Подобрав вражеский лук, юноша широким шагом отправился в следующую схватку. Обогнул колышущиеся кусты кругом. Говоря по совести, особой помощи тут и не требовалось, его товарищи использовали внезапность вступления в игру сполна. Между деревьями метались лошади, поодаль катался по земле, завывая, охотник, в боку которого торчало сломанное древко пики. Из троих же остальных один враг был серьезно ранен в плечо и теперь больше подбадривал приятелей, чем помогал им в бою. Таким образом, у каждого ватажника, по сути, имелся единственный противник.
Шагалан не утерпел, чтобы не понаблюдать за сражением. В конце концов, нужно знать боевые возможности людей, с которыми он собирается связать свое дело? Шурга работал длинным прямым мечом, одноручным, хотя держал его обеими руками. Обращался довольно умело, мало в чем уступая врагу, зато откровенно уставал. По лицу дядюшки бежали струйки, рот надрывно заглатывал воздух. Перок казался полной противоположностью: мощный боевой топор у рослого парня обрушивался со свистом, безостановочные удары были незатейливы, но потрясали до пят. В особо трудные моменты именно противнику Перка приходил на подмогу третий, раненый охотник. В целом бой получался примерно равным, продолжался уже не одну минуту и мог запросто затянуться неопределенно долго…
– К-хы! – Шагалан заметил брошенный искоса яростный взгляд Шурги.
Он и вправду непозволительно застоялся. Плавно поднял лук, прицелился. Бойцы сошлись очень тесно, однако с такого расстояния не промахнулся бы и неумеха. Рубившемуся с Перком стрела пробила шею, фонтаном крови вылезла с обратной стороны. Верзила даже оторопел, когда его противник вдруг повалился замертво. Топтавшийся здесь же раненый среагировал быстрее, развернулся было спасаться, но, увидев Шагалана, застыл. Между тем очередной хрип Шурги привел Перка в чувство, тот поспешил на выручку товарищу, накинулся на врага сбоку и с третьего удара раскроил ему голову вместе со шлемом.
– Все! – Раненый, затравленно озираясь, бросил саблю. – Я сдаюсь! Ради Творца и деток малых пощадите, братцы!
Согнувшись пополам, Шурга силился одновременно отдышаться и надсадно откашляться. Перок, утиравший со лба пот, посмотрел в растерянности вначале на него, потом на Шагалана:
– И на черта нам этот молодчик? Чего с ним делать?
– Не погубите, братцы! – завопил раненый, тяжело плюхаясь на колени. – Не своей волей, по приказу ехал. Куда деваться? Помилосердствуйте, родные!
Перок пожал плечами. Шурга попытался что-то сказать, однако лишь зашелся в новом приступе кашля. У Шагалана сомнений не было.
– Неверную тропу выбрал, приятель… – Юноша, приблизившись, мимоходом положил ладонь на рукоять сабли. – Но я все-таки помогу тебе, как сумею.
Давящийся кашлем Шурга взмахнул рукой, протестуя, но еще проворнее взвизгнуло смертоносное лезвие. Охотник не успел даже ужаснуться, как уже опрокинулся с почти перерубленной шеей.
– Ух! – вздрогнул Перок. – Ловко.
Шурга, мотая головой, сел на землю.
– Ну и чем же… помог бедолаге? – спросил глухо.
– Ему не пришлось мучиться, – ответил невозмутимый Шагалан.
Ватажник глянул на юношу, вздохнул:
– М-да… Необычный ты все же человек… Такая за эти дни бойня приключилась… Сколько теперь у тебя за душой покойников-то?
– Точно не знаю, не считал.
– И что по ночам приходить станут, тоже не боишься?
– Полагаю, не станут.
– М-да… Прямо жутковато с тобой дело-то иметь, парень. В бою ты, правда, хорош, спору нет. Посмотрели мы тут кое-что из-под кустов, поохали. Вряд ли по всей стране сыщется равный боец. А ежели этаких десяток-другой появится… Весь расклад в Гердонезе перетряхнули б. Но ведь только… Не моргнув глазом, положить кучу народу, единоплеменников, единоверцев…
– Так следовало поступить.
– Да, разумеется. Но как же… Ты вообще-то, парень, в Творца Единого веруешь? Может, каким прежним богам служишь? Или новые ереси принимаешь?
Теперь подошла очередь Шагалана пристально изучать морщинистое лицо ватажника.
– У меня, дядюшка, с богами особые отношения. И не стоит пока о них распространяться.
– Скрываешь? С чего бы вдруг?
