Он покачал головой: Ашар ведает, в Белтреване достаточно напастей и без тени Мерака, примкнувшей к оравам духов, населяющих чащобы. Хотя сам Тоз уверял воина, что великий Мерак, прежний Улан Дротта, теперь не более чем прислужник в загробном мире. Все же порой в самые темные ночные часы Борс пробуждался, не сомневаясь, что слышит шепот черепа. Произнесенные тем слова никогда не звучали достаточно четко, однако от их неясного шелеста веяло холодом. Как-то он обмолвился о них Сулье, которая принялась горячо отрицать происшедшее — дескать, просто ночной ветерок свистит в пустых глазницах. А воину, удостоившемуся милостей Посланца, надо бы поменьше обращать внимания на мертвых и больше — на живых.
В такие мгновения Борс находил покой в ее объятиях, и на некоторое время ночные голоса унимались. Но затем неизбежно возвращались, дабы нагонять страх из темноты, и он снова чувствовал мурашки, бегущие вдоль позвоночника, и холодный пот на груди.
Он твердил себе, что это глупо, и ему нужно только время, чтобы осознать всю глубину великого мирового поворота, которому он сподобился стать свидетелем. Его страхи — всего лишь выдумки, и только. И все же Борса тяготил вид черепа, венчавшего некогда мощное бычье тело покойного Улана. Что бы ни повторяли Тоз и Сулья, его тревога не проходила.
Теперь Борс хмыкнул, протянув свой рог, чтобы женщина наполнила его душистым красным вином, захваченным в последнем убежище Ята, разграбленном растущей Ордой. Беспомощный род Ята возглавлял Кромарт, он оставил без ответа предложение Нилока Яррума перейти со своими людьми под верховенство Дротта. Тогда Нилок окружил обнесенную частоколом деревню и поджег ее, а когда Кромарт и его сподвижники бежали от пожара, просто перебил их. То была славная бойня, и Борс получил свою долю черепов, праздно размышляя, почему он не испытывает страха перед противниками, сраженными в честном бою. Вывод напрашивался один: разница заключалась в том, что черепа, которые Сулья с такой гордостью вывесила на его шестах, были добыты честно. А о смерти Мерзка он того же сказать не мог.
Борс осушил рог и знаком потребовал еще вина, чувствуя, как хмель и солнечное тепло вновь рождают столь живые воспоминания.
Он точно не помнил, насколько давно Нилок Яррум получил торквес Улана. Порой казалось, это произошло только вчера, порой — целую жизнь тому назад. Но воспоминания о бое и о предшествовавших ему событиях были всегда ясны, как летнее небо, их не затуманило ни время, ни события, которые промелькнули с тех пор, как Нилок бросил свой вызов верховному вождю.
Что именно сказал Тоз ала-Улану, когда тот преклонял колени перед кудесником, Борс больше не помнил. Потрясение при виде такого зрелища, как стоящий на коленях гордый воин Нилок Яррум, заглушило все слова. Но Борс помнил слова Тоза, сказанные после того, как тот велел Нилоку встать.
— Я пообещал Борсу награду. Женщину по имени Сулья.
— Пусть получит, — ответил Нилок, больше озабоченный своим будущим, чем делами одного из простых воинов клана.
— Она могла уже принять торквес от другого, — сказал бледный Посланник. — От некоего Андрата.
Нилок пожал плечами и громко приказал, чтобы к нему привели Андрата и Сулью.
Когда те, растрепанные и перепуганные, предстали перед ала-Уланом в его жилище, на Сулье и впрямь был торквес Андрата. Это осложнило задачу Яррума, ибо Сулья не выражала страстного желания разорвать новый союз. А обычаи не дозволяли принуждать ее сбросить бронзовое кольцо, которое отмечало ее как женщину Андрата. Но Тоз разрешил затруднение с жестокой прямотой. Пока Борс стоял, разинув рот, а Сулья дрожала, он устремил свой кровавый взор на Андрата и, сделав два длинных скользящих шага вперед, положил руки на плечи воину. Андрат взглянул в эти жуткие глаза — как, должно быть, недавно глядел в глаза Сульи.
Борс знал, каково испытать подобное, и ему передалось немного того холода, который должен был теперь проникнуть в душу Андрата. Затем Тоз устремил взор вперед, словно хищный зверь, намеренный вонзить клыки в подставленное горло. Нет, не в горло, Борс увидел, как Тоз целует губы Андрата. Поцелуй был бесстыдным и смертоносным. Андрат оцепенел, вытянувшись, глаза воина закатились, едва Посланец одарил его своей лаской. Затем Тоз отпустил плечи человека, и Андрат рухнул на пол, обмякший и жалкий, точно из его губ изошло нечто большее, чем жизнь. А колдун удовлетворенно вздохнул, повернулся и своим взглядом пригвоздил к месту Сулью.
