Тогда в моей работе еще просматривалась какая-то справедливость, какая-то честь. Но это мерзкое дело… быть нанятым шпионить и обманывать, поддерживать других в их измене, чтобы заманить их в ловушку. – Мартин с тоской теребил бороду. – И все ради чего? Ради поддельного герба и клочка земли.
– Вы искали безопасное убежище для своей дочери. Не вы замыслили убить королеву.
– Нет, я только помогаю Уолсингему привести другую королеву к ее крушению и смерти.
– Мария Стюарт во многом сама за себя постаралась. – Кэт провела рукой по его щеке тем нежным жестом, который был редок для нее и поэтому тем более приятен. – Я не питаю особой любви к Елизавете, но нет никакой особой доблести подбивать кого-то на убийство. Если бы я пошла на борьбу с Тюдорихой, то единственное, на что я согласилась бы, так это сразиться с ней лицом к лицу, моя шпага против ее шпаги.
– Это все потому, что на свете совсем мало женщин, подобных вам. Да и мужчин тоже.
– Только не говорите глупостей, – отмахнулась Катриона, но покраснела так, как никогда не покраснела бы, если бы он одарил ее всеми цветистыми комплиментами, которыми он обычно осыпал женщин.
Кэт слишком твердо стояла на земле и была одарена логикой и ясным умом. Она видела вещи намного более четко, чем Мартин. Он чувствовал, как если бы ловким взмахом своего ножа она отсекла все чувство его вины, все муки совести, которые изводили его.
Он не заслуживал утешения, которое Катриона предлагала ему, но он был не в силах отказаться. Мартин обхватил ее за талию и притянул к себе. Кэт прильнула к нему без колебания. Он вдохнул одной ей присущий запах. Не сладострастные духи, но что-то более простое и земное, как теплый дождь или свежий летний ветерок.
Они стояли, обнявшись, очень долго, и вокруг стихли все звуки, кроме барабанящего дождя, потрескивания поленьев и уверенного глухого стука их сердец.
Было что-то нежное в объятиях Мартина, и Кэт постаралась ничего не желать больше. Она была рада, что может спрятать лицо на его груди, чтобы он не прочитал безумную страсть в ее глазах, не увидел, как сильно она влюблена в него, как потряс ее рассказ Мартина, поскольку сознавала, насколько опасно было то, чем он занимался. От мысли, что Мартина могут убить, и она потеряет его, ее начинало трясти.
Мартин никогда в жизни не будет ее мужчиной. Они расстанутся через несколько месяцев, и, вероятнее всего, никогда больше не увидят друг друга. Как бы тяжело, как бы больно ей ни было, Кэт не сомневалась, она сумеет это перенести. Сумеет до тех пор, пока будет знать, что Мартин жив и где-то шагает по миру своим собственным путем.
– Когда вы отдадите Уолсингему этот портрет, вы избавитесь от него? – Кэт чуть откинула голову, чтобы посмотреть на него. – Ваше участие в раскрытии заговора на этом закончится, ведь так?
– Надеюсь. Но если все закончится скверно, если что-нибудь случится со мной, тогда вы присмотрите за Мег. – Мартин не задавал вопрос, он говорил об этом как о само собой разумеющемся факте, и от этого утверждения, казалось, получал большое утешение.
– Вы же знаете, что присмотрю, – заверила его Кэт. – Но ничего не должно случиться с вами. – Приподнявшись на цыпочки, она прижалась губами к его губам.
Мартин колебался только одно мгновение, прежде чем погрузил пальцы в ее волосы. Он поддерживал ее затылок и целовал горячими долгими поцелуями.
Потом отодвинулся и задумчиво посмотрел на нее. Ее желание отразилось в зеленых глубинах его глаз.
– Кэт, – произнес он хрипло.
Он облизал губы, и она знала, что он пытался сказать. Надо собрать силы, чтобы воспротивиться искушению, призвать на помощь все серьезные доводы, согласно которым они должны держаться подальше друг от друга.
Причины, которые она знала гораздо лучше, чем он сам. Из них двоих, скорее всего, именно Катриона с разбитым сердцем побредет прочь после их случайной близости.
Вытянувшись, она провела пальцами по его губам, легонько поддразнивая его, преодолевая сопротивление. Мартин посмотрел на нее, и в его глазах была мука.
– Кэт, мы… мы не должны…
Кэт вздохнула, и в ее вздохе слышалась горечь желания, слишком долго подавляемого разумом.
