— Эта картина всем нравится, но еще никто не приходил от нее в такой восторг.
Как только она приблизилась к нему, Арман обнял ее за талию и поцеловал. Она стояла, неловко вытянув в стороны руки, нагруженные коньяком и рюмками, и хихикала.
— Ну, хорошо, — сказала она, когда поцелуй оборвался. — Коли нужда такая острая, я пойду вам навстречу. Только не подумайте, что я всегда жалею незнакомцев.
Она отвела его в спальню, в отделке которой сочетались два цвета — бледно-желтый и цвет слоновой кости, поставила бутылку и рюмки и, обернувшись, положила руки на плечи Армана. Не говоря ни слова, он расстегнул пуговицы на кремовой атласной блузке тем же самым жестом, каким проделал это мысленно час назад в кафе. Но в его воображении пухлая грудь немедленно выкатилась ему в руки, тогда как здесь, в уютной спальне, она все еще не предстала его взору, скрываясь под розовой крепдешиновой сорочкой. Он дотронулся до мягких округлостей через тонкую сорочку, нащупал соски и, лаская, заставил их стать твердыми и длинными, как две маленькие восхитительные вершины.
Пока Арман был погружен в столь приятное занятие, Сюзетта расстегнула пояс на яркой клетчатой юбке и сбросила ее вниз, к ногам. Тогда Арман обнаружил, что то, что он принял за сорочку, на самом деле было комбинацией из рубашечки и трусиков. Одеяние было скроено точно по фигуре, подчеркивая ее округлость, а на левом боку на розовом шелке была вышита темно-красная роза в натуральную величину. Арман опять изумился, как столь молодая девушка может позволить себе такую дорогую и изысканную одежду. Если Пьер-Луи был единственным источником ее доходов, то она ему стоила немалых денег.
Однако момент был не самым подходящим для грубых материальных соображений о цене одежды и мебели. Сюзетта сбросила модное нижнее белье и нагнулась, чтобы снять чулки, намеренно повернувшись спиной к Арману. Тот не заставил себя долго ждать и немедленно принялся ласкать мягкие и нежные, как атлас, округлости, столь щедро преподнесенные ему. Сюзетта хихикнула, когда его пальцы нашли сочный абрикос между бедер и погладили его. Но прежде, чем Арман смог продолжить исследование ее прелестей, Сюзетта откинула с кровати стеганое покрывало и вытянулась на простыне цвета слоновой кости.
Освобождаясь от одежды, Арман пожирал глазами обнаженную девушку. Она лежала на боку, лицом к нему, подперев голову рукой, согнутой в локте. Глаза сияли от предвкушения удовольствия. Ноги она вытянула и скрестила лодыжки, а цвет негустых завитков в том месте, где сходятся бедра, значительно отличался от каштаново-русого цвета волос на голове, и это каким-то непостижимым образом возбуждало. Сомкнутые бедра напоминали во много раз увеличенную копию губ, спрятанных под завитками.
Подумав, что Сюзетта не из тех, кто нуждается в длительной любовной прелюдии, Арман бросился в постель и сжал нежную грудь. Перед ним была не Мадлен, которую нужно было долго склонять с помощью бесчисленных поцелуев и прикосновений к осторожному слиянию и последующей медленной езде к вершине блаженства. Это также была не Доминика, которая, распалившись от игры своенравных пальцев, жадно набрасывалась на Армана. По крайней мере Арман полагал, что юное восемнадцатилетнее тело, пышущее молодостью и здоровьем, не нуждается в подобных ухищрениях.
В первую же встречу мужской инстинкт подсказал Арману, что Сюзетта — спелый и сочный плод, вроде персика, или абрикоса, или сливы, и этот сладчайший плод следует поглощать целиком. Вскоре выяснилось, что она придерживалась того же мнения: как только он дотронулся до нее, она немедленно перевернулась на спину, ухватилась за твердую, вздымающуюся плоть и потянула к себе, широко раскинув ноги, словно с безграничной щедростью предлагая себя. Арман был столь возбужден ее прикосновением, что впал в полубредовое состояние; он лег на нее и почувствовал под собой теплый голый живот.
Ее рука быстро направила Армана в нежное углубление, влажное и раскрытое, как будто он не менее получаса играл с ним. Руками он мял пухлую грудь, двигаясь вперед и назад с силой и неутомимостью гигантского поршня на скором поезде, несущемся по рельсам. Сюзетта дрожала и стонала от наслаждения. Она откинула голову на атласные подушки, так что маленький подбородок смотрел в потолок, и приоткрыла рот, обнажив острые мелкие зубы.