– Вероятно, мне в здешних краях еще жить потом…
– Ай, милый, брось, чего ж тут сложного? Много ли у нас подлинных-то боголюбцев нынче сыщешь? Иной по уши в грязи, крови и разврате, посмотришь – затошнит. А соблюди он порядки хоть малость, Церковь и не заметит ничего. Особливо у благородного сословия это в ходу: грешники-то подчас страшные, клейма ставить некуда, а подношение монастырю сделают, пастырям почтение всенародно явят – и оказываются невинней младенцев. М-да… Иногда лишь после смерти и отрывают в их подземельях горы скелетов замученных да на бесовских жертвенниках убиенных… Случалось… Так чего ж стесняться-то? Да, истинная вера колеблется, затухает, ереси сорняками выползают, это известно. А вот скрытничать от союзников… Потаенное-то, оно ведь, удалец, всегда пуще страшного страшит.
Шагалан пожал плечами:
– Могу сказать, дядюшка, и к старым богам и к новым ересям я равнодушен. Что касается Единого… На меня он тоже не никак влияет.
– Выходит, стало быть… безбожник? – сокрушенно выдохнул Шурга. – Ох, грехи тяжкие… Опять непростое решение: нужна нам, братцы, ваша сила, нужна до зарезу, без нее-то, чую, не выгнать варваров вовек. Сами костьми ляжем, детей-внуков загубим, а от ярма не избавимся… Но и как на сговор-то идти, коренные заповеди Господа нашего рушить? Безверие, оно ж все равно… адским дымком попахивает.
– Смуты в умах от нас не будет.
– Как знать, как знать… Ты, удалец, вот что: при Сегеше свои взгляды на веру не выказывай. Я-то мужик тертый, еще один грех душа стерпит. А старик у нас даром что мягок, упрется – напролом пойдет себе в убыток. В вере-то он строг. Помолиться хоть толком для вида сумеешь?
– Легко.
– Легко-о… Эх, ладно. Мы-то с Перком языками понапрасну трепать не станем. В конце-то концов, коль с чертом бодаться, можно и лешего на подмогу взять. Бог даст, святая цель загладит проступок. Только уж и вы со своими дружками… не подведите, а?
XII
Откинувшись спиной на охапку сухих листьев, Шагалан неотрывно рассматривал Шургу. Искушенный человек заметил бы в этом куда больше оцепенелой усталости, чем пристального внимания. Бойко зачищавший в тот момент птичью кость ватажник, однако, смутился, прекратил есть, изучил обглоданную лапку, но ничего достойного дележки не отыскал.
– Завтра выйдем к логу, – наконец нашелся он что сказать.
Глазам юноши медленно вернулось осмысленное выражение.
– Хорошо. Далеко это?
– Мили две отсюда.
– Славно. А то я уж думал, всю страну переползать. Не пробовали поближе себе залежки готовить?
– Добротное-то укрытие, парень, абы как не сделаешь. А тут и вовсе… Где гуляли-бегали, там годящиеся места и примечали. А что кидало по земле шибко, за то не с нас спрос.
– Понимаю. Может, стоит уже сейчас, ночью, в ваш лог наведаться? Если там что-нибудь не в порядке, в темноте уйти легче. Я бы пошел…
– Лежи уж, ходок, – буркнул сидящий у самого костра Сегеш. – Измотался ведь донельзя, да и рана не зажила толком.
– Пустое, сил пока довольно.
– Лежи, говорят. Да и чего там смотреть? Откуда в Мокрой Балке засада? Туда и зверь-то не любит забредать.
– Я бы все-таки проверил.
– Лежи, – твердо сказал, будто припечатал, атаман. – Нечего ноги в потемках ломать.
Шагалан усмехнулся:
– Неужели это вы обо мне так заботитесь, сир?
– О тебе. И о других. Ну как мои ребята там вправду устроились, что тогда? Не приведи господь, не разберетесь в темноте, заваруху затеете… А тебе дай волю…
Лишь давящая ватным грузом усталость помешала юноше рассмеяться.
– Крепко же я вас запугал, правоверные. И ладно, если б старался… Но воля ваша. Разбудите, когда дежурство подойдет.
Перевернулся на бок и тотчас заснул, словно провалился в бездонный звенящий мрак.
