А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 



«Тайны любви»: Терра; Москва; 1999
ISBN 5-300-02929-7
Аннотация
Эта небольшая повесть, действие которой происходит в Париже 20-х годов нашего века, пользуется необычайной популярностью в самых разных странах, от Америки до Японии. Все персонажи книги — неугомонные и неутомимые поклонники Венеры. Писательница, со свойственным ей юмором и знанием человеческой природы, рассказывает о головокружительных и захватывающих эротических приключениях главного героя повести Армана.
Анн-Мари Вильфранш
Тайны любви
Развлечение на лестнице
Мадлен Бове была высока, стройна и красива, и можно было без преувеличения утверждать, что Арман, кузен ее мужа, питал к ней особые чувства. Он часто навещал дом Бове, исключительно ради тайной услады видеть Мадлен и говорить с нею. Она не выходила у него из головы, и иногда, возможно выпив шампанского чуть больше, чем следовало, он предавался мечтам, героиней которых была Мадлен. Он воображал, как раздевает ее и они предаются таким изощренным ласкам, какие только могла придумать разгоряченная страстью фантазия.
В свои двадцать девять лет Мадлен находилась в расцвете красоты. У нее было овальное лицо со слегка выступающими скулами, прямой изящный нос и крупный, но деликатно очерченный рот. Блестящие волосы редкого орехового оттенка, коротко подстриженные по моде, благоухали, создавая ощущение воздушной легкости. Ее приятельницы неизменно отзывались о ней как о женщине бесспорно обаятельной, однако при этом каждый раз пожимали плечами, как бы намекая, что совершенно не понимают, отчего это мужчины столь неравнодушны к Мадлен. Дело же было в том, что ни один мужчина не мог при первом же знакомстве не ощутить некую незримую ауру, исходившую от нее, и затаенную чувственность.
Разумеется, Мадлен никогда не давала поводов для пересудов. Она происходила из хорошей семьи, получила соответствующее воспитание и, будучи замужем, одевалась и вела себя так, как принято в ее кругу. Однако люди проницательные подозревали в ней тайные желания и способность любить, выходящие за рамки общепринятого. Эти сокровенные порывы угадывались по беспокойным движениям рук во время разговора, по манере поворачивать ладонь, по тому, как она, садясь, изящно скрещивала ноги в шелковых чулках, и по округлым выпуклостям небольшой груди и бедер под изысканным платьем.
Те мужчины, что, подобно Арману Бюдену, поддались притяжению, исходившему от Мадлен, словно тончайший аромат духов, прекрасно понимали друг друга. Не один ее знакомый был бы несказанно счастлив, если бы ему выпала удача обнажить ее тело и насладиться им. Увы, Мадлен слыла безукоризненной женой. Такая верность была тем более замечательна, что ее брак с Пьером-Луи длился уже восемь лет.
Естественно, за эти годы нашлось немало молодых — и не очень молодых — людей, обнаруживших наедине с Мадлен всю силу своих чувств. После нежных признаний они шли дальше и высказывали надежду стать ее любовниками. Поскольку темперамент и нравственные устои поклонников были весьма различны, то и способы выражения страсти отличались немалым разнообразием: от романтических уверений в вечной любви, не требующей якобы ничего, кроме пожатия руки да невинного поцелуя в щеку, до страстных и настойчивых требований позволить целовать грудь Мадлен, пока она не лишится чувств от наслаждения.
С одним особенно пылким воздыхателем, по имени Клод Бонэр, произошел неприятный случай, когда он слишком безоглядно поддался чарам Мадлен. Этот двадцатипятилетний адвокат приятной наружности, высокий и голубоглазый, обычно вел себя с осторожностью, присущей его профессии. Но однажды на вечеринке у Бове, потягивая шампанское и любуясь прелестями хозяйки дома, он чересчур распалился. Вино и страсть — смесь опасная, и она довела молодого человека до того, что он совсем забыл о хороших манерах. И как только оказался наедине с Мадлен в укромном уголке, он, не теряя времени, обнял ее за талию и, крепко прижав к себе, принялся совершать недвусмысленные телодвижения.