– Нет, черт побери. Мы должны.
Вцепившись руками в складки его рубашки, она снова яростно прижалась к его губам. Мартин схватил ее за плечи, словно хотел оттолкнуть.
Язык Кэт устремился в бой, он срывал печать с его губ, ища вход. Мартин задрожал, и ей показалось, будто она почувствовала, как что-то ломается внутри него, словно молния рассекала небо.
Крепко сжимая ее в объятиях, он задрал ее рубашку. Кэт задохнулась, когда он сжал руками ее голые ягодицы, от его пылающих жаром рук огненная лава прорвалась прямо к ее женскому ядру. С дикой свирепостью целуя ее, Мартин притянул к себе ее бедра так крепко, что она затрепетала и даже через плотную ткань штанов почувствовала, как восстала его плоть.
Она дрожала от желания, все крепче прижимаясь к нему. Мартин с трудом оторвался от ее губ. Он трудно и часто дышал.
– О боже, – простонал он. – Я никудышный мерзавец. Полный негодяй. Безнравственный грешник.
– Я знаю, – выдохнула Кэт. Она терлась об него, буквально вибрируя, и ползла, как заползала бы на дерево. – Именно это… – она чуть было не выдохнула «я больше всего люблю в вас». Несмотря на взведенные страстью чувства, она сохранила достаточно разума, чтобы поправить себя: – Именно таковы и есть… ваши лучшие качества.
Мартин прерывисто рассмеялся. Хотя его тело пульсировало от желания, он убрал руку с ее ягодиц. Одернув на ней рубашку, он сделал над собой благородное усилие, чтобы отодвинуть ее от себя.
Но героические усилия Мартина оказались совершенно напрасны, поскольку Кэт схватила полы рубашки и стянула ее с себя через голову. У него пересохло в горле, когда его взгляду предстали ее маленькие крепкие груди и красноватого золота пыльца в треугольнике между ног.
Мартин застонал, его мужское естество напряглось до боли.
– Кэт, смилуйся.
– Нет! – Она бросила рубашку к его ногам, как кто-то бросил бы перчатку. – Проклятие! Там за окном темная дождливая ночь, и мы только что, лишь по какой-то счастливой случайности, избежали гибели. Никакого конца света не случится, и небо не упадет, если мы найдем крошечную частицу удовольствия друг в друге. К тому же меня не волнуют понятия греха вашей церкви. В конце концов, я всего лишь язычница.
Она рывком откинула назад волосы, огненные пряди как языки пламени рассыпались по ее белым плечам, ее глаза сверкали в отблесках пламени, словно блестящие драгоценные камни. Мартин двинулся на нее, как будто желая сжечь себя в ее жертвенном огне.
Мартин всегда брал на себя инициативу в любом любовном свидании. Он был, в конце концов, французом. Но позволил женщине раздевать его, и пальцы Кэт ловко расшнуровали его рубашку.
Отбрасывая его рубашку, она легонько провела ногтями по его обнаженной груди и обошла вокруг него так, словно рассчитывала свести его с ума.
Мартин был поражен жаром и желанием, когда она обхватила его руками со спины, расплющив горячие груди у него на спине. Она закручивала волосы, растущие на его груди, на палец и медленно, миллиметр за миллиметром спускалась к его брюкам.
– Господи Иисусе, женщина, что ты пытаешься сделать со мной?
– Заставить вас сломаться в моих руках, – промурлыкала она, игриво кусая его в предплечье.
Ему показалось, она получает удовольствие от своей власти над ним, возможно, даже слишком большое. Пора было восстанавливать контроль над ситуацией.
Ухватив ее за запястье, он прервал ее слишком смелое исследование. Стремительно развернувшись к ней лицом, он пробормотал:
– Нет, ты пытаешься поставить меня на колени.
Одарив ее сердитым взглядом, он упал на колени перед нею. Прежде чем Кэт предположила то, что он хотел сделать, он обхватил руками ее ягодицы и рывком придвинул к себе, погрузив лицо в гнездо завитков между ее ногами.
Она покачнулась и задрожала, вцепившись пальцами в его плечи, поскольку ее тело реагировало с удивительной стремительностью, потрясая ее невероятным ощущением, будто она цепенеет от удовольствия, которое сделало ее слишком слабой, чтобы устоять. Вся дрожа, она опустилась на колени подле него. Улыбка Мартина была слишком самодовольной.
– Вы… ты, французский дьявол, – выдохнула она.
– Ирландская ведьма, – расхохотался он в ответ.