Они находились в пути пятый день. За такое время Шагалан, пожалуй, взялся бы в одиночку пересечь всю страну до западных морей. С его точки зрения, они вообще не шли, а тянулись медленней упившейся улитки. Сперва задерживал Сегеш, которого посменно тащили на плетеных носилках. Блеснула вроде бы надежда облегчить сей труд, когда отловили несколько лошадей покойных «охотников», но как отловили, так и бросили, уткнувшись в первую же топь. Вдобавок непоседливый старик вечно порывался соскочить и идти самостоятельно, бодрился, заявлял, будто вполне поправился, но тем только разбивал больное колено. Лишь на четвертый день, благодаря то ли травяным припаркам, приготовленным Шагаланом, то ли его же угрозам привязать ослушника к носилкам, атаман смог встать на ноги. И тут же выяснилось, что серьезно прибавить в скорости отряд все равно не способен – люди, измученные тюрьмой, тяжелыми, хоть и медленными, переходами, ночевками в холодном, мокром лесу, а главное – отсутствием еды, просто выдохлись. Всплыли старые болячки, кто-то сбил в чужих сапогах ноги, кто-то, наподобие Шурги, маялся грудным кашлем. Как назло, места пошли совершенно пустынные для охоты, даже Шагалан в поисках добычи немалую часть дня кружил по окрестностям. О зайцах или косулях уже не мечталось, в последнее время радовались и крохотной перепелке вроде промысленной сегодня. Разведчик обнаружил, что начал плотоядно коситься на шуршащих в листве мышей. Самому ему было не привыкать к постоянным завываниям желудка, но раньше его при этом не заботило содержание еще восьми мужиков и мальчишки. Йерса подкармливали всем отрядом, что помогало, впрочем, слабо.
– Как ближе к вашей балке, так скуднее живность, – заметил однажды хмурый Шагалан. – Чем тогда там пропитаться? Мошкарой?
– Пусть голодно, зато безопасно, – не очень уверенно ответил Шурга.
И к выловленному зверю требовалось относиться с опаской. Только вчера мужики приволокли какую-то болотную тварь, мохнатую и когтистую, а потом дружно мучились целый день животами. Правда, Шурга, как главный местный знаток, утверждал, что причина была не в самой добыче, а в ошибках ее приготовления, но аппетит отряду это событие на некоторое время сбило…
Шагалана разбудили незадолго до рассвета. Сменив засыпающего на ходу Перка, он просидел у костра остаток ночи, а зарю встретил уже в полном вооружении.
– Туда меньше часа пути, – заявил юноша недовольно сморщившемуся Сегешу. – Это если налегке. Если же тронемся скопом, потеряем половину дня. Вдобавок вымотаемся и нашумим.
– И чего ты хочешь?
– Боитесь посылать меня одного, сир, – пусть снова Шурга и Перок идут. Я – следом, в случае опасности прикрою.
– А мы что будем пока делать?
– Отдыхайте. Лечите колено. А перво-наперво – не разбредаться по округе и постоянно быть начеку.
– Мы и так в долгу у тебя, парень, по самое горло, – помолчав, вздохнул атаман куда-то в сторону. – А ты все растишь и растишь этот долг. Не знаю, сумеем ли расплатиться…
– Если выберемся, от вас тоже понадобится услуга, сир. Хоть и вполне посильная, – чуть улыбнулся Шагалан. – Так мы выступаем?
На сей раз Шурга был настроен куда доверительней, ни косых взглядов, ни колкостей. Являлись ли причиной общий бой или голодная изможденность – оставалось гадать. Втроем перевалили через каменистое взгорье, углубились в заросшую дурным ивняком долину. Немедленно выяснилось, что вся она исполосована запутанной сетью сырых оврагов, переходящих на дне в натуральное болото.
– Чудесное местечко, – фыркнул Шагалан, когда они, взвивая тучи гнуса, съехали по очередному скользкому склону в воду. – Годится для прогулок хромым да больным… – Отер лицо рукавом, однако лишь вымазал еще больше. – Неужели тут выживает кто-либо кроме лягушек с пиявками?
– Коли судьба припрет, человек выживет и там, где лягушки сдохнут, – буркнул Шурга и первым двинулся, разрезая жирно плескавшуюся у колен жижу.
Еще через пару оврагов он объявил, понизив голос:
– Дальше пойдем сами, ты, Шагалан, чуть отстань. Не очень-то понимаю страхи старика, но приказ есть приказ. Мне же спокойней, если буду знать, что сзади твой невероятный лук.
