Это было вполне вероятно. Почти наверняка. Но у меня не было времени размышлять над этим. Сейчас значение имело только одно. Спасение Софи.
– Едем! Надо отвезти код на Пер-Лашез. Это наш единственный шанс!
– О'кей, едем! – повторил Франсуа.
– Нет! – твердо сказал я. – Ты не поедешь. Я отправлюсь туда со Стефаном.
– Ты шутишь?
– Я говорю серьезно, Франсуа. Вы все останетесь здесь. Я не намерен провалить дело. Я еду один. Только Стефан будет меня сопровождать.
Баджи вышел на середину гаража:
– И речи быть не может о том, чтобы вам ехать, Франсуа. Я не могу взять на себя такой риск. А вы, мсье Лувель, – повернулся он ко мне, – должны понять, что мы поедем туда не одни.
– Что-что?
– Я позову ребят с фирмы.
– Вы с ума сошли! Это не операция для коммандос!
– Послушайте, Лувель, вы мне очень нравитесь, но сейчас у нас нет времени на споры! Вы когда-нибудь держали в руках пушку?
– Нет.
– Вы принимали участие в операции по спасению заложников?
– Нет, но…
– Так вот, – оборвал он меня, – это мое ремесло, не ваше, понятно? Вы должны довериться мне, и тогда все будет хорошо.
– Ладно, только не провалите дело! – уступил я.
Он кивнул. Взял свой мобильник и пошел к машине. Я увидел, как он роется в багажнике «Шафрана», одновременно разговаривая по телефону со своими коллегами.
Франсуа встал передо мной:
– Вы будете звонить мне каждые три минуты, иначе мы все здесь умрем от беспокойства!
– Ну, каждые три минуты обещать не могу, но мы обязательно позвоним! – сказал я.
До встречи на кладбище оставалось меньше часа. Нельзя было терять ни минуты. Нам придется гнать машину на полной скорости, чтобы успеть вовремя.
Эстелла принесла мне пальто, я сунул листок с записанным на нем кодом в карман и направился к «Шафрану».
Пока Стефан помогал мне надеть бронежилет, Люси пристально смотрела на меня. Мне кажется, я никогда не видел такого пронзительного взгляда. Словно она пыталась передать мне что-то. Наверное, немного мужества. Я подмигнул ей, улыбнулся Шевалье и сел на переднее сиденье «Шафрана».
Наверное, я никогда не терзался такой тревогой, как в эти бесконечно долгие минуты, отделявшие нас от встречи на кладбище. Что до Стефана, он гнал машину еще быстрее, чем Софи во время нашего бегства из Горда. Но это был профессионал, и я почти не испытывал страха. Почти.
В пути Баджи всячески старался ободрить меня. Было видно, что ему удалось в самую последнюю минуту составить какой-то план вместе со своими коллегами, и теперь он объяснил мне, что спрячется за могилой, не показываясь похитителям. При малейшей опасности он вступит в дело.
– А ваши парни? – с тревогой спросил я.
– Нормально, вы их даже не увидите.
– Вы ведь не станете играть в ковбоев, а?
– Если все пройдет хорошо, нам не придется вмешиваться. Мы здесь прежде всего для того, чтобы защитить вас.
Я громко сглотнул и сжал кулаки. Меня била дрожь, я чувствовал себя слабым и беспомощным. Парализованным.
– Главное, – сказал Баджи, – не говорите, что у вас нет Камня. Ничего не говорите. Держите листок с кодом в руках. Это будет для них приманкой. Даже если они поймут, что это не Камень, им захочется узнать, что на листке.
– Надеюсь, вы правы.
Огни Парижа сливались в одно мутное пятно, проносившееся за стеклом. Я уже не слышал, говорит ли со мной Баджи. Ум мой блуждал где-то далеко. Поглощенный воспоминаниями о Софи. Я не заметил, как промчались последние минуты. Не увидел последних метров перед кладбищем.
Мы подъехали к Пер-Лашез, расположенному в самом начале двадцатого округа, незадолго до десяти. Кладбище утонуло в весеннем сумраке. Из-за длинной стены виднелись деревья с пробивающейся листвой. Баджи припарковал машину на бульваре Менильмонтан. Он вышел сам и открыл дверцу мне. Я словно оцепенел на своем сиденье. Не мог пошевелиться. Потом, увидев, что дверца открыта, заставил себя выйти. Уличные фонари отбрасывали оранжевые блики на тротуар. Стефан хлопнул меня по плечу. Чтобы привести в чувство. Мы тронулись в путь.