Надо полагать, он осмелился на такие действия в надежде на то, что прикосновения его восставшей плоти, несмотря на преграду одежды, настолько воспламенят Мадлен, что она не сможет ему противиться. Она же, заметив, что гость слегка пьян, и не желая доводить дело до скандала, попросила отпустить ее и попыталась освободиться. Но когда Клод, не выпуская ее из объятий, стал делать движения еще более сильные и быстрые, словно твердо вознамерился удовлетворить свое желание — пусть даже таким, не слишком гигиеничным способом, — не страсть загорелась в Мадлен, но гнев, и настолько сильный, что она отвесила наглецу пощечину и в резких словах выразила свое негодование.
Итак, все без исключения соискатели ее благосклонности получали решительный и недвусмысленный отпор, не предполагавший и тени кокетства. Можно ли вообразить изумление и восторг Армана Бюдена, когда в один прекрасный вечер он вдруг понял, что может обладать Мадлен, когда только захочет, может насладиться ее нагим телом, как ему будет угодно, — стоит лишь попросить! Догадка была столь ошеломляющей, что у него перехватило дыхание и дрожь прошла по телу, словно они уже соединились и близился миг высшего блаженства.
Кроме того, он хорошо изучил характер Мадлен и был уверен, что она никогда ни словом, ни жестом не обнаружит желания отдаться ему, если даже оно и возникнет. Это было столь же невероятно, как если бы ему сказали, что он выиграл миллион по лотерейному билету, о котором давным-давно забыл. Но в данном случае он вытянул счастливый билет благодаря той безупречной манере, в какой выказывал свое увлечение Мадлен два или три года подряд, — манере, скорее льстившей ей, чем раздражавшей. Видимо, по этой причине снисходительность, с которой она отвергала его ухаживания, можно было принять скорей за поощрение.
Обстоятельства, в которых Арман сделал свое ошеломляющее открытие, были самыми обыденными. Компания друзей, среди них он сам, Пьер-Луи и Мадлен, собралась повеселиться в ночном клубе «Акации». Хотя Арман несколько месяцев назад отпраздновал свои тридцатые именины, жениться он так и не удосужился, и потому предложил быть его спутницей на этот вечер одной из хорошеньких женщин, с которыми был накоротке, — Доминике Делаваль. Молодая, изящная, она успела побывать замужем, но спустя два-три года сочла узы брака слишком обременительными и теперь вновь была свободна.
Музыканты играли американский джаз, шампанское лилось рекой, приятели прекрасно проводили время за светскими сплетнями. Несколько раз Арман танцевал с белокурой Доминикой, а из куртуазных соображений поочередно пригласил каждую из дам. Жизнерадостный характер Доминики и не в последнюю очередь пышные формы ее полуобнаженной груди привлекали кавалеров, в особенности женатых. Все участники вечеринки наперебой приглашали ее на танец.
Арман приметил, что один из них, видно решив, что в тесноте и полумраке дансинга может незаметно для других позволить себе лишнее, скользнул рукою вниз по стройной спине Доминики, обнаженной в вырезе вечернего платья, и стал поглаживать выпуклости, обтянутые оранжевым шелком. Этот жест не мог быть дружеской шалостью, поскольку рука оставалась там все время, покуда длился танец; его нельзя было истолковать и как легкое, хоть не в меру фамильярное прикосновение, направляющее партнершу. Насколько мог видеть Арман в те короткие мгновения, когда спина Доминики мельком показывалась среди танцующих пар, алчная ладонь искусителя Венсана не успокаивалась ни на секунду, дразня восхитительные округлости, скрытые под платьем.
Надо, однако, признать, что искушение самого Венсана было слишком велико. Стройные бедра Доминики имели столь безупречные формы, что, если бы скульптор изваял их в розовом мраморе, его творение удостоилось бы места признанного шедевра в Лувре. Но, в отличие от холодного, неподатливого мрамора, ее дивные округлости таили под атласной кожей прелесть упругой горячей плоти, прикосновение к которой сулило неземные радости. И эти утонченно-пышные райские плоды так заманчиво вздрагивали под платьем, что любой мужчина не находил себе места от желания притронуться к ним.