Разведчик постоял немного в тяжело смердящей луже, проводил взглядом товарищей, затем направился вперед и влево. Скользнуть изящной тенью здесь никак не получалось – ноги вязли в тягучем иле, жижа липко хватала за штанины, то и дело с шумом всплывали пузыри потревоженного болотного газа. Шагалан так и не понял до конца, вел ли их Шурга по какой-то одному ему ведомой тропинке среди трясин или просто брел, уверенный в полной безопасности. Никаких предупреждений не поступило, и теперь юноша рискнул свернуть в сторону. Топь не встретилась, однако дорога заметно осложнилась, глубина выросла почти вдвое, а пара небольших ям обогатила впечатления. Короче, сомнения относительно их проводника не прояснились.
Не без труда выкарабкавшись на сушу, Шагалан подготовил лук и припустился рысцой, обходя товарищей сбоку. Их самих он различил однажды, когда, петляя между чахлыми березками, перебегал по краю оврага. Две далекие фигурки плелись по прямой, но постоянные переправы через болотца и ползания по мокрым скатам задерживали их чрезвычайно. Путь юноши, наоборот, извивался без меры, подчас доводилось возвращаться, не найдя просвета в причудливом лабиринте гребней и отрогов. Зато двигаться удавалось бегом по твердой земле, потому вскоре разведчик уже ощутимо опережал спутников. Проблема заключалась в том, что он не представлял себе цели похода, а только следовал, по мере возможности, вдоль их прежнего курса, уповая на удачу. Каковая не изменила и на сей раз.
Одолев очередной заросший влажным мхом гребень, Шагалан резко припал на колено. Это место неминуемо назвали бы Мокрой Балкой – внизу открывался вход в узкую извилистую лощину, даже верхний срез которой располагался ниже дна окрестных оврагов. По всем законам болотная грязь давно затопила бы ее без остатка, однако склоны зеленели густой травой, пробиваемой с разных сторон лишь ручьями. Балка добродушно принимала всех, поглощала, словно бездонная бочка. Картина вырисовывалась благостная, правда, еще глубже лощина вроде бы начинала заполняться зловещим туманным полумраком, но это терялось за поворотом.
Вокруг ничего живого, ни звука, ни людей, ни последней болотной пичуги. По зрелом размышлении Шагалан решил не спешить соваться в неизвестность, подождать отставших товарищей. Они вскоре вылезли на тот же гребень поблизости, перемазанные, измученные и злые. Юноша окликнул их тихим свистом.
– Ты уже здесь, чертяка? – проворчал Шурга. – Можешь полюбоваться – это и есть Мокрая Балка. Нравится?
– Не очень. В подобных закутках, говорят, нечисть обычно всякая хоронится.
– Всяк, кто от мира бежит, тут хоронится. Место оно, конечно, гиблое, да и дорога, чтоб ей провалиться, дрянная, зато… в этом же и польза для нас. Никого пока там не заприметил?
– Будто вымерло, жилым и не пахнет.
Ватажник вздохнул:
– Ладно, удалец, пойдем проверим, не зря же тащились-то в такую дыру.
– Вы ступайте низом, – Шагалан не торопился подниматься на гребне, – а я – по верху балки. Оттуда и прикрывать легче… если потребуется. Далеко лагерь?
– Не промахнешься, – бросил Шурга через плечо.
Теперь они словно поменялись ролями: перед товарищами лежал отлогий склон, влажный, но твердый, а главное – гладкий и чистый. Никаких нахоженных троп, правда, не различалось, однако и без них спуск не представлял сложности. Шагалану же досталось пробираться по сплошным зарослям старого ивняка, спотыкаться на завалах гнилых сучьев, проваливаться в таимые травой протоки. Чтобы не отстать от спутников, пришлось вновь нестись рысцой, не забывая непрерывно и сторожко прощупывать взглядом окрестности. Если в лощине располагался какой-либо отряд, здесь обязательно устроят пост – при неожиданной атаке сверху укрытие легко обернулось бы западней. О том, что делать с часовыми, особенно если те окажутся повстанцами, юноша до поры предпочитал не думать. Просто отлаженная боевая машина серой тенью скользила по перелеску. Лук прижат к груди, стрела на полувзводе, чувства бурно впитывают все вокруг, ноги сами выбирают дорогу, выверяя каждый шаг.
