый день, с восхода солнца до этого мгновения, ему даже в голову не пришло задаться вопросом, откуда у него взялось столь отличное настроение. Он даже не задумался о причинах, вызвавших столь приподнятое и радостное расположение духа.
Разумеется, он ни на секунду не вспомнил о Давиде бен Ионе.
Следующее утро началось совсем иначе. От приподнятого настроения предыдущего дня в это пятничное утро не осталось и следа. Им снова овладело лихорадочное волнение, как всю прошлую неделю.
Во время телефонного разговора во вторник Джон Уезерби говорил, что приехал в Иерусалим, чтобы позвонить Бену и «отправить очередную порцию фотокопий, на этот раз в хорошем состоянии». Это означало, что он мог получить их со дня на день – в крайнем случае, в понедельник. Бену не терпелось поскорее взять в руки очередной свиток.
На занятии по языкам археологии ему было нелегко сосредоточиться, он с трудом продирался через древний и современный иврит. Бен все время думал о почте. Если очередной свиток отправлен заказным письмом, тогда ему придется успеть с извещением на почту до пяти часов и со скандалом выбивать его. Иначе он сможет, получить это письмо лишь в понедельник, а тогда выходные будут безнадежно испорчены.
Бен с удивлением обнаружил, что Джуди Голден нет на занятии. Хотя присутствие девушки начинало тревожить его, ее отсутствие вызывало еще большее беспокойство. К тому же на этот раз он даже не забыл принести александрийскую рукопись.
Закончив занятия пораньше, Бен тут же приехал домой и обнаружил в почтовом ящике желтую полоску бумаги. В извещении сообщалось, что он может получить заказное письмо на почте в понедельник между десятью и пятью часами.
Бен не стал терять времени. Он тут же отправился в путь и в четыре часа сорок пять минут выразил желание поговорить с начальником почты. За пять минут настойчивый ученый успел привлечь к себе значительное внимание, ему разрешили дождаться своего почтальона, который вернулся после пяти часов, и неохотно вручили конверт, напомнив, что этим нарушаются правила.
Через пятнадцать минут Бен вернулся к себе, освободил место на столе, запер Поппею в спальне и готовился познакомиться со следующим эпизодом из жизни Давида бен Ионы. Сев за стол, Бен взглянул на телефон и уже не с такими угрызениями совести, как раньше, снял трубку с рычага. Затем он сел за стол, вытер вспотевшие ладони о штанины и открыл конверт.
В нем было письмо от Джона Уезерби.
В письме говорилось, будто весь Кнессет собирается приехать на место раскопок – премьер-министр, американский посол, сам знаменитый Игал Ядин. Упоминались ужасные условия труда – непредсказуемая погода, непрекращающееся нашествие насекомых, скверная еда и холодные ночи. В самом конце Джон Уезерби призывал Бога благословить всех преданных рабочих и добровольцев своей археологической команды.
Бен отбросил письмо в сторону и открыл внутренний конверт. Из него выпали три фотографии.
На одной «без лести» был запечатлен доктор Джон Уезерби, склонившийся над портативной пишущей машинкой. Рукава закатаны, очки в металлической оправе сползли на кончик носа. Уезерби сидел за ломберным столиком, поставленным у входа в палатку.
На второй фотографии были запечатлены доктор Уезерби, его жена Елена и профессор Игал Ядин – вся троица позировала у края места раскопок. Все улыбались, будто выиграли в тотализаторе на скачках; одежда покрылась пылью и пятнами от пота.
На последней фотографии было снято само место раскопок – его площадь оказалась значительно большей, чем на первой фотографии, полученной Беном. На картонных плакатах значились отметки различных уровней, а огороженный веревками сектор, видно, был тем местом, где спрятали знаменитые кувшины. Повсюду виднелись разные люди, занимавшиеся своим делом, – там были и высохшие пожилые ученые, и энергичные молодые студенты, одетые в формы защитного цвета.