Она лежала, распластанная горячим желанием на атласной простыне, раскинув ноги во всю ширь, горячий живот вздымался вместе с животом Армана, а пальцы глубоко впивались в кожу на его плечах. Внезапно она резко подняла голову и, вытянув раскрытые губы, прижалась к его губам, лаская их влажным и трепетным языком. В безумии страсти Арману почудилось, что ее живот раскрылся еще шире, и он смог проникнуть в самые глубины ее естества; секунду спустя раздался жалобный крик, потом еще один, крики становились все громче, спина оторвалась от кровати и выгнулась дугой, удерживая на весу тело любовника.
Затем она рухнула на постель, голова беспомощно перекатывалась по подушке из стороны в сторону в то время, как Арман безжалостно продолжал свое дело. Она металась под ним, стонала, а потом вновь вцепилась в его плечи и горячим открытым ртом прильнула к губам любовника в засасывающем поцелуе. Арман оставил грудь Сюзетты и, просунув руки ей за спину, сжал пухлые округлости. В ответ на ласку она стала покачивать бедрами, из груди вырвался бессловесный крик, умолявший о скорейшем освобождении от изматывающего удовольствия, в плену которого она оказалась.
У Армана перехватило дыхание, когда он почувствовал приближение кульминационного момента, тот надвигался с такой бешеной скоростью и обладал такой силой, что ничто не могло его остановить. Арман быстро и глубоко вонзался в теплые глубины Сюзетты, их животы бешено ударялись друг о друга. Он не мог слышать ее возбужденные вопли, потому что в ушах стоял оглушающий рев мощного локомотива, который несся прямо на него по блестящим стальным рельсам, а его огромные поршни работали все быстрее и быстрее, и скорость неумолимо нарастала.
В тот момент, когда он впервые ощутил эту невероятную силу, она достаточно компактно умещалась в его животе. Но, постепенно наращивая скорость, она росла в размерах и вскоре стала больше его, намного больше; затем она стала больше кровати, потом больше целого мира, больше самой вселенной. Когда эта сила поразила его, скорость ее превышала скорость света. Удар полностью разрушил Армана, распылив на миллионы атомов и разбросав их во тьме. Ему показалось, что он слышит собственный крик, но это было невозможно, потому что его самого больше не существовало.
Когда он наконец пришел в себя, Сюзетта лежала расслабленно и неподвижно, их потные животы прилипли друг к другу. Он осторожно отстранился от нее, тогда она открыла ореховые глаза и улыбнулась.
— Это было невероятно, — сказала она, — я потрясена.
Арман налил в маленькие рюмки коньяк, стоявший на прикроватном столике, взбил подушки и удобно устроился на них полулежа. Сюзетта перевернулась на бок и легла лицом к нему, положив для опоры руку ему на живот, но, скорее всего, это был невольный жест собственницы. Ее поза полностью открывала взору Армана пухлую грудь с красными кончиками. Возможно, так получилось случайно, но, вероятнее всего, было сделано намеренно. Стройные ноги, лежавшие одна на другой, были согнуты в коленях так, что пятки касались ягодиц, а абрикосовые завитки между бедрами были едва видны.
Она взяла рюмку, предложенную Арманом, и отхлебнула немного коньяка. Теперь, когда они стали близки, ей, естественно, захотелось узнать о нем побольше: женат ли он, где живет и на что живет, как проводит время и многие другие вещи. Она расспрашивала в столь лестной манере, что Арману доставляло удовольствие отвечать. Когда она узнала все, что хотела, то рассказала немного о себе: что родилась она в Иври-сюр-Сен, что отец работал железнодорожником и бил ее, когда напивался. После смерти матери она ушла из дома и вот уже год живет в Париже.
Однако из ее рассказа невозможно было понять, как ей удается жить в условиях более чем комфортабельных. Арман, решив выяснить этот вопрос, начал тактично издалека. Он спросил о картинах, висевших в гостиной, почему она выбрала именно эти, и совсем не удивился, когда узнал, что они вовсе не принадлежали Сюзетте. Квартира также была не ее, здесь жила ее приятельница, которая предложила Сюзетте остановиться у нее, пока та не найдет подходящего жилья Арман поинтересовался именем приятельницы, имеющей возможность покупать картины выдающихся художников.