— Сними торквес мертвеца.
Кругом было совсем тихо, когда она обхватила крепкими пальцами бронзу и некоторое время стояла в такой позе, после чего небрежно бросила обруч рядом с трупом и отвела от чародея глаза цвета подсолнуха.
— Ты женщина Борса точно так же, как Борс мой человек. Подойди к нему и возьми его торквес. Это то, что тебе нужно.
Она повиновалась, и когда Борс увидел ее глаза, то просто не поверил преданности, которую в них увидел.
Он снял свое шейное кольцо и вручил ей, следя, как женщина надевает его, не отрывая глаз от лица Борса. И вот она взяла его руку. Тоз сказал:
— Она твоя. Возьми ее.
Что еще произошло в ту ночь в доме Нилока, Борс не знал и даже не помышлял спросить. Но на другой день шаман Редек отправился вслед за Андратом и Гаврочем, и ала-Улан провозгласил введение в должность нового жреца. К закату все Становище знало о Тозе, и Нилока Яррума вызвали в дом Мерака, который спросил, кого это ала-Улан решил выбрать своим духовным наставником. Борс присутствовал при той встрече, Улан принял его за нилокова гехримита, а сам гехрим по предложению Борса возглавил Дьюан. Борс надеялся, что добьется этим прочной дружбы. Он сидел — душа в пятках, а рука на рукояти меча — и ждал, что Мерак обрушит на Нилока свой бурный гнев. Не раз и не два клинки и впрямь шевелились в ножнах, каждый миг гехримиты Улана и ала-Улана были готовы кинуться на защиту своих хозяев. Но Мерак предотвратил жестокую схватку, уверенный в себе, и запросто угодил в ловушку Тоза.
— Ты высоко замахнулся, — с презрением бросил он Нилоку. — А это носить не помышлял?
Темные глаза Нилока проследовали за рукой Улана к богатому торквесу, охватывавшему толстую шею. Из гордости он придержал слова, ненужные, чтобы подтвердить предположение Мерака.
— Он может стать твоим, — продолжал Мерак. — Если ты достаточно мужчина, чтобы его взять.
Нилок поборол искушение бросить вызов, как и наставлял его Тоз — хотя подобная сдержанность казалась ему неуместной. Он лишь сказал:
— У меня нет желания разрушить единство Дротта.
— Или умереть, — фыркая, перебил его Мерак. — А ты умрешь, если выйдешь против меня на честный бой.
— Мне не к спеху умирать, — согласился Нилок. — Хотя, можешь ли ты меня убить… — Он так и не закончил эти слова, оставив сомнение висеть в накалившемся воздухе, когда внимание всех присутствующих сосредоточилось на Улане.
Черты Мерака исказила ярость. Он шумно втянул воздух, его правая рука опустилась к мечу, покоившемуся на коленях, левая схватила ножны и кулак, сжалась так крепко, что побелели костяшки пальцев.
Рот Борса наполнился слюной, но он не мог оторвать взгляд от этих двоих достаточно надолго, чтобы сплюнуть, и был слишком поражен страхом, чтобы как-то предотвратить неминуемою беду, которая зрела под кровлей Мерака. Краем глаза он видел Тоза, стоявшего молча и неподвижно — узкий рот, как шрам от ножа на белой коже, глубоко запавшие глаза бесстрастны и ждут. Внезапно Борс подумал о коршуне, который, паря в восходящем потоке, ждет, когда умрет лесной зверь.
— Думаешь, не смогу? — прорычал Мерак. Нилок Яррум пожал плечами, без слов это вышло еще выразительней. Мерак жевал длинные концы густых усов, незаметно оттягивая с верней губы рыжевато-черные волоски, лицо его было багровым, жилка у левого глаза злобно подергивалась. Несколько долгих мгновений он пытался испепелить ала-Улана. Затем голосом, резким и хриплым, едва сдерживая гнев, произнес:
— Посмотрим. Посмотрим, кто из нас лучше, Яррум.
— Ты вызываешь меня? — спросил Нилок, не способный полностью скрыть торжество в голосе.
— Да, — прогремел Мерак, и его рев заставил разбежаться собак, которые слонялись снаружи. — Во имя всех богов Белтревана, я вызываю тебя! Да, Нилок Яррум. Завтра на закате твоя голова украсит мой шест, а твой труп накормит моих собак.
