Говоря попросту — они не солдаты. И это обескураживало Лукьена, ибо он осознавал: даже столь могучая твердыня, как Гримхольд, не выстоит, если не будет у нее защитников.
На второй день Лукьен отправился на поиски Миникин в главный зал Гримхольда. Но маленькая хозяйка замка была, казалось, неуловима. Наконец, рыцарь обнаружил ее. Миникин общалась с одним из немых — парнем, который мог издавать лишь нечленораздельные звуки. Однако Миникин понимала каждое слово. Она слушала и кивала, а потом повернулась туда, где стоял Лукьен. Махнула рыцарю рукой, как будто заранее знала, где он ее поджидает. Подозвав Лукьена, она спросила его, как идут дела, и не нужно ли ему чего.
— Нужно. Примерно тысячу солдат.
Миникин лишь улыбнулась, уверив его, что Нечеловеки способны защитить себя. Ему не стоит переживать из-за их неопытности в бою. Пусть лучше хорошенько ознакомится с Гримхольдом и представит себе, какой способ Акила изберет для начала атаки.
— Все очень просто, — саркастически усмехнулся Лукьен. — Он приведет стенобитное орудие и протаранит главные ворота, а потом станет уничтожать всех подряд, пока не умертвит каждого жителя.
При этих словах Миникин повернулась и пошла прочь, бросив на ходу загадочную фразу:
— Храни веру.
К сожалению, от Гилвина помощи было не больше, нежели от Миникин. Парень замкнулся в собственном маленьком уютном мирке, как будто никакая армия не маячила на горизонте. Его влюбленность в Белоглазку не подвергалась сомнению: он все ночи пролеживал без сна, глядя в пламя светильника. Лукьену симптомы его болезни были хорошо известны, и в чем-то он даже симпатизировал мальчику, но все-таки его не могло не сердить то, сколько времени он проводил в обществе подружки. И речь здесь не шла о ревности: просто Лукьен нуждался в дружеской поддержке. А Гилвин был смышленым пареньком, и от него могло бы быть больше толку в обороне крепости, если бы он не тратил время на ухаживания. Если им суждено выжить — все время мира будет к услугам влюбленных. Если же нет — все потеряет смысл. И зарождающаяся страсть погаснет, не успев разгореться.
С такими мрачными мыслями Лукьен отправился рассмотреть сложную систему строений Гримхольда, и к концу третьего дня уже разобрался в хитросплетении ходов и лабиринтов. Он был сыт по горло Нечеловеками и их увечьями, тяжелая ноша давила ему на сердце. Он отчаянно тосковал по Кассандре, и никто из здешних обитателей, несмотря на их дружелюбие, не мог скрасить его одиночества. Странное дело, но именно одиночество заставляло Лукьена сторониться всех и держаться обособленно. Ему захотелось побыть одному вне стен замка, под открытым небом. Не сказав ни слова Миникин и Гилвину, он направился к главным воротам Гримхольда. Там он обнаружил Грейгора, массивного стражника с переломанными костями, восседавшего в массивном деревянном кресле внутри железного портала. Здоровяк поднял голову и посмотрел на Лукьена, как всегда, не издав ни звука.
— Я хочу выйти, — произнес Лукьен. — Пожалуйста, открой ворота.
Стало ясно, что Грейгор привык к подобным просьбам, ибо без промедления поднялся. Не задавая вопросов, направился к воротам и громко стукнул по ним рукояткой меча. В ответ на это две группы стражников начали тянуть толстые цепи. Они выглядели близнецами и, как будто, без физических изъянов, но Лукьен уже знал, что здесь, в Гримхольде, внешность часто бывает обманчивой, и не удивился бы, распознав в них слепых и прокаженных. Когда ворота поползли вверх, Грейгор посторонился и пропустил Лукьена. Его доспехи даже не звякнули.
— И что же? Ты позволишь мне уйти прямо так?
Грейгор моргнул, но по-прежнему не издал ни звука. Он нахмурился, и Лукьен понял: гигант не в восторге от вопросов.
— Ну ладно, я уже устал разговаривать со всеми вами, — заключил Лукьен и поспешил вон из крепости — туда, где ждал его чистый, свежий горный воздух. И сразу жаркое пустынное солнце обожгло ему лицо. Рыцарь же как будто не замечал жары. Как хорошо почувствовать тепло, пусть даже и обжигающее. За его спиной начали опускаться тяжелые железные ворота, закрывая от мира таинственных Нечеловеков. Лукьен сделал несколько шагов вперед, не оглядываясь, потом остановился. Идти-то ему было некуда. Он просто хотел выйти. Он с любопытством огляделся вокруг: высокие горные пики окружали плато. Там есть много площадок, откуда можно успешно вести бой, вот только было бы кому его вести.