Сюзетта сказала, что приятельницу зовут Фернанда Кибон, но картины она не покупает, ей дарит их ее поклонник в качестве капиталовложения. Точно так другие мужчины дарят подругам бриллианты, обеспечивая будущее и получая удовольствие в настоящем.
— А может быть, мадемуазель Кибон предпочла бы бриллианты? — спросил Арман, заинтересовавшись рассказом Сюзетты.
— Мадам Кибон, — поправила его Сюзетта. — Ее муж геройски погиб, воюя с бошами под Верденом, и был награжден посмертно Воинским крестом. У Фернанды достаточно драгоценностей. А ее приятель дарит ей картины, потому что торгует ими. Он владелец галереи на улице Риволи.
Арман знал эту галерею и, проходя мимо, частенько заходил туда, чтобы посмотреть на новые работы. Он и сам купил там несколько картин, хотя его вкусы были слишком традиционны для кубизма, дадаизма, фовизма, футуризма, синтеизма, вортицизма, сюрреализма и прочих модных «измов» современности. Имя щедрого поклонника мадам Кибон также не было тайной для Армана. Он был знаком с владельцем галереи, пожилым господином по имени Марк Леблан, обаятельным и обладающим невероятными познаниями в искусстве. Арман полагал, что его можно поздравить с тем, что в его возрасте он имеет любовницу, так как господину Леблану было ближе к семидесяти, нежели к шестидесяти. Сюзетта, полностью удовлетворившись полученной информацией и убедившись в том, что Арман не только великолепный любовник, но и обладатель состояния, достаточного для того, чтобы заботиться о ней не хуже Пьера-Луи, а может быть, даже и лучше, поскольку у него не было жены, чьи дорогостоящие прихоти следовало удовлетворять, — маленькая Сюзетта пришла к выводу, что Арман явится отличной заменой своему кузену. Она немедленно принялась за дело, предложив пообедать вместе, а потом пойти потанцевать в какое-нибудь модное местечко, и Арман с радостью согласился. Но тут к нему вернулись силы, и он принялся нежно играть с толстушками, столь соблазнительно выставленными напоказ.
— Как могло случиться, — спросил он ласково, — что мой кузен ударил кулаком по этой прекрасной груди? Не иначе у него был приступ временного помешательства, другого объяснения я не нахожу.
— Но это правда, — сказала Сюзетта. — У меня потом долго держались синяки размером с твою ладонь. Сейчас они уже прошли, но если приглядеться, то можно заметить голубоватые следы.
Второго приглашения осмотреть сокровища Арману не потребовалось, как и любому другому мужчине, лежащему с обнаженной женщиной в мягкой постели. Он сел и взял ее на руки, приблизив лицо к вожделенным пухлым округлостям, и принялся с тщательным вниманием обследовать безупречную кожу в поисках исчезающих следов безобразного поведения Пьера-Луи. Разумеется, он ничего не нашел, да и не мог найти, потому что никаких синяков там никогда и не было, но сейчас это не имело значения. В процессе осмотра Арман так разволновался, что коснулся влажным кончиком языка одного из красно-коричневых бутонов. Когда тот гордо выпрямился, Арман принялся за другой.
— Как чудесно, когда с тобой обращаются с такой любезностью, особенно если вспомнить жестокости одного человека, — вздохнула Сюзетта.
— И вот сюда, на этот прелестный маленький животик, негодяй имел наглость плюнуть? — воскликнул Арман, осторожно разминая кожу слегка дрожащей рукой.
— Точно вот в это место, — сказала Сюзетта, беря его за руку и прижимая пальцы справа от пупка и чуть повыше абрикосовых завитков.
— Его нужно запереть в больницу для неизлечимых психопатов! — возмутился Арман, проводя пальцами вниз от поруганного места к пушистому островку.
Он ожидал, что она сейчас раздвинет ноги и позволит ему поласкать половинки персика, упрятанные между ними. Именно к этому он и стремился: с помощью искусных пальцев поднять ее на вершину блаженства, а потом медленно опустить в приятную истому. Тогда он будет знать, что действительно обладал ею! Но Сюзетта отодвинулась от него и перевернулась на живот, прижав грудь к мягкому матрасу. Ее лицо оказалось над раздувшимся любимчиком Армана. Она взяла его в руку и, слегка стиснув, испытала на крепость.
