Острия маленьких грудей Ивонны упирались в легкую ткань, но невозможно было разглядеть, красные ли они, розовые или же коричневатого оттенка. А где сорочка, там и подходящие трусики. Значит, если случится немыслимое и Ивонна по небрежности позволит длинному жакету приподняться до того места, где сходятся воедино ее бедра, темные завитки волос не откроются глазу сквозь полупрозрачную ткань брюк.
Размышления Армана о шелковых вещицах Ивонны немедленно пробудили любопытство его неугомонного дружка, и тот напомнил о себе нетерпеливым подрагиванием. Но, будь Арман вполне честен с самим собой — что редкость для большинства мужчин, — он бы признал, что приветливость Ивонны в сочетании с ее расчетливой чувственностью несколько настораживает. Хотелось бы знать что ожидает ее любовников, когда она теряет к ним интерес? А со столь требовательной женщиной это наверняка происходит регулярно. Неужели она немедленно дает отставку мужчине — выжатому, как лимон, телесно, душевно и материально? Нет, нет, не похоже…
Как бы то ни было, Арман пришел с визитом к ней, а не к Мадлен — и не только потому, что Мадлен как раз уехала в Версаль навестить подругу. Он знал об этом, поэтому и явился на квартиру мадам Ивер. Не с тем, чтобы предстать в роли поклонника и соискателя ее милостей — нет, цель Армана была сложней… и никак его не красила.
Бурный роман с Мадлен, длившийся уже два месяца, поглощал все его существо. Но, по правде говоря, были и еще кое-какие желания, которые он настойчиво стремился удовлетворить. Для Армана, как и для ценителя наслаждений герцога Мантуанского из оперы Верди, слова «Та иль эта», поскольку дело касалось доступных ему хорошеньких женщин, были вопросом немалого значения. Мадлен, Доминика, Сюзетта — у каждой был в любви свой особый стиль! Так чего ради он, Арман — красивый, независимый холостяк, — будет ограничиваться прелестями лишь одной из своих шикарных приятельниц? Странно даже представить такое!
Нет, он не собирался навсегда расстаться с Мадлен! Обнажать ее маленькие груди и, держа в ладонях, покрывать их бесчисленнынежными поцелуями — слишком большое наслаждение, чтобы мужчина в здравом уме мог отказаться от него по доброй воле. А лежать в ее объятиях и входить в ее горячее лоно было для Армана неземным блаженством. Но — ив раю есть свои «но» — сейчас ему хотелось несколько ослабить жар их свиданий, чтобы сохранить время и силы для других встреч.
Поначалу он не знал, как взяться за это, не вызвав опасных подозрений в связях с другими женщинами. В конце концов сам собой возник такой план: Мадлен возвращается к покинутому семейному очагу, оставаясь при этом его любовницей. Это ограничит возможности свиданий у него на квартире, а законные притязания мужа остудят пыл Мадлен настолько, насколько хотел того Арман.
Естественно, только безумец мог бы предложить своей возлюбленной вернуться к мужу — сидя вместе с ней в любимом ресторане за изысканным ужином или в постели в перерыве между нежными любовными сражениями. Вопрос требовал деликатности, и подходить к нему следовало издалека. Идея Армана состояла в том, чтобы подбросить Ивонне мысль о примирении Мадлен с Пьером-Луи, а уж она устроит дело, как сочтет нужным.
Но когда он затронул эту тему после получасовой светской болтовни, то услышал неожиданно резкий ответ:
— Перестаньте вмешиваться в личную жизнь других. Это своего рода тщеславие — считать себя умнее всех и воображать, что вы достаточно понимаете людей, чтобы предлагать свое решение их интимных проблем.
— Но помилуйте, они оба, и Пьер-Луи, и Мадлен, не только мои родственники, но и близкие друзья! — воскликнул Арман. — Можно ли считать тщеславием мое желание способствовать их счастью?
Темно-карие глаза Ивонны смотрели на него с дружелюбием судьи, приговаривающего преступника к пожизненному тюремному заключению.
— Мне известно, что Пьер-Луи приходится вам кузеном. А Мадлен — ваша любовница, — произнесла она наконец. — Поскольку вы решили, что лучше ей вернуться к мужу, я делаю вывод, что она вам надоела.
— Ни в коем случае! Я ее безумно люблю!
— И вашу любовь не смутит мысль о том, что Мадлен ложится в постель с другим — пусть даже это муж?