Кэт едва ли заметила, как Мартин освободил себя от остальных предметов одежды. Ей бы хотелось подольше насладиться зрелищем его обнаженного тела, такого крепкого, состоящего из одних мускулов и сухожилий. Но он уложил ее на спину. Нависнув над ней, он стал осыпать ее поцелуями от шеи до груди, затем схватил губами сначала один сосок, затем другой. По мере того как он прикасался к ее телу горячим и влажным языком, Кэт закрывала глаза и прикусывала губу, чтобы не закричать от неправдоподобного, мучительного наслаждения.
Когда Мартин наконец погрузился в нее, она задохнулась от потрясения. Когда ее лоно вытянулось, чтобы приладиться к нему, возникло ощущение, что он полностью заполнил ее.
Кэт встрепенулась, открыла глаза и обнаружила, что и Мартин, приподнявшись, смотрит на нее изумленным взглядом.
– Mon Die, Кэт! – прохрипел он. – Ты такая теплая и тугая. Ты впустила меня, словно… словно…
– Словно ты надел перчатку?
– О нет, словно наши тела были скроены для того, чтобы принадлежать друг другу.
У Кэт перехватило дыхание. Как бы ей хотелось, чтобы он действительно так думал, но она не сомневалась, что эти восторженные слова Мартин Ле Луп, благородный любовник, считал себя обязанным прошептать любой женщине, с которой бывал близок.
По мере того как он погружался все усерднее и глубже, напряжение Кэт накручивалось спиралью все туже и туже. Она впилась ногтями ему в спину и выкрикнула его имя, когда испытала очередной выплеск восторга.
Мартин сделал заключительный толчок и содрогнулся, извергнув свое семя глубоко внутрь нее. Он распластался на ней. Кэт чувствовала, как гремит его колотящееся сердце в унисон с ее сердцем.
В неистовом порыве она обняла его и не отпускала, пока их натруженное дыхание замедлялось. Она испугалась, когда у нее защипало в глазах, они угрожали заполниться слезами.
Их любовная близость была чудесной физической радостью, и ничего подобного она никогда не испытывала. Но она сознавала, что этой ночью она предложила Мартину больше, чем только свое тело. Она открыла ему сердце и душу, делая себя много более уязвимой, чем она когда-либо была с любым другим мужчиной.
Мартин отодвинулся, и Катриона усиленно заморгала, чтобы он не поймал ее на лжи, поняв, что все случившееся между ними означало для нее гораздо больше, чем просто мимолетное удовольствие.
Глубину ее чувств стало еще труднее скрывать теперь, когда он смотрел на нее с такой теплотой. Он нежно отвел со лба мокрые пряди ее волос.
– Катриона.
Он почти никогда не называл ее этим именем. Кэт судорожно сглотнула и выдавила из себя жалкую улыбку.
– Вот так… так. Это было… было…
Он усмехнулся.
– Да, это было. Разве нет?
Она вздрогнула, ее спина и таз начинали чувствовать последствия энергичных ударов по жесткому полу.
Мартин оторвался от нее, приподнялся выше, и в его глазах появилось беспокойство.
– Я вел себя слишком грубо? Я сделал тебе больно?
«Больнее, чем ты можешь себе даже представить».
– Я не так-то легко поддаюсь. – Кэт заставила себя рассмеяться. – Но я, похоже, посадила себе занозу на заднице.
Мартин хмыкнул. Прежде чем она сообразила, что он собирался сделать, он сгреб ее в охапку и поднял высоко на руки. Неся ее к кровати, он пробормотал:
– Сейчас посмотрим, что мы можем с этим сделать.
ГЛАВА 18
Пламя угасало, а потом сгорели и все дрова, превратившись в тлеющие угли. В какой-то момент за последний час ливень стих и перешел в унылый, барабанящий по окнам мелкий дождь. Мартин понятия не имел, когда это случилось. В тот момент, когда они с Кэт во второй раз замерли в изнеможении в объятиях друг друга? Или это было в третий раз?
Мартин лежал, смежив веки, и блуждающая улыбка играла на его губах. Он чувствовал себя таким размякшим, довольным до пресыщения и полностью удовлетворенным, каким и помнить-то не помнил, что бывал когда-то. Он передвинулся, пытаясь найти для себя более удобное положение, но матрац был настолько изношенным, что он все равно постепенно начинал скатываться к провисшей середине.
Не то чтобы он имел право жаловаться. Они с Кэт приняли посильное участие в разрушении остова кровати.