— Довольно, — сказал он себе. — Думать больше не о чем.
Он все дни усиленно работал головой, составляя планы, и теперь желал покоя. Поэтому он выбрал один из уступов в отдалении, решив передохнуть и расслабиться там, успокоив возбужденный ум. Идти туда придется долго, но это даже к лучшему: подальше от спертого воздуха Гримхольда. Эта мысль ускорила его шаг, но, добравшись до места, рыцарь обнаружил там человеческую фигуру. Кто-то стоял на коленях спиной к нему. Лукьен замедлил шаг. Непонятно, кто перед ним, ибо сидящего надежно скрывал черный плащ с капюшоном. Горел огонь, в костре лежала груда хвороста. Сидящий у костра человек тянул руки над пламенем, словно творя заклинания. Лукьен не хотел ему мешать, но любопытство взяло свое.
— Привет! — окликнул он.
Человек мигом вскочил на ноги, повернувшись. Его скрюченные пальцы тут же плотно запахнули капюшон, спрятав лицо. Лукьен ощутил внезапный стыд. Наверное, сидящий страдал проказой и вынужден скрываться от людей. Рыцарь поднял руку в успокаивающем жесте.
— Не стоит бояться! Я Лукьен, из замка. Вы, наверняка, слышали обо мне.
Вначале фигура не шевелилась, затем последовал кивок.
— Я вышел подышать свежим воздухом, — с улыбкой поведал Лукьен. — Наверное, и вы тоже, а? — он поглядел на пламя костра, вспомнив странный отсвет, замеченный им прежде между ладонями сидящего. — Пожалуй, для костра сейчас немного жарковато, вы не находите?
И опять ему не ответили. Человек вытянул руку над пламенем, на высоте добрых четырех футов. И огонь погас, а человек поспешил мимо Лукьена вперед, по направлению к Гримхольду. Рыцарь с минуту смотрел на кучу углей, а потом бросился догонять незнакомца.
— Постойте. Не убегайте! — воскликнул он.
Как ни странно, тот остановился и обернулся. Все еще сжимая края капюшона, незнакомец произнес — и голос оказался женским:
— Я пришла побыть в одиночестве, сэр Лукьен. Так оставьте меня, пожалуйста.
— Так вы женщина, — проговорил Лукьен. — То есть, я хотел сказать, простите меня. Я просто удивлен, — он осторожно попытался вызвать в ней доверие. — Я вовсе не хотел помешать вам. Я и сам желал побыть в одиночестве, так что могу уйти и оставить вас с вашим занятием, — и снова взгляд его упал на угли и пепел погасшего костра. — И все-таки, что вы такое делали?
Женщина не приближалась, но и не убегала.
— Миникин просила нас оказывать вам гостеприимство. Я не хочу идти против ее воли, но у меня есть свои тайны, сэр Лукьен. Была бы вам весьма признательна, если бы вы оставили меня в покое.
Голос у нее оказался чудесный — чистый и юный.
— Горный склон достаточно велик, — заметил Лукьен. — Мы легко сможем разделить его. Но мне кажется, что компания друг друга нам не помешает.
— Я думала, вы хотели побыть в одиночестве, — возразила женщина.
Лукьен пожал плечами.
— Сердце переменчиво, — он протянул к ней руку. — Вернись, пожалуйста. Клянусь, я не стану осуждать тебя, если ты этого боишься. Я многое повидал в жизни — и гораздо хуже того, что ты прячешь под капюшоном.
— Напористый вы человек, — проговорила женщина. Лукьен не мог разобрать, обиделась она или нет. — Ну что ж, может быть, и мне не помешает компания, — вздохнула она. Она опустила руки, и края капюшона разошлись. Лукьен заставил себя не пялить глаза.
— Ну вот. А теперь, может, сядешь и покажешь, что ты делала с костром? Как тебе удалось погасить его?
— Секретное слово, сэр Лукьен. Все Нечеловеки обладают такими словами. Вы не заметили этого?
— Да вы совсем дитя, миледи, — сказал Лукьен. Он уселся, скрестив ноги и приглашая ее последовать своему примеру: — Как ваше имя?
И снова женщина замешкалась, но потом решилась и заняла место напротив Лукьена, к его вящему удовольствию. Рыцарь старался не поднимать глаз, дабы не смущать ее, и незнакомка тут же заметила эти усилия.
— Я не хочу, чтобы меня избегали, сэр, — мягко произнесла она. — Именно поэтому я попала в Гримхольд. Если желаете разговаривать со мной — не отводите взгляд.
— Простите, — Лукьен поднял глаза. — Не хотелось бы причинять вам дискомфорт.