Кладбище Пер-Лашез – это целый город могил, раскинувшийся на большом холме. Вдоль облицованных булыжником аллей стоят липы и каштаны. Однако ночью все это превращается в какую-то темную массу, где тени от деревьев сливаются с могильными камнями в грандиозную и пугающую фреску. Я задрожал.
Все входы уже давно были закрыты, и мы двинулись вдоль высокой каменной стены по маленькому проулку, ведущему вверх, к одному из углов огромного кладбища. Улица Репо, улица Покоя – удачное название. Мы шли к месту, где стена была чуть пониже, а украшающий ее пилон должен был помочь нам взобраться. Совсем близко находился один из входов, и нам следовало соблюдать осторожность, поскольку стоявший там домик очень походил на жилище сторожа.
Ко мне возвращалось странное ощущение, которое я испытал вместе с Софи во время нашей ночной вылазки в сгоревший дом моего отца. Ощущение, что я грабитель. Весьма посредственный грабитель. Но сейчас мне было гораздо страшнее. Тогда мной руководила она.
Телохранитель подставил мне спину. Я полез на фонарный столб. Оперся левым коленом о стену. Шершавая жесткая поверхность больно царапала кожу сквозь ткань брюк, но я продолжал карабкаться. Отталкиваясь от стены и цепляясь за столб, я наконец добрался до вершины и сел на стену между металлическими пиками, призванными оградить кладбище от нежелательных посетителей. Я осторожно наклонился и протянул руку Стефану. Но ему моя помощь была не нужна, он вскарабкался на стену с ловкостью альпиниста.
Я спрыгнул по ту сторону стены, прямо в кусты, и тут же рядом со мной приземлился Баджи. Перед нами до горизонта простиралось кладбище с едва различимыми во тьме могилами. Я посмотрел на часы. Без восьми десять. Нам осталось меньше десяти минут, чтобы добраться до места встречи.
– Ваши друзья, где они?
– Они уже здесь. Заняли свои посты.
Внезапно он заговорил по-военному четко.
– Мы даже не знаем, где эта могила! – прошептал я.
– У главного входа есть список, – успокоил меня Баджи.
И он побежал впереди меня, уклоняясь на ходу от ветвей, чтобы не слишком шуметь. Я ринулся следом за ним, озираясь вокруг и пытаясь понять, нет ли за нами погони. Но я никого не увидел. Мы бежали среди могил, перепрыгивая через горшки с цветами, пригибаясь, чтобы укрыться за стелами и крохотными часовенками. Кладбищенская стена укрывала нас спасительной тенью. Было очень темно, и я сказал себе, что заметить нас могут только кошки, которые днем и ночью шныряли здесь, словно неприкаянные души.
Сильно запыхавшись, мы добрались до старого зеленого панно, на котором был вывешен список знаменитых людей, обретших последнее пристанище на Пер-Лашез. Чернила выцвели, но я все-таки нашел имя Мишле в середине колонки. Пятьдесят вторая секция. Почти в центре кладбища. Похитители выбрали могилу, удаленную от ворот и дома сторожа. Они явно заботились о своей безопасности.
– Хорошо, – сказал Баджи, показав мне план кладбища. – Сейчас мы разделимся. Нельзя, чтобы они увидели нас вместе. Вообще-то меня они просто не должны видеть. Вам нужен самый прямой, самый предсказуемый путь. Идите по аллеям кладбища. Я буду передвигаться скрытно, чуть позади вас. Прикрытие вам обеспечено.
Сунув руку в карман, он достал пистолет:
– Держите.
Я попятился:
– Хм, вы уверены, что это необходимо?
– Не валяйте дурака, Лувель.
Что ж, по крайней мере откровенно.
– Сколько их у вас? Себе оставили?
– Два. Конечно.
Спорить было бесполезно. По правде говоря, я зря демонстрировал отвращение к оружию, с пистолетом мне было как-то спокойнее.
– Только без глупостей, – все же буркнул я. – Нам нужно вытащить Софи из этого дерьма. Без лишней пальбы, договорились?
Он не счел нужным ответить. Ремесло свое он знал превосходно и, наверное, гораздо больше тревожился за меня… Я был уверен, что он сделает все возможное. Но я не был уверен, что этого будет достаточно.
Он хлопнул меня по плечу, подмигнул и исчез за рядами серых могильных камней.
Вот тут я и запаниковал. Один, на кладбище, в ночном мраке, с воспоминанием о Софи в моих объятиях. Уравнение было простым. Только я мог спасти ее. И я был раздавлен этой ответственностью. К тому же уравнение не могло считаться справедливым.
У меня не было Камня.