Он боялся, что какие-то из веревок вообще лопнут на очередном витке их энергичных любовных баталий, и уж точно не сомневался, что одну из стареньких простыней они точно порвали.
Большая часть постельного белья валялась на полу. Мартин свесился с кровати и вытащил из этой кучи одеяло. Он накрыл им женщину, которая свернулась клубком на другом краю кровати, спиной к нему.
Мартин немного расстроился, что Кэт уже погрузилась в сон после их последнего бурного кульминационного момента. Он предпочел бы, чтобы она засыпала в его объятиях, уютно примостив голову у него на плече. Но он увидел, что она не спала, а смотрела, как струйки дождя стекают по оконному стеклу.
Он укутал ее одеялом и прижался к ней. Его душа была переполнена чувствами. Он сгорал от нетерпения выплеснуть поток романтичных слов и нежных глупейших признаний ей на ухо. Но он сомневался, примет ли Кэт все это благосклонно.
Поэтому он удовольствовался ласковым поглаживанием того места пониже спины, откуда он удалил занозу.
– Как ты? – спросил он нежно.
– Я пытаюсь собраться с силами, чтобы заставить себя проснуться и одеться. Нам надо вернуться до утра. Мег будет сильно тревожиться, если она проснется и обнаружит, что нет нас обоих.
– До утра еще очень далеко. Прошло не так много времени после полуночи, и все еще идет дождь, – возразил он. – У нас еще много времени.
– Но вам надо поторопиться отнести этот портрет к Уолсингему. Если Бабингтон обнаружит, что портрет пропал, он запаникует и удерет. Сомневаюсь, что ваш заказчик будет тогда доволен. В конце концов, надо подумать и о награде. Вы полагаете, Уолсингем сдержит свое обещание?
– Полагаю, да. Как правило, он человек слова. – Мартину бы радоваться при мысли о достижении цели, к которой он так давно стремился. Но он сам себе удивлялся: воодушевление куда-то пропало.
Он попытался поцеловать Кэт в плечо, но она натянула одеяло.
– И вы получите наконец возможность отправиться к леди Дэнвер и положить свое сердце к ее ногам.
Мартин виновато поежился, услышав имя Джейн. По правде говоря, он мало вспоминал о ней в последнее время и уж совсем не думал о ней в эти несколько часов. Он был обязан сходить к ней, если ни по какой другой причине, то хотя бы чтобы заверить ее, что она может больше не волноваться за брата. И он должен быть достаточно честен с ней и объяснить, почему он настолько уверен в своих словах, признаться, как шпионил для Уолсингема.
Мартин надеялся, что Джейн простит ему. Но он больше ничего не желал от этой женщины! Его ошеломила эта мысль, но так уж сложилось.
Кэт сидела, съежившись, на самом краешке кровати, как можно дальше от него. Словно теперь, когда их близость прошла, она избегала его прикосновений.
Свечи давно оплыли. Только красные огоньки в камине давали мерцающий отблеск в комнате. Мартин приподнялся на локоть, вглядываясь в Кэт. Ему хотелось лучше видеть ее лицо.
Он отвел назад спутанную прядку волос с ее щеки.
– Я не могу даже думать о Джейн, – признался он. – После всего, что объединяло нас…
– Не надо, – резко перебила его Кэт.
– Не надо? – Рука Мартина замерла. – Прикасаться к тебе или…
– Не надо считать себя обязанным произносить красивые речи или давать клятвенные заверения в преданности только потому, что мы разделили одно ложе. – Она окинула его нахмуренным взглядом. – Мы оба знаем, что все происходившее здесь так и останется всего лишь приятным эпизодом в нашей жизни, не более. Два горячих тела поддались своим глубоко сдерживаемым желаниям в пасмурную и дождливую ночь. Земля не перевернулась, и небо внезапно не пролилось звездным дождем.
Может, для нее и нет. Мартин выдохнул из груди весь воздух. Он ощущал себя совсем как баркас, который только-только стремительно плыл по волнам, но внезапно ветер исчез, и паруса повисли.
– Простите мне попытку проявить внимание, – пробормотал он.
Резко откатившись на другую сторону кровати, он начал колотить кулаком по тонкой подушке в тщетном усилии взбить ее.
– Мне жаль, если я задела вашу мужскую гордость… – начала Кэт.
