Плохое забудется, начнете новую жизнь, и все изменится к лучшему.– До этого далеко, – сдержанно ответил Усач. – Моя жизнь пошла под откос. Без работы и крыши над головой она недорого стоит. Да и судимость ничем не соскоблишь. Прежняя профессия теперь уже не для меня. Придется все начинать заново. – Он заставил себя улыбнуться. – А может, прав был один уголовник, который сказал, что переживания мои гроша не стоят. Плюнуть и забыть. Жизнь и без них сложна. «Не тащи на себе прошлого, не тоскуй. Отводи от него душу, а то и радости свободы не заметишь. О нем да о будущем помнить надо, когда замки камеры бряцают». Так и сказал…Арсентьев поинтересовался:– Кто же вас так просвещал?– Валетов. Сокамерник по следственному изолятору. Слова о Валетове прозвучали неожиданно. Арсентьев помедлил и задал другой, обычный вопрос:– Когда это было? – спросил просто. Это был лучший способ, не раскрывая своих карт, заставить Усача продолжить рассказ.– На той неделе, когда обедал в столовой. Валетов не я. Он не из тех, что теряется в жизни. Не шарил по своим карманам в поисках рубля. Даже похвалился мне часами японскими «Сейко». Красивые, с полоской серебристой на циферблате. Сказал, последняя модель.Фраза о японских часах была любопытной. Такие же были похищены у Школьникова. Арсентьев развивать эту тему не стал, решил учесть новые сведения в ходе проводимых розыскных мероприятий.Высокий, представительный Усач поднялся.– Разрешите откланяться, – не надевая шапки, он медленно направился к двери. У самого порога остановился: – Знаете, чем вы меня утешили? Тем, что руку на прощание подали. Кое-кто из знакомых даже этого не сделал. Дружно отвернулись. Стали не замечать.– Ничего, Александр Мийлович, все наладится, – сказал Арсентьев, а сам подумал: «Хищная особа ему попалась».Прием окончился. Минуты две он сидел с закрытыми глазами. Потом достал тезисы своего доклада и снова начал просматривать их. «Понимая требования жизни… Мы сосредоточили внимание… Однако в профилактической деятельности у нас еще немало существенных недостатков… Мы принимаем дополнительные меры к укреплению взаимодействия с общественностью, улучшению оперативно-розыскной работы…»И вдруг подумал, что это, в сущности, точные, емкие формулы. Без них не обойдешься. Конечно, они кажутся скуповатыми в сопоставлении со всеми сложностями подлинной жизни. Но ведь его будут слушать люди, которым, как и ему, и его сотрудникам, приходится каждодневно участвовать в жизнеустройстве таких вот сложных, непохожих человеческих судеб. И его поймут. ГЛАВА 15 Под вечер Арсентьев поручил Таранцу просмотреть рапорта участковых инспекторов и выбрать из них нужную информацию по краже. Задание показалось оперативнику несправедливым и вызвало чувство глухой обиды. «Выходит, по Сеньке шапка», – решил Таранец, усаживаясь за стол и раскрывая папку. Четыре года работы в уголовном розыске, как он полагал, давали ему право рассчитывать на более важное занятие, а не на второстепенное, как это. Однако анализ рапортов был делом любопытным и совсем не ерундовым, как представлялось поначалу. Уже через полчаса кропотливой работы, забыв о досаде, Таранец старательно выуживал из лавины фраз нужные сведения.Увлекшись работой, он не заметил, как приоткрылась дверь и показался Гусаров.– Разрешите?Таранец оторвал взгляд от бумаг на столе и поднял голову.– Свидетель по краже у Школьникова нашелся. Говорит, что видел преступника…– Толковый свидетель? Гусаров уверенно кивнул.– Тогда вези…Гусаров довольно улыбнулся:– Зачем везти? Он в коридоре ждет. Это Шунин. Мужик в одном доме со Школьниковым живет.Таранец удивленно хмыкнул.– Сам пришел?– Сам.Шунин вошел в кабинет и плотно прикрыл за собой дверь.– Желаю здравствовать, товарищ начальник!– Здравствуйте, Шунин. Проходите…Он неторопливо прошагал по кабинету, распахнув полы пальто, опустился на стул.– Я закурю? – сказал так, словно решил, а не просил согласия.– Что ж. Губите здоровье себе и работнику угрозыска, – усмехнулся Таранец, пододвигая к краю стола пачку «Явы». – Угощайтесь… – И приоткрыл форточку.Шунин достал из кармана свою смятую «Приму», размял туго набитую сигарету и, стряхнув с брюк крошки табака, бросил взгляд на Гусарова.