Бен еще раз заглянул в конверт. Больше фотографий не было. Он громко стукнул по столу, выругался и пригладил волосы.
Значит, ему придется ждать, когда пришлют свиток номер пять! Еще двадцать четыре часа придется гадать, ходить взад-вперед, ждать, когда Давид снова заговорит с ним…
Поппея Сабина подошла к двери спальни и сердито зашипела. Пришлось ее выпустить. Они оба устроились на диване в гостиной и сидели, не включая света. Поппея дулась из-за того, что на нее не обращали внимания. Бен надул губы, словно обиженный ребенок.
Он с полчаса не мог успокоиться после столь неожиданного разочарования, затем решил отнестись к этому разумно и взять себя в руки. Лучше еще раз проверить свиток номер четыре – он с таким трудом поддавался чтению – и убедиться, не допущена ли какая-либо ошибка в переводе.
Вен проработал за столом два часа, местами внес мелкие правки и пришел к неожиданному откровению.
Закончив последнюю строчку второй фотокопии, он вдруг почувствовал прилив счастья и бодрости духа. Бен вскочил и, напевая что-то, пошел на кухню и уже стал наполнять бокал вином. Однако, не долив его, он услышал, как сам насвистывает какую-то мелодию, и остановился, поставил бокал, бутылку и хмуро взглянул на голую стену перед собой.
Почему он вдруг почувствовал себя таким счастливым?
Бен подошел к двери и встал так, чтобы через гостиную можно было видеть кабинет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
– Она обычно не показывается, когда ко мне кто-либо приходит. Поппея не выносит людей и никогда не выходит, чтобы завести дружбу с ними. Она не встречает даже мою невесту. К тому же у Энджи аллергия на кошек.
– Как жаль. Эта кошка настоящая куколка.
Бен с удивлением заметил, что, обычно капризная и высокомерная, Поппея свернулась на коленях Джуди и от удовольствия закрыла глаза.
– Вы не забыли, что трубка телефона лежит на столе?
– Да, я сделал это нарочно. Я хотел, чтобы меня не прерывали.
– Как здорово. Хорошо, если бы можно было снять нашу дверь с петель…
Бен тихо рассмеялся:
– Пусть это вас не беспокоит. Кстати, я раньше так не поступал. Разумеется это не очень удачная идея. Ведь я могу кому-то срочно понадобиться.
– Согласна. Спасибо за вино.
– Как оно? Не очень дорогое?
– Если вы заплатили за него более восьмидесяти девяти центов, то оно для меня слишком дорогое.
Бен снова рассмеялся. Странно, но теперь ее общество доставляло ему удовольствие. Обстановка на том дневном уроке, то, как она вывела его из равновесия, – все это теперь было забыто.
– Почему вы назвали ее Поппеей? – спросила она, гладя кошку.
Бен пожал плечами. Он об этом даже не задумывался. Это имя пришло само собой, когда ему два года назад принесли еще маленького котенка.
– Эта та самая Поппея Сабина? – Джуди продолжала задавать вопросы.
– Совершенно верно.
– Жена императора Нерона. Кажется, жила примерно в 65 году новой эры. Интересное имя для кошки.
– Она обольстительная, несговорчивая, высокомерная и испорченная маленькая тварь.
– А вы любите ее.
– А я люблю ее.
Оба некоторое время потягивали вино, прислушивались к темноте, царившей за периферией света настольной лампы. Джуди осматривала квартиру, восхищалась ее обстановкой, видела, что та подобрана с большим вкусом. Ей показалось, будто она нашла в ней фирменный знак Бенджамена Мессера, продолжение этой личности из Южной Калифорнии – беспечной, либеральной. Вдруг ей в голову пришла мысль, ее неожиданно зажгло любопытство. Джуди не решалась задать вопрос.