— Вы жестоки, Ивонна. Мысль о моем сокровище в объятиях другого мучительна, она терзает мне душу. Но, отвлекаясь от нее на мгновение — нечеловеческим усилием воли, поверьте! — и трезво оценивая ситуацию, я считаю, что будущее Мадлен будет более надежным, если она вернется к Пьеру-Луи.
— Следовательно, вы не собираетесь жениться на ней, если она получит развод?
Арман простер обе руки, как бы давая понять, что вполне осознает свое ничтожество и стыдится его:
— Я слишком люблю Мадлен, чтобы желать ей такого мужа, как я. Я, надеюсь, хорош в роли любовника, но, став мужем, неизбежно превращусь в домашнего тирана. Увы, как это ни мучительно для меня, лучшим выходом будет возвращение Мадлен к мужу.
— И все так просто? — тонко выщипанные брови Ивонны словно взлетели.
— Как мы оба знаем, Мадлен оставила Пьера-Луи, узнав о его романе. Теперь, слава Богу, с подружкой покончено — это я знаю точно. Таким образом, ничто не мешает им соединиться вновь.
Ивонна пристально смотрела на гостя, теребя длинными пальцами зеленые нефритовые бусы. Она переменила положение ног, и от этого движения груди под тонким шифоном белого жакета легонько колыхнулись.
— Поскольку вы уже решили будущее Мадлен, а тем самым и Пьера-Луи, вам, вероятно, приятно будет услышать, что он был здесь вчера вечером и умолял ее вернуться.
— Надеюсь, он был трезв.
— Да, и говорил он вполне искренне.
— И что же? Не терзайте меня, Ивонна!
— Думаю, его поведение произвело благоприятное впечатление на Мадлен, как и его заверения, что он избавился от любовницы.
— И она согласилась?
— Это очень серьезный вопрос, — обыденный тон Ивонны противоречил смыслу ее слов, — его следует обсудить со всей тщательностью. Что вы надеетесь услышать от меня? Мадлен сейчас думает об этом…
— Значит, есть надежда, как вы считаете? Я считаю вот что: вы суете нос в семейные дела, которые вас вовсе не касаются. Пускай Мадлен прихватила вас однажды для послеобеденного развлечения, чтобы забыть о своих супружеских разочарованиях, — но это не дает вам права вмешиваться в частную жизнь посторонних людей. В конце концов, Мадлен моя сестра, и я дорожу ее доверием.
— Тысяча извинений! — поспешил воскликнуть Арман, изобразив на лице самую очаровательную из своих улыбок. — Мое искреннее желание поправить дело и вправду может показаться навязчивым. Простите меня, Ивонна.
Она ответила сдержанной улыбкой, которая нарушила душевный покой большего числа мужчин, чем мог вообразить Арман, наклонилась к нему и слегка притронулась к рукаву его пиджака — Ивонна знала очарование этого жеста.
— Арман, мы знакомы уже несколько лет, и я чувствую, что могу говорить с вами откровенно. Мадлен еще не решила окончательно, но я уверена, что она вернется к Пьеру-Луи, и очень скоро.
— Я буду этому рад, — тут он коснулся ее руки.
— А уверена я потому, что прошлой ночью Мадлен позволила мужу остаться с ней.
— Что?! Остаться здесь? И они занимались любовью?
— Я не строю догадок о том, что происходит между женщиной и ее мужем, когда они ложатся в постель после долгой разлуки, — ответила Ивонна с неслыханной даже для нее чопорностью, — но когда я видела сестру утром перед отъездом в Версаль, по блеску в ее глазах я догадалась, что она довольна этим событием.
Свидетельство Ивонны вызвало в сердце Армана ревность — такую неистовую, что он напрочь забыл цель своего визита и больше не думал о том, как заручиться ее поддержкой, чтобы примирить Мадлен с Пьером-Луи. Известие о предполагаемом восстановлении супружеских отношений ничуть его не обрадовало, зато услужливое воображение нарисовало картину: его возлюбленная и его соперник, обнаженные, ложатся в постель. Он отчетливо увидел, как Пьер-Луи ласкает груди Мадлен и целует нежные коричневато-розовые бутоны сосков.
— Вам плохо? — осведомилась Ивонна. — Вы так внезапно побледнели.
Но лихорадочные фантазии уже увлекли Армана к худшему: он представил, как Пьер-Луи своими грубыми руками раздвигает стройные бедра Мадлен, стремясь запечатлеть поцелуй на завитках каштановых волос. И наконец — о ужас! — наваливается на ее гладкий живот и втыкает в ее лоно свой мерзкий прибор!
