— Номер хороший, — говорила Майя, нашаривая в кармане ключ. — Она для вас подготовлена. Мы связали ее час назад. — Она предупреждающе посмотрела на Вилли. — Есть одно правило. Не развязывать ее ни в коем случае. — Она драматически понизила голос до шепота и сказала: — Ее сочли непригодной…
— Я читал приказ, мамаша, — нетерпеливо отозвался Вилли.
— Хорошо. Туалет и ванная по коридору налево. В шесть тридцать звонок. В семь все мужчины уходят. — Она отперла дверь, чуть приоткрыла ее и посторонилась, пропуская Вилли.
— Ладно, мамаша, — сказал он, — я большой мальчик. Думаю, что справлюсь один, без посторонней помощи.
Она опять захихикала и удалилась, прикрыв за собой дверь в коридор, которая опять легко заскрипела.
Вилли Гарвин судорожно вздохнул и вошел в комнату, захлопнув за собой дверь.
Это была довольно большая комната без окон. Старинные кирпичные стены были задрапированы яркой дешевой тканью. Всю обстановку составляли большой диван, старое кресло-качалка и деревянный столик. На столе в эмалированном тазике стоял кувшин с водой. На стене висело бра под розовым абажурчиком на кронштейне, напоминавшем лебединую шею.
Модести Блейз лежала на диване. Руки Модести были зафиксированы толстым ремнем, закрепленным чуть выше локтя и проходившим через спину. Хотя ее кисти были свободны, она, по сути дела оставалась совершенно беззащитна.
На ней было тонкое красное нейлоновое платье без рукавов, застегнутое на каждом плече на три пуговицы так, что его легко было снимать, несмотря на ремень. Кроме платья на ней ничего не было. Вид у нее был опрятный, похоже, ее недавно водили принимать душ. Волосы были распущены и перехвачены ярко-зеленой лентой.
Половина лица представляла собой желтый синяк — напоминание о металлической перчатке одного из Близнецов. Рот ее был чуть приоткрыт. Губы с одной стороны сильно распухли от недавнего удара, и у одного из передних зубов по диагонали откололся кусочек.
Вилли вспомнил ссадину на кулаке Вацека, но теперь это не вызвало у него никакой реакции. Он сумел выключить все эмоции. Он думал только о том, что сделает в ближайшие мгновения, потому как Модести качала головой и поджимала губы, предупреждая его быть предельно осторожным.
Вилли понял намек, кивнул головой и стал входить в роль бесчувственного человекоробота.
— Ну что ж, — резко сказал он, — хватит спать, стерва.
Он швырнул на стол свою сумку с туалетными принадлежностями, потом подошел к Модести, помог ей сесть, не переставая извергать поток ругательств и непристойностей.
Она одобрительно кивнула, и глаза ее потеплели. Затем она встала коленями на диван и неуклюже показала головой вниз.
Вилли хлопнул себя по руке и злобно прошипел:
— Это тебе для начала, стерва. И не вздумай изображать спящую красавицу, а то я суну тебя головой в таз с водой, и тогда поглядим, как тебе будет спаться.
Он присел на корточки у дивана, чуть отодвинул его от стены и увидел на деревянном каркасе маленький металлический цилиндрик.
Жучок!
В другом конце дворца Дельгадо сидел в своей комнате у приемника, надев наушники. В его зелено-голубых глазах было любопытство. Из номера сераля доносились отдаленные, но довольно четкие звуки.
Это он предложил устроить подобную проверку Гарвину. Его уже давно грыз червячок сомнения, еще с тех пор, как Вилли якобы воспрепятствовал Модести передать сообщение по радио. Дельгадо сделал так, что ее вывели из номера на час в день посещения Вилли, и за это время там был установлен жучок.
Теперь в наушниках он слышал ее тихий, но полный ненависти голос:
— Какая ты сволочь, Вилли! Ты самая настоящая крыса! Мерзкая крыса! Я вытащила тебя из канавы, я сделала тебя человеком… А ты готов перерезать мне глотку из-за этой паршивки Люсиль!..
— А ну-ка заткнись, — перебил ее Гарвин, задыхаясь от притворной ярости, и Дельгадо услышал звук удара.
Затем последовала короткая пауза, после которой Гарвин издал резкий задыхающийся звук-всхлип. Потом Дельгадо услышал ругательство, потом что-то упало, потом, судя по всему, началась борьба. А затем в наушниках воцарилась тишина.