Я набрал в грудь побольше воздуха, стараясь взбодриться, черпая силу в воспоминаниях. Лицо Софи, ее улыбка, ее решимость и воля, ее скрытая нежность. Наша ночь в Лондоне. Те, что последовали за ней. Я двинулся вперед.
Ветер свистел между могилами, подталкивая меня в спину. Мяукали шнырявшие среди могил кошки. С каждым шагом я отдалялся от парижского шума. С каждым метром отрывался от реального мира. Словно погружаясь в бездну мрака. Словно вступая в рукопашный бой с адом. Я шел по костям, чтобы пересечь Стикс. Я плыл к острову, откуда не должен был вернуться один.
Мои шаги отдавались на булыжных аллеях кладбища. Передо мной изредка шумно вспархивали испуганные голуби. Вдали постепенно возникали очертания маленькой площади, рядом с которой находилась могила Мишле. Но я по-прежнему никого не видел.
Сунув руки в карманы, не поднимая головы, я пытался одолеть страх, который приказывал вернуться назад. Каждый шаг был победой и ударом ножа по венам. Бороться, чтобы идти вперед, бороться, чтобы верить. Никогда я не чувствовал себя таким одиноким.
Вскоре, сам не понимая как, я оказался перед могилой Мишле. Вокруг все сливалось в лес теней и могил. Гробница была небольшой: широкая стела между двух римских колонн представляла собой задрапированную фигуру, возвышавшуюся над могилой. В темноте белый памятник выглядел пугающим. Меня пробрала дрожь.
Внезапно я услышал за своей спиной какой-то шорох. Я вздрогнул всем телом. И медленно повернул голову. Но ничего не увидел. Я стал пятиться в поисках какой-нибудь опоры, какой-нибудь поддержки. Мной овладел ужас. Меня знобило от страха.
И тут передо мной появилась черная тень, будто восставшая из могилы. Я оцепенел. На моих глазах, словно китайские тени на белой поверхности гробницы, возникли две фигуры. Мужчина и женщина.
Я сразу узнал Софи. Руки у нее были связаны за спиной, во рту торчал кляп. Стоявший рядом мужчина приставил пистолет к ее виску. Он толкал ее, заставляя идти перед собой.
Я дрожал. Я слышал прерывистое дыхание Софи. Наверное, она плакала. Лица ее я разглядеть не мог, но угадывал ужас в ее движениях, в ее дыхании. Она предстала предо мной как обещание, которое нужно было исполнить. Такая близкая и такая недостижимая. Я хотел бы остановить все. Пусть весь мир остановится. Вырвать Софи из этой истории и бежать. Просто бежать вместе с ней.
– Камень! – воскликнул мужчина, приставив пистолет ко лбу журналистки.
По затылку моему стекали капли пота, я не мог унять дрожь в руках. Всеми силами я пытался овладеть собой. Софи была всего в нескольких шагах от меня. Я не имел права на ошибку.
Я медленно сунул руку в карман. Ощутил пальцами бумагу. Листок с кодом. Эти люди должны были согласиться на код. Сглотнув и сжав зубы, я медленно вытащил листок из кармана.
Это был наш единственный шанс. Жизнь Софи за клочок бумаги.
– Вот, – сказал я, протянув код.
Бумага дрожала в моих пальцах. Белый прямоугольник в темной ночи. Порывом ветра его взметнуло вверх. Дважды. Затем он обвился вокруг пальца, Я не шелохнулся.
Внезапно незнакомец сделал резкое движение. Встряхнул Софи, которую держал одной рукой.
– Вы что пытаетесь мне всучить? – рявкнул он. – Это не Камень.
– Подождите… – пробормотал я. – Это код… Камня у меня нет, но…
Я не успел договорить.
Разрядом белой молнии грохнул выстрел. Сухой. Резкий. Внезапный. Не знаю, что было раньше – вспышка или звук. Но я дважды моргнул. Дважды вздрогнул. Кто-то закричал. Наверное, я. Разрыв еще отдавался в могильных камнях. Возвращался эхом.
Потом я увидел, как очень медленно, словно при замедленной съемке, тело Софи падает вперед.
Руки ее оставались связанными. Она не сделала ни единого движения, чтобы смягчить удар о землю. Ничто в ней не шелохнулось. Безжизненный манекен. Поникнув головой, она обмякла, словно разбитая кукла.
Ее голова с ужасающим стуком ударилась о булыжник. И я, возможно, еще кричал, когда раздался второй выстрел. Но я уже ничего не видел. Ничего не слышал. Я только чувствовал, как падаю, падаю…
Сквозь гул в ушах пробились вдруг другие выстрелы. Беспорядочные вспышки. Ожесточенная перестрелка. Но меня здесь уже не было. Белые молнии.