— Да будет так, — ответил Нилок с несвойственным ему спокойствием. — Я принимаю твой вызов, Мерак. И завтра на закате Дротт будет приветствовать нового Улана.
Борс подумал, что схватка начнется немедленно. Его ноги напряглись, готовые к прыжку. Вот-вот он вскочит и рванется вперед, врезавшись в ряд гехримитов Мерака.
Он чуял готовность к бою в каждом из стоящих вокруг людей, и по широким плечам Дьюана понял, что глава телохранителей Нилока разделяет его предчувствие. Но все кончилась, когда заговорил Тоз — голосом тихим и смертельно холодным, как густой зимний снег.
— Пусть Становище облетит весть, дабы все узнали, что Улан Мерак вызвал ала-Улана Яррума на смертельный бой.
И больше ни слова, ни взгляда. Колдун повернулся и вышел из жилища Мерака. Нилок и его люди потянулись за ним, точно плавучие бревна, влекомые течением Идре.
Они вернулись в шатер ала-Улана. Нилок потребовал вина, после чего по негромкому предложению Тоза всех, кроме Борса, удалили из внутреннего покоя. Снаружи слышались крики глашатаев, уже разносивших весть о поединке. Эта новость выкликалась от шатра к шатру, распространяясь по Становищу, точно лесной пожар от дерева к дереву. В гомоне чувствовалось радостное волнение, хотя в пределах жилища Нилока настроение было более хмурым. Сам Нилок выглядел куда менее уверенным, чем тогда, когда дерзил Мераку. Он обмяк на стуле и быстро осушил один за другим три кубка вина. Его смуглое лицо омрачилось. Борс хранил молчание. Тоз стоял, рассеянно поглаживая длинными пальцами пламя, поднимавшееся из горшочка с маслом — точно смертный гладит лепестки цветка; на его нечеловеческом лице стыло раздумье. Наконец, когда Борс уже подумал, что молчание воцарилось здесь навеки, колдун заговорил.
— Ты сомневаешься в исходе?
Нилок провел руками по блестящим от масла волосам, вытер пальцы о рубаху и покачал головой, словно мысленно взвешивая вопрос.
— В открытом бою я вполне могу убить Мерака. Но думаю, он смертельно ранит меня. Он могучий воин.
— Ты тоже, — сказал Посланец, изучая глубоко запавшими глазами лицо ала-Улана. — И за тобой стою я.
— И на поединке будешь стоять? — спросил Нилок, криво улыбаясь.
— В душе, — ответил Тоз.
— Это меня заметно утешит, когда я почувствую остроту мераковой секиры, — хмыкнул вождь, проливая вино из только что наполненного кубка. — Но не уверен, что это лучший путь.
— А как по-другому ты получишь его торквес? — спросил Тоз. — Ты бы хотел, чтобы я убил Мерака за тебя? Это убедит Дротт, что ты новый Улан?
Нилок пожал плечами, в его темных глазах ясно виднелось сомнение.
— Если все будут знать, что ты стоишь за мной, никто не посмеет оспаривать мое право на торквес.
— В открытую — нет, — согласился Тоз. — Но за спиной…
Слова его недоговоренными повисли в душном воздухе, но Борс вмиг понял, что хотел сказать чародей. Дротт — народ прямой, и превыше всего он ценит храбрость и боевое искусство. Если Посланец согласится колдовством обеспечить победу Нилока, пойдет молва, что этот воитель не может биться за себя сам, что ему принесло победу чародейство. Со временем это приведет к разброду, а то и к мятежу. Воин взглянул на Нилока, ожидая ответа ала-Улана.
— Мне важна победа, — сказал Нилок. — Остальное не в счет.
— Тем не менее, важно и остальное, — отпарировал кудесник. — Мне ничего не стоит уничтожить Мерака и всех, кто будет недоволен тобой, но это не обеспечит тебе верность. Ашар послал меня найти Избранника. Это ты, Нилок Яррум. Но необходимы какие-то усилия с твоей стороны, если тебе суждено стать хеф-Уланом и повести Орду на юг.
— Я не затею безнадежного дела, — хмыкнул Нилок, вино еще больше усилило его дурное настроение. — Какая польза Ашару или тебе от меня мертвого?
— Никакой, — небрежно ответил Тоз. — У меня не больше желания подвергать опасности твою жизнь, чем у тебя. Но для нашей цели, для замысла Ашара, важно, чтобы увидели, как ты одолел Улана в честном бою. Тогда не встанет вопроса о твоем праве носить торквес. Поэтому остальное столь же важно.