– Как поживаете, Шунин? – с благожелательностью в голосе спросил Таранец.– Нормально! Живем-покашливаем, газеты читаем… В целом жизнью доволен. Погулял по просторам Родины, теперь успокоился, – он покрутил пальцами спичечный коробок.– Это хорошо, что успокоились, – одобрительно проговорил Таранец и с нескрываемым любопытством осведомился: – С чем пожаловали?– Говорят, домушников ищете?– Откуда знаете?– Знаю, – ответил невозмутимо. – Разговоры идут. Около пивной тоже толки пошли. Ребят наших таскают. Только не их эта кража.– Почему решили? Одна бабушка сказала? Шунин снисходительно улыбнулся.– Нюх у меня есть по таким делам. Кто свой, кто чужой…– Учтем на будущее, – засмеялся Таранец. – А теперь к делу. Что хотите сказать-то?Шунин слегка привалился к столу, словно выражая желание вести неторопливый разговор. Рассказ его был любопытен.В день кражи, часов в двенадцать, он встретил у подъезда Школьникова подозрительного мужчину. Тот вел себя странно. Шунин пояснил: под мышкой нес незапертый чемодан. Вид встревоженный, настороженный, словно вспугнул его кто. Из дома так не выходят, если не гонят, конечно… Разумеется, у меня прямых доказательств нет, но попомните мои слова – тут прямая связь. Даю вам зацепку!– Интересные детали, – проговорил Таранец, – но их не густо. Для основательных выводов маловато. У вас есть еще другие факты?Шунин, не заметив вошедшего в кабинет Арсентьева, ткнул в пепельницу недокуренную сигарету, давая понять, что недоволен таким поворотом разговора. С приливом досады сказал:– Я думал помочь, а вижу – напрасно. Пойду я, – нахлобучив на голову шапку, он порывисто встал.– Уходить не надо, – Арсентьев присел против него. – Поспешность – плохой помощник в деле. Здравствуйте, Шунин, – вежливо сказал он. – Повторите свой рассказ. Я начала не слышал, а вот концовка меня заинтересовала. Расскажите все как было.Шунин оттаял и даже широко заулыбался. Он слово в слово повторил, что им было уже сказано, и добавил:– Не знал этот тип нашего двора. Вот что! Выбежал из подъезда и сразу налево, а там хода нет. Видать, первый раз в нашем доме.– Да? Любопытно!– Дело не только в этом, – продолжал оживленно Шунин. К нему вновь вернулся доверительный тон.– В чем же?– Трафаретка у него воровская. Я таких рож в колонии навидался… – интонация голоса была убежденной.Арсентьев слушал внимательно.– В наблюдательности вам не откажешь, – ответил он. – Память отличная!– Не жалуюсь. Пока еще при своей!– Его приметы? Одежда?– Он был в пальто.– Цвет?Арсентьев почувствовал замешательство Шунина. Похоже, его вопрос оказался неожиданным.– Кажется, синий.– Точнее, пожалуйста! Зрение у вас хорошее.– Затрудняюсь сказать. В тот день я после ночной был, усталый, – голос Шунина дрогнул. Он склонил голову к плечу, словно защищаясь. – Я, понимаете ли, смотрел не на одежду, а на руки и лицо.Арсентьев дал знак Таранцу: тот понял – надо проверить слова Шунина о ночной работе – и покинул кабинет.– Чем же запомнилось лицо?– Взгляд!.. Знаете, взгляд настороженный! – и запнулся.– Взгляд – не лицо. По взгляду искать трудно… Шунин сощурил глаза, и это можно было расценить как легкую улыбку, хотя причин для нее особых не было.– Ничего, ничего, – успокоил его Арсентьев. – Скажите, когда он шел по двору, там были люди? Вспомните, это очень важно.Шунин о чем-то подумал и произнес:– Были две мадамочки какие-то. Одна в дубленке и шапочке спортивной. Другая – с собачкой. Собачку Зюзей кличут. Они в проходной двор вслед за ним пошли…Вопрос за вопросом, ответ за ответом. Опытный Арсентьев чувствовал, что Шунин был не совсем логичен. Что-то в его рассказе было не так.– Не обижайтесь, но странно… Тех, на кого мельком смотрели, – запомнили хорошо, а к кому приглядывались – ни одной приметы. Не вяжется, – вмешался Таранец.– Чему удивляться? Мужчина – не женщина. Чего разглядывать? – сказал мрачным голосом Шунин.Разговор прервал телефонный звонок. «Совсем некстати», – подумал Арсентьев и взял трубку.Докладывал предельно аккуратный Филиппов.– Мы на хвосте у Тарголадзе. Он с тем, кто в ювелирном бриллиантами интересовался. Задерживать?– Нет!– Если поедет за город?