Нет. Так нельзя. Так нельзя.
Внезапно меня отбросило назад. Ужасная боль пронзила грудь. Звук шагов. Крики. Снова выстрелы.
Потом тишина. И глаза мои медленно наполнились слезами. В горле застрял комок. Боль. Я помню только боль.
Потом Баджи. Его рука на моем плече.
– Пуля угодила вам в грудь.
Он говорил шепотом.
– Ее отразил бронежилет.
Сколько времени я провел здесь? Была ночь или я просто ничего не видел? Мне хотелось потерять сознание. Ничего больше не знать. Не чувствовать. Пусть только боль прекратится. Отогнать эту мысль, засевшую в голове. Эту фразу, в которой ничего нельзя изменить. Несколько лишних слов. Софи умерла.
Но теперь оставалось только это. Это и еще боль.
Двенадцать
Думая обо всем этом сегодня, я всегда поражаюсь, как сумел выжить. Никого я так не любил, как Софи, и, наверное, никогда не найду сил полюбить так вновь.
Долгое время мир продолжал существовать без меня. Я прекратил все отношения с ним, перестав быть участником или даже свидетелем происходящих в нем событий. Я превратился в жалкое подобие человека, глухонемую и слепую тень в кресле, с которого больше не вставал. Словно падение должно было продолжаться вечно. Словно эти кожаные подлокотники увлекали меня в пропасть, медленно смыкавшуюся надо мной.
Не будь Эстеллы и Франсуа, я вряд ли устоял бы перед искушением покончить с собой. Мне не хватало одного – возможности сделать это. Решимости хватало. Но они окружили меня такой заботой, словно я был больным амнезией, который медленно возвращается к жизни. Я не помогал им ни в чем. Игнорировал все протянутые ко мне руки. Думаю даже, что просто не видел их. Их любовь стала смирительной рубашкой, мешавшей взрезать вены, вот и все.
Каждый день они разговаривали со мной. Старались вернуть меня в мир живых. Сообщали, как развиваются события. Словно протягивая мне нить для спасения.
Они рассказали мне все. Я накапливал информацию с полным равнодушием и, наверное, не понимал половины из того, что мне говорили.
Мне объяснили, каким образом произошла перестрелка на кладбище. Как Софи получила пулю в затылок. Она умерла мгновенно. И будто бы совсем не страдала. Как я получил пулю. В грудь. Я выжил благодаря бронежилету. Спасибо, Баджи, но я предпочел бы сдохнуть. Я этого не сказал, хотя уверен, что они прочли это по моим глазам.
Ребятам Баджи удалось схватить двоих похитителей, прежде чем те удрали с кладбища. Убийц передали полиции. Было установлено, что они связаны с «Акта Фидеи». Кто бы сомневался. Затем началось долгое следствие силами жандармерии и полиции. Они пришли к выводу, что мой отец и отец Клэр были убиты теми же людьми, которые убили Софи. Группа безумцев, отколовшихся от одной фундаменталистской католической организации. Нечто вроде этого. Благодаря влиятельным знакомым Франсуа, меня не взяли под стражу на время следствия, а заведенное против меня дело после моего бегства из Горда было без проволочек закрыто. Со мной побеседовал психиатр, который заявил, что я нахожусь в шоковом состоянии и не могу разговаривать. Жалкий дурак. Ты просиживал задницу на психологическом факультете для того, чтобы понять это?
Но мне продолжали сообщать информацию. Как-то Франсуа прочел мне напечатанную в газете декларацию Ватикана, который официально осудил деятельность «Акта Фидеи». Эта организация была распущена. Но о ее связях с «Опус Деи» и Конгрегацией вероучения в газетах почти не писали. Возникло бы слишком много неприятных вопросов, а в этой стране у журналистов всегда поджилки тряслись.
Священник из Горда, получивший новое назначение, в первые недели присылал Франсуа письма, в которых рассказывал, как развивается ситуация в Ватикане. В Риме, как в Нью-Йорке и в Париже, были произведены многочисленные аресты, произошли некие внутренние смещения и перестановки. Какое-то время дело занимало первые полосы всех итальянских газет, но затем о нем совершенно забыли. Священник из Горда больше ничего не мог узнать. Когда он спросил вышестоящих лиц, не приложила ли руку «Акта Фидеи» к его переводу, над ним просто посмеялись и объяснили, что никаких оснований для жалоб у него нет.