Она посмотрела на мужчину, сидевшего рядом с ней, на его милое и привлекательное лицо, нечесаные светлые волосы, тело, развитое как у пловца. Тут она сама удивилась, спросив глухим голосом:
– Вы исповедуете свою религию?
Бен не ожидал подобной откровенности.
– Простите?
– Извините. Это не мое дело, но меня всегда интересуют религиозные убеждения людей. Я поступила невежливо.
Бен отвел глаза, чувствуя, как в нем инстинктивно пробуждается защитная реакция.
– Тут нет никаких секретов. Нет, я больше не соблюдаю заповеди иудаизма. Я не исповедую его уже много лет.
– Почему?
Бен снова посмотрел на нее, не понимая, почему он неожиданно для себя рассказал ей о четвертом свитке. И почему он предложил ей вино, почему охотно сидит рядом с ней вместо того, чтобы выставить ее за дверь.
– Иудаизм не может решить мои проблемы, вот и все.
На мгновение их взгляды встретились и застыли. Казалось, это мгновение возникло с целью сблизить расстояние между ними. Бен отвел взгляд и начал медленно вращать в руке бокал с вином. Его начало охватывать чувство крайней неловкости.
– Хорошо. – Джуди сняла кошку с коленей и встала. – Должно быть, вам не терпится скорее получить следующую фотокопию.
Бен тоже встал, он был намного выше ее.
– Я постараюсь не забыть об александрийской рукописи…
– Не утруждайте себя. – Джуди отбросила волосы с плеч, они упали ей на спину и достигли пояса. Затем взяла сумку на ремешке.
Они вместе прошли до двери, Бен остановился, потом открыл и сказал:
– Я дам вам знать, о чем пишет Давид.
Она бросила на него мимолетный вопросительный взгляд:
– Спасибо за вино.
– До свидания.
Сев за стол, Бен снова прочитал первую фотокопию. И сразу принялся за перевод второй.
Было непросто добиться, чтобы раввин Елеазар выслушал нас. Мы с Саулом много дней просидели во внутреннем дворе храма, дабы… [оторван кусок папируса]… Мы сидели на солнцепеке вместе с другими юношами, скрестив ноги. У нас болели ягодицы. Мы не раз испытали голод и утомление, но не смели пошевелиться. Один за другим число ожидавших сокращалось… [здесь оторван край]… Саул и я. После того как мы так просидели целую неделю, ожидая встречи с раввином Елеазаром, нас пригласили на крыльцо, где кругом расположились его ученики.
У меня пересохло в горле, ноги подкашивались, однако я не выказал страха перед великим человеком. Я смиренно опустился у его ног… [предложение невозможно прочитать]… а Саул продолжал стоять с гордым видом. Глаза Елеазара напоминали орлиные. Они пронзили меня насквозь, будто видели, что у меня по ту сторону тела. Мне было страшно, однако я твердо решил не отступать. Мне не хватило сил улыбнуться, а Саул улыбался.
Раввин Елеазар обратился к Саулу: «Почему ты желаешь стать книжником?» Саул ответил: «И все люди собрались, как один, на улице перед водяными воротами; они обратились к Ездре, книжнику, с просьбой принести Закон Моисея, который Господь послал Израилю. И Ездра, священник, принес закон собравшимся мужчинам и женщинам, все они слышали и понимали, в первый день седьмого месяца». Саул сказал: «Раввин Елеазар, я хочу стать тем же, кем стал Ездра и, Неемия до меня».
Затем раввин Елеазар повернулся ко мне и спросил: «Почему ты желаешь стать книжником?» Сначала я не нашелся что сказать, ибо ответ Саула был столь совершенен, что я почувствовал свою неполноценность перед ним. Я проглотил неприятный комок в горле и ответил: «Учитель, мне хотелось бы знать, откуда появилась жена Каина, если ее не создал Бог».
