берет, под который она с таким трудом убрала длинные волосы, походил скорее на воронье гнездо, чем на залихватский головной убор королевского пажа. Вирта попыталась придать ему правильную форму и несколько раз с силой прижала берет к голове, но как только она отпускала руки, он снова упрямо устремлялся вверх. О том, чтобы появиться в таком виде на улице, не могло быть и речи! Нужно было срочно что-то предпринимать. Она почти не колебалась: несколько сухих щелчков, и длинные пряди упали на пол. Вирта отложила ножницы и вновь взглянула на себя в зеркало. Теперь даже без ненавистного берета она вполне могла сойти за молоденького пажа. Грустно улыбнувшись, девушка отошла от зеркала, накинула на плечи плащ и распахнула окно. Прочная верёвка, скользнув змеей по каменной кладке, свободным концом опустилась на землю. Эррина Лэктон несколько раз с силой подёргала её, проверяя прочность узлов, решительно выдохнула и начала осторожно спускаться.
Путь, который она выбрала, оказался нелёгким: руки дрожали от напряжения, ноги всё время соскальзывали, и она едва не сорвалась вниз. Небольшой арбалет, что минуту назад, как ей казалось, был удобно закреплён на перевязи, теперь свободно болтался за спиной, то и дело больно врезаясь острыми углами в поясницу.
Да, путь был нелёгким. Но сейчас он был единственным: в подобном наряде покинуть дом другим способом было невозможно.
После встречи с тёмным лисом Вирта примчалась в особняк Лэктонов и, запершись в своей комнате, поступила так, как поступила бы любая другая девушка на её месте, а именно – в полной мере дала волю своим чувствам. Через какое-то время, когда подушки были уже не в состоянии впитывать обрушившиеся на них потоки слёз, она вдруг осознала, что ей никто не поможет, кроме неё самой! Она сама должна разыскать Юра! К тому же, она знала, где следует его искать! Откуда пришло это знание, Вирта и сама не могла объяснить, но сердце подсказывало ей, что она права.
Ах, это женское сердце! Что мы знаем о нём? Порой оно творит чудеса. Если бы Вейдж, или какой другой лис, сейчас заглянули бы в её сердце, они просто бы не поверили тому, что увидели. Вирта встала нас след! На след лиса! Лиса, который поставил блок! Это было невероятно, но это было правдой. Конечно, сама девушка даже не подозревала о том, что сделала что-то сверхъестественное. Она просто слушала своё сердце и доверяла ему. Ведь она шла не по следу лиса – она спешила на помощь любимому. Любовь указывала ей дорогу ничуть не хуже, а может даже лучше чуткого лисьего носа. И эта дорога вела в порт…
Эрр Ивыч нерешительно взялся за дверной молоток, но тут же отпустил его и сделал шаг назад. «Что я скажу? – подумал он. – „Извините за столь поздний визит, эрресса, я хочу поговорить о вашей дочери… Как, неужели вы ничего не знаете? Она влюбилась! В кого? Вы не поверите, но в меня!“ А вдруг она позовёт дочь? Вдруг она решит, что я пришёл делать предложение?! Какой позор…» – старый солдат отчетливо представил эту картину и окончательно убедил себя, что сегодня не самый удачный момент для объяснений. «Завтра! – твёрдо пообещал он себе. – Завтра я обязательно доведу дело до конца! Дождусь, когда молодая эррина покинет особняк, и только после этого нанесу визит её матери. Причем, по всем правилам этикета: в карете с родовым гербом и в новом парадном камзоле. Завтра всё будет по-другому!». Ивыч повеселел: сражение, а это было именно сражение, пусть даже с самим собой и не на войне, а на любовном фронте – откладывалось. А какой солдат не будет рад временной передышке? Довольный таким поворотом событий, дрок облегчённо выдохнул. Теперь оставалось только дождаться караульную смену. «По такому случаю, так и быть – разнос устраивать не буду, – благодушно подумал Ивыч, прохаживаясь вдоль фасада здания. – Если конечно сами не напросятся!» – торопливо добавил он.
Из последних сил она пыталась удержаться, но пальцы разжались. Сдавленный вскрик огласил тёмную улицу. Слава Шауру, до земли оставалось всего пара ярдов, благодаря чему Вирта отделалась лишь ушибленным коленом. Зашипев от боли, девушка стала подниматься, как вдруг кто-то сграбастал её за шиворот.
– Только дёрнись, щенок, и я обрежу тебе уши! – свирепо пообещал знакомый голос. – Много украл?
Вирта поняла, что еще немного – и её начнут обыскивать.
