А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Наверное… Чем только, не пойму.
– Ну, это очевидно. Вы ищете то же самое, что они, но у вас солидная фора. Вряд ли им это нравится…
– Я еще ничего не нашла…
– Надеюсь! Иначе я бы подумал, что вы и со мной хитрите. А я рассчитываю на эксклюзивную информацию, ведь мы же так договаривались?
– Я уже обещала. Нам опять нужны кое-какие сведения.
– Все, что ни пожелаете.
– Вы можете узнать координаты человека, который находится в красном списке?
– Проще пареной репы!
– Чем больше мы общаемся, – сказал я с улыбкой, – тем больше мне кажется, что мы имеем дело с четырнадцатилетним парнишкой!
Софи покачала головой.
– Если это так, он где-то здесь! – возразила она, показав на окружавших нас прыщавых подростков.
– Кристиан Борелла, возможно, также его дочь Клэр. Они живут в Париже.
– О'кей. Я скоро вернусь.
Через пятнадцать минут Сфинкс действительно прислал нам адрес и номер телефона таинственной незнакомки. Он простился с нами, и Софи еще раз заверила его, что он первым узнает все новости.
Выйдя из интернет-кафе, мы двинулись обратно, к площади Звезды. Этот парижский квартал никогда не бывает безлюдным. На тротуарах всегда полно народа, витрины магазинов всегда освещены. Но лица всегда разные. Мне это напоминало Нью-Йорк.
Когда мы вошли в бар отеля, было уже поздно, но я все-таки решил позвонить Клэр Борелла. Нетерпение плохо сочетается с тактом.
Послышалось несколько гудков, затем включился автоответчик. «Вы набрали номер Клэр, оставьте сообщение после сигнала».
Я заколебался. Автоответчик хорош тем, что не может бросить трубку, и молодая женщина наверняка выслушает мое сообщение до конца. Я решился.
– Здравствуйте, мы с вами незнакомы, но я думаю, что мне известно, почему убили вашего отца, и мне хотелось бы поговорить с вами.
Послышался еще один щелчок, и я понял, что она сняла трубку.
– Алло? – сказал женский голос.
Она отвечала на звонки выборочно.
– Здравствуйте.
– Кто вы?
– Если вас это не смущает, я бы предпочел не называть свое имя по телефону. Я мог бы назваться любым именем, но предпочитаю откровенность…
Она молчала.
– Не могли бы мы встретиться? – рискнул спросить я.
– Нет, если вы не назовете свое имя…
– Но я действительно не могу…
Вновь щелчок и телефонные гудки. Она повесила трубку.
– Черт! – выругался я. – Перезвонить?
Софи улыбнулась:
– Нет. Неудачная мысль. Думаю, вам лучше подъехать к ней. Уверена, что de visu вы окажетесь более убедительным.
– Правда?
– Да. И потом, вы сможете назвать свое имя…
– Вообще-то «Бильдерберг» и «Акта Фидеи» давно знают, кто мы такие, и мне не стоило так артачиться.
Софи кивнула.
– Уже поздно, – сказала она. – Я, наверно, пойду спать.
– Проводить вас? – предложил я.
– Я вполне способна найти дорогу в свой номер!
Она нежно поцеловала меня в щеку и ускользнула. Я испустил долгий вздох.
В тот вечер я просидел в баре отеля «Спландид» несколько часов. Заказал порцию виски, потом вторую, потом бармен предложил мне третью, и я спокойно прихлебывал из бокала, позволив своим мыслям блуждать где угодно и облокотившись о красно-золотую стойку, мимо которой то и дело проходили посетители. Я забавлялся тем, что пытался представить, кто они такие и чем занимались сегодня вечером. Я придумывал им имена, профессию, любовные истории. Мне просто не хотелось идти спать, и я находил атмосферу отеля идеальной для моего странного настроения. В котором преобладали печаль, надежда, страх и любовь.
Ближе к ночи я ощутил непреодолимое желание позвонить Франсуа. Мне нужно было поговорить с ним. Нужно было услышать его голос. Я нашел номер в записной книжке и набрал его на мобильнике.
– Алло?
Он был явно удивлен тем, что ему звонят так поздно.
– Франсуа, это я, Дамьен…
– Дамьен! Ах ты, кретин, я уже два дня пытаюсь тебе дозвониться! Что ты сотворил со своим телефоном?
– Сменил номер. Давай записывай, с этим все будет в порядке. Прости, что не подавал признаков жизни.
– Как твое дело?
– Движется.
– Ты по-прежнему не хочешь известить полицию?
– Не сейчас. Вообще-то жандармы отчасти в курсе, – иронически произнес я.