Раввин Елеазар удивленно взглянул на меня и обратился к своим ученикам. Он спросил: «Что это за неофит, отвечающий вопросом на вопрос?» Все ученики рассмеялись.
Почувствовав гнев и унижение, я сказал Елеазару: «Учитель, если бы у меня не было вопросов, тогда бы из меня вышел негодный книжник. А если бы я уже знал все ответы, тогда зачем мне было приходить к вам?».
Елеазар удивился второй раз. Он спросил меня: «Что ты считаешь священнее – Закон или храм Господень?».
И я ответил: «Изучение Торы – деяние более величественное, чем даже возведение храма».
Раввин Елеазар позволил Саулу и мне покинуть крыльцо, и я с трудом сдерживал слезы горечи и разочарования. Я сказал Саулу: «Он не дал мне ни малейшей возможности доказать, что я достоин обучаться у него. Теперь мне придется обращаться к менее ученому раввину и получить наполовину меньше знаний».
В ту ночь я плакал в одиночестве. Я пролил первые слезы с тех пор, как три года назад покинул Магдалу. Я хотел достичь вершины, но мне это не удалось.
[В этом месте папирус разорван с одного поля до другого, вследствие чего пропало около четырех строчек. ]… На следующий день мы с Саулом узнали, что нам надлежит приступить к занятиям у раввина Елеазара.
6
Бен чувствовал себя очень бодро. Он встал рано, принял душ, побрился, плотно позавтракал и воспользовался временем, оставшимся до занятия, чтобы прибрать квартиру. Ему пришлось собрать не менее пятнадцати бокалов и поместить их в посудомоечную машину. Все пепельницы были до краев наполнены окурками. Пришлось сменить подстилку для Поппеи. Бен отворил окна, чтобы выветрить затхлый воздух. В последнюю очередь он привел в порядок кабинет – вернул книги на полки, освободил мусорную корзину от бумаг, убрал крошки и пепел, смыл со стола следы бокалов. Занимаясь уборкой, он тихо напевал про себя.
Бен давно не чувствовал себя так великолепно. Он ощущал себя так, будто получил в наследство кучу денег или известие, что доживет до ста лет. Зарядившись новой энергией, он с песнями носился по квартире, оставляя после себя порядок и чистоту.
Когда в девять часов Энджи постучала в дверь, он обнял ее, впился губами в ее уста, затем рассыпался в извинениях за прошлый вечер.
– Получился скверный вечер, – сказал он, таща ее в квартиру. – Четвертый свиток заставил меня поломать голову, но вчера мне удалось перевести его и заслужить восемь часов сна. Я уже давно не чувствую себя так хорошо!
Энджи просияла от радости:
– Я рада. Знаешь, твой телефон был долго занят.
– Итак, моя любовь, тебя ждет сюрприз. В субботу утром, прямо с рассветом, сядем в мою машину, поедем в Сан-Диего и повеселимся целых два дня.
– О, Бен, как здорово!
– Погуляем по зоопарку, сходим в аквариум, питаться будем в «Сияющей тропинке» Бума Тренчарда, а ночи напролет отдадим любви. – Бен долго и крепко целовал ее. – А может быть… до остального дело и вовсе не дойдет, тогда мы посвятим любви два дня подряд.
Энджи рассмеялась, прижавшись устами к его шее:
– Не говори глупости!
Бен отстранил ее от себя на длину вытянутой руки, наслаждался ее красотой, запахом соблазнительных духов и чувствовал, что возбуждается от ее близости. В это мгновение Бен ощутил такой прилив любви, что ему казалось, будто он взорвется.
– Итак, что тебя привело ко мне сегодня утром?
– Твой телефон был занят.
– Что? Ах да, совсем забыл! – Он щелкнул пальцами. – Вчера вечером я снял трубку с рычага, чтобы меня не беспокоили.
– Кто тебя мог беспокоить? Я?
– Послушай…
– Ладно, я пошутила.