– Non, pas de tout. Я не настолько самонадеян, чтобы раздуваться от гордости за свои таланты в постели, – скривился Мартин. – Впрочем, вот… ну да, наверное, я все-таки самонадеян. И я не привык, что после близости женщина зевает, переворачивается на другой бок и начинает храпеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
– Вы искали безопасное убежище для своей дочери. Не вы замыслили убить королеву.
– Нет, я только помогаю Уолсингему привести другую королеву к ее крушению и смерти.
– Мария Стюарт во многом сама за себя постаралась. – Кэт провела рукой по его щеке тем нежным жестом, который был редок для нее и поэтому тем более приятен. – Я не питаю особой любви к Елизавете, но нет никакой особой доблести подбивать кого-то на убийство. Если бы я пошла на борьбу с Тюдорихой, то единственное, на что я согласилась бы, так это сразиться с ней лицом к лицу, моя шпага против ее шпаги.
– Это все потому, что на свете совсем мало женщин, подобных вам. Да и мужчин тоже.
– Только не говорите глупостей, – отмахнулась Катриона, но покраснела так, как никогда не покраснела бы, если бы он одарил ее всеми цветистыми комплиментами, которыми он обычно осыпал женщин.
Кэт слишком твердо стояла на земле и была одарена логикой и ясным умом. Она видела вещи намного более четко, чем Мартин. Он чувствовал, как если бы ловким взмахом своего ножа она отсекла все чувство его вины, все муки совести, которые изводили его.
Он не заслуживал утешения, которое Катриона предлагала ему, но он был не в силах отказаться. Мартин обхватил ее за талию и притянул к себе. Кэт прильнула к нему без колебания. Он вдохнул одной ей присущий запах. Не сладострастные духи, но что-то более простое и земное, как теплый дождь или свежий летний ветерок.
Они стояли, обнявшись, очень долго, и вокруг стихли все звуки, кроме барабанящего дождя, потрескивания поленьев и уверенного глухого стука их сердец.
Было что-то нежное в объятиях Мартина, и Кэт постаралась ничего не желать больше. Она была рада, что может спрятать лицо на его груди, чтобы он не прочитал безумную страсть в ее глазах, не увидел, как сильно она влюблена в него, как потряс ее рассказ Мартина, поскольку сознавала, насколько опасно было то, чем он занимался. От мысли, что Мартина могут убить, и она потеряет его, ее начинало трясти.
Мартин никогда в жизни не будет ее мужчиной. Они расстанутся через несколько месяцев, и, вероятнее всего, никогда больше не увидят друг друга. Как бы тяжело, как бы больно ей ни было, Кэт не сомневалась, она сумеет это перенести. Сумеет до тех пор, пока будет знать, что Мартин жив и где-то шагает по миру своим собственным путем.
– Когда вы отдадите Уолсингему этот портрет, вы избавитесь от него? – Кэт чуть откинула голову, чтобы посмотреть на него. – Ваше участие в раскрытии заговора на этом закончится, ведь так?
– Надеюсь. Но если все закончится скверно, если что-нибудь случится со мной, тогда вы присмотрите за Мег. – Мартин не задавал вопрос, он говорил об этом как о само собой разумеющемся факте, и от этого утверждения, казалось, получал большое утешение.
– Вы же знаете, что присмотрю, – заверила его Кэт. – Но ничего не должно случиться с вами. – Приподнявшись на цыпочки, она прижалась губами к его губам.
Мартин колебался только одно мгновение, прежде чем погрузил пальцы в ее волосы. Он поддерживал ее затылок и целовал горячими долгими поцелуями.
Потом отодвинулся и задумчиво посмотрел на нее. Ее желание отразилось в зеленых глубинах его глаз.
– Кэт, – произнес он хрипло.
Он облизал губы, и она знала, что он пытался сказать. Надо собрать силы, чтобы воспротивиться искушению, призвать на помощь все серьезные доводы, согласно которым они должны держаться подальше друг от друга.
Причины, которые она знала гораздо лучше, чем он сам. Из них двоих, скорее всего, именно Катриона с разбитым сердцем побредет прочь после их случайной близости.
Вытянувшись, она провела пальцами по его губам, легонько поддразнивая его, преодолевая сопротивление. Мартин посмотрел на нее, и в его глазах была мука.
– Кэт, мы… мы не должны…
Кэт вздохнула, и в ее вздохе слышалась горечь желания, слишком долго подавляемого разумом.
– Нет, черт побери. Мы должны.
Вцепившись руками в складки его рубашки, она снова яростно прижалась к его губам. Мартин схватил ее за плечи, словно хотел оттолкнуть.