Дельгадо положил наушники на стол, изумленно поднял брови. Похоже, Гарвину удалось вывести ее из сомнамбулического состояния. Более того, она явно устроила ему нелегкую жизнь, хотя могла сражаться только зубами да босыми ногами.
Но только ли зубами и ногами? А что если ей удалось сорвать с себя ремень и застать Гарвина врасплох?
Дельгадо встал из-за стола. Он решил сходить и проверить. На всякий случай.
Вилли с удовлетворением обозревал сцену учиненного им погрома — сдвинутый диван, сброшенные простыни. Жучка видно не было, но Вилли ударом каблука вывел его из строя.
Он повернулся к Модести, вопросительно на нее посмотрел.
— Другого нет, — тихо сказала она. — Я проверяла целый вечер. Дельгадо установил тот жучок днем. Это его работа.
— Ну тогда, похоже, он скоро сам пожалует к нам.
— Да. Подготовь меня, Вилли. Но сначала поставь отметину. Дай пощечину.
Его лоб покрылся испариной, взгляд устремился в пространство.
— Вилли! — В голосе Модести послышались властные нотки.
Он быстро посмотрел на нее и ударил ладонью по не пострадавшей в том поединке с Близнецами части лица. Ее голова дернулась от удара, затем Модести улыбнулась:
— Отлично, Вилли-солнышко. Теперь давай, действуй.
Он взялся за плечо ее платья и дернул. Материя затрещала, платье разорвалось до самой талии. Подхватив Модести на руки, он перенес ее через перевернутый диван и осторожно опустил на пол у стены. Он еще немного наклонил диван над ней, потом подошел к двери, прислушался. Минуту спустя дверь из коридора заскрипела. Вилли быстро направился к качалке и устроился на ручке, скрючившись и прижимая руку к паху.
Дверь открылась. На пороге стоял Дельгадо, за ним маячила Майя, лицо которой выражало тревогу и испуг.
Вилли поднял голову и, морщась как от боли, пробурчал:
— Ну, что вам надо? Зачем врываетесь?
— Майе показалось, что у вас тут возникла потасовка, — сказал Дельгадо, и, окинув комнату задумчивым взглядом, с улыбкой докончил: — И она явно не ошиблась. Где наша дорогая мисс Блейз?
— Вон там. — Вилли кивнул в сторону дивана и с болезненной гримасой встал. — Она стала валять дурака, и я врезал ей разок, но это ее не вразумило, и она сама ухитрилась заехать мне ногой. Тут я и слетел с катушек.
— Надо полагать, она если и промахнулась, то самую малость, — снова улыбнулся Дельгадо.
Вилли пропустил шпильку мимо ушей, подошел к дивану, поставил его на ножки и отодвинул от стены. На полу лежала Модести, руки у нее по-прежнему оставались связанными.
— Добрый вечер, — сказал Дельгадо.
Она не повернулась к нему, а продолжала смотреть на Вилли каким-то остекленевшим взглядом. Вилли подошел, грубо поднял ее с пола, бросил на диван и придвинул его обратно к стене.
Дельгадо смотрел на нее с интересом, лишенным какого бы то ни было сострадания. Она лежала обмякшая, волосы были спутаны, платье разорвано, на щеке алел след от пощечины.
— Видишь ли, Вилли, — мягко сказал Дельгадо, — боюсь, что если ты будешь действовать в таком темпе, она протянет недолго. Я понимаю, что это особый случай, что к ней не применяются правила поведения джентльменов в этом клубе, но, мне кажется, Кару, будет огорчен, если она слишком быстро выйдет в тираж.
— Не бойся, убивать я ее не стану, — буркнул Вилли. — Но если она будет вести себя, как дикая кошка, я ей опять врежу. Если ты, конечно, не возражаешь.
— Ни в коем разе, — сказал Дельгадо, пожимая плечами. — У каждого из нас свои методы.
— Вот именно. Поэтому всего хорошего, и не путайся под ногами. А то если ты еще раз вломишься сюда, то и тебе попадет, приятель. — По тому, как прозвучала последняя фраза, Дельгадо мог убедиться в серьезности намерений Вилли.
Дельгадо задумчиво улыбнулся и сказал:
— Сдается мне, Вилли, что мы еще выясним наши отношения. Но это потом. Сейчас это было бы неверно понято руководством. — Он снова посмотрел на Модеста. Она перевернулась на бок, закрыла глаза. Рот ее был приоткрыт. Она выбилась из сил. Дельгадо с сожалением покачал головой. — Ты выбрала не самый легкий путь, радость моя, — сказал он. — Но не буду мешать. Развлекайтесь.