Нилок осушил кубок и вновь наполнил его, темные глаза ала-Улана были прикованы к опаловому лицу существа в мехах, наблюдающего за ним.
— В любом случае все уже решено. Я должен биться или бежать. И я не побегу.
— Хорошо, — сказал Тоз, точно отец, довольный правильным ответом сына. — Ашару ни к чему голова волка.
— Я держу волка за уши, — огрызнулся Нилок. — Я в ловушке.
— Верно, — спокойно заметил Тоз. — И выход один: биться.
— Круг замкнулся! — в голосе Нилока звучало раздражение, лицо было сумрачным. Борс опять почувствовал мурашки вдоль позвоночника, предвкушая внезапный взрыв гнева ала-Улана и отклик Тоза. К его удивлению, кудесник улыбнулся, бескровные губы разомкнулись, обнажив острые зубы, голос прозвучал кротко.
— В тебе так мало веры?
Нилок вспыхнул. Казалось, его разрывает между страхом смерти от рук Мерзка и Тоза.
— В себя — да, — нехотя признался он. — Но не в твое могущество.
— Мое могущество обеспечит тебе победу, — сказал Тоз. — Но так, что никто не узнает.
Нилок нахмурился, скребя бороду.
— Мы с Мераком сойдемся один на один посреди круга. Как ты сможешь помочь незримо?
Не отвечая прямо, Тоз спросил:
— Каким оружием ты станешь биться?
— Мечом, — сказал Нилок. — Будет и щит. Мерак любит секиру.
— Пусть твой меч и щит, — распорядился колдун, — принесет раб, который меньше прочих любит Дротт.
Нилок Яррум явно растерялся, но крикнул, чтобы вистрийка принесла его меч и щит. Женщина явилась из внутреннего покоя, неся меч в ножнах на внутренней стороне щита, и положила щит на стол перед ала-Уланом, отводя глаза. Когда она повернулась, чтобы уйти, Тоз сказал:
— Погоди. Как тебя зовут?
— Ниера, — ответила она угрюмо и настороженно.
Тоз поднялся и встал перед ней, взяв протянутой рукой подбородок рабыни. Его пальцы стали еще бледней на темной коже женщины, рыжее великолепие ее волос казалось пламенем по сравнению с его белой гривой. Вистрийка попыталась отвести взгляд, но неудержимая сила красных зрачков колдуна притянула ее глаза, и она застыла перед ним в недобром молчании, хотя ее подбородок с вызовом поднялся. Тоз кивнул и ослабил хватку, оборотившись от девушки к щиту.
Борс видел эти меч и щит прежде, но и теперь не мог надивиться мастерству, с которым они были сработаны. Среди вождей Дротта только у Мерака было оружие получше. Щит представлял собой круг из выдержанной бычьей кожи, натянутой на каркас из закаленного в огне дерева — достаточно крепкий, чтобы отразить удар меча. В центре щита имелся железный конус, железо оковывало и его край. Пространство между конусом и оковкой укрепляли искусные узоры из кованого серебра, сплавленного с железом. То был щит, достойный великого вождя, и меч вполне подходил к нему. Лезвие доброго оружия было длиной в руку, обе заточенных до бритвенной остроты кромки ближе к концу сходились на острие, плоский желоб кровостока опускался почти до рукояти. Похожая на двускатную крышу гарда была украшена серебряной резьбой, продолжающейся и на коже рукояти, далее металл завивался в большое яблоко из цельного серебра, венчавшее рукоять.
Тоз задумчиво пробежал пальцами по щиту, затем извлек меч из ножен и задержал его перед глазами, словно забыв о том, сколь он остер. Казалось, он остался доволен осмотром, ибо опустил: клинок и опять оборотился к Ниере.
— Из какого ты племени, дитя? — спросил он.
— Из Вистрала, — с гордостью ответила она.
— Как ты попала сюда?
— Меня захватили, — ее глаза метнулись на миг в сторону Нилока Яррума и вспыхнули неприкрытой ненавистью. — Мою деревню сожгли. Мужа убили, родителей тоже.
— Будь это в твоей власти, — сказал Тоз, — будь ты не рабыня, но свободная, ты бы стала искать мести?
Потрясение мелькнуло в ее взгляде, и женщина немо кивнула.
— Скажи, что бы ты сделала, — пробормотал Тоз. У Борса в мыслях возник кот, мурлычущий от удовольствия при виде измученной мыши. — Скажи, как бы ты свершила месть?
Ниера опять взглянула на Нилока, затем вперила взгляд в Тоза.