Язык Кэт устремился в бой, он срывал печать с его губ, ища вход. Мартин задрожал, и ей показалось, будто она почувствовала, как что-то ломается внутри него, словно молния рассекала небо.
Крепко сжимая ее в объятиях, он задрал ее рубашку. Кэт задохнулась, когда он сжал руками ее голые ягодицы, от его пылающих жаром рук огненная лава прорвалась прямо к ее женскому ядру. С дикой свирепостью целуя ее, Мартин притянул к себе ее бедра так крепко, что она затрепетала и даже через плотную ткань штанов почувствовала, как восстала его плоть.
Она дрожала от желания, все крепче прижимаясь к нему. Мартин с трудом оторвался от ее губ. Он трудно и часто дышал.
– О боже, – простонал он. – Я никудышный мерзавец. Полный негодяй. Безнравственный грешник.
– Я знаю, – выдохнула Кэт. Она терлась об него, буквально вибрируя, и ползла, как заползала бы на дерево. – Именно это… – она чуть было не выдохнула «я больше всего люблю в вас». Несмотря на взведенные страстью чувства, она сохранила достаточно разума, чтобы поправить себя: – Именно таковы и есть… ваши лучшие качества.
Мартин прерывисто рассмеялся. Хотя его тело пульсировало от желания, он убрал руку с ее ягодиц. Одернув на ней рубашку, он сделал над собой благородное усилие, чтобы отодвинуть ее от себя.
Но героические усилия Мартина оказались совершенно напрасны, поскольку Кэт схватила полы рубашки и стянула ее с себя через голову. У него пересохло в горле, когда его взгляду предстали ее маленькие крепкие груди и красноватого золота пыльца в треугольнике между ног.
Мартин застонал, его мужское естество напряглось до боли.
– Кэт, смилуйся.
– Нет! – Она бросила рубашку к его ногам, как кто-то бросил бы перчатку. – Проклятие! Там за окном темная дождливая ночь, и мы только что, лишь по какой-то счастливой случайности, избежали гибели. Никакого конца света не случится, и небо не упадет, если мы найдем крошечную частицу удовольствия друг в друге. К тому же меня не волнуют понятия греха вашей церкви. В конце концов, я всего лишь язычница.
Она рывком откинула назад волосы, огненные пряди как языки пламени рассыпались по ее белым плечам, ее глаза сверкали в отблесках пламени, словно блестящие драгоценные камни. Мартин двинулся на нее, как будто желая сжечь себя в ее жертвенном огне.
Мартин всегда брал на себя инициативу в любом любовном свидании. Он был, в конце концов, французом. Но позволил женщине раздевать его, и пальцы Кэт ловко расшнуровали его рубашку.
Отбрасывая его рубашку, она легонько провела ногтями по его обнаженной груди и обошла вокруг него так, словно рассчитывала свести его с ума.
Мартин был поражен жаром и желанием, когда она обхватила его руками со спины, расплющив горячие груди у него на спине. Она закручивала волосы, растущие на его груди, на палец и медленно, миллиметр за миллиметром спускалась к его брюкам.
– Господи Иисусе, женщина, что ты пытаешься сделать со мной?
– Заставить вас сломаться в моих руках, – промурлыкала она, игриво кусая его в предплечье.
Ему показалось, она получает удовольствие от своей власти над ним, возможно, даже слишком большое. Пора было восстанавливать контроль над ситуацией.
Ухватив ее за запястье, он прервал ее слишком смелое исследование. Стремительно развернувшись к ней лицом, он пробормотал:
– Нет, ты пытаешься поставить меня на колени.
Одарив ее сердитым взглядом, он упал на колени перед нею. Прежде чем Кэт предположила то, что он хотел сделать, он обхватил руками ее ягодицы и рывком придвинул к себе, погрузив лицо в гнездо завитков между ее ногами.
Она покачнулась и задрожала, вцепившись пальцами в его плечи, поскольку ее тело реагировало с удивительной стремительностью, потрясая ее невероятным ощущением, будто она цепенеет от удовольствия, которое сделало ее слишком слабой, чтобы устоять. Вся дрожа, она опустилась на колени подле него. Улыбка Мартина была слишком самодовольной.
– Вы… ты, французский дьявол, – выдохнула она.
– Ирландская ведьма, – расхохотался он в ответ.