— Я привыкла к дискомфорту. Он сопровождает меня большую часть жизни.
— Отчего? — задал вопрос Лукьен. Из-под капюшона едва виднелись ее зеленые глаза, остальное лицо было скрыто. Но руки… Их покрывали чудовищные шрамы. — У вас проказа, миледи?
— Если бы это было так, вас бы это напугало?
Лукьен покачал головой.
— Нет. Смерть не пугает меня.
Женщина, казалось, была заинтригована, взгляд зеленых глаз смягчился. Она медленно кивнула:
— Понимаю, как это может быть. Я не прокаженная, сэр Лукьен. У меня ожоги. Лицо, руки… Все тело, на самом деле. Из-за них я выгляжу как прокаженная.
Сам не зная, почему, Лукьен попросил:
— Покажите.
Удивительное дело, но она подчинилась. Искалеченные пальцы потянулись к капюшону, медленно откидывая его. Показались длинные белокурые волосы. Правая сторона лица оказалась прекрасной, совершенно не пострадавшей. Зеленые глаза с надеждой глядели на Лукьена. Но левая сторона… Вся покрытая глубокими красными шрамами, сбегающими вниз, к шее, и скрывающимися под плащом. Лукьен застыл, не в силах двинуться с места. Два лика одной женщины, такие разные, являли собой настоящую трагедию. Но он сдержал гримасу ужаса, наоборот, заставил себя улыбнуться.
— Так лучше, — сказал рыцарь.
Женщина рассмеялась.
— Лучше? Вы очень добры — либо слепы на оба глаза.
— Я имел в виду другое. Вам не стоит прятать свое лицо. Особенно здесь. Миникин сказала мне, что Нечеловеки не осуждают друг друга.
— Я прячу лицо скорее от самой себя. Не могу смотреть на него. Никогда не могла.
— Это был пожар?
Она кивнула. Отвела прекрасные зеленые глаза.
— Когда я была совсем юной, в доме, где я жила, начался пожар. Отец и мать погибли. Я же смогла спастись. Когда выскочила на улицу, одежда на мне горела. И пока мне не помогли ее потушить… — она пожала плечами и коснулась изуродованной щеки. — … произошло вот это.
— Какая ужасная история. Мне очень жаль вас.
Женщина подарила ему улыбку признательности.
— Когда все случилось, мне было всего двенадцать. Вначале я думала, что все наладится, что у меня вырастет новая кожа, когда я стану старше. Все вокруг утешали меня подобным образом. Но, разумеется, я выросла и осталась такой же, и теперь мне приходится жить с этой болью.
— Как же вы попали в Гримхольд?
— Как и все. Миникин нашла меня около двух лет назад. Я была отщепенкой, сэр Лукьен. У меня не было семьи и, конечно, не было мужа. Как вы думаете, каким образом может мужчина реагировать на такую женщину, как я?
— Мне кажется, я понимаю, — проговорил Лукьен. Внезапно ему стало неловко и самому захотелось закутаться в плащ. Собеседница моментально прочла его мысли.
— Нет ничего постыдного в том, чтобы быть мужчиной, сэр Лукьен. Вы еще добрее прочих. Ни один мужчина не захочет жениться на чудовище.
— Постойте-ка. По-моему, это слово здесь не в ходу. И вы не чудовище. Мне не хотелось бы, чтобы вы так себя называли. По крайней мере, не в моем присутствии, — он говорил все это, не отводя глаз и с удивлением понял: ему несложно смотреть на нее, — вы еще не назвали своего имени.
— Мериел меня зовут, — сообщила она.
— Мериел, и ничего больше? Я думал, у всех Нечеловеков есть особые имена.
— Я никогда не хотела иметь такое имя. И не желала становиться Нечеловеком, так что Миникин не заставила меня взять себе особое имя. Перед тем, как я попала сюда, люди называли меня ужасными кличками, сэр Лукьен. Не хотелось бы снова слышать оскорбления. Я не настолько сильна, чтобы вынести все это.
— Тогда я с радостью стану звать вас Мериел. Но вы ведь Нечеловек. Я видел, как вы обращались с огнем.
— Да, — ответила Мериел, глядя прямо на тлеющие угли. — Огонь — мое проклятие.
— Вы хотите сказать — ваш дар?
— Я имею в виду то, что говорю — огонь мое проклятие. Он — часть моего тела. Он внутри моей кожи. Все эти годы я живу с этой болью. У меня есть Акари, который помогает с ней справиться, но… — она сделала паузу и подняла глаза. — Вы ведь знаете об Акари, да?
— Да. Миникин рассказала мне. Ваш дух Акари помогает вам.