Примерно через четверть мили возник выход из балки. Разведчик приостановился. Он мог поручиться, что постов на его пути не было, а это означало лишь одно – балка пуста. Можно бы, наверное, порадоваться, не обнаружив вражеской засады, но и радости не обнаруживалось. Он слишком хорошо понимал, в каком состоянии сейчас Сегеш с отрядом, каких усилий от них потребует продолжение похода… Прервав развитие подобных мыслей, оглядел напоследок монотонные заросли, двинулся к краю обрыва. Сверху балка смотрелась безобидной, но вовсе не уютной. Вдоль дна в облаке густой, скверно попахивающей хмари змеилось изломанное русло ручья. Склоны там, в глубине, были перенасыщены водой, то и дело скапливавшейся в блюдцах-озерцах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Шагалан не утерпел, чтобы не понаблюдать за сражением. В конце концов, нужно знать боевые возможности людей, с которыми он собирается связать свое дело? Шурга работал длинным прямым мечом, одноручным, хотя держал его обеими руками. Обращался довольно умело, мало в чем уступая врагу, зато откровенно уставал. По лицу дядюшки бежали струйки, рот надрывно заглатывал воздух. Перок казался полной противоположностью: мощный боевой топор у рослого парня обрушивался со свистом, безостановочные удары были незатейливы, но потрясали до пят. В особо трудные моменты именно противнику Перка приходил на подмогу третий, раненый охотник. В целом бой получался примерно равным, продолжался уже не одну минуту и мог запросто затянуться неопределенно долго…
– К-хы! – Шагалан заметил брошенный искоса яростный взгляд Шурги.
Он и вправду непозволительно застоялся. Плавно поднял лук, прицелился. Бойцы сошлись очень тесно, однако с такого расстояния не промахнулся бы и неумеха. Рубившемуся с Перком стрела пробила шею, фонтаном крови вылезла с обратной стороны. Верзила даже оторопел, когда его противник вдруг повалился замертво. Топтавшийся здесь же раненый среагировал быстрее, развернулся было спасаться, но, увидев Шагалана, застыл. Между тем очередной хрип Шурги привел Перка в чувство, тот поспешил на выручку товарищу, накинулся на врага сбоку и с третьего удара раскроил ему голову вместе со шлемом.
– Все! – Раненый, затравленно озираясь, бросил саблю. – Я сдаюсь! Ради Творца и деток малых пощадите, братцы!
Согнувшись пополам, Шурга силился одновременно отдышаться и надсадно откашляться. Перок, утиравший со лба пот, посмотрел в растерянности вначале на него, потом на Шагалана:
– И на черта нам этот молодчик? Чего с ним делать?
– Не погубите, братцы! – завопил раненый, тяжело плюхаясь на колени. – Не своей волей, по приказу ехал. Куда деваться? Помилосердствуйте, родные!
Перок пожал плечами. Шурга попытался что-то сказать, однако лишь зашелся в новом приступе кашля. У Шагалана сомнений не было.
– Неверную тропу выбрал, приятель… – Юноша, приблизившись, мимоходом положил ладонь на рукоять сабли. – Но я все-таки помогу тебе, как сумею.
Давящийся кашлем Шурга взмахнул рукой, протестуя, но еще проворнее взвизгнуло смертоносное лезвие. Охотник не успел даже ужаснуться, как уже опрокинулся с почти перерубленной шеей.
– Ух! – вздрогнул Перок. – Ловко.
Шурга, мотая головой, сел на землю.
– Ну и чем же… помог бедолаге? – спросил глухо.
– Ему не пришлось мучиться, – ответил невозмутимый Шагалан.
Ватажник глянул на юношу, вздохнул:
– М-да… Необычный ты все же человек… Такая за эти дни бойня приключилась… Сколько теперь у тебя за душой покойников-то?
– Точно не знаю, не считал.
– И что по ночам приходить станут, тоже не боишься?
– Полагаю, не станут.
– М-да… Прямо жутковато с тобой дело-то иметь, парень. В бою ты, правда, хорош, спору нет. Посмотрели мы тут кое-что из-под кустов, поохали. Вряд ли по всей стране сыщется равный боец. А ежели этаких десяток-другой появится… Весь расклад в Гердонезе перетряхнули б. Но ведь только… Не моргнув глазом, положить кучу народу, единоплеменников, единоверцев…
– Так следовало поступить.
– Да, разумеется. Но как же… Ты вообще-то, парень, в Творца Единого веруешь? Может, каким прежним богам служишь? Или новые ереси принимаешь?
Теперь подошла очередь Шагалана пристально изучать морщинистое лицо ватажника.
– У меня, дядюшка, с богами особые отношения. И не стоит пока о них распространяться.
– Скрываешь? С чего бы вдруг?