– Ивыч! – отбрыкиваясь, всхлипнула она. – Отпустите!
– Эррина Лэктон? Вы?! – опешил старик. Он удивленно посмотрел на свисавшую из окна веревку. – Но…
Закончить фразу ему не удалось – девушка перешла в атаку:
– Как вы могли?! Он поручил вам следить за мной, да?! Так вот, передайте Вейджу, что я всё равно найду Юра! Я люблю его, как вы все не поймёте? – ещё не высохшие слёзы вновь хлынули из её глаз.
– Я? Ну… я, – смешался тёмник. – Как это… Караульная смена…Служба так сказать… – оправдываясь, промямлил он. Внезапно до него дошёл смысл сказанной ею фразы. – Вы любите лиса? Юр – это ведь тот молодой лис, что пропал два дня назад? И вы его любите?
Вместо ответа Вирта ткнулась лицом в его широкую грудь и зарыдала ещё громче.
– Ну, что вы, не нужно… – бормотал Ивыч, несмело поглаживая её по голове. – Всё утрясется, поверьте старому дураку.
«Вот-вот, дурак и есть, – с облегчением подумал он. – Эк, чего вообразил! Размечтался… Кто же это так подшутил надо мной?» Тёмник неожиданно для себя почувствовал укол разочарования: он уже свыкся с мыслью, с ощущением, что кем-то любим… И хотя это ощущение было для него неожиданным, пугающим, противоречивым – оно всё же льстило его самолюбию, и согревало его суровую солдатскую душу. Старику стало немного обидно за себя и чуточку жаль, что это волшебное чувство развеялось в одночасье…
– Вы мне поможете, Ивыч? – поднимая заплаканное лицо, спросила Вирта. – Правда, поможете?
– Конечно же, помогу, – успокоил её дрок. – Иначе для чего ещё существуют старые болваны? Разве я могу отпустить вас одну, ночью, пусть даже и с таким вооружением, – по-отечески улыбнулся он, заметив небольшой арбалет.
Вирта смущённо запахнула плащ.
– Вот только, эррина, уж коли вы решили вооружиться, то следует привести оружие в боевую готовность. Может так случиться, что потом у вас уже не будет на это времени. Болты-то захватили? – невольно переходя на привычно-назидательный тон осведомился он.
– Два, – растерянно прошептала Вирта.
– Негусто, – насупился старик, ловко взводя арбалет. – Стрелять-то умеете? Не думаю, что это понадобится, но в ночном городе всякое может произойти, тем более теперь, – вздохнул он. – Куда, кстати, вы собрались?
– В порт, – твёрдо сказала девушка.
– Ну, что ж, в порт, так в порт, – согласился Ивыч. – Только уговор – слушаться меня! Иначе никаких поисков!
– Договорились, – сквозь слёзы улыбнулась Вирта. – Я буду само послушание!
День четвёртый.
двенадцатый час после Полуденной службы.
"… – Знаешь, мне иногда бывает так страшно и так одиноко, что хочется забраться в самый дальний и тёмный угол и тихонько выть, так, что б не спугнуть тишину, что расстилается вокруг меня. Я всегда знала, что встречу кого-то вроде тебя, но я не знала, что ты будешь таким… Я не знала, что твои глаза всегда будут оставаться холодными серыми льдинками, и только уголки твоих губ иногда будут чуть подрагивать, когда тебе захочется улыбнуться… Ты действительно одиночка. Почему я не могу без тебя – и с тобой таким тоже не могу? Зачем всё это? Ах, если бы все было по-другому…
– Свершившееся не терпит сослагательного наклонения, Хелен. Никто не знает, почему всё случается именно так, а не иначе. Судьба, вероятно…
– Ну почему всё так грустно и нескладно, а? Ты ведь умный, ты ведь всё знаешь, скажи мне, почему?… Почему в душе моей нет покоя?
– Это жизнь, Хелен…
– Почему ты не нашёл меня иначе, чем так, как ты это сделал? Ну почему ты не нашёл меня хоть чуть-чуть раньше? Почему ты нашёл меня именно той зимой? Ты был так хорош в сказках, которые ты мне рассказывал, что мне захотелось поверить, что твои сказки – про меня. А ты – ты даже пальцем не пошевелил, даже не попытался удержать меня рядом… Брал за руку и уводил в дождь, и показывал свои любимые уголки города и кабачки… А потом приводил обратно, и давал свои шерстяные носки, и кутал в свой меховой плащ, и согревал горячим вином, и мы сидели у твоего камина, и говорили ни о чём и обо всём… Вернее – я говорила, а ты молчал и слушал, молча слушал – и чуть улыбался про себя…Ты слушал меня, молчал и чего-то ждал… Выжидал, словно охотник! Мне было тепло с тобой. Потом стало жарко. А теперь – холодно. И пусто, будто с холста стёрли несколько мазков краски…
– Я сознательно стёр их, Хелен. Пусто – зато не больно. Я приношу несчастье и боль. Тебе – не хочу. Я достаточно причинил боли, и теперь просто пытаюсь уберечь тебя…
– Винс, Винс… как ты можешь уберечь меня от того, о чём не имеешь представления? И что стоит за словом «боль»? Позвать, поманить, приголубить, приручить… и обмануться, прогнать, избавиться?