– Прокатись тоже…– Ясно! Продолжаю работу.Арсентьев положил трубку и обратился к Шунину:– После того как встретили неизвестного, вы что делали?– Пошел домой.– Сразу?– Сразу! А что я должен был делать?Шунин и сам понял, что в его рассказе не все было гладко. Но успокоил себя тем, что за это претензий к нему не будет. И все же заметно сник.Арсентьев слушал его уже без прежней заинтересованности. Его больше сейчас занимала причина сбоя настроения Шунина, который хмуро посмотрел на участкового. Арсентьев понял значение этого взгляда. Было ясно, что при нем Шунин не станет говорить открыто и искренне. Он попросил Гусарова спуститься в дежурную часть и ждать его звонка.Они остались вдвоем. Шунин улыбнулся. Ответно улыбнулся и Арсентьев, давая понять, что угадал его желание.Вновь зазвонил телефон. На этот раз говорил Таранец. Он сообщил, что Шунин в день кражи работал в первую смену. С восьми утра. В двенадцать дня дома находиться не мог – был в цехе…Арсентьев нажал на рычаг и сказал как бы в раздумье:– У меня к вам довольно серьезный вопрос.Глаза Шунина были по-прежнему улыбчивыми.– Если насчет примет, то не смогу…– Нет, не насчет примет. Хочу спросить. Зачем пытаетесь ввести нас в заблуждение? Вроде бы помочь пришли, а на деле…Шунин опустил глаза. Слова Арсентьева застали его врасплох.– С чего взяли?– С другим бы я не стал терять время на разъяснение «с чего», но вам скажу. Рассказ ваш оказался слишком противоречив. Не считая, конечно, как вы выразились, двух мадамочек и собачки Зюзи, которую, судя по всему, каждый день в этот час прогуливают.Немного погодя Шунин сказал:– Хочешь как лучше, а получается… Обижаете, товарищ начальник, – и процедил сквозь зубы: – Я таких штучек не отмачиваю. – Он сидел, сильно ссутулившись. – Почему? Почему так решили? – нервно повторил свой вопрос. – А впрочем, ясно – привычная подозрительность…Арсентьев покачал головой:– Неправда. Нет у меня такого качества. Вас я знаю больше пяти лет. Не верю, что примет не помните. Запутались, а теперь не можете отказаться от того, что уже сказали. Вот и стоите на своем. Для чего вам это?Шунин закурил, глубоко затянулся и помахал рукой, разгоняя в стороны дым.– Это из области догадок, – сказал категорично. – Знаете, правдой, как шайбой, не играю, – он шумно сдвинул стул с места. – Я все сказал.Арсентьев расценил его ответ как свидетельство завидной выдержки.– До всего далеко. А вот правдивость – хорошее качество. Кстати, вы свой рассказ помните?– Абсолютно! – сказал в ответ.– Ну, ну… Значит, в подъезде с этим подозрительным типом столкнулись?– Точнее, у самого подъезда. Метрах в десяти.– И сразу пошли домой? – повторил свой вопрос Арсентьев.– Да! – подтвердил Шунин.– Стоп! Стоп! – Арсентьев склонился над столом. – Ну а теперь слушайте внимательно и думайте над ответом. От подъезда до проходного двора метров шестьдесят, никак не меньше. Я этот двор хорошо знаю. Когда неизвестный сворачивал туда, вы, судя по всему, уже в своей квартире должны были быть. Так? Так! Когда же успели оглянуться? Покопайтесь в памяти!Вопрос сработал без осечки. Шунин, закусив губы, ошеломленно смотрел неотрывно на Арсентьева.– Чего замолчали?– Десять метров, двадцать метров – мелочь какая-то… Чего цепляться-то? – Он все больше уходил в себя.– В нашей работе мелочей не бывает, – напомнил Арсентьев. – Скажу откровенно, у меня складывается впечатление, что вы ведете себя со мной некорректно. А я в таких вопросах человек не бескорыстный. Когда говорят правду, не обижаются, а вы сердитесь.Хотя Шунин был напряжен до крайности, в глазах его сверкнуло любопытство.– Не бескорыстный? – Он продолжал неотрывно смотреть на Арсентьева.– В том плане, чтоб людям от неправды хуже не было. Разве это не естественно?..Шунин встряхнул головой. Мелькнувшая было улыбка быстро погасла.– Вы мне не верите!– Хотелось бы верить. Мне ваша правда дорога.– Это почему? – спросил Шунин.– Хочется верить, что вы на правильный путь встали. Шунин перевел дыхание.Арсентьев не спешил задавать вопросы. Решил: пусть поразмышляет. В конце концов его тоже надо понять. Душевная ломка – вещь непростая. А он, похоже, был сейчас в том состоянии, когда ему лучше молча поговорить с самим собой. Наконец Арсентьев сказал:– Давайте внесем ясность. Зачем ходить вокруг да около. Несерьезно это. Подумайте о людях! У нас времени в обрез.