– Ага, как наметилась грязная работа, так сразу расследование стало моим! Где вы раньше были?
Гиттенс рассмеялся.
– Ваша идея – копаться в мусоре, вы и полезайте, – упрямо сказал я.
– Вот именно! Идея – моя. Должен же и ты немного поучаствовать!
Я вздохнул. Крыть было нечем.
Я надел перчатки.
Внутри высоченного контейнера было склизко, вонюче, мерзко.
– Не морщись, Бен! – ободрял Гиттенс. – Разве не об этом ты мечтал? Огни большого города, кипение жизни!..
К счастью, большая часть мусора была в мешках. Только некоторые негодяи вопреки правилам ссыпали отбросы напрямую.
К несчастью, содержимое всех этих аккуратно завязанных мешков мне надо было вывернуть себе на ноги – чтобы исследовать его.
– Береги руки! – предупредил Гиттенс. – Крысы могут враз оттяпать пальцы.
Я вскрикнул и отдернул руку, протянутую к одному прорванному мешку.
– Шучу, – сказал Гиттенс. – Крысы, конечно, случаются, но они тут сытые, не агрессивные.
Пока я скрупулезно перебирал всякую дрянь и мерзость, Гиттенс философствовал:
– Ну что, теперь переменил мнение о своем дружке Брекстоне?
– Другом я его никогда не считал, это вы преувеличиваете. Но я действительно утратил последние иллюзии на его счет. Зато вы про его истинное лицо знали уже давно, по меньшей мере десять лет!
– Да, знал. Пожалуй, даже больше десяти лет. Что он негодяй последний – это я в нем почувствовал, когда он еще мальчишкой был.
– Я имел в виду момент убийства Траделла.
– Почему ты переводишь разговор на Траделла?
Я оторвал взгляд от содержимого очередного мешка и посмотрел вверх, на Гиттенса.
– Я беседовал с Хулио Вегой.
– Вот как!
– Да, мы с Келли были у него.
– И когда же?
– На днях.
Это сообщение не могло быть новостью для Гиттенса. Даже Лауэри уже давно в курсе. Однако Гиттенс счел нужным разыграть удивление.
– Я выяснил, что Данцигер перед смертью вернулся к расследованию убийства Траделла. И мне стало любопытно, что так заинтересовало Данцигера в том всеми позабытом деле.
– И что же Вега вам с Келли рассказал?
– Он признался, что Рауль был вашим информатором.
Гиттенс загадочно усмехнулся.
– Это правда? – спросил я.
– Если не для протокола, то да, правда.
– Как вышло, что вы с Хулио никому об этом не сказали?
– Кому – никому?
– Судье. Или прокурору.
– Кто должен был знать, тому сказали.
– В том числе и прокурору.
– Выразимся так: мы с Вегой сделали так, как лучше. Лучше для дела и для покойного Арчи. Мы видели гнездо преступности. И мы сделали все, чтобы уничтожить его.
– Так сказали вы прокурору правду или нет?
– Мы сделали так, как считали лучше.
Я притворялся, будто копаюсь в мусоре. А сам лихорадочно соображал. Наконец я спросил:
– Почему вы не хотели предоставить суду Рауля? Разве это было так сложно?
– Ты на что намекаешь?
– Ни на что. Просто спрашиваю. Возможно, предъяви вы суду Рауля, дело бы не оказалось у пса под хвостом!
Я повернулся и встретился глазами с внимательными глазами Гиттенса.
– Я пробовал его найти, – сказал Гиттенс. – Изъездил-излазил всю округу. Но так и не обнаружил его. Хулио сказал судье правду – Рауль как в воду канул.
– А как его звали на самом деле?
– Понятия не имею. Ты путаешь наводку стукача с подсказкой брокера, который сидит в кабинете с двумя секретаршами. Нам приходится общаться со скользкой публикой – с парнями, которые сегодня здесь, а завтра там. У них имен больше, чем у тебя носков. У Рауля не было ни настоящего имени, ни настоящего адреса. И уж тем более никакого телефонного номера. Вот и ищи его! Представь себя на моем месте – много бы ты нашел за неделю? Можно было и год искать с тем же успехом! Рауль больше никогда не появлялся. Сгинул без следа.
Я молчал.
– Мы все правильно сделали, – продолжал Гиттенс. – А судья все нам обосрал. Не врубился в ситуацию.
– Возможно. Однако и вы хороши – правду от судьи утаили.
– Брось, Бен, это детский сад!
– Извините за настырность, но я хочу докопаться до истины.