— Я бы изгнала грязный Дротт с лица Белтревана. Я бы их всех перебила. Я бы накормила их трупами ворон и лесных зверей, от которых они происходят.
Ее грудь поднялась при этих словах, кожа побледнела, глаза загорелись. Нилок стиснул челюсти и чуть приподнялся со стула, словно желая прибить женщину. Однако взмах руки Тоза сдержал его, и вождь рухнул обратно с черным от гнева лицом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
В такие мгновения Борс находил покой в ее объятиях, и на некоторое время ночные голоса унимались. Но затем неизбежно возвращались, дабы нагонять страх из темноты, и он снова чувствовал мурашки, бегущие вдоль позвоночника, и холодный пот на груди.
Он твердил себе, что это глупо, и ему нужно только время, чтобы осознать всю глубину великого мирового поворота, которому он сподобился стать свидетелем. Его страхи — всего лишь выдумки, и только. И все же Борса тяготил вид черепа, венчавшего некогда мощное бычье тело покойного Улана. Что бы ни повторяли Тоз и Сулья, его тревога не проходила.
Теперь Борс хмыкнул, протянув свой рог, чтобы женщина наполнила его душистым красным вином, захваченным в последнем убежище Ята, разграбленном растущей Ордой. Беспомощный род Ята возглавлял Кромарт, он оставил без ответа предложение Нилока Яррума перейти со своими людьми под верховенство Дротта. Тогда Нилок окружил обнесенную частоколом деревню и поджег ее, а когда Кромарт и его сподвижники бежали от пожара, просто перебил их. То была славная бойня, и Борс получил свою долю черепов, праздно размышляя, почему он не испытывает страха перед противниками, сраженными в честном бою. Вывод напрашивался один: разница заключалась в том, что черепа, которые Сулья с такой гордостью вывесила на его шестах, были добыты честно. А о смерти Мерзка он того же сказать не мог.
Борс осушил рог и знаком потребовал еще вина, чувствуя, как хмель и солнечное тепло вновь рождают столь живые воспоминания.
Он точно не помнил, насколько давно Нилок Яррум получил торквес Улана. Порой казалось, это произошло только вчера, порой — целую жизнь тому назад. Но воспоминания о бое и о предшествовавших ему событиях были всегда ясны, как летнее небо, их не затуманило ни время, ни события, которые промелькнули с тех пор, как Нилок бросил свой вызов верховному вождю.
Что именно сказал Тоз ала-Улану, когда тот преклонял колени перед кудесником, Борс больше не помнил. Потрясение при виде такого зрелища, как стоящий на коленях гордый воин Нилок Яррум, заглушило все слова. Но Борс помнил слова Тоза, сказанные после того, как тот велел Нилоку встать.
— Я пообещал Борсу награду. Женщину по имени Сулья.
— Пусть получит, — ответил Нилок, больше озабоченный своим будущим, чем делами одного из простых воинов клана.
— Она могла уже принять торквес от другого, — сказал бледный Посланник. — От некоего Андрата.
Нилок пожал плечами и громко приказал, чтобы к нему привели Андрата и Сулью.
Когда те, растрепанные и перепуганные, предстали перед ала-Уланом в его жилище, на Сулье и впрямь был торквес Андрата. Это осложнило задачу Яррума, ибо Сулья не выражала страстного желания разорвать новый союз. А обычаи не дозволяли принуждать ее сбросить бронзовое кольцо, которое отмечало ее как женщину Андрата. Но Тоз разрешил затруднение с жестокой прямотой. Пока Борс стоял, разинув рот, а Сулья дрожала, он устремил свой кровавый взор на Андрата и, сделав два длинных скользящих шага вперед, положил руки на плечи воину. Андрат взглянул в эти жуткие глаза — как, должно быть, недавно глядел в глаза Сульи.
Борс знал, каково испытать подобное, и ему передалось немного того холода, который должен был теперь проникнуть в душу Андрата. Затем Тоз устремил взор вперед, словно хищный зверь, намеренный вонзить клыки в подставленное горло. Нет, не в горло, Борс увидел, как Тоз целует губы Андрата. Поцелуй был бесстыдным и смертоносным. Андрат оцепенел, вытянувшись, глаза воина закатились, едва Посланец одарил его своей лаской. Затем Тоз отпустил плечи человека, и Андрат рухнул на пол, обмякший и жалкий, точно из его губ изошло нечто большее, чем жизнь. А колдун удовлетворенно вздохнул, повернулся и своим взглядом пригвоздил к месту Сулью.
— Сними торквес мертвеца.