— Может быть, велеть горничной принести вам стакан воды? — спросила Ивонна то ли сочувственно, то ли с видимостью сочувствия, поскольку догадывалась о причинах замешательства Армана и находила его терзания в высшей степени забавными.
— Нет, благодарю, — он постарался овладеть собой. — Просто минутная слабость. Накануне вечером я выезжал и, видимо, выпил лишний бокал шампанского. Все уже прошло, уверяю вас.
— Ах, все мы слишком часто развлекаемся по ночам, это вредит здоровью, — Ивонна понимающе улыбнулась, — но нельзя же сидеть дома до полного отупения. Идите сюда, сядьте рядом и расскажите, где вы были вчера вечером. Наверное, на танцах в «Акациях»?
Арман послушно поднялся с кресла и присел рядом с нею на кресле. Чувства его все еще пребывали в смятении, но он взял себя в руки; кулаки уже не сжимались в бессильной жажде отколотить Пьера-Луи за то, что тот переспал с собственной женой. Он смотрел на Ивонну с плохо скрываемым раздражением, как какой-нибудь старинный деспот, готовый казнить посланника, принесшего неприятную весть. Меньше всего ему хотелось вести светский разговор о танцах в ночном клубе.
— Я поражен тем, что вы позволили Пьеру-Луи остаться здесь с Мадлен на всю ночь, — в его словах слышался упрек. — Я отлично помню, не так давно вы мне рассказывали, как отказались впустить его, чтобы он не расстраивал Мадлен. Это было в тот самый вечер, когда он попросил меня уговорить ее вернуться…
— Времена меняются, — Ивонну задел его тон. — Вчера он не обижал Мадлен, а наоборот, доставил ей удовольствие. Как знать, может быть, он сумел дать ей не только наслаждение, но и любовь. Мне, признаться, трудно понять ваше отношение к Мадлен. Вы как будто досадуете, что она счастлива! И со мной вы ведете себя не слишком любезно; более того, я нахожу ваши манеры просто оскорбительными. Находясь в моем обществе, вы только и думаете о взаимоотношениях Мадлен с ее мужем, а на меня совсем не обращаете внимания!
— Ах, прошу прощения! — Арман опешил от мысли, что может произвести на нее дурное впечатление. — Наверное, мне лучше уйти?
Ивонна слегка придвинулась к нему и положила руку ему на бедро.
— Нет, я вам не позволю уйти отсюда в дурном настроении. — Теперь она обращалась к Арману с чарующей улыбкой. — Я, конечно, понимаю, что вы должны были почувствовать, узнав, что вашему роману с моей сестрой приходит конец. Она очень привлекательная женщина, и вы наверняка привязались к ней. Нетрудно понять и ее интерес к вам: вы очень недурны собой и на редкость милы — когда вы в духе.
Тщеславный Арман был падок на лесть — на этом-то и строился расчет Ивонны. Ее рука переместилась по его бедру лишь на долю сантиметра, но он ощутил тепло ладони сквозь тонкую шерстяную ткань.
— Мужчины с черными вьющимися волосами и карими миндалевидными глазами действуют на меня неотразимо, — Ивонна вздохнула, — но опыт подсказывает, что внешность — еще не все. Возьмите книгу: она может иметь роскошный переплет из дорогой кожи, золотой обрез — и оказаться такой скучной, что читатель заснет на первой странице. Вы красивый мужчина, мой дорогой Арман, но хороший ли вы любовник?
— Честь имею сообщить, что ни одна из знакомых мне дам ни разу не пожаловалась, — ответил он, не сдержав горделивой улыбки. Скосив глаза, он наблюдал за рукой Ивонны на своем бедре — она уже не лежала неподвижно, а весьма уверенно продвигалась вверх, туда, где быстро креп его неугомонный приятель.
— О, я не сомневалась, что сестра вами довольна. Но ведь она так неопытна, единственный мужчина, кого она могла с вами сравнить, — ее муж. А Пьер-Луи, как я подозреваю, очень банален в постели. — Она слегка развернулась к Арману, подогнув вытянутые ноги и тесно сжав колени. Лицо ее было спокойно, но розовый кончик языка показался меж приоткрытых губ, левая рука поднялась, и кончики пальцев прижались к карманчику с монограммой. Небрежным жестом, будто поднимая руку к прическе, она погладила свою грудь под пижамой. — Судя по выражению вашего лица, вы хотели бы ласкать меня так. Вы, возможно, притязаете даже на то, чтобы просунуть руку под жакет!
Арман уже позабыл все свои опасения насчет Ивонны, тем более что жизнерадостный дружок все настойчивей напоминал о себе.