Венсан Моро, совершивший сей бесцеремонный поступок, был добрым приятелем Армана еще с лицейской скамьи. Когда он провожал Доминику к ее столику, даже в скудном освещении было видно, как он запыхался и раскраснелся, а брюки вечернего костюма недвусмысленно выдавали природу его волнения. Он уселся рядом и стал что-то нашептывать в украшенное бриллиантами ушко Доминики, почти касаясь его губами и при этом не забывая наполнять ее бокал. Его ладонь под столом накрыла колено, обтянутое шелковым чулком, и с проворством, выдающим богатый опыт, заскользила вверх по бедру, прямо под подол.
Несомненно, каждый вечер тысячи мужчин в полумраке дансингов и ночных ресторанов забираются под платья своих спутниц. Согласно расхожей теории, именно таково истинное назначение ночных клубов — вино и танцы лишь средство, облегчающее этот многозначительный жест. Но напротив Венсана сидела его привлекательная жена Брижитт; а ученые мудрецы давно пришли к неопровержимому выводу, что у каждой замужней дамы со дня свадьбы развивается мистическое шестое чувство. Это оно внезапным холодком по спине дает ей знать о том, что супруг в эту минуту ласкает другую женщину — даже если он находится на другом конце Парижа.
Но не успела рука Венсана проделать и половину захватывающего путешествия от колена Доминики вверх до края шелкового чулка, как Арман решительно положил конец безрассудству приятеля, которое могло в любой момент обернуться неприятностью. Толкнула его на такой шаг отнюдь не ревность: Арман прекрасно знал, что он — далеко не единственный мужчина, состоящий в близком знакомстве с Доминикой. Однако он решил, что Венсан ведет себя чересчур развязно, пытаясь соблазнить женщину под носом у ее кавалера, тем более непристойно было вести себя подобным образом на глазах у собственной жены.
Если уж Венсан так увлекся Доминикой, то, согласно кодексу ухаживаний, принятому среди мужчин, он должен был попросить у дамы номер телефона и позвонить на следующий день, чтобы договориться о свидании. Его откровенно грубые заигрывания свидетельствовали о недостатке уважения и к собственной жене, и к Арману. В конце концов, сам Венсан непременно встал бы в позу оскорбленного мужа, если бы Арман дерзнул погладить под столом ногу Брижитт и дотронуться до сокровища, которое всякий супруг почитает своей неотъемлемой собственностью. Таким образом, инцидент был исчерпан и вскоре забыт всеми, кроме Брижитт. Та наградила мужа холодным, яростным взглядом и не разговаривала с ним до конца вечера.
Однако главное событие вечера было впереди, событие, потрясшее Армана до глубины души и изменившее его дальнейшую жизнь. Оно произошло в два часа ночи, когда компания покидала клуб. Друзья теснились в небольшом фойе при входе, разбирая пальто и шляпы. Пьер-Луи подавал на чай служителю раздевалки, и тогда Арман взял роскошную накидку Мадлен с собольим воротником и набросил на обнаженные плечи. У него не было никаких задних мыслей, он всего лишь хотел проявить галантность. В конце концов, через четверть часа он будет в квартире Доминики, где, стремительно скинув одежды, они заключат друг друга в объятия.
Но, такова уж мужская природа, подавая накидку, он не смог удержаться, чтобы не бросить украдкой взгляд через плечо Мадлен. На ней было модное короткое платье для коктейлей из белого атласа, без рукавов, низко вырезанное спереди, так что видна была впадинка между привлекательными округлостями, и свободно подпоясанное на бедрах. Длинная жемчужная нить дважды обвивала шею, первый виток тесно облегал нежное горло, которое так и хотелось поцеловать, а второй спускался до груди. Именно туда, в вырез свободного платья, заглянул Арман, желая полюбоваться восхитительными маленькими гранатиками.
Тонкий запах дорогих духов, исходивший от затылка, шеи и груди Мадлен, проник в ноздри Армана и возымел на него столь сильное действие, что он почувствовал некоторое телесное неудобство, причиняемое возбуждением. Он мгновенно позабыл о Доминике и о предстоящем свидании; его легковозбудимая страсть внезапно сосредоточилась на недоступной Мадлен. Следует напомнить, что в маленьком фойе было тесно, шумная компания из двенадцати человек одновременно надевала шляпы, пальто, перчатки. Видимо, по этой причине Мадлен сделала шаг назад и придвинулась поближе к Арману, когда тот помогал ей облачиться в красивое темно-зеленое одеяние, отделанное собольим мехом.