Он повернулся, вышел из комнаты и прошел через прихожую. Майя последовала за ним. Снова заскрипели петли, и дверь в коридор закрылась. Вилли и Модеста остались одни.
Глава 19
Вилли Гарвин подошел к двери, что вела из прихожей в комнату, и аккуратно закрыл ее. Потом снял все с деревянного столика и поставил его так, что одна ножка блокировала рукоятку, не давая двери открыться.
Он вынул один из ножей из ножен под рубашкой. Модеста уже сидела на диване. Она чуть повернулась, чтобы ему было удобнее резать ремень. Затем он освободил ее от пут. Руки плохо слушались Вилли, и он затратил на эту простую операцию гораздо больше времени, чем требовалось.
Наконец дело было сделано, и Вилли спрятал нож обратно в ножны, а сам сел на диван рядом с Модеста, уронив руки на колени.
Она взялась за разорванные края платья и завязала его на плече. Вилли сидел, уставившись в пол, и молчал.
Модеста повела плечами туда-сюда и облегченно вздохнула. Самый скверный период остался позади. Теперь можно было позволить сознанию поработать над тем, что лежало впереди. Потому что там все уже выглядело куда приятнее.
Примерно так же думал и Вилли.
Она положила голову ему на плечо и сказала:
— Привет, Вилли-солнышко. Расскажи-ка мне серебряной прозой, о чем говорят сейчас на бульварах.
Он словно не услышал ее. Модеста внезапно поняла, что его плечо, на которое она положила голову, жестче стали. Она встревоженно выпрямилась, положила руку на его запястье. Рука Вилли словно окоченела. Даже его лицо показалось ей вырезанным из дерева, когда она коснулась его кончиками пальцев. Все его тело было напряжено до предела.
Она встала, положила руки на его стальные плечи и прошептала:
— Вилли.
Ответа не последовало. Его голубые глаза были устремлены на что-то, отстоявшее на миллионы миль.
Вилли не сопротивлялся, когда Модеста попыталась снять его упершиеся в колени руки, но ей пришлось приложить немало усилий. Затем она толкнула его, чтобы он лег, и переложила на диван его ноги.
Она заметила, что взгляд его словно ожил. Он делал над собой неимоверные усилия, чтобы помочь Модести, чтобы стряхнуть с себя это чертово оцепенение, избавиться от ледяной руки, душившей его.
— Расслабься, Вилли-солнышко, — прошептала она. — Немного отдохни.
Она присела на корточки у дивана, взяла его большую ладонь и прижала ее к своей щеке. Другой рукой она провела по его часто-часто дышавшей груди, дотронулась до плеча. Он повернул голову, посмотрел сквозь Модести. Модести начала тихо водить его рукой по своей щеке.
За последние мгновения в ее сознании словно приоткрылось окошко, и она вдруг увидела с предельной ясностью, какую непомерную ношу взгромоздила на его плечи тогда, у озера, в грузовике, когда стала излагать свой план действий, запретив ему что-либо возражать.
Для нее переживания и физические муки последних двух ночей тоже стали тяжелым испытанием, но она умела быстро запрятать все воспоминания в некий бездонный колодец, где довольно скоро они растворялись бесследно, чтобы никогда больше не тревожить ее.
Да, это было жуткое время, но оно миновало, и воспоминания уже начинали изглаживаться из ее сознания. Вскоре они и вовсе перестанут напоминать о себе, позволив Модести относиться ко всему случившемуся совершенно отстраненно.
Но Вилли…
Она знала, что для него она была волшебным талисманом, центром вселенной. Но три дня он выполнял свою работу в лагере, нося маску непроницаемости, не давая вырваться наружу клокотавшей ярости, сначала при мысли о том, что может случиться с ней, затем от сознания того, что уже происходит с ней, а потом, наконец, от печальной необходимости выслушивать все ту грязь, что лилась из уст бывалых вояк, хваставших своими похождениями.
Случилось так, что и боливиец Гамарра, и поляк Вацек были оба из подразделения Вилли и имели возможность поделиться своими впечатлениями на радость похотливой аудитории. Правда, они имели дело с женщиной, оказавшейся в самопроизвольном обмороке, совершенно равнодушной ко всему происходившему с ней, но тем не менее они явно гордились тем, что первыми из всей полутысячной армии провели с ней ночь. Вилли Гарвин был вынужден все это выслушивать, и эти дни стали для него сплошным, непрекращающимся кошмаром. А ночи… Ночами он лежал в своем закутке, пытаясь изгнать из головы картины того, что вытворяли с ней эти сволочи, пока он валялся в кровати и ничем не мог ей помочь.