– Дамьен, ты меня пугаешь. В какую историю ты вляпался?
– Ты не знаешь худшего, – доверительно сказал я. – Я влюбился в лесбиянку.
Он на мгновение умолк. Я хорошо представлял себе выражение его лица.
– Что?
Я расхохотался. Начинал действовать алкоголь…
– Да ничего, просто я слегка набрался, – признался я.
– Дамьен, мне тебя не хватает. Не дури, мне надо увидеться с тобой, и поскорее, ладно?
– Ага, не беспокойся, старина. Я тебя разбудил?
– Меня – нет. Но я разбудил жену.
– Эстеллу? Как она?
– Хорошо. Она тоже хотела бы повидаться с тобой.
– Скажи ей, что я ее целую. И скажи, что поздравляю с младенцем. Ее, наверное, здорово разнесло! Вы где теперь обитаете?
– Небольшой домик в Со.
– У вас, депутатов, неплохие доходы!
– Ага. По правде говоря, это у аптеки Эстеллы неплохие доходы…
– Понятно. Подумать только, когда я видел ее в последний раз, она только что окончила школу, а теперь собирается стать мамой! Какой же я все-таки дурак! Давно надо было приехать во Францию и встретиться с вами.
– Но сейчас-то ты остаешься?
Я на секунду заколебался. Оглядел бар.
– Думаю, да.
– Значит, ты и вправду влюбился! – воскликнул Франсуа на другом конце провода.
– Спокойной ночи, Франсуа. Спасибо за все!
Я повесил трубку. Я правильно сделал, что позвонил ему. Это придало мне сил, и теперь я мог продолжать. Появился дополнительный повод. Вновь обрести Франсуа, человека свободомыслящего. Около двух часов ночи бармен предложил мне еще один стаканчик, но я решил все же пойти спать.
Поднявшись утром с пересохшим горлом и тяжелой головой, я увидел записку, которую Софи сунула мне под дверь. «Весь день буду в Бобуре. Надеюсь сегодня все закончить. Удачи с дочерью Борелла. Чмокаю. Софи».
Это была Софи во всей своей красе. Со своим телеграфным стилем. Что до чмоканья, я предпочел бы реальное действие, а не слово на бумаге, но все-таки день начинался совсем неплохо.
Я позавтракал в отеле, потом вызвал такси и поехал на улицу Вожирар, в самом начале которой, рядом с большими бульварами, находилась квартира Клэр Борелла. Улица Вожирар – самая длинная в Париже. И в этом месте – самая безличная. Ряды типично парижских жилых домов, кое-где магазинчики и лавочки, ничего привлекательного. Серая улица без своего лица, фальшиво оживленная.
Было около десяти часов утра, когда я позвонил в переговорное устройство на входной двери. Шансы мои застать Клэр Борелла дома были довольно малы. И в самом деле никто не отозвался.
Я решил выждать в кафе напротив ее дома. Одно из тех неподражаемых заведений, тайну которых знает только Франция. Рекламные проспекты иллюстрированных женских журналов за стеклянной витриной, красный навес с крупно выведенными названиями различных марок пива, несколько круглых столиков на тротуаре, привязанный к газетной стойке «Ле Паризьен», пепельницы, зеркала, медные ручки, вешалки, табачная лавка в углу, стенд «Олимпийские игры – Франции», цинковая стойка бара, где выпивают завсегдатаи, которые говорят громко и называют хозяйку по имени, а в подвале – грязнейшие туалеты земного шара. Все пропитано запахом табака, заполнено шумом длинной серебряной кофеварки и невнятными звуками радио «Европа-1» из колонок скверного качества.
Я устроился в углу, у самого окна, и выпил несколько чашек кофе, наблюдая за входом в дом. Вошел какой-то юноша и минут через пятнадцать вышел, старая дама вывела на прогулку свою собачку. Никого, кто был бы похож на мою загадочную молодую собеседницу. Время тянулось очень медленно.
В кафе вошла пара американских туристов и стала кое-как объясняться с хозяином-овернцем, чьи познания в английском не делали чести образовательной системе нашей прекрасной страны, а я и не подумал прийти им на помощь, настолько забавлял меня этот разговор. В какой-то момент бармен, не лишенный чувства юмора, захохотал, поскольку сам понимал комичность своего положения. Американцы тоже засмеялись, потом жена повернулась к мужу со словами: «What did he say?» , и тот шепнул в ответ: «I have no idea!» , не переставая улыбаться бармену. За все утро это было мое единственное развлечение, и к полудню, когда я несколько раз изучил все документы, хранившиеся в бумажнике, стало ясно, что долго мне так не выдержать.