– Докапывайся, я разве против? Пойми, застрелили полицейского, притом моего хорошего друга. Харолд Брекстон разнес его голову на куски. И что прикажешь мне делать? Играть в честность вопреки разуму? Бежать к судье и признаваться: «Извините, ваша честь, Хулио Вега назвал своим моего стукача, которого он в глаза никогда не видел! Ваша честь, вы обязаны признать, что одна запятая в деле стоит не на месте, и на основании этого немедленно отпустить убийцу моего друга на все четыре стороны!» Бен, ты бы на моем месте поступил именно так?
Он поднял с земли обломок бетона размером с яблоко и в сердцах метнул его в стену. Бац!
Немного успокоившись, он сказал:
– Да кто ты вообще такой, чтобы читать мне нотации? Сам-то ты разве сказал правду, когда приехал в Бостон? Разве ты, воплощенная Честность, выложил нам всю правду-матку про самоубийство своей матери? Разве ты рассказал нам про то, зачем Данцигера понесло в ваши края? А ведь следствию знать это было просто необходимо! Нет, ты раскинул мозгами и поступил так, как считал лучше. Вот в каких интересных отношениях с правдой ты находишься!
– Да, вы правы. Прошу прощения. Не мне искать соринку в вашем глазу...
– Я мог бы от тебя, Бен, ждать большей благодарности! Как-никак именно мой информатор – Андрэ – помог обнаружить истину. А до этого события поворачивались так, что ты схлопотал бы пожизненное заключение и заживо сгнил в Уолполе!
– Вы совершенно правы. Приношу мои извинения. Я не по чину расчирикался.
Гиттенс стоял у контейнера в нерешительности. Было очевидно, что ему хочется плюнуть на все и уйти прочь. Настолько он был сердит.
Под его курткой пузырилась кобура.
Мне вдруг пришло в голову: застрели он меня тут, в контейнере, увезут мой труп на помойку и в ближайшую тысячу лет не найдут! А про выстрел никто в округе не расколется – Мишн-Флэтс, в конце концов. Тут вам не там! Тут пробка дешевого шампанского хлопнет – и про это сочтут за благо помалкивать!
Нет, глупая мысль. Настоящая паранойя!
И все-таки мне было очень легко представить, как Гиттенс вынимает пистолет из кобуры и – бабах!
– Послушайте, Гиттенс, я ведь не со зла копаю ту старую историю. Просто хочу понять...
– Хочешь понять? Изволь. Вот тебе правда, кушай до последней крошки. Хулио Вега до последнего выдавал Рауля за своего информатора потому, что хотел сержанта получить за геройство и поскорее выбраться из отдела по борьбе с наркотиками, где блестящей карьеры никогда не сделать. Вот она – вульгарная правда. С моей подсказки Хулио Вега у красной двери начал раскручивать квартиру. Это нормально. Мы друг другу помогаем. И о своей карьере он думал даже после гибели Траделла. Все надеялся, что дело повернется как надо и он пожнет лавры.
– Мне жаль, что я растравил старые раны. Я вас ни в чем не виню, Мартин.
Гиттенс махнул рукой – дескать, проехали, я на тебя зла не держу. Но сразу же вслед за этим поднял новый кусок бетона и метнул его в стену.
– Ладно, Бен, ты заканчивай, а я пойду прогуляюсь. Уж больно здесь смердит.
Через какое-то время я вылез из контейнера – ничего интересного не найдя.
* * *
В одной из комнаток полицейского участка зоны А-3 мы разложили на полу газеты и высыпали мусор из привезенных мешков.
– Работа полицейских всегда исполнена подобной романтики? – сказал я, пытаясь завязать с Гиттенсом разговор. До этого всю дорогу он угрюмо молчал.
Гиттенс усмехнулся.
Мне был неприятен холодок в наших отношениях. Поначалу, когда я приехал в Бостон, мы были на дружеской ноге. Потом, когда против меня возникли подозрения, Гиттенс обходился со мной сурово, но оно и понятно: он вел себя профессионально сухо по отношению к подозреваемому. Ничего личного. Однако теперь, после нашего последнего разговора, я почувствовал трещину в наших отношениях. Я посмел расспрашивать о его роли в деле Траделла. И вся его былая сердечность по отношению ко мне исчезла. Похоже, навсегда.
Мое уважение к нему было так велико, что эта перемена обидела меня до глубины души. Я был ужасно расстроен.
И когда мы наконец нашли в одном из мешков нужный след (а именно: свежую банковскую распечатку операций по кредитной карточке Брекстона), я не испытал никакой радости.
– Похоже, вы опять угодили в яблочко, – сказал я Гиттенсу.
– Правда, с опозданием в десять лет? Да?
В его голосе звучал яд.
Увы, к прежним отношениям возврата не было.