Модести подозревала, что эти ночи стали для него бессонными. Правда, он, как и она, приучился воздвигать преграды на пути всеразрушающего потока эмоций, но, хотя это и было одним из самых мощных видов психологического оружия в их арсенале, вряд ли ему удалось окончательно победить самого себя в эти жуткие семьдесят два часа.
Ей следовало предвидеть такое с самого начала.
Вилли Гарвин вел тяжелейший изнурительный бой в одиночку и выстоял, но, хотя он сделал все, как велела ему Модести, силы его были не беспредельны. Теперь начиналась реакция.
Просто чудо, что он сумел выдержать и не сорвался когда-нибудь раньше. Только теперь Модести осознала в полной мере, какому испытанию подвергла Вилли, и оставалось лишь восхищаться тем, как блестяще он его выдержал.
— Вилли, извини меня, пожалуйста, — прошептала она.
Он попытался покачать головой, но если ему это и удалось, то это было практически невозможно заметить.
Модести заколебалась. У нее имелся один ключ, которым можно было отпереть темницу, где сейчас томился Вилли. Это был маленький отрезок ленты дюйма в два длиной, хранившийся в рубце ее платья, но если им воспользоваться сейчас, то это будет означать, что она оказала ему медвежью услугу. Потому как для Вилли Гарвина мир уже никогда не будет таким, как прежде.
Вилли придется выбираться из заточения самостоятельно и не самым легким способом.
Модести пыталась понять, чем же она может ему сейчас помочь, не навредив. Она может сделать вид, что сердится. Да, это помогло бы проделать брешь. Вилли ни в коем случае не захотел бы стать причиной ее гнева. Или же, напротив, есть вариант попытаться высмеять его за проявленную слабость. Изобразить из себя железную женщину, которая удивлена его состоянием.
Нет.
Модести перестала предаваться раздумьям, решив дать волю интуиции. Она разжала пальцы на его руке, снова приложила ее к своей щеке.
— Вилли, не беспокойся, не тревожься… Просто послушай меня, ладно?
В его глазах появилось нечто похожее на понимание.
— Все уже позади, — тихо сказала она. — И меня там как бы даже не было… По крайней мере, большую часть времени… Правда-правда. Ты это знаешь… — Она поднесла его руку к своему виску и добавила: — Я совершенно не изменилась… Я та же, что и раньше.
Модести говорила внятно, делая паузы между словами, чтобы его оледеневшее сознание улавливало суть.
— Вилли, вспомни, мы с тобой раньше никогда не стенали, даже если жизнь и делалась трудноватой. Так что мы сами устроили себе такую встряску, когда купили эти билеты. Тебе досталось сильнее. Я только теперь это поняла. У меня жизнь была повеселее. — Она позволила себе легкую иронию. — Но все равно это не та жизнь, которая хуже смерти.
Она прижала его руку к своей щеке чуть сильнее.
— Послушай, Вилли. Я никогда не врала тебе. Меня действительно там не было… Я странствовала далеко-далеко… Это не идет ни в какое сравнение с тем, что случилось тогда, когда мне было двенадцать лет… Тогда я умирала от ужаса, пока не потеряла сознание. Впрочем, и это уже давно умерло во мне. Словно случилось с кем-то другим. Да и сейчас произошло то же самое. Это была не я, это была другая женщина. Кроме того, Вилли, я сама пошла на это. Сознательно. А это уже легче… Но теперь все позади. Все кончено. Нам пора подумать о следующем ходе, но теперь уже станет трудно мне, потому что я буду волноваться и беспокоиться. О тебе. — Модести замолчала, посмотрела на Вилли, потом наклонилась, положила голову ему на грудь. В ее голосе не было мольбы. В нем были только печаль и усталость. Модести сказала: — Вилли, возвращайся ко мне… Хватит странствовать в других краях. Мы прошли с тобой вместе так много миль… Мне не хотелось бы двинуться дальше в одиночку.
Больше она не собиралась ничего говорить. Она погрузилась в ожидание, отключив сознание, память, чувства, нервы. Прошло несколько минут, и она почувствовала, что Вилли дышит ровнее, глубже, что его мускулы понемногу расслабляются.
Она испытала облегчение, но продолжала терпеливо ждать. Он испустил вздох, показавшийся ей страшно громким. Потом рука его отделилась от ее щеки, легла ей на плечо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33