В это мгновение мой мобильник зазвонил. Посмотрев на экран, я увидел номер Софи и нажал на кнопку ответа.
– Дамьен, это я. У вас есть новости?
– Пока нет. А у вас?
– Дело движется. Но вам придется позвонить вашему другу Шевалье…
– Я с ним говорил вчера…
– Прекрасно. Позвоните еще раз.
– Зачем?
– Я еще не все поняла, но существует какая-то связь между Йорденским камнем и франкмасонами.
– Только этого нам не хватало…
– Вы ведь говорили, что он масон?
– Да. Что это за связь?
– Я же сказала, что не знаю. Но я как раз сейчас разобрала еще одно место в записках вашего отца. Он упоминает ложу «Великий Восток Франции» в связи с историей Йорденского камня. У меня не было времени покопаться в этом, я занимаюсь другим, но ваш друг, возможно, что-нибудь об этом знает.
– О'кей, я ему позвоню.
– Мужайтесь.
Она повесила трубку, и я, не раздумывая, набрал номер Франсуа.
– Алло?
– Это я, Дамьен.
– Все в порядке?
– Да.
– Со вчерашнего вечера…
– Да, кое-что появилось. Мне нужно повидаться с тобой. Мы должны кое-что обсудить. Не по телефону.
– Это срочно?
– Сейчас все срочно…
– Ты где?
– В пятнадцатом округе. Но сначала мне надо кое-что сделать.
Он поколебался:
– Ладно, я пришлю к тебе Баджи.
– Кого?
– Баджи. Мой друг, работает в службе безопасности. Телохранитель, открывший собственное дело. Часто помогал мне. Ему можно доверять.
– Ты хочешь приставить ко мне громилу?
– Да. Мне твои истории не нравятся. Если хочешь повидаться, будет лучше, чтобы он тебя сопровождал. Если ты еще не закончил то, что должен сделать, он подождет. Потом отвезет тебя ко мне. Идет?
– Договорились, – растроганно сказал я.
Я дал ему адрес Клэр Борелла и выключил телефон. Приятно было сознавать, что я могу на него рассчитывать. Как и в прежние времена, Франсуа не умел говорить «нет» своим друзьям. Есть ли другой способ доказать дружеские чувства?
Я собирался заказать еще одну чашку кофе, когда увидел, что ко входной двери подходит молодая женщина. Я оставил на столике банкноту и ринулся на улицу, едва не опрокинув стул.
– Клэр! – крикнул я с противоположного тротуара.
У меня был один шанс из десяти, что это она.
Девушка обернулась. Ей было лет двадцать пять, маленького роста, чуть полноватая, каштановые волосы острижены очень коротко. Она взглянула на меня удивленно, явно пытаясь вспомнить, кто я такой. Я пересек улицу и подошел к ней.
Под глазами у нее были круги, на лице красные пятна, кожа бледная, вид усталый. И тем не менее дурнушкой она не казалась. Очаровательное создание: хорошо очерченные губы, улыбчивые глаза, соблазнительные ямочки на щеках. Слишком просторная одежда придавала ее движениям непринужденность, а длинный шейный платок из тонкого шелка выглядел анахронизмом эпохи хиппи.
– Мы разве знакомы? – спросила она, рассматривая меня.
– В некотором роде, вчера я вам звонил, но вы бросили трубку…
Она вздохнула:
– Так это вы! Послушайте, я не желаю об этом говорить!
Повернувшись ко мне спиной, она вынула из кармана ключ.
– Подождите! Дайте же мне шанс! Я нашел в Национальной библиотеке микрофильм вашего отца!
Ее рука замерла в нескольких сантиметрах от замочной скважины. На мгновение застыв, она медленно повернулась ко мне:
– Что вы нашли?
– Микрофильм вашего отца. Текст об ассаях.
Внезапно она встревожилась. Быстро открыла входную дверь и потянула меня за руку:
– Входите, быстрее!
– Я…
– Шшш! – произнесла она, знаком приказав мне молчать.
Вслед за ней я пересек холл, мы вошли в крохотный лифт, и она не проронила ни слова, пока не закрыла за нами дверь своей квартиры.
Квартира была большая, типичная для этого района, где преобладали дома конца девятнадцатого века. Скрипучий деревянный пол, высокие потолки, гипсовая лепнина, громадные окна, старинная мебель, картины на стенах… Все это как-то не вязалось с обитательницей. Слишком пышно. Слишком много шика и слишком много классики. Наверное, это был стиль ее отца.
– Что вам известно о моем отце? – спросила Клэр, схватив меня за локоть.