— Верно. Если бы не он, вся моя жизнь стала бы сплошной пыткой. Я благодарна Сарлвариану за помощь, но с радостью отдала бы свои способности взамен нормальной кожи. Вот почему это проклятие, сэр.
— Вы можете управлять огнем? — спросил Лукьен. — Из-за того, что он — часть вашей кожи?
— Огонь сделал меня такой, какова я есть, вот что говорит сарлвариан. Он мой Акари, и он помогает мне справляться с болью, а также управлять пламенем.
— По мне, это все же похоже на удивительный дар, — заметил Лукьен. — Вовсе не на проклятье. Уметь разжечь огонь силой мысли…
— Я не могу разжигать огонь, — возразила Мериел. — Просто управляю им. Но если есть хоть маленькая искорка, я способна превратить ее в бушующее пламя. Этой способностью всегда обладали заклинатели Акари. Самый могущественный Акари, Амараз — мастер огня. Амараз научил Сарлвариана управлять огнем, и он помогает мне.
— Вы покажете мне? — попросил Лукьен. — Мне хотелось бы посмотреть.
Мериел улыбнулась.
— Сэр Лукьен, я проделываю фокусы с огнем для собственного развлечения. Управляя огнем, я справляюсь со своей болью. Вот единственная польза от моего…
— Дара? — вмешался Лукьен с улыбкой.
— Пусть будет так.
— Когда я прибыл в Гримхольд, то увидел человека с шариком пламени в руках. Это были вы, верно?
Мериел кивнула.
— Это было так странно — и так красиво. Вот что вы такое, Мериел. Вы способны покорить воображение.
Впервые за время разговора она улыбнулась.
— Вы очаруете кого угодно, сэр. Я уже говорила, вы, должно быть, слепец.
— О нет, я отлично вижу. И видел немало удивительного здесь, в Гримхольде. И вы — среди прочих чудес. Не нужно считать себя проклятой, Мериел. Если и есть в Гримхольде кто-нибудь проклятый, так это я.
— Да, я заметила это в вас. Вы ходите один, словно призрак. Миникин рассказывала нам вашу историю. Мне очень жаль вас, сэр Лукьен. Вы столько потеряли в жизни.
Лукьен посмотрел на нее, удивленный, что слышит подобное от женщины, которая сама лишилась всего. В отличие от остальных Нечеловеков, Мериел все еще не приняла своих увечий. И она же его жалеет!
— Мне пора идти, — резко заявил Лукьен. — У меня куча дел.
Мериел быстро схватила его за руку.
— Подождите, — произнесла она, мягко усаживая рядом с собой. — Позвольте, я кое-что покажу вам.
Лукьен присел на корточки.
— Мериел, вы вовсе не обязаны ничего мне показывать. Мне не стоило вас заставлять.
— Да нет же, я сама этого хочу. Хочу сделать для вас кое-что.
Она извлекла прутик из тлеющей кучи. На краю прутика горела крошечная красная точечка. Она подула на нее, сосредоточилась, и вдруг из прутика вырвалось мощное пламя. Оно не побежало по прутику, а пылало прямо в воздухе, вокруг него. Как зачарованный, Лукьен придвинулся поближе, с восторгом глядя, как женщина поднимает пламя вверх при помощи второй руки. Мериел двигала пальцами, и огонь танцевал вокруг них, меняя цвет.
— Чудеса! — воскликнул Лукьен. — Мериел, это потрясающе!
— Погодите, я еще не закончила.
Пламя расширялось, становилось насыщенного красного цвета, пульсируя, словно живое. Мериел сконцентрировалась, заставляя огонь вращаться, изменяя очертания. Лукьен наблюдал и ему казалось, что женщина лепит из пламени удивительные скульптуры.
— Роза, — вдруг узнал он. И вправду, великолепный живой цветок вырисовывался из огня. Мериел гордо улыбнулась, протягивая свой подарок Лукьену.
— Это вам. За вашу доброту.
Лукьен бережно взял розу, стараясь, не загубить хрупкое творение. Он широко заулыбался, поворачивая ее, рассматривая искорки, вылетающие из центра.
— Она не проживет долго, — сказала Мериел. — Такие сложные вещи мне не под силу удерживать длительное время.
Глядя на огненный цветок, Лукьен почувствовал такой покой и умиротворение, какие его уже давно не посещали.
— Все в порядке. Ничто прекрасное не вечно.
— Посмотрите, — печально изрекла Мериел. Роза уже увядала. Они наблюдали за процессом, пока она не разрушилась и прутик снова не стал прутиком. Гибель розы сделала лицо женщины грустным.