– Неоправдавшиеся надежды. Примерно так…
– Но ведь невозможно знать, как и что сложится… не понимаю…
– Возможно.
– Как?
– Я знаю себя, Хелен…
– Тебе проще меня отпустить, чем любить и этим убить…
– Да…
– Тебе самому не страшно? Скольких ты убил, Винс?
– Многих…
– Я знаю, что умру без тебя, но медленно умирать рядом с тобой это ещё страшнее… Я знаю, что в тебе нет любви. Но я знаю, что в тебе есть страх. Он одинаков у всех живых – страх смерти… Ты сказал мне однажды, что всё сложно. Помилуй Шаур, Винс… Не сложнее, чем не умереть на войне.
– Я много раз умирал, и это не страшно. Я знаю. Я готов. Я не боюсь. И не умереть на войне – это оказывается вовсе не сложно. А умереть – вовсе не страшно. Нужно просто не бояться умереть…
– Я знаю, что ты уже умирал, и что умрёшь ещё тысячу раз – без страха. Но я о другой смерти… Хотя, это уже неважно…"
Хелен открыла глаза. Она всегда просыпалась, когда ей снился этот сон, словно боялась досмотреть его до конца. Пока это был только сон… Такого разговора между ними никогда не было, но она знала, что он будет именно таким, и потому никогда не пыталась начать его наяву. Он как-то сказал: «У каждого своя пропасть». Вот Хелен и прыгнула в такую пропасть. Она ещё не разбилась, но уже ясно видела острые камни, на которые ей предстояло упасть. Это была её пропасть… Она шагнула в неё сознательно, и винить в том было некого, кроме себя самой. Она полюбила оборотня… Полюбила в надежде пробудить в его душе ответное чувство, хотя прекрасно знала, что у нелюдя нет и никогда не было души…
Эллина всхлипнула во сне. Женщина встала и подошла к её кроватке. «Тишь-тишь-тишь», – прошептала она, поглаживая ребёнка по голове. Девочка причмокнула и успокоилась. Днём она была обыкновенным ребёнком – смеялась, плакала, капризничала, шалила. Казалось, что она всё забыла, но по ночам воспоминания возвращались, и девочка плакала во сне. Винс говорил, что скоро это пройдёт, но Хелен была уверена, что такие раны не лечатся и остаются на всю жизнь. Женщина поправила детское одеяло и подошла к окну. Сквозь щели тянуло ночной прохладой. Скоро станет совсем холодно, а потом наступит долгая зима… В приграничье зима была особенно долгой. И не только из-за того, что с горных хребтов дули холодные ветры, приносившие метели и вьюги. Она была долгой, потому что приносила с собой одиночество. Зимой Винс приезжал очень редко. Он почти всё время находился в столице или ещё где-то, а ей оставалось только ждать и слушать тоскливый волчий вой среди белого безмолвия…
Сзади послышался шорох. Хелен обернулась. Девочка сидела на кровати и пристально смотрела на дверь. В её глазах застыл немой ужас.
– В чём дело, милая? – встревожено спросила женщина. – Что тебя так напугало?
Вместо ответа Эллина молча вытянула руку, указывая на дверь. Хелен прислушалась: за дверью не было слышно ни единого шороха. «Всё тихо, – отметила она, успокаивая себя. – Даже слишком тихо», – промелькнула следующая мысль. Только сейчас она обратила внимание, что с самого вечера в гостинице было непривычно спокойно. Обычно гости гуляли до глубокой ночи: под окнами раздавались крики, то и дело затевались ссоры, иногда перераставшие в драки, а сегодня ничего этого не было. Хелен охватило беспокойство. Она осторожно подошла к двери и приложила ухо к замочной скважине. Через какое-то время ей показалось, что с той стороны скрипнула половица. Женщина выпрямилась, и в тот же миг дверь распахнулась от сильного удара, оглушив её и отбросив на середину комнаты. В номер ворвались две фигуры в тёмной одежде.