– Вероятно, мне в здешних краях еще жить потом…
– Ай, милый, брось, чего ж тут сложного? Много ли у нас подлинных-то боголюбцев нынче сыщешь? Иной по уши в грязи, крови и разврате, посмотришь – затошнит. А соблюди он порядки хоть малость, Церковь и не заметит ничего. Особливо у благородного сословия это в ходу: грешники-то подчас страшные, клейма ставить некуда, а подношение монастырю сделают, пастырям почтение всенародно явят – и оказываются невинней младенцев. М-да… Иногда лишь после смерти и отрывают в их подземельях горы скелетов замученных да на бесовских жертвенниках убиенных… Случалось… Так чего ж стесняться-то? Да, истинная вера колеблется, затухает, ереси сорняками выползают, это известно. А вот скрытничать от союзников… Потаенное-то, оно ведь, удалец, всегда пуще страшного страшит.
Шагалан пожал плечами:
– Могу сказать, дядюшка, и к старым богам и к новым ересям я равнодушен. Что касается Единого… На меня он тоже не никак влияет.
– Выходит, стало быть… безбожник? – сокрушенно выдохнул Шурга. – Ох, грехи тяжкие… Опять непростое решение: нужна нам, братцы, ваша сила, нужна до зарезу, без нее-то, чую, не выгнать варваров вовек. Сами костьми ляжем, детей-внуков загубим, а от ярма не избавимся… Но и как на сговор-то идти, коренные заповеди Господа нашего рушить? Безверие, оно ж все равно… адским дымком попахивает.
– Смуты в умах от нас не будет.
– Как знать, как знать… Ты, удалец, вот что: при Сегеше свои взгляды на веру не выказывай. Я-то мужик тертый, еще один грех душа стерпит. А старик у нас даром что мягок, упрется – напролом пойдет себе в убыток. В вере-то он строг. Помолиться хоть толком для вида сумеешь?
– Легко.
– Легко-о… Эх, ладно. Мы-то с Перком языками понапрасну трепать не станем. В конце-то концов, коль с чертом бодаться, можно и лешего на подмогу взять. Бог даст, святая цель загладит проступок. Только уж и вы со своими дружками… не подведите, а?
XII
Откинувшись спиной на охапку сухих листьев, Шагалан неотрывно рассматривал Шургу. Искушенный человек заметил бы в этом куда больше оцепенелой усталости, чем пристального внимания. Бойко зачищавший в тот момент птичью кость ватажник, однако, смутился, прекратил есть, изучил обглоданную лапку, но ничего достойного дележки не отыскал.
– Завтра выйдем к логу, – наконец нашелся он что сказать.
Глазам юноши медленно вернулось осмысленное выражение.
– Хорошо. Далеко это?
– Мили две отсюда.
– Славно. А то я уж думал, всю страну переползать. Не пробовали поближе себе залежки готовить?
– Добротное-то укрытие, парень, абы как не сделаешь. А тут и вовсе… Где гуляли-бегали, там годящиеся места и примечали. А что кидало по земле шибко, за то не с нас спрос.
– Понимаю. Может, стоит уже сейчас, ночью, в ваш лог наведаться? Если там что-нибудь не в порядке, в темноте уйти легче. Я бы пошел…
– Лежи уж, ходок, – буркнул сидящий у самого костра Сегеш. – Измотался ведь донельзя, да и рана не зажила толком.
– Пустое, сил пока довольно.
– Лежи, говорят. Да и чего там смотреть? Откуда в Мокрой Балке засада? Туда и зверь-то не любит забредать.
– Я бы все-таки проверил.
– Лежи, – твердо сказал, будто припечатал, атаман. – Нечего ноги в потемках ломать.
Шагалан усмехнулся:
– Неужели это вы обо мне так заботитесь, сир?
– О тебе. И о других. Ну как мои ребята там вправду устроились, что тогда? Не приведи господь, не разберетесь в темноте, заваруху затеете… А тебе дай волю…
Лишь давящая ватным грузом усталость помешала юноше рассмеяться.
– Крепко же я вас запугал, правоверные. И ладно, если б старался… Но воля ваша. Разбудите, когда дежурство подойдет.
Перевернулся на бок и тотчас заснул, словно провалился в бездонный звенящий мрак.