– Послушай, у меня появилась идея! Поехали вместе в университет, подождешь меня часок, и я угощу тебя таким фантастическим обедом, какой твоя хорошенькая головка и представить не может.
– Это просто здорово!
Они поехали в университет вместе, Энджи гуляла по территории, пока Бен вел занятие по иллюстрированным еврейским рукописям. Он также принес студентам глубочайшие извинения за пропущенные два занятия. Энджи бродила по многочисленным дорожкам на территории университета, она давно не чувствовала себя такой счастливой. Приятно видеть Бена в приподнятом настроении, особенно после того, как эти свитки свалились ему на голову.
Он снова стал прежним.
По крайней мере, Энджи хотелось так думать. Она ведь, заметила новые сандалии Бена и то, что он чуть прихрамывает во время ходьбы, а речь жениха сегодня утром показалась ей странной – какой-то высокопарной и неуклюжей. Но она предпочла не обращать на все это внимания и выбросить из головы. Бен просто устал, вот и все.
После занятия они поехали в любимый прибрежный ресторан, который был встроен в скалу и нависал над водой.
Днем они предались любви, к закату солнца поехали в горы, ужинали и смотрели фильм в Голливуде.
За все это время Бен чувствовал себя ближе к Энджи, чем когда-либо раньше. Она умела смеяться и шутить так, что Бен забывал обо всем на свете. Ее красота радовала глаз, а близость волновала. День прошел замечательно. С самого утра, когда Бен встал в неожиданно приподнятом настроении, до страстного поцелуя в полночь, когда он расставался с Энджи. Получился сказочный день. Он долго не забудется.
– Забронируем номер в отеле «Серкл», – обещал он Энджи перед расставанием. – Если хочешь, можем съездить в Тихуану.
Видя такое внимание к себе, Энджи оживилась. Она всегда была красивой, но сейчас просто сияла. Девушку окрыляло счастье, она знала, что нашла идеального мужчину, с которым проведет оставшуюся часть жизни.
В полночь оба были чуть навеселе, очень устали и тихо смеялись, стоя у дверей ее квартиры.
– Давай проведем еще такое времечко, – прошептал Бен.
– Я всегда согласна, мой любимый. Я всегда согласна.
Бен ушел от нее, чувствуя себя так, будто только что побывал в раю.
Настроение оставалось приподнятым всю дорогу домой и начало заряжать Бена волнением, когда он вошел к себе. Целый день, с восхода солнца до этого мгновения, ему даже в голову не пришло задаться вопросом, откуда у него взялось столь отличное настроение. Он даже не задумался о причинах, вызвавших столь приподнятое и радостное расположение духа.
Разумеется, он ни на секунду не вспомнил о Давиде бен Ионе.
Следующее утро началось совсем иначе. От приподнятого настроения предыдущего дня в это пятничное утро не осталось и следа. Им снова овладело лихорадочное волнение, как всю прошлую неделю.
Во время телефонного разговора во вторник Джон Уезерби говорил, что приехал в Иерусалим, чтобы позвонить Бену и «отправить очередную порцию фотокопий, на этот раз в хорошем состоянии». Это означало, что он мог получить их со дня на день – в крайнем случае, в понедельник. Бену не терпелось поскорее взять в руки очередной свиток.
На занятии по языкам археологии ему было нелегко сосредоточиться, он с трудом продирался через древний и современный иврит. Бен все время думал о почте. Если очередной свиток отправлен заказным письмом, тогда ему придется успеть с извещением на почту до пяти часов и со скандалом выбивать его. Иначе он сможет, получить это письмо лишь в понедельник, а тогда выходные будут безнадежно испорчены.
Бен с удивлением обнаружил, что Джуди Голден нет на занятии. Хотя присутствие девушки начинало тревожить его, ее отсутствие вызывало еще большее беспокойство. К тому же на этот раз он даже не забыл принести александрийскую рукопись.