– Кляп, быстро! – рявкнул один.
Хелен почувствовала, как на неё навалилось чьё-то тело. Грубая рука разжала ей рот и запихнула в него тряпку.
– Дыши носом, детка, – дыхнув перегаром, хрипло прошептал ей на ухо незнакомец. – А будешь дёргаться, я тебе и эти клюзы перекрою, поняла?
Он перевернул её на живот, завёл руки за спину и несколькими точными движениями прочно связал их.
– Слышь, Слип, – громким шепотом позвал он напарника.
– Ну, что там у тебя? – отозвался тот, которого звали Слипом.
– Ты был прав – яхточка-то на загляденье! Одна корма чего стоит! Может того – ошкурим, пока она в дрейфе?
– Наперёд шкипера? Ты в своем уме, Рейл?
– Дык, никто ж не узнает!
– Отсвистать! – прошипел Слип. – Попортим товар – капитан нас рыб кормить отправит! Кантуй её на выход! И только попробуй порты откинуть – я тебе бушприт враз укорочу!
– Да понял я, – разочарованно протянул Рейл.
Тем временем второй бандит навис над ребёнком.
– Ты же не станешь кричать девочка? – вкрадчиво спросил он. – Кричать нельзя! А то я тебе бо-бо сделаю, поняла? И маме тоже больно будет!
Эллина молча кивнула. По её щекам текли слёзы. Бандит достал платок и скрутил его.
– Открой ротик! – приказал он.
Девочка послушно открыла рот. Слип пропустил платок между её зубов и плотно затянул свободные концы на затылке ребенка.
– Уходим! – скомандовал он, и, подхватив девочку, двинулся к выходу.
Рейл взвалил на плечо связанную Хелен.
– Ничего, крошка, – чуть слышно хохотнул он. – Сначала ты на мне немного поскачешь, а потом уж я на тебе отгарцую по полной. Обещаю!
День пятый.
несколько минут после начала Полуночной службы.
Бобёр схватил нищего за грудки и подтянул к себе.
– Где козырь, проходняк? – ласково спросил он. – Ты же впаривал, что он этой дорогой пошёл!
– Они только что к западному пирсу свернули, – заскулил Жижа, суча ногами.
– Они?
– Двое их. С ним ещё малой. Вроде бы королевский паж.
– Вроде? Не нравятся мне такие запутки. Ты чем мыргал?
– Так темно ж было! – Жижа подпустил в голос слезу. – С самого утра за ним прыгаю, все ноги стёр. Думаешь, легко?
Бобёр криво усмехнулся и опустил нищего на землю.
– Дёргай отсюда! – приказал он. – Завтра придёшь ко мне, насчёт твоего долга пошепчемся.
Жижа тотчас метнулся в сторону и растворился в темноте. Бобёр выждал некоторое время, после чего махнул рукой.
– Пошли, – негромко скомандовал он.
От стены ближайшего дома отделились тени и хищной стаей двинулись в сторону пристани.
Боль нарастала… Она была похожа на тонкую нить, захлестнувшую сердце прочной петлёй, и с каждым шагом эта петля затягивалась всё туже и туже… И вдруг нить лопнула…
Вирта остановилась.
– Здесь, – выдохнула она. – В последний раз он был здесь.
Ивыч заглянул в её бледное лицо.
– Почему вы так уверены? – недоверчиво спросил он.
– Не знаю, – пожала плечами девушка. – Но я убеждена – здесь он поднялся на палубу.
– Или его внесли, – задумчиво пробормотал Ивыч себе под нос.
Девушка вздрогнула:
– Вы что-то знаете?
– У этого пирса, эррина, вчера стоял салийский корабль, на котором в империю было отправлено тело посла. Мои гвардейцы говорили, что губошлёпы грузили какие-то ящики… – мрачно произнёс тёмник. – И лисы, кстати, здесь тоже крутились, – добавил он.
– Как же это, Ивыч? Что происходит? – в отчаянии воскликнула Вирта. – Как он мог?!
Дрок нахмурился. Он прекрасно понял, кого имела в виду эррина Лэктон.
– Даже не знаю, что вам сказать, – медленно произнёс он. – С тёмным лисом творится что-то неладное – даже я это чувствую…
– Клянусь, я заставлю его обо всём рассказать! – с пугающей решимостью пообещала Вирта.
Ивыч с удивлением посмотрел на девушку: такой он никогда её не видел, и почему-то сразу поверил, что ей это удастся. «Не хотел бы я оказаться на месте лиса», – усмехнулся дрок про себя.