Она даже не сняла пальто, и во взгляде ее читалась тревога, смешанная с яростью.
– Я знаю, что он сделал необыкновенное открытие, связанное с некой религиозной общиной в Иудейской пустыне, знаю, что он написал об этом и отдал текст на хранение в Национальную библиотеку десять лет назад, знаю, что… что три недели назад он был убит в Иерусалиме, и полагаю, что все это связано с расследованием, которое я сейчас веду.
– Цель вашего расследования?
– Этого я не могу вам сказать.
– Снова ваши штучки!
– Послушайте, я вам уже немало рассказал, а вы пока мне ничего не сообщили.
– Какова цель вашего сучьего расследования? – в бешенстве повторила Клэр.
Она держалась почти угрожающе. Но было в ней что-то трогательное. Я понимал, что она чувствует. Нервы у нее были явно на пределе, но я был уверен, что злобы в ней нет никакой. Я перевел дух.
– Моего отца убили почти одновременно с вашим. Я не имел к этому никакого отношения. Я жил в Соединенных Штатах. Но когда я стал выяснять, чем занимался мой отец перед смертью, то обнаружил множество вещей, связанных с Иисусом, ессеями, религиозной группой «Акта Фидеи» и более или менее секретной think tank, именуемой «Бильдерберг». У меня есть все основания полагать, что мой отец был убит одной из этих двух организаций или теми, кто откололся от них. Ссылка на микрофильм вашего отца находилась в заметках моего, и поэтому я почти уверен, что наших отцов убили одни и те же люди. Вот! Устраивает это вас?
– Вы сын Этьена Лувеля? – спросила девушка, сдвинув, брови.
Я достал из внутреннего кармана куртки бумажник, вытащил паспорт и протянул ей. Клэр Борелла увидела мое имя и мою фотографию. Она испустила долгий вздох.
– О боже! – выдохнула она, едва не расплакавшись. – Я… я не знала, что у Лувеля есть сын…
Сняв пальто, она бросила его на маленький столик у двери и направилась в небольшую гостиную. Там она почти рухнула на диванчик в стиле Людовика XV и обхватила голову руками.
Я робко вошел в гостиную и сел на стул напротив нее. Какое-то время мы оба молчали. Я видел, что ей нужно прийти в себя.
– Все было бы гораздо проще, если бы я назвал свое имя вчера, когда звонил вам, – сказал я, увидев, что она подняла голову. – Но в последнее время я стал немного параноиком.
– Нет, вы были правы. Мне очень жаль. Думаю, я параноик куда больше, чем вы. Мне все время кажется, что за мной следят…
Она встала.
– Я налью вам выпить?
– С удовольствием, – признался я.
– Виски?
– Прекрасно!
Она исчезла на кухне и через несколько секунд вернулась, держа в каждой руке по стакану.
Она и в самом деле жалко выглядела в этой слишком большой квартире. Ошеломленная всем, что произошло, потрясенная убийством отца, она чувствовала себя растерянной и одинокой в этом старомодном жилище. Словно ей было не по себе в собственном доме. Во взгляде ее читалась такая неподдельная грусть, что мне стало неловко.
– Как, вы сказали, называются эти две организации? – спросила она, протянув мне стакан.
– «Акта Фидеи» и «Бильдерберг». Насколько я знаю, они между собой не связаны. Первая, более или менее похожая на «Опус Деи», имеет резиденцию в Ватикане, вторая представляет нечто вроде ультралиберального, всемогущего, международного тайного общества.
Она неторопливо кивнула:
– Мне кажется, отец упоминал о них. Этот идиот со мной почти ничем не делился! Хотел меня защитить!
– Вы не хотите рассказать, что произошло?
Девушка посмотрела на меня долгим взглядом, явно колеблясь. Наверное, смерть отца отбила у нее привычку откровенничать. Но чувствовалось, что ей это необходимо. Говорить. Изливать душу. Не сводя с меня глаз, она отхлебнула из стакана и сказала:
– Мой отец провел большую часть жизни в Палестине. Главным образом в Иудейской пустыне. Он работал в миссии «Врачи без границ», но настоящей его страстью были бедуины.
Я с улыбкой кивнул, как бы приглашая ее продолжить рассказ. Казалось, она начинала мне доверять.
– Пятнадцать лет назад он обнаружил какой-то монастырь, недалеко от Кумрана. В этом регионе много религиозных общин, но эта была очень… замкнутой. Расспрашивая об этой общине, он узнал столько разных версий, что это его заинтриговало. Некоторые говорили, будто это еврейская община, другие утверждали, что христианская. Они жили очень скрытно и никого к себе не допускали. Но мой отец был упрям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34