Они находились в пути пятый день. За такое время Шагалан, пожалуй, взялся бы в одиночку пересечь всю страну до западных морей. С его точки зрения, они вообще не шли, а тянулись медленней упившейся улитки. Сперва задерживал Сегеш, которого посменно тащили на плетеных носилках. Блеснула вроде бы надежда облегчить сей труд, когда отловили несколько лошадей покойных «охотников», но как отловили, так и бросили, уткнувшись в первую же топь. Вдобавок непоседливый старик вечно порывался соскочить и идти самостоятельно, бодрился, заявлял, будто вполне поправился, но тем только разбивал больное колено. Лишь на четвертый день, благодаря то ли травяным припаркам, приготовленным Шагаланом, то ли его же угрозам привязать ослушника к носилкам, атаман смог встать на ноги. И тут же выяснилось, что серьезно прибавить в скорости отряд все равно не способен – люди, измученные тюрьмой, тяжелыми, хоть и медленными, переходами, ночевками в холодном, мокром лесу, а главное – отсутствием еды, просто выдохлись. Всплыли старые болячки, кто-то сбил в чужих сапогах ноги, кто-то, наподобие Шурги, маялся грудным кашлем. Как назло, места пошли совершенно пустынные для охоты, даже Шагалан в поисках добычи немалую часть дня кружил по окрестностям. О зайцах или косулях уже не мечталось, в последнее время радовались и крохотной перепелке вроде промысленной сегодня. Разведчик обнаружил, что начал плотоядно коситься на шуршащих в листве мышей. Самому ему было не привыкать к постоянным завываниям желудка, но раньше его при этом не заботило содержание еще восьми мужиков и мальчишки. Йерса подкармливали всем отрядом, что помогало, впрочем, слабо.
– Как ближе к вашей балке, так скуднее живность, – заметил однажды хмурый Шагалан. – Чем тогда там пропитаться? Мошкарой?
– Пусть голодно, зато безопасно, – не очень уверенно ответил Шурга.
И к выловленному зверю требовалось относиться с опаской. Только вчера мужики приволокли какую-то болотную тварь, мохнатую и когтистую, а потом дружно мучились целый день животами. Правда, Шурга, как главный местный знаток, утверждал, что причина была не в самой добыче, а в ошибках ее приготовления, но аппетит отряду это событие на некоторое время сбило…
Шагалана разбудили незадолго до рассвета. Сменив засыпающего на ходу Перка, он просидел у костра остаток ночи, а зарю встретил уже в полном вооружении.
– Туда меньше часа пути, – заявил юноша недовольно сморщившемуся Сегешу. – Это если налегке. Если же тронемся скопом, потеряем половину дня. Вдобавок вымотаемся и нашумим.
– И чего ты хочешь?
– Боитесь посылать меня одного, сир, – пусть снова Шурга и Перок идут. Я – следом, в случае опасности прикрою.
– А мы что будем пока делать?
– Отдыхайте. Лечите колено. А перво-наперво – не разбредаться по округе и постоянно быть начеку.
– Мы и так в долгу у тебя, парень, по самое горло, – помолчав, вздохнул атаман куда-то в сторону. – А ты все растишь и растишь этот долг. Не знаю, сумеем ли расплатиться…
– Если выберемся, от вас тоже понадобится услуга, сир. Хоть и вполне посильная, – чуть улыбнулся Шагалан. – Так мы выступаем?
На сей раз Шурга был настроен куда доверительней, ни косых взглядов, ни колкостей. Являлись ли причиной общий бой или голодная изможденность – оставалось гадать. Втроем перевалили через каменистое взгорье, углубились в заросшую дурным ивняком долину. Немедленно выяснилось, что вся она исполосована запутанной сетью сырых оврагов, переходящих на дне в натуральное болото.
– Чудесное местечко, – фыркнул Шагалан, когда они, взвивая тучи гнуса, съехали по очередному скользкому склону в воду. – Годится для прогулок хромым да больным… – Отер лицо рукавом, однако лишь вымазал еще больше. – Неужели тут выживает кто-либо кроме лягушек с пиявками?
– Коли судьба припрет, человек выживет и там, где лягушки сдохнут, – буркнул Шурга и первым двинулся, разрезая жирно плескавшуюся у колен жижу.
Еще через пару оврагов он объявил, понизив голос:
– Дальше пойдем сами, ты, Шагалан, чуть отстань. Не очень-то понимаю страхи старика, но приказ есть приказ. Мне же спокойней, если буду знать, что сзади твой невероятный лук.
Разведчик постоял немного в тяжело смердящей луже, проводил взглядом товарищей, затем направился вперед и влево. Скользнуть изящной тенью здесь никак не получалось – ноги вязли в тягучем иле, жижа липко хватала за штанины, то и дело с шумом всплывали пузыри потревоженного болотного газа. Шагалан так и не понял до конца, вел ли их Шурга по какой-то одному ему ведомой тропинке среди трясин или просто брел, уверенный в полной безопасности. Никаких предупреждений не поступило, и теперь юноша рискнул свернуть в сторону. Топь не встретилась, однако дорога заметно осложнилась, глубина выросла почти вдвое, а пара небольших ям обогатила впечатления. Короче, сомнения относительно их проводника не прояснились.