Кэт едва ли заметила, как Мартин освободил себя от остальных предметов одежды. Ей бы хотелось подольше насладиться зрелищем его обнаженного тела, такого крепкого, состоящего из одних мускулов и сухожилий. Но он уложил ее на спину. Нависнув над ней, он стал осыпать ее поцелуями от шеи до груди, затем схватил губами сначала один сосок, затем другой. По мере того как он прикасался к ее телу горячим и влажным языком, Кэт закрывала глаза и прикусывала губу, чтобы не закричать от неправдоподобного, мучительного наслаждения.
Когда Мартин наконец погрузился в нее, она задохнулась от потрясения. Когда ее лоно вытянулось, чтобы приладиться к нему, возникло ощущение, что он полностью заполнил ее.
Кэт встрепенулась, открыла глаза и обнаружила, что и Мартин, приподнявшись, смотрит на нее изумленным взглядом.
– Mon Die, Кэт! – прохрипел он. – Ты такая теплая и тугая. Ты впустила меня, словно… словно…
– Словно ты надел перчатку?
– О нет, словно наши тела были скроены для того, чтобы принадлежать друг другу.
У Кэт перехватило дыхание. Как бы ей хотелось, чтобы он действительно так думал, но она не сомневалась, что эти восторженные слова Мартин Ле Луп, благородный любовник, считал себя обязанным прошептать любой женщине, с которой бывал близок.
По мере того как он погружался все усерднее и глубже, напряжение Кэт накручивалось спиралью все туже и туже. Она впилась ногтями ему в спину и выкрикнула его имя, когда испытала очередной выплеск восторга.
Мартин сделал заключительный толчок и содрогнулся, извергнув свое семя глубоко внутрь нее. Он распластался на ней. Кэт чувствовала, как гремит его колотящееся сердце в унисон с ее сердцем.
В неистовом порыве она обняла его и не отпускала, пока их натруженное дыхание замедлялось. Она испугалась, когда у нее защипало в глазах, они угрожали заполниться слезами.
Их любовная близость была чудесной физической радостью, и ничего подобного она никогда не испытывала. Но она сознавала, что этой ночью она предложила Мартину больше, чем только свое тело. Она открыла ему сердце и душу, делая себя много более уязвимой, чем она когда-либо была с любым другим мужчиной.
Мартин отодвинулся, и Катриона усиленно заморгала, чтобы он не поймал ее на лжи, поняв, что все случившееся между ними означало для нее гораздо больше, чем просто мимолетное удовольствие.
Глубину ее чувств стало еще труднее скрывать теперь, когда он смотрел на нее с такой теплотой. Он нежно отвел со лба мокрые пряди ее волос.
– Катриона.
Он почти никогда не называл ее этим именем. Кэт судорожно сглотнула и выдавила из себя жалкую улыбку.
– Вот так… так. Это было… было…
Он усмехнулся.
– Да, это было. Разве нет?
Она вздрогнула, ее спина и таз начинали чувствовать последствия энергичных ударов по жесткому полу.
Мартин оторвался от нее, приподнялся выше, и в его глазах появилось беспокойство.
– Я вел себя слишком грубо? Я сделал тебе больно?
«Больнее, чем ты можешь себе даже представить».
– Я не так-то легко поддаюсь. – Кэт заставила себя рассмеяться. – Но я, похоже, посадила себе занозу на заднице.
Мартин хмыкнул. Прежде чем она сообразила, что он собирался сделать, он сгреб ее в охапку и поднял высоко на руки. Неся ее к кровати, он пробормотал:
– Сейчас посмотрим, что мы можем с этим сделать.
ГЛАВА 18
Пламя угасало, а потом сгорели и все дрова, превратившись в тлеющие угли. В какой-то момент за последний час ливень стих и перешел в унылый, барабанящий по окнам мелкий дождь. Мартин понятия не имел, когда это случилось. В тот момент, когда они с Кэт во второй раз замерли в изнеможении в объятиях друг друга? Или это было в третий раз?
Мартин лежал, смежив веки, и блуждающая улыбка играла на его губах. Он чувствовал себя таким размякшим, довольным до пресыщения и полностью удовлетворенным, каким и помнить-то не помнил, что бывал когда-то. Он передвинулся, пытаясь найти для себя более удобное положение, но матрац был настолько изношенным, что он все равно постепенно начинал скатываться к провисшей середине.
Не то чтобы он имел право жаловаться. Они с Кэт приняли посильное участие в разрушении остова кровати.
Он боялся, что какие-то из веревок вообще лопнут на очередном витке их энергичных любовных баталий, и уж точно не сомневался, что одну из стареньких простыней они точно порвали.