Что до «Бильдерберга», о нем в газетах даже не упоминалось. Однако Франсуа выяснил, что подозрительных членов одного за другим арестовали, но пресса обошла эти события молчанием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
– Едем! Надо отвезти код на Пер-Лашез. Это наш единственный шанс!
– О'кей, едем! – повторил Франсуа.
– Нет! – твердо сказал я. – Ты не поедешь. Я отправлюсь туда со Стефаном.
– Ты шутишь?
– Я говорю серьезно, Франсуа. Вы все останетесь здесь. Я не намерен провалить дело. Я еду один. Только Стефан будет меня сопровождать.
Баджи вышел на середину гаража:
– И речи быть не может о том, чтобы вам ехать, Франсуа. Я не могу взять на себя такой риск. А вы, мсье Лувель, – повернулся он ко мне, – должны понять, что мы поедем туда не одни.
– Что-что?
– Я позову ребят с фирмы.
– Вы с ума сошли! Это не операция для коммандос!
– Послушайте, Лувель, вы мне очень нравитесь, но сейчас у нас нет времени на споры! Вы когда-нибудь держали в руках пушку?
– Нет.
– Вы принимали участие в операции по спасению заложников?
– Нет, но…
– Так вот, – оборвал он меня, – это мое ремесло, не ваше, понятно? Вы должны довериться мне, и тогда все будет хорошо.
– Ладно, только не провалите дело! – уступил я.
Он кивнул. Взял свой мобильник и пошел к машине. Я увидел, как он роется в багажнике «Шафрана», одновременно разговаривая по телефону со своими коллегами.
Франсуа встал передо мной:
– Вы будете звонить мне каждые три минуты, иначе мы все здесь умрем от беспокойства!
– Ну, каждые три минуты обещать не могу, но мы обязательно позвоним! – сказал я.
До встречи на кладбище оставалось меньше часа. Нельзя было терять ни минуты. Нам придется гнать машину на полной скорости, чтобы успеть вовремя.
Эстелла принесла мне пальто, я сунул листок с записанным на нем кодом в карман и направился к «Шафрану».
Пока Стефан помогал мне надеть бронежилет, Люси пристально смотрела на меня. Мне кажется, я никогда не видел такого пронзительного взгляда. Словно она пыталась передать мне что-то. Наверное, немного мужества. Я подмигнул ей, улыбнулся Шевалье и сел на переднее сиденье «Шафрана».
Наверное, я никогда не терзался такой тревогой, как в эти бесконечно долгие минуты, отделявшие нас от встречи на кладбище. Что до Стефана, он гнал машину еще быстрее, чем Софи во время нашего бегства из Горда. Но это был профессионал, и я почти не испытывал страха. Почти.
В пути Баджи всячески старался ободрить меня. Было видно, что ему удалось в самую последнюю минуту составить какой-то план вместе со своими коллегами, и теперь он объяснил мне, что спрячется за могилой, не показываясь похитителям. При малейшей опасности он вступит в дело.
– А ваши парни? – с тревогой спросил я.
– Нормально, вы их даже не увидите.
– Вы ведь не станете играть в ковбоев, а?
– Если все пройдет хорошо, нам не придется вмешиваться. Мы здесь прежде всего для того, чтобы защитить вас.
Я громко сглотнул и сжал кулаки. Меня била дрожь, я чувствовал себя слабым и беспомощным. Парализованным.
– Главное, – сказал Баджи, – не говорите, что у вас нет Камня. Ничего не говорите. Держите листок с кодом в руках. Это будет для них приманкой. Даже если они поймут, что это не Камень, им захочется узнать, что на листке.
– Надеюсь, вы правы.
Огни Парижа сливались в одно мутное пятно, проносившееся за стеклом. Я уже не слышал, говорит ли со мной Баджи. Ум мой блуждал где-то далеко. Поглощенный воспоминаниями о Софи. Я не заметил, как промчались последние минуты. Не увидел последних метров перед кладбищем.
Мы подъехали к Пер-Лашез, расположенному в самом начале двадцатого округа, незадолго до десяти. Кладбище утонуло в весеннем сумраке. Из-за длинной стены виднелись деревья с пробивающейся листвой. Баджи припарковал машину на бульваре Менильмонтан. Он вышел сам и открыл дверцу мне. Я словно оцепенел на своем сиденье. Не мог пошевелиться. Потом, увидев, что дверца открыта, заставил себя выйти. Уличные фонари отбрасывали оранжевые блики на тротуар. Стефан хлопнул меня по плечу. Чтобы привести в чувство. Мы тронулись в путь.