– Можете всецело на меня рассчитывать, – церемонно склонил голову он. – А сейчас, эррина, нам нужно возвращаться.
– Да, конечно, – думая о чём-то своем, рассеянно прошептала Вирта. – Ой! – вдруг вскрикнула она.
Тёмник мгновенно развернулся. Со стороны портовых складов к ним приближалась группа людей. «Раз, два, три…», – начал считать тёмные фигуры Ивыч.
– Восемь, – дрогнул за его спиной голос девушки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Путь, который она выбрала, оказался нелёгким: руки дрожали от напряжения, ноги всё время соскальзывали, и она едва не сорвалась вниз. Небольшой арбалет, что минуту назад, как ей казалось, был удобно закреплён на перевязи, теперь свободно болтался за спиной, то и дело больно врезаясь острыми углами в поясницу.
Да, путь был нелёгким. Но сейчас он был единственным: в подобном наряде покинуть дом другим способом было невозможно.
После встречи с тёмным лисом Вирта примчалась в особняк Лэктонов и, запершись в своей комнате, поступила так, как поступила бы любая другая девушка на её месте, а именно – в полной мере дала волю своим чувствам. Через какое-то время, когда подушки были уже не в состоянии впитывать обрушившиеся на них потоки слёз, она вдруг осознала, что ей никто не поможет, кроме неё самой! Она сама должна разыскать Юра! К тому же, она знала, где следует его искать! Откуда пришло это знание, Вирта и сама не могла объяснить, но сердце подсказывало ей, что она права.
Ах, это женское сердце! Что мы знаем о нём? Порой оно творит чудеса. Если бы Вейдж, или какой другой лис, сейчас заглянули бы в её сердце, они просто бы не поверили тому, что увидели. Вирта встала нас след! На след лиса! Лиса, который поставил блок! Это было невероятно, но это было правдой. Конечно, сама девушка даже не подозревала о том, что сделала что-то сверхъестественное. Она просто слушала своё сердце и доверяла ему. Ведь она шла не по следу лиса – она спешила на помощь любимому. Любовь указывала ей дорогу ничуть не хуже, а может даже лучше чуткого лисьего носа. И эта дорога вела в порт…
Эрр Ивыч нерешительно взялся за дверной молоток, но тут же отпустил его и сделал шаг назад. «Что я скажу? – подумал он. – „Извините за столь поздний визит, эрресса, я хочу поговорить о вашей дочери… Как, неужели вы ничего не знаете? Она влюбилась! В кого? Вы не поверите, но в меня!“ А вдруг она позовёт дочь? Вдруг она решит, что я пришёл делать предложение?! Какой позор…» – старый солдат отчетливо представил эту картину и окончательно убедил себя, что сегодня не самый удачный момент для объяснений. «Завтра! – твёрдо пообещал он себе. – Завтра я обязательно доведу дело до конца! Дождусь, когда молодая эррина покинет особняк, и только после этого нанесу визит её матери. Причем, по всем правилам этикета: в карете с родовым гербом и в новом парадном камзоле. Завтра всё будет по-другому!». Ивыч повеселел: сражение, а это было именно сражение, пусть даже с самим собой и не на войне, а на любовном фронте – откладывалось. А какой солдат не будет рад временной передышке? Довольный таким поворотом событий, дрок облегчённо выдохнул. Теперь оставалось только дождаться караульную смену. «По такому случаю, так и быть – разнос устраивать не буду, – благодушно подумал Ивыч, прохаживаясь вдоль фасада здания. – Если конечно сами не напросятся!» – торопливо добавил он.
Из последних сил она пыталась удержаться, но пальцы разжались. Сдавленный вскрик огласил тёмную улицу. Слава Шауру, до земли оставалось всего пара ярдов, благодаря чему Вирта отделалась лишь ушибленным коленом. Зашипев от боли, девушка стала подниматься, как вдруг кто-то сграбастал её за шиворот.
– Только дёрнись, щенок, и я обрежу тебе уши! – свирепо пообещал знакомый голос. – Много украл?
Вирта поняла, что еще немного – и её начнут обыскивать.
– Ивыч! – отбрыкиваясь, всхлипнула она. – Отпустите!
– Эррина Лэктон? Вы?! – опешил старик. Он удивленно посмотрел на свисавшую из окна веревку. – Но…
Закончить фразу ему не удалось – девушка перешла в атаку:
– Как вы могли?! Он поручил вам следить за мной, да?! Так вот, передайте Вейджу, что я всё равно найду Юра! Я люблю его, как вы все не поймёте? – ещё не высохшие слёзы вновь хлынули из её глаз.