Кругом было совсем тихо, когда она обхватила крепкими пальцами бронзу и некоторое время стояла в такой позе, после чего небрежно бросила обруч рядом с трупом и отвела от чародея глаза цвета подсолнуха.
— Ты женщина Борса точно так же, как Борс мой человек. Подойди к нему и возьми его торквес. Это то, что тебе нужно.
Она повиновалась, и когда Борс увидел ее глаза, то просто не поверил преданности, которую в них увидел.
Он снял свое шейное кольцо и вручил ей, следя, как женщина надевает его, не отрывая глаз от лица Борса. И вот она взяла его руку. Тоз сказал:
— Она твоя. Возьми ее.
Что еще произошло в ту ночь в доме Нилока, Борс не знал и даже не помышлял спросить. Но на другой день шаман Редек отправился вслед за Андратом и Гаврочем, и ала-Улан провозгласил введение в должность нового жреца. К закату все Становище знало о Тозе, и Нилока Яррума вызвали в дом Мерака, который спросил, кого это ала-Улан решил выбрать своим духовным наставником. Борс присутствовал при той встрече, Улан принял его за нилокова гехримита, а сам гехрим по предложению Борса возглавил Дьюан. Борс надеялся, что добьется этим прочной дружбы. Он сидел — душа в пятках, а рука на рукояти меча — и ждал, что Мерак обрушит на Нилока свой бурный гнев. Не раз и не два клинки и впрямь шевелились в ножнах, каждый миг гехримиты Улана и ала-Улана были готовы кинуться на защиту своих хозяев. Но Мерак предотвратил жестокую схватку, уверенный в себе, и запросто угодил в ловушку Тоза.
— Ты высоко замахнулся, — с презрением бросил он Нилоку. — А это носить не помышлял?
Темные глаза Нилока проследовали за рукой Улана к богатому торквесу, охватывавшему толстую шею. Из гордости он придержал слова, ненужные, чтобы подтвердить предположение Мерака.
— Он может стать твоим, — продолжал Мерак. — Если ты достаточно мужчина, чтобы его взять.
Нилок поборол искушение бросить вызов, как и наставлял его Тоз — хотя подобная сдержанность казалась ему неуместной. Он лишь сказал:
— У меня нет желания разрушить единство Дротта.
— Или умереть, — фыркая, перебил его Мерак. — А ты умрешь, если выйдешь против меня на честный бой.
— Мне не к спеху умирать, — согласился Нилок. — Хотя, можешь ли ты меня убить… — Он так и не закончил эти слова, оставив сомнение висеть в накалившемся воздухе, когда внимание всех присутствующих сосредоточилось на Улане.
Черты Мерака исказила ярость. Он шумно втянул воздух, его правая рука опустилась к мечу, покоившемуся на коленях, левая схватила ножны и кулак, сжалась так крепко, что побелели костяшки пальцев.
Рот Борса наполнился слюной, но он не мог оторвать взгляд от этих двоих достаточно надолго, чтобы сплюнуть, и был слишком поражен страхом, чтобы как-то предотвратить неминуемою беду, которая зрела под кровлей Мерака. Краем глаза он видел Тоза, стоявшего молча и неподвижно — узкий рот, как шрам от ножа на белой коже, глубоко запавшие глаза бесстрастны и ждут. Внезапно Борс подумал о коршуне, который, паря в восходящем потоке, ждет, когда умрет лесной зверь.
— Думаешь, не смогу? — прорычал Мерак. Нилок Яррум пожал плечами, без слов это вышло еще выразительней. Мерак жевал длинные концы густых усов, незаметно оттягивая с верней губы рыжевато-черные волоски, лицо его было багровым, жилка у левого глаза злобно подергивалась. Несколько долгих мгновений он пытался испепелить ала-Улана. Затем голосом, резким и хриплым, едва сдерживая гнев, произнес:
— Посмотрим. Посмотрим, кто из нас лучше, Яррум.
— Ты вызываешь меня? — спросил Нилок, не способный полностью скрыть торжество в голосе.
— Да, — прогремел Мерак, и его рев заставил разбежаться собак, которые слонялись снаружи. — Во имя всех богов Белтревана, я вызываю тебя! Да, Нилок Яррум. Завтра на закате твоя голова украсит мой шест, а твой труп накормит моих собак.
— Да будет так, — ответил Нилок с несвойственным ему спокойствием. — Я принимаю твой вызов, Мерак. И завтра на закате Дротт будет приветствовать нового Улана.
Борс подумал, что схватка начнется немедленно. Его ноги напряглись, готовые к прыжку. Вот-вот он вскочит и рванется вперед, врезавшись в ряд гехримитов Мерака.