Кладбище Пер-Лашез – это целый город могил, раскинувшийся на большом холме. Вдоль облицованных булыжником аллей стоят липы и каштаны. Однако ночью все это превращается в какую-то темную массу, где тени от деревьев сливаются с могильными камнями в грандиозную и пугающую фреску. Я задрожал.
Все входы уже давно были закрыты, и мы двинулись вдоль высокой каменной стены по маленькому проулку, ведущему вверх, к одному из углов огромного кладбища. Улица Репо, улица Покоя – удачное название. Мы шли к месту, где стена была чуть пониже, а украшающий ее пилон должен был помочь нам взобраться. Совсем близко находился один из входов, и нам следовало соблюдать осторожность, поскольку стоявший там домик очень походил на жилище сторожа.
Ко мне возвращалось странное ощущение, которое я испытал вместе с Софи во время нашей ночной вылазки в сгоревший дом моего отца. Ощущение, что я грабитель. Весьма посредственный грабитель. Но сейчас мне было гораздо страшнее. Тогда мной руководила она.
Телохранитель подставил мне спину. Я полез на фонарный столб. Оперся левым коленом о стену. Шершавая жесткая поверхность больно царапала кожу сквозь ткань брюк, но я продолжал карабкаться. Отталкиваясь от стены и цепляясь за столб, я наконец добрался до вершины и сел на стену между металлическими пиками, призванными оградить кладбище от нежелательных посетителей. Я осторожно наклонился и протянул руку Стефану. Но ему моя помощь была не нужна, он вскарабкался на стену с ловкостью альпиниста.
Я спрыгнул по ту сторону стены, прямо в кусты, и тут же рядом со мной приземлился Баджи. Перед нами до горизонта простиралось кладбище с едва различимыми во тьме могилами. Я посмотрел на часы. Без восьми десять. Нам осталось меньше десяти минут, чтобы добраться до места встречи.
– Ваши друзья, где они?
– Они уже здесь. Заняли свои посты.
Внезапно он заговорил по-военному четко.
– Мы даже не знаем, где эта могила! – прошептал я.
– У главного входа есть список, – успокоил меня Баджи.
И он побежал впереди меня, уклоняясь на ходу от ветвей, чтобы не слишком шуметь. Я ринулся следом за ним, озираясь вокруг и пытаясь понять, нет ли за нами погони. Но я никого не увидел. Мы бежали среди могил, перепрыгивая через горшки с цветами, пригибаясь, чтобы укрыться за стелами и крохотными часовенками. Кладбищенская стена укрывала нас спасительной тенью. Было очень темно, и я сказал себе, что заметить нас могут только кошки, которые днем и ночью шныряли здесь, словно неприкаянные души.
Сильно запыхавшись, мы добрались до старого зеленого панно, на котором был вывешен список знаменитых людей, обретших последнее пристанище на Пер-Лашез. Чернила выцвели, но я все-таки нашел имя Мишле в середине колонки. Пятьдесят вторая секция. Почти в центре кладбища. Похитители выбрали могилу, удаленную от ворот и дома сторожа. Они явно заботились о своей безопасности.
– Хорошо, – сказал Баджи, показав мне план кладбища. – Сейчас мы разделимся. Нельзя, чтобы они увидели нас вместе. Вообще-то меня они просто не должны видеть. Вам нужен самый прямой, самый предсказуемый путь. Идите по аллеям кладбища. Я буду передвигаться скрытно, чуть позади вас. Прикрытие вам обеспечено.
Сунув руку в карман, он достал пистолет:
– Держите.
Я попятился:
– Хм, вы уверены, что это необходимо?
– Не валяйте дурака, Лувель.
Что ж, по крайней мере откровенно.
– Сколько их у вас? Себе оставили?
– Два. Конечно.
Спорить было бесполезно. По правде говоря, я зря демонстрировал отвращение к оружию, с пистолетом мне было как-то спокойнее.
– Только без глупостей, – все же буркнул я. – Нам нужно вытащить Софи из этого дерьма. Без лишней пальбы, договорились?
Он не счел нужным ответить. Ремесло свое он знал превосходно и, наверное, гораздо больше тревожился за меня… Я был уверен, что он сделает все возможное. Но я не был уверен, что этого будет достаточно.
Он хлопнул меня по плечу, подмигнул и исчез за рядами серых могильных камней.
Вот тут я и запаниковал. Один, на кладбище, в ночном мраке, с воспоминанием о Софи в моих объятиях. Уравнение было простым. Только я мог спасти ее. И я был раздавлен этой ответственностью. К тому же уравнение не могло считаться справедливым.
У меня не было Камня.