– Я? Ну… я, – смешался тёмник. – Как это… Караульная смена…Служба так сказать… – оправдываясь, промямлил он. Внезапно до него дошёл смысл сказанной ею фразы. – Вы любите лиса? Юр – это ведь тот молодой лис, что пропал два дня назад? И вы его любите?
Вместо ответа Вирта ткнулась лицом в его широкую грудь и зарыдала ещё громче.
– Ну, что вы, не нужно… – бормотал Ивыч, несмело поглаживая её по голове. – Всё утрясется, поверьте старому дураку.
«Вот-вот, дурак и есть, – с облегчением подумал он. – Эк, чего вообразил! Размечтался… Кто же это так подшутил надо мной?» Тёмник неожиданно для себя почувствовал укол разочарования: он уже свыкся с мыслью, с ощущением, что кем-то любим… И хотя это ощущение было для него неожиданным, пугающим, противоречивым – оно всё же льстило его самолюбию, и согревало его суровую солдатскую душу. Старику стало немного обидно за себя и чуточку жаль, что это волшебное чувство развеялось в одночасье…
– Вы мне поможете, Ивыч? – поднимая заплаканное лицо, спросила Вирта. – Правда, поможете?
– Конечно же, помогу, – успокоил её дрок. – Иначе для чего ещё существуют старые болваны? Разве я могу отпустить вас одну, ночью, пусть даже и с таким вооружением, – по-отечески улыбнулся он, заметив небольшой арбалет.
Вирта смущённо запахнула плащ.
– Вот только, эррина, уж коли вы решили вооружиться, то следует привести оружие в боевую готовность. Может так случиться, что потом у вас уже не будет на это времени. Болты-то захватили? – невольно переходя на привычно-назидательный тон осведомился он.
– Два, – растерянно прошептала Вирта.
– Негусто, – насупился старик, ловко взводя арбалет. – Стрелять-то умеете? Не думаю, что это понадобится, но в ночном городе всякое может произойти, тем более теперь, – вздохнул он. – Куда, кстати, вы собрались?
– В порт, – твёрдо сказала девушка.
– Ну, что ж, в порт, так в порт, – согласился Ивыч. – Только уговор – слушаться меня! Иначе никаких поисков!
– Договорились, – сквозь слёзы улыбнулась Вирта. – Я буду само послушание!
День четвёртый.
двенадцатый час после Полуденной службы.
"… – Знаешь, мне иногда бывает так страшно и так одиноко, что хочется забраться в самый дальний и тёмный угол и тихонько выть, так, что б не спугнуть тишину, что расстилается вокруг меня. Я всегда знала, что встречу кого-то вроде тебя, но я не знала, что ты будешь таким… Я не знала, что твои глаза всегда будут оставаться холодными серыми льдинками, и только уголки твоих губ иногда будут чуть подрагивать, когда тебе захочется улыбнуться… Ты действительно одиночка. Почему я не могу без тебя – и с тобой таким тоже не могу? Зачем всё это? Ах, если бы все было по-другому…
– Свершившееся не терпит сослагательного наклонения, Хелен. Никто не знает, почему всё случается именно так, а не иначе. Судьба, вероятно…
– Ну почему всё так грустно и нескладно, а? Ты ведь умный, ты ведь всё знаешь, скажи мне, почему?… Почему в душе моей нет покоя?
– Это жизнь, Хелен…
– Почему ты не нашёл меня иначе, чем так, как ты это сделал? Ну почему ты не нашёл меня хоть чуть-чуть раньше? Почему ты нашёл меня именно той зимой? Ты был так хорош в сказках, которые ты мне рассказывал, что мне захотелось поверить, что твои сказки – про меня. А ты – ты даже пальцем не пошевелил, даже не попытался удержать меня рядом… Брал за руку и уводил в дождь, и показывал свои любимые уголки города и кабачки… А потом приводил обратно, и давал свои шерстяные носки, и кутал в свой меховой плащ, и согревал горячим вином, и мы сидели у твоего камина, и говорили ни о чём и обо всём… Вернее – я говорила, а ты молчал и слушал, молча слушал – и чуть улыбался про себя…Ты слушал меня, молчал и чего-то ждал… Выжидал, словно охотник! Мне было тепло с тобой. Потом стало жарко. А теперь – холодно. И пусто, будто с холста стёрли несколько мазков краски…
– Я сознательно стёр их, Хелен. Пусто – зато не больно. Я приношу несчастье и боль. Тебе – не хочу. Я достаточно причинил боли, и теперь просто пытаюсь уберечь тебя…
– Винс, Винс… как ты можешь уберечь меня от того, о чём не имеешь представления? И что стоит за словом «боль»? Позвать, поманить, приголубить, приручить… и обмануться, прогнать, избавиться?