— Не нужно сожалений, — сказал Лукьен. Он положил прутик и посмотрел на Мериел, и вдруг понял, что она прекрасна. Он наклонился и поцеловал ее в щеку. Не в красивую щеку, а в ту, что со шрамами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
На второй день Лукьен отправился на поиски Миникин в главный зал Гримхольда. Но маленькая хозяйка замка была, казалось, неуловима. Наконец, рыцарь обнаружил ее. Миникин общалась с одним из немых — парнем, который мог издавать лишь нечленораздельные звуки. Однако Миникин понимала каждое слово. Она слушала и кивала, а потом повернулась туда, где стоял Лукьен. Махнула рыцарю рукой, как будто заранее знала, где он ее поджидает. Подозвав Лукьена, она спросила его, как идут дела, и не нужно ли ему чего.
— Нужно. Примерно тысячу солдат.
Миникин лишь улыбнулась, уверив его, что Нечеловеки способны защитить себя. Ему не стоит переживать из-за их неопытности в бою. Пусть лучше хорошенько ознакомится с Гримхольдом и представит себе, какой способ Акила изберет для начала атаки.
— Все очень просто, — саркастически усмехнулся Лукьен. — Он приведет стенобитное орудие и протаранит главные ворота, а потом станет уничтожать всех подряд, пока не умертвит каждого жителя.
При этих словах Миникин повернулась и пошла прочь, бросив на ходу загадочную фразу:
— Храни веру.
К сожалению, от Гилвина помощи было не больше, нежели от Миникин. Парень замкнулся в собственном маленьком уютном мирке, как будто никакая армия не маячила на горизонте. Его влюбленность в Белоглазку не подвергалась сомнению: он все ночи пролеживал без сна, глядя в пламя светильника. Лукьену симптомы его болезни были хорошо известны, и в чем-то он даже симпатизировал мальчику, но все-таки его не могло не сердить то, сколько времени он проводил в обществе подружки. И речь здесь не шла о ревности: просто Лукьен нуждался в дружеской поддержке. А Гилвин был смышленым пареньком, и от него могло бы быть больше толку в обороне крепости, если бы он не тратил время на ухаживания. Если им суждено выжить — все время мира будет к услугам влюбленных. Если же нет — все потеряет смысл. И зарождающаяся страсть погаснет, не успев разгореться.
С такими мрачными мыслями Лукьен отправился рассмотреть сложную систему строений Гримхольда, и к концу третьего дня уже разобрался в хитросплетении ходов и лабиринтов. Он был сыт по горло Нечеловеками и их увечьями, тяжелая ноша давила ему на сердце. Он отчаянно тосковал по Кассандре, и никто из здешних обитателей, несмотря на их дружелюбие, не мог скрасить его одиночества. Странное дело, но именно одиночество заставляло Лукьена сторониться всех и держаться обособленно. Ему захотелось побыть одному вне стен замка, под открытым небом. Не сказав ни слова Миникин и Гилвину, он направился к главным воротам Гримхольда. Там он обнаружил Грейгора, массивного стражника с переломанными костями, восседавшего в массивном деревянном кресле внутри железного портала. Здоровяк поднял голову и посмотрел на Лукьена, как всегда, не издав ни звука.
— Я хочу выйти, — произнес Лукьен. — Пожалуйста, открой ворота.
Стало ясно, что Грейгор привык к подобным просьбам, ибо без промедления поднялся. Не задавая вопросов, направился к воротам и громко стукнул по ним рукояткой меча. В ответ на это две группы стражников начали тянуть толстые цепи. Они выглядели близнецами и, как будто, без физических изъянов, но Лукьен уже знал, что здесь, в Гримхольде, внешность часто бывает обманчивой, и не удивился бы, распознав в них слепых и прокаженных. Когда ворота поползли вверх, Грейгор посторонился и пропустил Лукьена. Его доспехи даже не звякнули.
— И что же? Ты позволишь мне уйти прямо так?
Грейгор моргнул, но по-прежнему не издал ни звука. Он нахмурился, и Лукьен понял: гигант не в восторге от вопросов.
— Ну ладно, я уже устал разговаривать со всеми вами, — заключил Лукьен и поспешил вон из крепости — туда, где ждал его чистый, свежий горный воздух. И сразу жаркое пустынное солнце обожгло ему лицо. Рыцарь же как будто не замечал жары. Как хорошо почувствовать тепло, пусть даже и обжигающее. За его спиной начали опускаться тяжелые железные ворота, закрывая от мира таинственных Нечеловеков. Лукьен сделал несколько шагов вперед, не оглядываясь, потом остановился. Идти-то ему было некуда. Он просто хотел выйти. Он с любопытством огляделся вокруг: высокие горные пики окружали плато. Там есть много площадок, откуда можно успешно вести бой, вот только было бы кому его вести.