Я набрал в грудь побольше воздуха, стараясь взбодриться, черпая силу в воспоминаниях. Лицо Софи, ее улыбка, ее решимость и воля, ее скрытая нежность. Наша ночь в Лондоне. Те, что последовали за ней. Я двинулся вперед.
Ветер свистел между могилами, подталкивая меня в спину. Мяукали шнырявшие среди могил кошки. С каждым шагом я отдалялся от парижского шума. С каждым метром отрывался от реального мира. Словно погружаясь в бездну мрака. Словно вступая в рукопашный бой с адом. Я шел по костям, чтобы пересечь Стикс. Я плыл к острову, откуда не должен был вернуться один.
Мои шаги отдавались на булыжных аллеях кладбища. Передо мной изредка шумно вспархивали испуганные голуби. Вдали постепенно возникали очертания маленькой площади, рядом с которой находилась могила Мишле. Но я по-прежнему никого не видел.
Сунув руки в карманы, не поднимая головы, я пытался одолеть страх, который приказывал вернуться назад. Каждый шаг был победой и ударом ножа по венам. Бороться, чтобы идти вперед, бороться, чтобы верить. Никогда я не чувствовал себя таким одиноким.
Вскоре, сам не понимая как, я оказался перед могилой Мишле. Вокруг все сливалось в лес теней и могил. Гробница была небольшой: широкая стела между двух римских колонн представляла собой задрапированную фигуру, возвышавшуюся над могилой. В темноте белый памятник выглядел пугающим. Меня пробрала дрожь.
Внезапно я услышал за своей спиной какой-то шорох. Я вздрогнул всем телом. И медленно повернул голову. Но ничего не увидел. Я стал пятиться в поисках какой-нибудь опоры, какой-нибудь поддержки. Мной овладел ужас. Меня знобило от страха.
И тут передо мной появилась черная тень, будто восставшая из могилы. Я оцепенел. На моих глазах, словно китайские тени на белой поверхности гробницы, возникли две фигуры. Мужчина и женщина.
Я сразу узнал Софи. Руки у нее были связаны за спиной, во рту торчал кляп. Стоявший рядом мужчина приставил пистолет к ее виску. Он толкал ее, заставляя идти перед собой.
Я дрожал. Я слышал прерывистое дыхание Софи. Наверное, она плакала. Лица ее я разглядеть не мог, но угадывал ужас в ее движениях, в ее дыхании. Она предстала предо мной как обещание, которое нужно было исполнить. Такая близкая и такая недостижимая. Я хотел бы остановить все. Пусть весь мир остановится. Вырвать Софи из этой истории и бежать. Просто бежать вместе с ней.
– Камень! – воскликнул мужчина, приставив пистолет ко лбу журналистки.
По затылку моему стекали капли пота, я не мог унять дрожь в руках. Всеми силами я пытался овладеть собой. Софи была всего в нескольких шагах от меня. Я не имел права на ошибку.
Я медленно сунул руку в карман. Ощутил пальцами бумагу. Листок с кодом. Эти люди должны были согласиться на код. Сглотнув и сжав зубы, я медленно вытащил листок из кармана.
Это был наш единственный шанс. Жизнь Софи за клочок бумаги.
– Вот, – сказал я, протянув код.
Бумага дрожала в моих пальцах. Белый прямоугольник в темной ночи. Порывом ветра его взметнуло вверх. Дважды. Затем он обвился вокруг пальца, Я не шелохнулся.
Внезапно незнакомец сделал резкое движение. Встряхнул Софи, которую держал одной рукой.
– Вы что пытаетесь мне всучить? – рявкнул он. – Это не Камень.
– Подождите… – пробормотал я. – Это код… Камня у меня нет, но…
Я не успел договорить.
Разрядом белой молнии грохнул выстрел. Сухой. Резкий. Внезапный. Не знаю, что было раньше – вспышка или звук. Но я дважды моргнул. Дважды вздрогнул. Кто-то закричал. Наверное, я. Разрыв еще отдавался в могильных камнях. Возвращался эхом.
Потом я увидел, как очень медленно, словно при замедленной съемке, тело Софи падает вперед.
Руки ее оставались связанными. Она не сделала ни единого движения, чтобы смягчить удар о землю. Ничто в ней не шелохнулось. Безжизненный манекен. Поникнув головой, она обмякла, словно разбитая кукла.
Ее голова с ужасающим стуком ударилась о булыжник. И я, возможно, еще кричал, когда раздался второй выстрел. Но я уже ничего не видел. Ничего не слышал. Я только чувствовал, как падаю, падаю…
Сквозь гул в ушах пробились вдруг другие выстрелы. Беспорядочные вспышки. Ожесточенная перестрелка. Но меня здесь уже не было. Белые молнии.