– Неоправдавшиеся надежды. Примерно так…
– Но ведь невозможно знать, как и что сложится… не понимаю…
– Возможно.
– Как?
– Я знаю себя, Хелен…
– Тебе проще меня отпустить, чем любить и этим убить…
– Да…
– Тебе самому не страшно? Скольких ты убил, Винс?
– Многих…
– Я знаю, что умру без тебя, но медленно умирать рядом с тобой это ещё страшнее… Я знаю, что в тебе нет любви. Но я знаю, что в тебе есть страх. Он одинаков у всех живых – страх смерти… Ты сказал мне однажды, что всё сложно. Помилуй Шаур, Винс… Не сложнее, чем не умереть на войне.
– Я много раз умирал, и это не страшно. Я знаю. Я готов. Я не боюсь. И не умереть на войне – это оказывается вовсе не сложно. А умереть – вовсе не страшно. Нужно просто не бояться умереть…
– Я знаю, что ты уже умирал, и что умрёшь ещё тысячу раз – без страха. Но я о другой смерти… Хотя, это уже неважно…"
Хелен открыла глаза. Она всегда просыпалась, когда ей снился этот сон, словно боялась досмотреть его до конца. Пока это был только сон… Такого разговора между ними никогда не было, но она знала, что он будет именно таким, и потому никогда не пыталась начать его наяву. Он как-то сказал: «У каждого своя пропасть». Вот Хелен и прыгнула в такую пропасть. Она ещё не разбилась, но уже ясно видела острые камни, на которые ей предстояло упасть. Это была её пропасть… Она шагнула в неё сознательно, и винить в том было некого, кроме себя самой. Она полюбила оборотня… Полюбила в надежде пробудить в его душе ответное чувство, хотя прекрасно знала, что у нелюдя нет и никогда не было души…
Эллина всхлипнула во сне. Женщина встала и подошла к её кроватке. «Тишь-тишь-тишь», – прошептала она, поглаживая ребёнка по голове. Девочка причмокнула и успокоилась. Днём она была обыкновенным ребёнком – смеялась, плакала, капризничала, шалила. Казалось, что она всё забыла, но по ночам воспоминания возвращались, и девочка плакала во сне. Винс говорил, что скоро это пройдёт, но Хелен была уверена, что такие раны не лечатся и остаются на всю жизнь. Женщина поправила детское одеяло и подошла к окну. Сквозь щели тянуло ночной прохладой. Скоро станет совсем холодно, а потом наступит долгая зима… В приграничье зима была особенно долгой. И не только из-за того, что с горных хребтов дули холодные ветры, приносившие метели и вьюги. Она была долгой, потому что приносила с собой одиночество. Зимой Винс приезжал очень редко. Он почти всё время находился в столице или ещё где-то, а ей оставалось только ждать и слушать тоскливый волчий вой среди белого безмолвия…
Сзади послышался шорох. Хелен обернулась. Девочка сидела на кровати и пристально смотрела на дверь. В её глазах застыл немой ужас.
– В чём дело, милая? – встревожено спросила женщина. – Что тебя так напугало?
Вместо ответа Эллина молча вытянула руку, указывая на дверь. Хелен прислушалась: за дверью не было слышно ни единого шороха. «Всё тихо, – отметила она, успокаивая себя. – Даже слишком тихо», – промелькнула следующая мысль. Только сейчас она обратила внимание, что с самого вечера в гостинице было непривычно спокойно. Обычно гости гуляли до глубокой ночи: под окнами раздавались крики, то и дело затевались ссоры, иногда перераставшие в драки, а сегодня ничего этого не было. Хелен охватило беспокойство. Она осторожно подошла к двери и приложила ухо к замочной скважине. Через какое-то время ей показалось, что с той стороны скрипнула половица. Женщина выпрямилась, и в тот же миг дверь распахнулась от сильного удара, оглушив её и отбросив на середину комнаты. В номер ворвались две фигуры в тёмной одежде.
– Кляп, быстро! – рявкнул один.
Хелен почувствовала, как на неё навалилось чьё-то тело. Грубая рука разжала ей рот и запихнула в него тряпку.
– Дыши носом, детка, – дыхнув перегаром, хрипло прошептал ей на ухо незнакомец. – А будешь дёргаться, я тебе и эти клюзы перекрою, поняла?
Он перевернул её на живот, завёл руки за спину и несколькими точными движениями прочно связал их.