Большая часть постельного белья валялась на полу. Мартин свесился с кровати и вытащил из этой кучи одеяло. Он накрыл им женщину, которая свернулась клубком на другом краю кровати, спиной к нему.
Мартин немного расстроился, что Кэт уже погрузилась в сон после их последнего бурного кульминационного момента. Он предпочел бы, чтобы она засыпала в его объятиях, уютно примостив голову у него на плече. Но он увидел, что она не спала, а смотрела, как струйки дождя стекают по оконному стеклу.
Он укутал ее одеялом и прижался к ней. Его душа была переполнена чувствами. Он сгорал от нетерпения выплеснуть поток романтичных слов и нежных глупейших признаний ей на ухо. Но он сомневался, примет ли Кэт все это благосклонно.
Поэтому он удовольствовался ласковым поглаживанием того места пониже спины, откуда он удалил занозу.
– Как ты? – спросил он нежно.
– Я пытаюсь собраться с силами, чтобы заставить себя проснуться и одеться. Нам надо вернуться до утра. Мег будет сильно тревожиться, если она проснется и обнаружит, что нет нас обоих.
– До утра еще очень далеко. Прошло не так много времени после полуночи, и все еще идет дождь, – возразил он. – У нас еще много времени.
– Но вам надо поторопиться отнести этот портрет к Уолсингему. Если Бабингтон обнаружит, что портрет пропал, он запаникует и удерет. Сомневаюсь, что ваш заказчик будет тогда доволен. В конце концов, надо подумать и о награде. Вы полагаете, Уолсингем сдержит свое обещание?
– Полагаю, да. Как правило, он человек слова. – Мартину бы радоваться при мысли о достижении цели, к которой он так давно стремился. Но он сам себе удивлялся: воодушевление куда-то пропало.
Он попытался поцеловать Кэт в плечо, но она натянула одеяло.
– И вы получите наконец возможность отправиться к леди Дэнвер и положить свое сердце к ее ногам.
Мартин виновато поежился, услышав имя Джейн. По правде говоря, он мало вспоминал о ней в последнее время и уж совсем не думал о ней в эти несколько часов. Он был обязан сходить к ней, если ни по какой другой причине, то хотя бы чтобы заверить ее, что она может больше не волноваться за брата. И он должен быть достаточно честен с ней и объяснить, почему он настолько уверен в своих словах, признаться, как шпионил для Уолсингема.
Мартин надеялся, что Джейн простит ему. Но он больше ничего не желал от этой женщины! Его ошеломила эта мысль, но так уж сложилось.
Кэт сидела, съежившись, на самом краешке кровати, как можно дальше от него. Словно теперь, когда их близость прошла, она избегала его прикосновений.
Свечи давно оплыли. Только красные огоньки в камине давали мерцающий отблеск в комнате. Мартин приподнялся на локоть, вглядываясь в Кэт. Ему хотелось лучше видеть ее лицо.
Он отвел назад спутанную прядку волос с ее щеки.
– Я не могу даже думать о Джейн, – признался он. – После всего, что объединяло нас…
– Не надо, – резко перебила его Кэт.
– Не надо? – Рука Мартина замерла. – Прикасаться к тебе или…
– Не надо считать себя обязанным произносить красивые речи или давать клятвенные заверения в преданности только потому, что мы разделили одно ложе. – Она окинула его нахмуренным взглядом. – Мы оба знаем, что все происходившее здесь так и останется всего лишь приятным эпизодом в нашей жизни, не более. Два горячих тела поддались своим глубоко сдерживаемым желаниям в пасмурную и дождливую ночь. Земля не перевернулась, и небо внезапно не пролилось звездным дождем.
Может, для нее и нет. Мартин выдохнул из груди весь воздух. Он ощущал себя совсем как баркас, который только-только стремительно плыл по волнам, но внезапно ветер исчез, и паруса повисли.
– Простите мне попытку проявить внимание, – пробормотал он.
Резко откатившись на другую сторону кровати, он начал колотить кулаком по тонкой подушке в тщетном усилии взбить ее.
– Мне жаль, если я задела вашу мужскую гордость… – начала Кэт.
– Non, pas de tout. Я не настолько самонадеян, чтобы раздуваться от гордости за свои таланты в постели, – скривился Мартин. – Впрочем, вот… ну да, наверное, я все-таки самонадеян. И я не привык, что после близости женщина зевает, переворачивается на другой бок и начинает храпеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42