— Довольно, — сказал он себе. — Думать больше не о чем.
Он все дни усиленно работал головой, составляя планы, и теперь желал покоя. Поэтому он выбрал один из уступов в отдалении, решив передохнуть и расслабиться там, успокоив возбужденный ум. Идти туда придется долго, но это даже к лучшему: подальше от спертого воздуха Гримхольда. Эта мысль ускорила его шаг, но, добравшись до места, рыцарь обнаружил там человеческую фигуру. Кто-то стоял на коленях спиной к нему. Лукьен замедлил шаг. Непонятно, кто перед ним, ибо сидящего надежно скрывал черный плащ с капюшоном. Горел огонь, в костре лежала груда хвороста. Сидящий у костра человек тянул руки над пламенем, словно творя заклинания. Лукьен не хотел ему мешать, но любопытство взяло свое.
— Привет! — окликнул он.
Человек мигом вскочил на ноги, повернувшись. Его скрюченные пальцы тут же плотно запахнули капюшон, спрятав лицо. Лукьен ощутил внезапный стыд. Наверное, сидящий страдал проказой и вынужден скрываться от людей. Рыцарь поднял руку в успокаивающем жесте.
— Не стоит бояться! Я Лукьен, из замка. Вы, наверняка, слышали обо мне.
Вначале фигура не шевелилась, затем последовал кивок.
— Я вышел подышать свежим воздухом, — с улыбкой поведал Лукьен. — Наверное, и вы тоже, а? — он поглядел на пламя костра, вспомнив странный отсвет, замеченный им прежде между ладонями сидящего. — Пожалуй, для костра сейчас немного жарковато, вы не находите?
И опять ему не ответили. Человек вытянул руку над пламенем, на высоте добрых четырех футов. И огонь погас, а человек поспешил мимо Лукьена вперед, по направлению к Гримхольду. Рыцарь с минуту смотрел на кучу углей, а потом бросился догонять незнакомца.
— Постойте. Не убегайте! — воскликнул он.
Как ни странно, тот остановился и обернулся. Все еще сжимая края капюшона, незнакомец произнес — и голос оказался женским:
— Я пришла побыть в одиночестве, сэр Лукьен. Так оставьте меня, пожалуйста.
— Так вы женщина, — проговорил Лукьен. — То есть, я хотел сказать, простите меня. Я просто удивлен, — он осторожно попытался вызвать в ней доверие. — Я вовсе не хотел помешать вам. Я и сам желал побыть в одиночестве, так что могу уйти и оставить вас с вашим занятием, — и снова взгляд его упал на угли и пепел погасшего костра. — И все-таки, что вы такое делали?
Женщина не приближалась, но и не убегала.
— Миникин просила нас оказывать вам гостеприимство. Я не хочу идти против ее воли, но у меня есть свои тайны, сэр Лукьен. Была бы вам весьма признательна, если бы вы оставили меня в покое.
Голос у нее оказался чудесный — чистый и юный.
— Горный склон достаточно велик, — заметил Лукьен. — Мы легко сможем разделить его. Но мне кажется, что компания друг друга нам не помешает.
— Я думала, вы хотели побыть в одиночестве, — возразила женщина.
Лукьен пожал плечами.
— Сердце переменчиво, — он протянул к ней руку. — Вернись, пожалуйста. Клянусь, я не стану осуждать тебя, если ты этого боишься. Я многое повидал в жизни — и гораздо хуже того, что ты прячешь под капюшоном.
— Напористый вы человек, — проговорила женщина. Лукьен не мог разобрать, обиделась она или нет. — Ну что ж, может быть, и мне не помешает компания, — вздохнула она. Она опустила руки, и края капюшона разошлись. Лукьен заставил себя не пялить глаза.
— Ну вот. А теперь, может, сядешь и покажешь, что ты делала с костром? Как тебе удалось погасить его?
— Секретное слово, сэр Лукьен. Все Нечеловеки обладают такими словами. Вы не заметили этого?
— Да вы совсем дитя, миледи, — сказал Лукьен. Он уселся, скрестив ноги и приглашая ее последовать своему примеру: — Как ваше имя?
И снова женщина замешкалась, но потом решилась и заняла место напротив Лукьена, к его вящему удовольствию. Рыцарь старался не поднимать глаз, дабы не смущать ее, и незнакомка тут же заметила эти усилия.
— Я не хочу, чтобы меня избегали, сэр, — мягко произнесла она. — Именно поэтому я попала в Гримхольд. Если желаете разговаривать со мной — не отводите взгляд.
— Простите, — Лукьен поднял глаза. — Не хотелось бы причинять вам дискомфорт.
— Я привыкла к дискомфорту. Он сопровождает меня большую часть жизни.