— Очень впечатляет, — сказала она, — но после опустошения, которое ты заставил меня пережить, я слишком измучена, чтобы начинать все сначала. Я вижу, что тебе нет необходимости бить женщин, ты добиваешься от них всего, чего хочешь, вот этим!
— Но ты должна позволить мне достойно загладить вину одного из членов моей семьи, которого я презираю за дикость и жестокость, — пробормотал Арман, поглаживая полные ягодицы. — Даю слово, что буду так нежен, что тебе непременно понравится.
Успокоенная таким образом — если молодые девушки ее возраста вообще нуждаются в том, чтобы их успокаивали, — Сюзетта запечатлела короткий поцелуй на красно-лиловой головке вздрагивающего крепыша и перевернулась на спину, с безоговорочным доверием вверяя себя Арману. Совершенно очарованный этим жестом, Арман обнял ее и начал покрывать поцелуями со лба до пальцев ног, ничего не пропуская по пути. Она вздохнула разнеженно, слегка раздвинула ноги и позволила ему делать все, что он захочет. И все опять пошло своим чередом, пока наконец после неоднократно повторенных ласк Арман не взобрался на мягкий живот и не вошел в ее влажные глубины.
Он двигался в медленном ритме, упоенно вздыхая. Но не успел он сделать и полдюжины движений, как Сюзетта схватила его за плечи и во всю ширь раздвинула бедра. Ее ногти вонзились в кожу, и она закричала: «Сильней, Арман, сильней!»
Так то, что начиналось как изысканное угощение, превратилось благодаря настойчивому желанию Сюзетты в новое опустошительное безумие. Арман снова и снова яростно вонзался в горячую бездну, словно стараясь выжать из любовницы все соки, как нападает отчаянный разбойник, решивший забрать себе все богатства.
А Сюзетта, его добровольная жертва, вонзала ногти ему в спину и бешено извивалась под ним, словно изо всех сил обороняясь. В бреду наслаждения она громко кричала, безумно целовала его и рыдающим голосом звала по имени. Оттолкнувшись широко раскинутыми ногами от постели, она забросила их на спину Армана, маленькие твердые пятки отбивали дробь. Затем она изо всех сил сомкнула вокруг него мокрые от пота бедра, стараясь втянуть его как можно глубже. Чувствуя приближение момента истины, Арман дрожал всем телом. Он успел выкрикнуть ее имя прежде, чем чресла резко вздрогнули и исступление охватило его — и ее.
— Уф! — сказала Сюзетта, когда смогла снова говорить. — Не думала, что такое может быть. Ты сводишь меня с ума.
Арман скатился с ее горячего тела и лежал, глядя на девушку.
— Есть в тебе что-то, что заставляет меня вести себя подобно дикарю в джунглях, — сказал он, изумляясь собственным действиями. — Я не знаю, что это, Сюзетта, но мы наверняка убьем друг друга любовью, если будем продолжать в том же духе.
— И тебя пугает такая перспектива? — спросила она, разглаживая капли пота на черных завитках его груди.
— Ни в коей мере!
— Вот и прекрасно. Тогда Фернанда обнаружит однажды нас мертвыми, — сказала она с усмешкой. — Я буду лежать на спине с раскинутыми ногами, ты — сверху, так и не вынув своей штуки, и мы умрем в один и тот же момент от избытка невероятного наслаждения.
Арман рассмеялся, но, потратив столько сил, он почувствовал голод и напомнил Сюзетте, что та обещала отобедать с ним и потанцевать.
— Конечно, но только не сегодня вечером, — последовал неожиданный ответ, словно она была Жозефиной, отвергающей притязания Наполеона. Выяснилось, что она хотела бы позавтракать с ним на следующий день, а заодно узнать его мнение, пойдут ли ей кое-какие комплекты нижнего белья; которые она видела в магазине. Ведь теперь, благодаря прощальному подарку Пьера-Луи, ей есть на что их купить.
«Только восемнадцать лет, а уже знает, как обращаться с поклонниками, — подумал Арман, развеселившись. — Очевидно, ее подруга, мадам Кибон, хорошая наставница».
Арман отлично понимал, что Сюзетта отнюдь не собирается тратить собственные деньги, эту привилегию она предоставляет ему. Он улыбнулся и, пожав плечами, сказал, что с удовольствием зайдет за ней завтра утром в одиннадцать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25