Он чуял готовность к бою в каждом из стоящих вокруг людей, и по широким плечам Дьюана понял, что глава телохранителей Нилока разделяет его предчувствие. Но все кончилась, когда заговорил Тоз — голосом тихим и смертельно холодным, как густой зимний снег.
— Пусть Становище облетит весть, дабы все узнали, что Улан Мерак вызвал ала-Улана Яррума на смертельный бой.
И больше ни слова, ни взгляда. Колдун повернулся и вышел из жилища Мерака. Нилок и его люди потянулись за ним, точно плавучие бревна, влекомые течением Идре.
Они вернулись в шатер ала-Улана. Нилок потребовал вина, после чего по негромкому предложению Тоза всех, кроме Борса, удалили из внутреннего покоя. Снаружи слышались крики глашатаев, уже разносивших весть о поединке. Эта новость выкликалась от шатра к шатру, распространяясь по Становищу, точно лесной пожар от дерева к дереву. В гомоне чувствовалось радостное волнение, хотя в пределах жилища Нилока настроение было более хмурым. Сам Нилок выглядел куда менее уверенным, чем тогда, когда дерзил Мераку. Он обмяк на стуле и быстро осушил один за другим три кубка вина. Его смуглое лицо омрачилось. Борс хранил молчание. Тоз стоял, рассеянно поглаживая длинными пальцами пламя, поднимавшееся из горшочка с маслом — точно смертный гладит лепестки цветка; на его нечеловеческом лице стыло раздумье. Наконец, когда Борс уже подумал, что молчание воцарилось здесь навеки, колдун заговорил.
— Ты сомневаешься в исходе?
Нилок провел руками по блестящим от масла волосам, вытер пальцы о рубаху и покачал головой, словно мысленно взвешивая вопрос.
— В открытом бою я вполне могу убить Мерака. Но думаю, он смертельно ранит меня. Он могучий воин.
— Ты тоже, — сказал Посланец, изучая глубоко запавшими глазами лицо ала-Улана. — И за тобой стою я.
— И на поединке будешь стоять? — спросил Нилок, криво улыбаясь.
— В душе, — ответил Тоз.
— Это меня заметно утешит, когда я почувствую остроту мераковой секиры, — хмыкнул вождь, проливая вино из только что наполненного кубка. — Но не уверен, что это лучший путь.
— А как по-другому ты получишь его торквес? — спросил Тоз. — Ты бы хотел, чтобы я убил Мерака за тебя? Это убедит Дротт, что ты новый Улан?
Нилок пожал плечами, в его темных глазах ясно виднелось сомнение.
— Если все будут знать, что ты стоишь за мной, никто не посмеет оспаривать мое право на торквес.
— В открытую — нет, — согласился Тоз. — Но за спиной…
Слова его недоговоренными повисли в душном воздухе, но Борс вмиг понял, что хотел сказать чародей. Дротт — народ прямой, и превыше всего он ценит храбрость и боевое искусство. Если Посланец согласится колдовством обеспечить победу Нилока, пойдет молва, что этот воитель не может биться за себя сам, что ему принесло победу чародейство. Со временем это приведет к разброду, а то и к мятежу. Воин взглянул на Нилока, ожидая ответа ала-Улана.
— Мне важна победа, — сказал Нилок. — Остальное не в счет.
— Тем не менее, важно и остальное, — отпарировал кудесник. — Мне ничего не стоит уничтожить Мерака и всех, кто будет недоволен тобой, но это не обеспечит тебе верность. Ашар послал меня найти Избранника. Это ты, Нилок Яррум. Но необходимы какие-то усилия с твоей стороны, если тебе суждено стать хеф-Уланом и повести Орду на юг.
— Я не затею безнадежного дела, — хмыкнул Нилок, вино еще больше усилило его дурное настроение. — Какая польза Ашару или тебе от меня мертвого?
— Никакой, — небрежно ответил Тоз. — У меня не больше желания подвергать опасности твою жизнь, чем у тебя. Но для нашей цели, для замысла Ашара, важно, чтобы увидели, как ты одолел Улана в честном бою. Тогда не встанет вопроса о твоем праве носить торквес. Поэтому остальное столь же важно.
Нилок осушил кубок и вновь наполнил его, темные глаза ала-Улана были прикованы к опаловому лицу существа в мехах, наблюдающего за ним.
— В любом случае все уже решено. Я должен биться или бежать. И я не побегу.
— Хорошо, — сказал Тоз, точно отец, довольный правильным ответом сына. — Ашару ни к чему голова волка.