– Чем я им помогу? И как? – пожал плечами Шунин. – Я не солнышко, всех не обогрею.– Помочь правдой защитить тех, кого воры еще не обидели… Вот что, давайте-ка начистоту!Шунин едва заметно покачал головой, словно сомневаясь в чем-то.– А, была не была! – вдруг решительно проговорил он. – Правду так правду. Чего кота за хвост тянуть? Я тут три короба нагородил. Никого я не видел!..– Зачем это было нужно? Объясните! Я понять хочу, зачем?.. Что сказали бы после проверки?– Большое дело, – беззвучно рассмеялся Шунин. – Надумал бы, что сказать… – и невольно вздохнул.– Ложные показания… Вы знаете, к чему это приводит, – напомнил Арсентьев.– Не пугайте!– Хочу, чтоб поняли…– Уголовный кодекс мне известен. Может, и статью приписать желаете? – сердито встряхнул головой Шунин. – Считайте, что допустил ошибку. С кем не бывает?– Надо по совести.– Почему ваш Гусаров без совести управляется? – горячо воскликнул Шунин. – За что он меня по мелкому хулиганству сегодня оформил? – В вопросе прозвучала обида.– Так вы же ругались. Притом нецензурно. Шунин не отвел взгляда.– Он написал, что я публично. А я – один на один…– При людях!– Они отказались…– Нет, подтвердили. Я материал читал. Как же это вы? – к явному неудовольствию Шунина, добавил Арсентьев.На щеках Шунина легли жесткие складки.– Гусарову охота была меня наказать.– Не торопитесь со своими выводами. Гусаров справедливый человек!Шунин будто не слышал этих слов.– Мало мне одного позора, так он еще и на работу письмо хочет направить. А там оттирайся, доказывай…– Вы где работаете?– На комбинате, разнорабочим. Заготовки к станкам таскаю. Вот и вся моя работа.– Я по поводу письма разберусь…Шунин взглянул недоверчиво и отозвался сдержанно:– Много мне чего обещали… – он вяло махнул рукой. – Знаете, почему я сказал правду? Чтоб не было новых потерпевших. Они между мной и Гусаровым не стоят. – Эту фразу он произнес почти шепотом. И так же тихо продолжил: – Насолил он мне. Сцепление отказало. Вот и решил в долгу не остаться. Пусть, думаю, побегает, поищет. На его участке ведь кража…– А я здесь при чем? Почему меня решили погонять? – спросил Арсентьев.Шунин отвел глаза.– Чего теперь об этом? Глупость, конечно… Только если вас больно толкнуть, то и вы не удержитесь. Обидно мне стало… – он сжал губы.– Я удержусь. Личное не перевесит, – ответил Арсентьев. – Обиду соизмерять надо.Шунин достал новую сигарету и стал жадно курить.– Не ладил я с Гусаровым. К примеру, в соседнем доме на прошлой неделе Лисовских обворовали. Поинтересовался я, а он в амбицию. В итоге – протокол сегодня составил. Это у него быстро получилось. Соизмерил!Арсентьев смотрел озадаченно.– У какого Лисовского? Не слышал о такой краже.– Выходит, опять вру? – с тяжелой улыбкой спросил Шунин.– Расскажите подробнее.– Подробнее пусть Лисовские скажут…Оставшись один, Арсентьев заходил по кабинету. С площадки против отделения доносился гул прогреваемого мотора патрульной машины. На подсохшем асфальте, под светом фонарей громко кричали девчонки. Они играли в классы. «Выходит, еще одна кража. И тоже не раскрыта, – огорчился Арсентьев. – А может, зря я расстраиваюсь? Может, Шунин и об этом наплел?» Но в глубине души чувствовал, что утешает себя напрасно. По делу, в котором не было своевременного осмотра, работа предстоит трудная. Мелькнула мысль выехать по адресу. Он взглянул на часы. Было начало десятого…Гусаров вошел в кабинет без стука, довольно улыбаясь.– Ну как свидетель?– Увлекательно поговорили. Поздравляю с такой находкой и, самое главное, со своевременной.– Приятно слышать, – не уловив иронии, удовлетворенным тоном отозвался Гусаров.– Повезло тебе…– Везет тем, кто не старается, а я работаю на совесть.– Не переоцениваешь?– Может, самую малость, – рассмеялся Гусаров. Арсентьев посмотрел ему прямо в глаза:– Скажи, что ты знаешь о Шунине?– Судим. Полгода как прибыл. Работает. В предосудительном не замечался.– А если сделать общий вывод?– Ничего мужик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28