Не без труда выкарабкавшись на сушу, Шагалан подготовил лук и припустился рысцой, обходя товарищей сбоку. Их самих он различил однажды, когда, петляя между чахлыми березками, перебегал по краю оврага. Две далекие фигурки плелись по прямой, но постоянные переправы через болотца и ползания по мокрым скатам задерживали их чрезвычайно. Путь юноши, наоборот, извивался без меры, подчас доводилось возвращаться, не найдя просвета в причудливом лабиринте гребней и отрогов. Зато двигаться удавалось бегом по твердой земле, потому вскоре разведчик уже ощутимо опережал спутников. Проблема заключалась в том, что он не представлял себе цели похода, а только следовал, по мере возможности, вдоль их прежнего курса, уповая на удачу. Каковая не изменила и на сей раз.
Одолев очередной заросший влажным мхом гребень, Шагалан резко припал на колено. Это место неминуемо назвали бы Мокрой Балкой – внизу открывался вход в узкую извилистую лощину, даже верхний срез которой располагался ниже дна окрестных оврагов. По всем законам болотная грязь давно затопила бы ее без остатка, однако склоны зеленели густой травой, пробиваемой с разных сторон лишь ручьями. Балка добродушно принимала всех, поглощала, словно бездонная бочка. Картина вырисовывалась благостная, правда, еще глубже лощина вроде бы начинала заполняться зловещим туманным полумраком, но это терялось за поворотом.
Вокруг ничего живого, ни звука, ни людей, ни последней болотной пичуги. По зрелом размышлении Шагалан решил не спешить соваться в неизвестность, подождать отставших товарищей. Они вскоре вылезли на тот же гребень поблизости, перемазанные, измученные и злые. Юноша окликнул их тихим свистом.
– Ты уже здесь, чертяка? – проворчал Шурга. – Можешь полюбоваться – это и есть Мокрая Балка. Нравится?
– Не очень. В подобных закутках, говорят, нечисть обычно всякая хоронится.
– Всяк, кто от мира бежит, тут хоронится. Место оно, конечно, гиблое, да и дорога, чтоб ей провалиться, дрянная, зато… в этом же и польза для нас. Никого пока там не заприметил?
– Будто вымерло, жилым и не пахнет.
Ватажник вздохнул:
– Ладно, удалец, пойдем проверим, не зря же тащились-то в такую дыру.
– Вы ступайте низом, – Шагалан не торопился подниматься на гребне, – а я – по верху балки. Оттуда и прикрывать легче… если потребуется. Далеко лагерь?
– Не промахнешься, – бросил Шурга через плечо.
Теперь они словно поменялись ролями: перед товарищами лежал отлогий склон, влажный, но твердый, а главное – гладкий и чистый. Никаких нахоженных троп, правда, не различалось, однако и без них спуск не представлял сложности. Шагалану же досталось пробираться по сплошным зарослям старого ивняка, спотыкаться на завалах гнилых сучьев, проваливаться в таимые травой протоки. Чтобы не отстать от спутников, пришлось вновь нестись рысцой, не забывая непрерывно и сторожко прощупывать взглядом окрестности. Если в лощине располагался какой-либо отряд, здесь обязательно устроят пост – при неожиданной атаке сверху укрытие легко обернулось бы западней. О том, что делать с часовыми, особенно если те окажутся повстанцами, юноша до поры предпочитал не думать. Просто отлаженная боевая машина серой тенью скользила по перелеску. Лук прижат к груди, стрела на полувзводе, чувства бурно впитывают все вокруг, ноги сами выбирают дорогу, выверяя каждый шаг.
Примерно через четверть мили возник выход из балки. Разведчик приостановился. Он мог поручиться, что постов на его пути не было, а это означало лишь одно – балка пуста. Можно бы, наверное, порадоваться, не обнаружив вражеской засады, но и радости не обнаруживалось. Он слишком хорошо понимал, в каком состоянии сейчас Сегеш с отрядом, каких усилий от них потребует продолжение похода… Прервав развитие подобных мыслей, оглядел напоследок монотонные заросли, двинулся к краю обрыва. Сверху балка смотрелась безобидной, но вовсе не уютной. Вдоль дна в облаке густой, скверно попахивающей хмари змеилось изломанное русло ручья. Склоны там, в глубине, были перенасыщены водой, то и дело скапливавшейся в блюдцах-озерцах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57