— Отчего? — задал вопрос Лукьен. Из-под капюшона едва виднелись ее зеленые глаза, остальное лицо было скрыто. Но руки… Их покрывали чудовищные шрамы. — У вас проказа, миледи?
— Если бы это было так, вас бы это напугало?
Лукьен покачал головой.
— Нет. Смерть не пугает меня.
Женщина, казалось, была заинтригована, взгляд зеленых глаз смягчился. Она медленно кивнула:
— Понимаю, как это может быть. Я не прокаженная, сэр Лукьен. У меня ожоги. Лицо, руки… Все тело, на самом деле. Из-за них я выгляжу как прокаженная.
Сам не зная, почему, Лукьен попросил:
— Покажите.
Удивительное дело, но она подчинилась. Искалеченные пальцы потянулись к капюшону, медленно откидывая его. Показались длинные белокурые волосы. Правая сторона лица оказалась прекрасной, совершенно не пострадавшей. Зеленые глаза с надеждой глядели на Лукьена. Но левая сторона… Вся покрытая глубокими красными шрамами, сбегающими вниз, к шее, и скрывающимися под плащом. Лукьен застыл, не в силах двинуться с места. Два лика одной женщины, такие разные, являли собой настоящую трагедию. Но он сдержал гримасу ужаса, наоборот, заставил себя улыбнуться.
— Так лучше, — сказал рыцарь.
Женщина рассмеялась.
— Лучше? Вы очень добры — либо слепы на оба глаза.
— Я имел в виду другое. Вам не стоит прятать свое лицо. Особенно здесь. Миникин сказала мне, что Нечеловеки не осуждают друг друга.
— Я прячу лицо скорее от самой себя. Не могу смотреть на него. Никогда не могла.
— Это был пожар?
Она кивнула. Отвела прекрасные зеленые глаза.
— Когда я была совсем юной, в доме, где я жила, начался пожар. Отец и мать погибли. Я же смогла спастись. Когда выскочила на улицу, одежда на мне горела. И пока мне не помогли ее потушить… — она пожала плечами и коснулась изуродованной щеки. — … произошло вот это.
— Какая ужасная история. Мне очень жаль вас.
Женщина подарила ему улыбку признательности.
— Когда все случилось, мне было всего двенадцать. Вначале я думала, что все наладится, что у меня вырастет новая кожа, когда я стану старше. Все вокруг утешали меня подобным образом. Но, разумеется, я выросла и осталась такой же, и теперь мне приходится жить с этой болью.
— Как же вы попали в Гримхольд?
— Как и все. Миникин нашла меня около двух лет назад. Я была отщепенкой, сэр Лукьен. У меня не было семьи и, конечно, не было мужа. Как вы думаете, каким образом может мужчина реагировать на такую женщину, как я?
— Мне кажется, я понимаю, — проговорил Лукьен. Внезапно ему стало неловко и самому захотелось закутаться в плащ. Собеседница моментально прочла его мысли.
— Нет ничего постыдного в том, чтобы быть мужчиной, сэр Лукьен. Вы еще добрее прочих. Ни один мужчина не захочет жениться на чудовище.
— Постойте-ка. По-моему, это слово здесь не в ходу. И вы не чудовище. Мне не хотелось бы, чтобы вы так себя называли. По крайней мере, не в моем присутствии, — он говорил все это, не отводя глаз и с удивлением понял: ему несложно смотреть на нее, — вы еще не назвали своего имени.
— Мериел меня зовут, — сообщила она.
— Мериел, и ничего больше? Я думал, у всех Нечеловеков есть особые имена.
— Я никогда не хотела иметь такое имя. И не желала становиться Нечеловеком, так что Миникин не заставила меня взять себе особое имя. Перед тем, как я попала сюда, люди называли меня ужасными кличками, сэр Лукьен. Не хотелось бы снова слышать оскорбления. Я не настолько сильна, чтобы вынести все это.
— Тогда я с радостью стану звать вас Мериел. Но вы ведь Нечеловек. Я видел, как вы обращались с огнем.
— Да, — ответила Мериел, глядя прямо на тлеющие угли. — Огонь — мое проклятие.
— Вы хотите сказать — ваш дар?
— Я имею в виду то, что говорю — огонь мое проклятие. Он — часть моего тела. Он внутри моей кожи. Все эти годы я живу с этой болью. У меня есть Акари, который помогает с ней справиться, но… — она сделала паузу и подняла глаза. — Вы ведь знаете об Акари, да?
— Да. Миникин рассказала мне. Ваш дух Акари помогает вам.
— Верно. Если бы не он, вся моя жизнь стала бы сплошной пыткой. Я благодарна Сарлвариану за помощь, но с радостью отдала бы свои способности взамен нормальной кожи. Вот почему это проклятие, сэр.