– Слышь, Слип, – громким шепотом позвал он напарника.
– Ну, что там у тебя? – отозвался тот, которого звали Слипом.
– Ты был прав – яхточка-то на загляденье! Одна корма чего стоит! Может того – ошкурим, пока она в дрейфе?
– Наперёд шкипера? Ты в своем уме, Рейл?
– Дык, никто ж не узнает!
– Отсвистать! – прошипел Слип. – Попортим товар – капитан нас рыб кормить отправит! Кантуй её на выход! И только попробуй порты откинуть – я тебе бушприт враз укорочу!
– Да понял я, – разочарованно протянул Рейл.
Тем временем второй бандит навис над ребёнком.
– Ты же не станешь кричать девочка? – вкрадчиво спросил он. – Кричать нельзя! А то я тебе бо-бо сделаю, поняла? И маме тоже больно будет!
Эллина молча кивнула. По её щекам текли слёзы. Бандит достал платок и скрутил его.
– Открой ротик! – приказал он.
Девочка послушно открыла рот. Слип пропустил платок между её зубов и плотно затянул свободные концы на затылке ребенка.
– Уходим! – скомандовал он, и, подхватив девочку, двинулся к выходу.
Рейл взвалил на плечо связанную Хелен.
– Ничего, крошка, – чуть слышно хохотнул он. – Сначала ты на мне немного поскачешь, а потом уж я на тебе отгарцую по полной. Обещаю!
День пятый.
несколько минут после начала Полуночной службы.
Бобёр схватил нищего за грудки и подтянул к себе.
– Где козырь, проходняк? – ласково спросил он. – Ты же впаривал, что он этой дорогой пошёл!
– Они только что к западному пирсу свернули, – заскулил Жижа, суча ногами.
– Они?
– Двое их. С ним ещё малой. Вроде бы королевский паж.
– Вроде? Не нравятся мне такие запутки. Ты чем мыргал?
– Так темно ж было! – Жижа подпустил в голос слезу. – С самого утра за ним прыгаю, все ноги стёр. Думаешь, легко?
Бобёр криво усмехнулся и опустил нищего на землю.
– Дёргай отсюда! – приказал он. – Завтра придёшь ко мне, насчёт твоего долга пошепчемся.
Жижа тотчас метнулся в сторону и растворился в темноте. Бобёр выждал некоторое время, после чего махнул рукой.
– Пошли, – негромко скомандовал он.
От стены ближайшего дома отделились тени и хищной стаей двинулись в сторону пристани.
Боль нарастала… Она была похожа на тонкую нить, захлестнувшую сердце прочной петлёй, и с каждым шагом эта петля затягивалась всё туже и туже… И вдруг нить лопнула…
Вирта остановилась.
– Здесь, – выдохнула она. – В последний раз он был здесь.
Ивыч заглянул в её бледное лицо.
– Почему вы так уверены? – недоверчиво спросил он.
– Не знаю, – пожала плечами девушка. – Но я убеждена – здесь он поднялся на палубу.
– Или его внесли, – задумчиво пробормотал Ивыч себе под нос.
Девушка вздрогнула:
– Вы что-то знаете?
– У этого пирса, эррина, вчера стоял салийский корабль, на котором в империю было отправлено тело посла. Мои гвардейцы говорили, что губошлёпы грузили какие-то ящики… – мрачно произнёс тёмник. – И лисы, кстати, здесь тоже крутились, – добавил он.
– Как же это, Ивыч? Что происходит? – в отчаянии воскликнула Вирта. – Как он мог?!
Дрок нахмурился. Он прекрасно понял, кого имела в виду эррина Лэктон.
– Даже не знаю, что вам сказать, – медленно произнёс он. – С тёмным лисом творится что-то неладное – даже я это чувствую…
– Клянусь, я заставлю его обо всём рассказать! – с пугающей решимостью пообещала Вирта.
Ивыч с удивлением посмотрел на девушку: такой он никогда её не видел, и почему-то сразу поверил, что ей это удастся. «Не хотел бы я оказаться на месте лиса», – усмехнулся дрок про себя.
– Можете всецело на меня рассчитывать, – церемонно склонил голову он. – А сейчас, эррина, нам нужно возвращаться.
– Да, конечно, – думая о чём-то своем, рассеянно прошептала Вирта. – Ой! – вдруг вскрикнула она.
Тёмник мгновенно развернулся. Со стороны портовых складов к ним приближалась группа людей. «Раз, два, три…», – начал считать тёмные фигуры Ивыч.
– Восемь, – дрогнул за его спиной голос девушки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38