— О, я был бы польщен… — Он потянулся к Ивонне, но та оттолкнула его свободной рукой и велела сидеть смирно.
— Но… — Арман замялся.
— Потрудитесь выражаться членораздельно — предупредила она. — Косноязычные мужчины в высшей степени скучны.
— Дело не в том, Ивонна, что мне не хватает слов. Я не вполне понял ваши намерения. Вы потрясающая женщина, вы сами это знаете, и я сгораю от желания заключить вас в объятия…
— Разумеется, сгораете, — отозвалась она с безмятежным видом, меж тем как пальцы блуждали по груди, зажигая в нем страсть, — ну и что? Я вовсе не обязана уступать вашим желаниям.
— Но сама природа обязала вас! Вы созданы столь совершенной для того, чтобы наслаждаться радостями жизни во всей их полноте, — возразил Арман с улыбкой, уловив ее настроение.
— Возможно, и так, но я знаю себе цену. Я не какая-нибудь дурочка, которая позволяет походя использовать себя любому, кому придет охота облегчиться. Я красива и очень желанна… Я знаю, какое наслаждение могу дать мужчине, а. вы — что вы можете мне дать?
Вместо ответа Арман принялся обеими руками расстегивать брюки сверху донизу. Он делал это не торопясь, но и не мешкая — справился с пуговицами и широко раздвинул края бледно-голубой шелковой рубашки.
— Вы весьма откровенны! — Ивонна наконец-таки потеряла свою невозмутимость. — Я хотела услышать от вас о вашем умении и опыте в любви — а вы вместо этого обнажились! — Вырвавшийся на свободу жеребец Армана маячил перед ее испытующим взором.
— Бывают случаи, когда силу чувств невозможно выразить словами, — объяснил он.
— Возможно, — Ивонна подняла глаза и посмотрела ему в лицо. Ее брови изогнулись в сдержанном веселье.
— Как вы открыто признали, вы очень красивы и желанны, — продолжал Арман. — Доказательство тому — здесь, в моей руке. Он никогда не лжет! Свое одобрение или неодобрение он выражает со всей прямотой.
— Выглядит он многообещающе, — согласилась Ивонна таким тоном, как будто оценивала фрукты в лавке, решая, купить их или нет. — Размер вполне удовлетворительный, и кажется он крепким… в данный момент. И этот темно-красный, почти пурпурный тон живой страсти — он всегда так волнует меня…
Разумеется, Арман был согласен с каждым словом, сказанным ею при осмотре его верительных грамот. Он сидел, широко расставив ноги, и наливался гордостью от восхвалений. Вот уж действительно проницательная женщина, думал он, быть может, способная оценить его достоинства лучше, чем Мадлен!
— Но увы, — продолжала Ивонна с оттенком пренебрежения, — всему миру известно, что эта часть мужского тела бывает до крайности неразборчива в тот момент, когда увеличивается в размерах. Ни красота, ни утонченность не имеют значения для этого пирата: стоит любой кухарке средних лет нагнуться задрав подол, — и он стремглав рвется к тому малопривлекательному предмету, который находится у нее между ног.
— Если ваш опыт общения с мужчинами именно таков, я вам от души сочувствую, ибо ваши знакомые недостойны вас… — По правде говоря, Арман знал, что эти слова — истинная правда.
— А себя вы считаете достойным, не так ли? Вы не такой, как другие, вы лучше понимаете истинные ценности, да?
— Коротко говоря — да, хоть я и не хотел бы хвастаться. — Арман с улыбкой следил, как ее длинные пальцы скользят вверх, к его восставшей плоти. — Едва я достиг возраста, когда стал увлекаться женщинами, в интимные друзья я выбирал только лучших из них. Другие мужчины, возможно, не преследуют столь высоких целей, но я чувствую потребность любить тех женщин, которые отмечены красотой и утонченностью, говоря вашими же словами.
— Похоже, у нас с вами много общего, — Ивонна улыбнулась, — но как вы думаете, Арман, не бывает ли поиск лучшего порою утомителен, не ведет ли он к разочарованиям? Поначалу кажется, что партнер на удивление полно отвечает самым сокровенным твоим желаниям, а затем выясняется, что он не способен порадовать ни твою плоть, ни твою душу. Бесконечные поиски совершенства могут довести до отчаяния. — Теперь она крепко держала мужской жезл, похоже решив воспользоваться его силой и твердостью
— Ваши слова совершенно справедливы Подобно художникам, мы стремимся к недостижимому совершенству, но, сколько бы нам ни выпало разочарований, от цели мы не откажемся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25