— Вы можете управлять огнем? — спросил Лукьен. — Из-за того, что он — часть вашей кожи?
— Огонь сделал меня такой, какова я есть, вот что говорит сарлвариан. Он мой Акари, и он помогает мне справляться с болью, а также управлять пламенем.
— По мне, это все же похоже на удивительный дар, — заметил Лукьен. — Вовсе не на проклятье. Уметь разжечь огонь силой мысли…
— Я не могу разжигать огонь, — возразила Мериел. — Просто управляю им. Но если есть хоть маленькая искорка, я способна превратить ее в бушующее пламя. Этой способностью всегда обладали заклинатели Акари. Самый могущественный Акари, Амараз — мастер огня. Амараз научил Сарлвариана управлять огнем, и он помогает мне.
— Вы покажете мне? — попросил Лукьен. — Мне хотелось бы посмотреть.
Мериел улыбнулась.
— Сэр Лукьен, я проделываю фокусы с огнем для собственного развлечения. Управляя огнем, я справляюсь со своей болью. Вот единственная польза от моего…
— Дара? — вмешался Лукьен с улыбкой.
— Пусть будет так.
— Когда я прибыл в Гримхольд, то увидел человека с шариком пламени в руках. Это были вы, верно?
Мериел кивнула.
— Это было так странно — и так красиво. Вот что вы такое, Мериел. Вы способны покорить воображение.
Впервые за время разговора она улыбнулась.
— Вы очаруете кого угодно, сэр. Я уже говорила, вы, должно быть, слепец.
— О нет, я отлично вижу. И видел немало удивительного здесь, в Гримхольде. И вы — среди прочих чудес. Не нужно считать себя проклятой, Мериел. Если и есть в Гримхольде кто-нибудь проклятый, так это я.
— Да, я заметила это в вас. Вы ходите один, словно призрак. Миникин рассказывала нам вашу историю. Мне очень жаль вас, сэр Лукьен. Вы столько потеряли в жизни.
Лукьен посмотрел на нее, удивленный, что слышит подобное от женщины, которая сама лишилась всего. В отличие от остальных Нечеловеков, Мериел все еще не приняла своих увечий. И она же его жалеет!
— Мне пора идти, — резко заявил Лукьен. — У меня куча дел.
Мериел быстро схватила его за руку.
— Подождите, — произнесла она, мягко усаживая рядом с собой. — Позвольте, я кое-что покажу вам.
Лукьен присел на корточки.
— Мериел, вы вовсе не обязаны ничего мне показывать. Мне не стоило вас заставлять.
— Да нет же, я сама этого хочу. Хочу сделать для вас кое-что.
Она извлекла прутик из тлеющей кучи. На краю прутика горела крошечная красная точечка. Она подула на нее, сосредоточилась, и вдруг из прутика вырвалось мощное пламя. Оно не побежало по прутику, а пылало прямо в воздухе, вокруг него. Как зачарованный, Лукьен придвинулся поближе, с восторгом глядя, как женщина поднимает пламя вверх при помощи второй руки. Мериел двигала пальцами, и огонь танцевал вокруг них, меняя цвет.
— Чудеса! — воскликнул Лукьен. — Мериел, это потрясающе!
— Погодите, я еще не закончила.
Пламя расширялось, становилось насыщенного красного цвета, пульсируя, словно живое. Мериел сконцентрировалась, заставляя огонь вращаться, изменяя очертания. Лукьен наблюдал и ему казалось, что женщина лепит из пламени удивительные скульптуры.
— Роза, — вдруг узнал он. И вправду, великолепный живой цветок вырисовывался из огня. Мериел гордо улыбнулась, протягивая свой подарок Лукьену.
— Это вам. За вашу доброту.
Лукьен бережно взял розу, стараясь, не загубить хрупкое творение. Он широко заулыбался, поворачивая ее, рассматривая искорки, вылетающие из центра.
— Она не проживет долго, — сказала Мериел. — Такие сложные вещи мне не под силу удерживать длительное время.
Глядя на огненный цветок, Лукьен почувствовал такой покой и умиротворение, какие его уже давно не посещали.
— Все в порядке. Ничто прекрасное не вечно.
— Посмотрите, — печально изрекла Мериел. Роза уже увядала. Они наблюдали за процессом, пока она не разрушилась и прутик снова не стал прутиком. Гибель розы сделала лицо женщины грустным.
— Не нужно сожалений, — сказал Лукьен. Он положил прутик и посмотрел на Мериел, и вдруг понял, что она прекрасна. Он наклонился и поцеловал ее в щеку. Не в красивую щеку, а в ту, что со шрамами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83