Любому, кому когда-либо доводилось видеть танцующую Мадлен, было известно, что у нее длинные и стройные ноги, поэтому она была почти одного роста с Арманом. Сейчас она стояла спиной к нему, и мягкие темно-каштановые кудри щекотали его ноздри. В такой ситуации он не смог удержаться, чтобы слегка не наклониться вперед — движение, оставшееся незамеченным в общей суматохе, — и, чуть опустив голову, не коснуться губами открытого затылка. Поцелуй был столь легким и быстрым, что, как ему показалось, никто, кроме него, не успел что-либо заметить. Однако это краткое прикосновение к коже Мадлен еще больше подхлестнуло его весьма подвижные эмоции, ему даже пригрезилось, что он целует не затылок, но губы Мадлен.
И вдруг он понял, что не был единственным человеком, знавшим о легчайшем поцелуе, подобном порханию бабочки над цветком. Сказали ему об этом не слова или жесты кого-нибудь из друзей; озарение пришло изнутри, когда он почувствовал, как через длинную накидку, разделявшую их наподобие тонкой занавеси, Мадлен прижалась к его чреслам. Прикосновение не было случайным, движения ее тела определенно говорили о том, что она поступила так намеренно.
Тихий удивленный вздох вырвался у Армана, он ответил мгновенно, теснее придвинувшись к Мадлен. Сомнений быть не могло, Мадлен прижималась к нему все крепче, заставляя сладко трепетать тело. А он не отрывал взгляда от выреза белого атласного платья, от круглых, ничем не стесненных плодов и их темно-красных бутонов. Когда она взяла у него накидку, чтобы закутаться в нее и таким образом скрыть от его взора восхитительную картину, кончики пальцев небрежно скользнули по рукам Армана.
Касание казалось вполне случайным, по крайней мере таким оно должно было выглядеть в глазах стороннего наблюдателя, если бы в фойе таковой нашелся. Но Арману почудилось, будто к его руке подвели оголенный электрический провод и ток в тысячи вольт пронзил тело. Он невольно вздрогнул, и губы, почти касавшиеся уха Мадлен, издали едва слышный возглас изумления и восторга. Она немного отодвинулась и, полуобернувшись, чтобы поблагодарить его за оказанную услугу, посмотрела ему в глаза. На ее лице блуждала смутная улыбка, и он понял, что сквозь тонкие вечерние одежды она в полной мере ощутила потрясшую его дрожь и догадалась, какими метаморфозами плоти она объясняется.
Если только Арман не обманывал себя ложной и тщетной надеждой, в полумраке фойе он различил в бархатистых карих глазах добродетельной Мадлен намек на возможность новой встречи в будущем, когда ни условности, ни одежда не будут стеснять тела и чувства. И словно для того, чтобы развеять последние сомнения, дабы Арман не вообразил, что придает столь большое значение случайному и ничего не значащему происшествию исключительно под влиянием выпитого шампанского, она дотронулась до него.
Проделала она это так: сперва прикоснулась тыльной стороной ладони, укрытой длинной зеленой накидкой, а потом, когда увидела по выражению его лица, как приятно ему это прикосновение, на мгновение сжала пальцами наметившееся под брюками затвердение. Когда Мадлен отошла от него, Арман знал, что ошибки быть не может: она передала ему радушное приглашение продемонстрировать при удобном случае наедине его достоинства любовника.
Описанное выше происшествие — с момента, когда Арман поднес Мадлен накидку с меховым воротником, до того момента, как она, оставив его, взяла под руку мужа, — длилось не более трех секунд, если верить часам. Для стоявших вокруг и одевающихся приятелей вообще не случилось ничего, достойного внимания. Но Арман чувствовал себя так, словно эти три секунды вместили в себя весь долгий и тайный процесс ухаживания за женой Пьера-Луи с обычными в таком случае поцелуями, признаниями в любви, жаркими объятиями, страстными призывами и милыми жестами, предвещающими будущее наслаждение. И теперь он пребывал в твердой и блаженной уверенности, что невероятно преданная и неслыханно верная Мадлен после восьми лет безупречного замужества одарила его своей благосклонностью.
Он был не в состоянии постичь умом причину, вызвавшую столь удивительную перемену в поведении Мадлен, однако без труда мог вообразить чарующие последствия такого поворота событий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25