40
Часом позже мы с Келли сидели в машине без полицейской маркировки и с затемненными стеклами – дежурили напротив небольшого многосемейного дома на Олбанс-роуд.
Если верить находке в мусоре из одной из квартир этого здания, Брекстон был здесь совсем недавно. Возможно, он и сейчас находится внутри. Наша задача – проконтролировать, не выйдет ли он из дома под номером сто одиннадцать до начала полицейского штурма.
В нескольких милях от нас Кэролайн Келли выбивала в окружном суде необходимый ордер.
Штурм должен начаться незамедлительно после того, как она получит разрешение.
Чтобы подпись судьи не успела просохнуть на бумаге!
В атмосфере всеобщего болезненного недоверия всех ко всем операции против уголовников в Мишн-Флэтс проводились, как правило, именно так – чтобы какой-нибудь свой человек в полиции не успел предупредить преступников.
Поглядывая на входную дверь, я ерзал на сиденье. Мне было не по себе. По спине пробегал холодок, в животе начинало крутить от нехорошего чувства.
– Что, Бен, нервничаешь?
– Есть малость.
– Это хорошо. Только дураки не нервничают.
– А вы нервничаете?
– Стар я для мандража.
Мы посидели молча минут пять. Потом еще минут пять.
Келли достал яблоко и стал обкусывать его, смачно и громко.
Звук получался такой оглушительный, что я не мог сосредоточиться на своем страхе. От нечего делать я вынул из кобуры «беретту», рассеянно осмотрел ее, нацелил на почтовый ящик и мысленно сделал «пых!».
– Убери с глаз долой! – Келли положил огрызок яблока на приборную панель, взял мой пистолет, покрутил в руке и протянул обратно. – Хорошая пушка. Но ты и без нее справишься.
– И чего она там копается, – сказал я, имея в виду Кэролайн Келли. – Сколько времени может занять организация ордера?
– Сколько потребуется.
Я обреченно кивнул – ясненько.
– Мистер Келли, вы в своей жизни кого-нибудь застрелили?
– Спрашиваешь!
– И что, не одного?
– Не знаю, не считал. Много.
– Много?
– В Корее.
– А-а. Я-то имел в виду, когда полицейским служили.
– Стрелял однажды.
– Наповал?
– Нет, слава Богу, только ползадницы ему отстрелил.
– А я вот ни разу ни в кого не стрелял.
– Это заметно.
– Даже оленя застрелить – рука не поднимается. Вы видели на охоте, как умирает олень?
– Нет.
– А я видел. Это в сказках или в кино олень – брык, упал и помер. А на деле – кровищи, как на бойне. Я на первой и последней своей охоте ранил оленя. Как он бедняга мучился, как бился. И смотрит на меня – моргает, встать норовит. А боль в глазах – нечеловеческая. Товарищ говорит: добей! А я выстрелить не могу. Пришлось товарищу выстрелить.
– Ох уж и романтик ты, Бен. «А боль в глазах – нечеловеческая»... Стрелять в человека – совсем не то, что в оленя.
– Я даже рыбу головой об столб не могу...
– Бен!
– Понял Молчу.
Но через минуту у меня опять зачесался язык.
– Я сегодня беседовал с Гиттенсом. Он признал, что Рауль был его осведомителем. И я вдруг подумал – а не ерунда ли все это? Десять лет назад Траделл получил наводку не лично. Он действовал по подсказке Гиттенса. Ну и что? Это ничегошеньки не меняет. Если я поперся на красный свет и меня машина сбила, когда я шел за пивом, – совершенно не важно, сам ли я решил сходить в магазин или меня приятель попросил. На красный свет-то я сам поперся! Так или не так? К тому же Данцигер вообще не знал, что Гиттенс как-то замешан в том давнем деле.
Келли равнодушно смотрел перед собой.
– Помните, вы говорили, что иногда – добра ради – хорошие копы делают плохие вещи. А плохие копы делают плохие вещи просто ради удовольствия. Так вот, арест Брекстона мне кажется плохим средством во имя плохой цели. Негодяйство ради негодяйства.
– Бен, что за философия?
– Да так, не нравится мне все это.
Келли немного ожил.
– Гиттенс – хороший полицейский, – сказал он. – Поэтому ты с выводами не спеши. Погодим, поглядим. А пока что сосредоточься на одном – чтоб сегодня вечером вернуться домой без лишних дырок.
Он догрыз яблоко, потом раздумчиво прибавил:
– Если тебя грохнут, Кэролайн сама мне дырку в голове сделает!
Я ошарашенно покосился на него.
– Вы... вы что имеете в виду?
Келли вздохнул:
– Ты, Бен, умный-умный, а дурак!
– Объясните дураку.