Закончив занятия пораньше, Бен тут же приехал домой и обнаружил в почтовом ящике желтую полоску бумаги. В извещении сообщалось, что он может получить заказное письмо на почте в понедельник между десятью и пятью часами.
Бен не стал терять времени. Он тут же отправился в путь и в четыре часа сорок пять минут выразил желание поговорить с начальником почты. За пять минут настойчивый ученый успел привлечь к себе значительное внимание, ему разрешили дождаться своего почтальона, который вернулся после пяти часов, и неохотно вручили конверт, напомнив, что этим нарушаются правила.
Через пятнадцать минут Бен вернулся к себе, освободил место на столе, запер Поппею в спальне и готовился познакомиться со следующим эпизодом из жизни Давида бен Ионы. Сев за стол, Бен взглянул на телефон и уже не с такими угрызениями совести, как раньше, снял трубку с рычага. Затем он сел за стол, вытер вспотевшие ладони о штанины и открыл конверт.
В нем было письмо от Джона Уезерби.
В письме говорилось, будто весь Кнессет собирается приехать на место раскопок – премьер-министр, американский посол, сам знаменитый Игал Ядин. Упоминались ужасные условия труда – непредсказуемая погода, непрекращающееся нашествие насекомых, скверная еда и холодные ночи. В самом конце Джон Уезерби призывал Бога благословить всех преданных рабочих и добровольцев своей археологической команды.
Бен отбросил письмо в сторону и открыл внутренний конверт. Из него выпали три фотографии.
На одной «без лести» был запечатлен доктор Джон Уезерби, склонившийся над портативной пишущей машинкой. Рукава закатаны, очки в металлической оправе сползли на кончик носа. Уезерби сидел за ломберным столиком, поставленным у входа в палатку.
На второй фотографии были запечатлены доктор Уезерби, его жена Елена и профессор Игал Ядин – вся троица позировала у края места раскопок. Все улыбались, будто выиграли в тотализаторе на скачках; одежда покрылась пылью и пятнами от пота.
На последней фотографии было снято само место раскопок – его площадь оказалась значительно большей, чем на первой фотографии, полученной Беном. На картонных плакатах значились отметки различных уровней, а огороженный веревками сектор, видно, был тем местом, где спрятали знаменитые кувшины. Повсюду виднелись разные люди, занимавшиеся своим делом, – там были и высохшие пожилые ученые, и энергичные молодые студенты, одетые в формы защитного цвета.
Бен еще раз заглянул в конверт. Больше фотографий не было. Он громко стукнул по столу, выругался и пригладил волосы.
Значит, ему придется ждать, когда пришлют свиток номер пять! Еще двадцать четыре часа придется гадать, ходить взад-вперед, ждать, когда Давид снова заговорит с ним…
Поппея Сабина подошла к двери спальни и сердито зашипела. Пришлось ее выпустить. Они оба устроились на диване в гостиной и сидели, не включая света. Поппея дулась из-за того, что на нее не обращали внимания. Бен надул губы, словно обиженный ребенок.
Он с полчаса не мог успокоиться после столь неожиданного разочарования, затем решил отнестись к этому разумно и взять себя в руки. Лучше еще раз проверить свиток номер четыре – он с таким трудом поддавался чтению – и убедиться, не допущена ли какая-либо ошибка в переводе.
Вен проработал за столом два часа, местами внес мелкие правки и пришел к неожиданному откровению.
Закончив последнюю строчку второй фотокопии, он вдруг почувствовал прилив счастья и бодрости духа. Бен вскочил и, напевая что-то, пошел на кухню и уже стал наполнять бокал вином. Однако, не долив его, он услышал, как сам насвистывает какую-то мелодию, и остановился, поставил бокал, бутылку и хмуро взглянул на голую стену перед собой.
Почему он вдруг почувствовал себя таким счастливым?
Бен подошел к двери и встал так, чтобы через гостиную можно было видеть кабинет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32