Нет. Так нельзя. Так нельзя.
Внезапно меня отбросило назад. Ужасная боль пронзила грудь. Звук шагов. Крики. Снова выстрелы.
Потом тишина. И глаза мои медленно наполнились слезами. В горле застрял комок. Боль. Я помню только боль.
Потом Баджи. Его рука на моем плече.
– Пуля угодила вам в грудь.
Он говорил шепотом.
– Ее отразил бронежилет.
Сколько времени я провел здесь? Была ночь или я просто ничего не видел? Мне хотелось потерять сознание. Ничего больше не знать. Не чувствовать. Пусть только боль прекратится. Отогнать эту мысль, засевшую в голове. Эту фразу, в которой ничего нельзя изменить. Несколько лишних слов. Софи умерла.
Но теперь оставалось только это. Это и еще боль.
Двенадцать
Думая обо всем этом сегодня, я всегда поражаюсь, как сумел выжить. Никого я так не любил, как Софи, и, наверное, никогда не найду сил полюбить так вновь.
Долгое время мир продолжал существовать без меня. Я прекратил все отношения с ним, перестав быть участником или даже свидетелем происходящих в нем событий. Я превратился в жалкое подобие человека, глухонемую и слепую тень в кресле, с которого больше не вставал. Словно падение должно было продолжаться вечно. Словно эти кожаные подлокотники увлекали меня в пропасть, медленно смыкавшуюся надо мной.
Не будь Эстеллы и Франсуа, я вряд ли устоял бы перед искушением покончить с собой. Мне не хватало одного – возможности сделать это. Решимости хватало. Но они окружили меня такой заботой, словно я был больным амнезией, который медленно возвращается к жизни. Я не помогал им ни в чем. Игнорировал все протянутые ко мне руки. Думаю даже, что просто не видел их. Их любовь стала смирительной рубашкой, мешавшей взрезать вены, вот и все.
Каждый день они разговаривали со мной. Старались вернуть меня в мир живых. Сообщали, как развиваются события. Словно протягивая мне нить для спасения.
Они рассказали мне все. Я накапливал информацию с полным равнодушием и, наверное, не понимал половины из того, что мне говорили.
Мне объяснили, каким образом произошла перестрелка на кладбище. Как Софи получила пулю в затылок. Она умерла мгновенно. И будто бы совсем не страдала. Как я получил пулю. В грудь. Я выжил благодаря бронежилету. Спасибо, Баджи, но я предпочел бы сдохнуть. Я этого не сказал, хотя уверен, что они прочли это по моим глазам.
Ребятам Баджи удалось схватить двоих похитителей, прежде чем те удрали с кладбища. Убийц передали полиции. Было установлено, что они связаны с «Акта Фидеи». Кто бы сомневался. Затем началось долгое следствие силами жандармерии и полиции. Они пришли к выводу, что мой отец и отец Клэр были убиты теми же людьми, которые убили Софи. Группа безумцев, отколовшихся от одной фундаменталистской католической организации. Нечто вроде этого. Благодаря влиятельным знакомым Франсуа, меня не взяли под стражу на время следствия, а заведенное против меня дело после моего бегства из Горда было без проволочек закрыто. Со мной побеседовал психиатр, который заявил, что я нахожусь в шоковом состоянии и не могу разговаривать. Жалкий дурак. Ты просиживал задницу на психологическом факультете для того, чтобы понять это?
Но мне продолжали сообщать информацию. Как-то Франсуа прочел мне напечатанную в газете декларацию Ватикана, который официально осудил деятельность «Акта Фидеи». Эта организация была распущена. Но о ее связях с «Опус Деи» и Конгрегацией вероучения в газетах почти не писали. Возникло бы слишком много неприятных вопросов, а в этой стране у журналистов всегда поджилки тряслись.
Священник из Горда, получивший новое назначение, в первые недели присылал Франсуа письма, в которых рассказывал, как развивается ситуация в Ватикане. В Риме, как в Нью-Йорке и в Париже, были произведены многочисленные аресты, произошли некие внутренние смещения и перестановки. Какое-то время дело занимало первые полосы всех итальянских газет, но затем о нем совершенно забыли. Священник из Горда больше ничего не мог узнать. Когда он спросил вышестоящих лиц, не приложила ли руку «Акта Фидеи» к его переводу, над ним просто посмеялись и объяснили, что никаких оснований для жалоб у него нет.
Что до «Бильдерберга», о нем в газетах даже не упоминалось. Однако Франсуа выяснил, что подозрительных членов одного за другим арестовали, но пресса обошла эти события молчанием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34