– Моей дочке тридцать семь. У нее сын. В тридцать семь да еще «с довеском» – много ли на нее охотников? А ты вроде как человек. И к сыну ее относишься неплохо. Ей нужен мужчина.
Я был поражен его грубой откровенностью.
– С чего вы решили, мистер Келли, что Кэролайн нужен мужчина?
– А кто же еще? Она вроде не лесбиянка.
– Я не в том смысле. Может, она и не думает о замужестве. Может, ей и так хорошо.
– Ты все-таки считаешь, что она лесбиянка!
– Поверьте мне, я знаю, что она не лесбиянка. Хотя, конечно, всякое возможно...
– Короче, тебя она не заинтересовала, – рубанул Келли.
Я смешался.
– Про «не заинтересовала» я не говорил. Просто она очень независимая и самостоятельная. Как мужчина.
– Как мужчина? Ты ее точно считаешь лесбиянкой.
– Тьфу ты Господи! Трудно с вами говорить! Я имею в виду, она...
– Я смотрю на нее последнее время – ну такая картинка! Неужели тебе не нравится?
– О да, она замечательная, она красивая, – сказал я, мучительно краснея.
– Ладно, расслабься. Мне просто жаль, что такая женщина может одна остаться. А ты уж сам смотри...
– Я не думаю, что вам следует волноваться касательно Кэролайн. Она сама способна о себе позаботиться.
– Эх, Бен, чуть ли не всякий человек воображает, что он способен сам о себе позаботиться. Да только жизнь показывает другое. Даже такая сильная личность, как Кэролайн, нуждается в чьем-то плече...
– Возможно, – сказал я, гадая, как поприличнее сменить тему. – Одно точно: вам обеспечена дырка в голове, если она узнает, что вы вели подобный разговор со мной. К тому же мне кажется, она сама не слишком мной увлечена...
Келли удрученно покачал головой. Он был явно во мне разочарован.
– Эх ты, червь книжный, ни шиша ты в живых женщинах не смыслишь. Небось знаешь, какого цвета были глаза у жены президента Джорджа Вашингтона. А чтобы понять ту, которая от тебя на расстоянии вытянутой руки, – нет, слабо!
– Зеленые, – сказал я.
– Чего – зеленые?
– Зеленые были глаза у Марты – жены президента Джорджа Вашингтона.
– Врешь?!
– Точно. Это есть в их переписке.
Келли только хмыкнул – вот видишь, что ты за фрукт!
Дальше мы ждали в молчании.
Спецназ появился примерно через час.
41
Они приехали в черном микроавтобусе – десять ребят в черном.
Черные каски, черные бронежилеты, черные штаны.
И черные перчатки, чтобы не «светить» розовыми руками.
Автобус остановился довольно далеко, вне пределов видимости жильцов дома номер 111 на Олбанс-роуд.
Спецназовцы высыпали из автобуса и за заборами, за кустами и стенками стали быстро передвигаться в нужном направлении – пригибаясь, иногда вприсядку.
Появление в квартале черных, которые на самом деле белые, не вызвало доброжелательной реакции.
Детишки с визгом и смехом бросились врассыпную. От чего они визжали – трудно понять. То ли от страха, то ли от возбуждения. А как же – кино на их улице! Детишки спрятались за кустами и наблюдали, что случится дальше.
Взрослые – в основном женщины разного возраста и сплошь не англосаксонки – внешне никак не отреагировали на вторжение вооруженных до зубов людей в черном. Но по тому, как они косились на них, продолжая как ни в чем не бывало идти по своим делам, было ясно – в душе они проклинают этих чужих людей.
Зевак оказалось очень мало, только несколько женщин остановились поодаль, наполовину укрывшись в подъездах домов, да старики свесились с балконов.
Мы с Келли выскочили из машины и, на всякий случай размахивая своими поднятыми высоко вверх полицейскими бляхами, направились к спецназовцам.
Их командир – Керт, которого я из-за черного наряда и каски узнал не сразу, – поприветствовал нас и спросил:
– Брекстон появлялся?
– Нет, – сказал я. – Послушайте, Керт, а есть ли надобность такую силу пригонять?
– Ребята обучены действовать в опасных ситуациях, – отрезал Керт. – Заложники, массовые нарушения общественного порядка.
– У нас тут ни заложников, ни хулиганов.
– Шериф Трумэн, у нас в наличии опасная ситуация.
Я посмотрел на его костоломов – десять человек с оружием зверской убойной силы.
– Весь сыр-бор, чтобы одного парня повязать?
– Этот парень убил полицейского и прокурора. Думаешь, мы цацкаться с ним будем и дадим ему еще раз уйти?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39