— Я держу волка за уши, — огрызнулся Нилок. — Я в ловушке.
— Верно, — спокойно заметил Тоз. — И выход один: биться.
— Круг замкнулся! — в голосе Нилока звучало раздражение, лицо было сумрачным. Борс опять почувствовал мурашки вдоль позвоночника, предвкушая внезапный взрыв гнева ала-Улана и отклик Тоза. К его удивлению, кудесник улыбнулся, бескровные губы разомкнулись, обнажив острые зубы, голос прозвучал кротко.
— В тебе так мало веры?
Нилок вспыхнул. Казалось, его разрывает между страхом смерти от рук Мерзка и Тоза.
— В себя — да, — нехотя признался он. — Но не в твое могущество.
— Мое могущество обеспечит тебе победу, — сказал Тоз. — Но так, что никто не узнает.
Нилок нахмурился, скребя бороду.
— Мы с Мераком сойдемся один на один посреди круга. Как ты сможешь помочь незримо?
Не отвечая прямо, Тоз спросил:
— Каким оружием ты станешь биться?
— Мечом, — сказал Нилок. — Будет и щит. Мерак любит секиру.
— Пусть твой меч и щит, — распорядился колдун, — принесет раб, который меньше прочих любит Дротт.
Нилок Яррум явно растерялся, но крикнул, чтобы вистрийка принесла его меч и щит. Женщина явилась из внутреннего покоя, неся меч в ножнах на внутренней стороне щита, и положила щит на стол перед ала-Уланом, отводя глаза. Когда она повернулась, чтобы уйти, Тоз сказал:
— Погоди. Как тебя зовут?
— Ниера, — ответила она угрюмо и настороженно.
Тоз поднялся и встал перед ней, взяв протянутой рукой подбородок рабыни. Его пальцы стали еще бледней на темной коже женщины, рыжее великолепие ее волос казалось пламенем по сравнению с его белой гривой. Вистрийка попыталась отвести взгляд, но неудержимая сила красных зрачков колдуна притянула ее глаза, и она застыла перед ним в недобром молчании, хотя ее подбородок с вызовом поднялся. Тоз кивнул и ослабил хватку, оборотившись от девушки к щиту.
Борс видел эти меч и щит прежде, но и теперь не мог надивиться мастерству, с которым они были сработаны. Среди вождей Дротта только у Мерака было оружие получше. Щит представлял собой круг из выдержанной бычьей кожи, натянутой на каркас из закаленного в огне дерева — достаточно крепкий, чтобы отразить удар меча. В центре щита имелся железный конус, железо оковывало и его край. Пространство между конусом и оковкой укрепляли искусные узоры из кованого серебра, сплавленного с железом. То был щит, достойный великого вождя, и меч вполне подходил к нему. Лезвие доброго оружия было длиной в руку, обе заточенных до бритвенной остроты кромки ближе к концу сходились на острие, плоский желоб кровостока опускался почти до рукояти. Похожая на двускатную крышу гарда была украшена серебряной резьбой, продолжающейся и на коже рукояти, далее металл завивался в большое яблоко из цельного серебра, венчавшее рукоять.
Тоз задумчиво пробежал пальцами по щиту, затем извлек меч из ножен и задержал его перед глазами, словно забыв о том, сколь он остер. Казалось, он остался доволен осмотром, ибо опустил: клинок и опять оборотился к Ниере.
— Из какого ты племени, дитя? — спросил он.
— Из Вистрала, — с гордостью ответила она.
— Как ты попала сюда?
— Меня захватили, — ее глаза метнулись на миг в сторону Нилока Яррума и вспыхнули неприкрытой ненавистью. — Мою деревню сожгли. Мужа убили, родителей тоже.
— Будь это в твоей власти, — сказал Тоз, — будь ты не рабыня, но свободная, ты бы стала искать мести?
Потрясение мелькнуло в ее взгляде, и женщина немо кивнула.
— Скажи, что бы ты сделала, — пробормотал Тоз. У Борса в мыслях возник кот, мурлычущий от удовольствия при виде измученной мыши. — Скажи, как бы ты свершила месть?
Ниера опять взглянула на Нилока, затем вперила взгляд в Тоза.
— Я бы изгнала грязный Дротт с лица Белтревана. Я бы их всех перебила. Я бы накормила их трупами ворон и лесных зверей, от которых они происходят.
Ее грудь поднялась при этих словах, кожа побледнела, глаза загорелись. Нилок стиснул челюсти и чуть приподнялся со стула, словно желая прибить женщину. Однако взмах руки Тоза сдержал его, и вождь рухнул обратно с черным от гнева лицом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51