Скажем так – мы просто поедем с принцессами на охоту. Ты же обещала показать им лунного кролика? Чем не причина? Во всяком случае, не думаю, что Даниэль сможет найти весомые аргументы против этой поездки, – улыбнулась она, и снова взяла кисть.
– А когда мы выезжаем?
– Сегодня в семь часов после полуденной службы, – рассеяно ответила королева.
Она посмотрела на холст, раздумывая – стоит ли добавить немного охры на загривок вепря, дабы подчеркнуть его матёрость, или же просто ограничится тщательной прорисовкой его стёртых клыков… За её спиной раздался всхлип. Далия мгновенно обернулась.
– Что такое? – удивленно спросила она. – Ты плачешь?
Вирта, продолжая всхлипывать, отрицательно помотала головой. Королева отложила кисть и подошла к девушке.
– Ну-ка, рассказывай, милая, – решительно сказала она. – Это из-за отъезда, или тебя кто-то обидел? Или, может, ты расстроилась из-за Ивыча?
Вирта ещё ниже опустила голову и снова отрицательно помотала головой.
– Значит всё-таки из-за отъезда, – сделала вывод королева. – Что-то подсказывает мне, что у тебя были совсем другие планы на этот вечер… У тебя назначено свидание?
Девушка кивнула и теперь разревелась уже по-настоящему.
– Так… – протянула Далия. – Ты влюбилась, а я об этом ничего не знаю! – деланно рассердилась она. – За всеми этими событиями, я упустила самое важное. – Она подошла к Вирте и взяла её за подбородок. – Рассказывай, котёнок, кто он?
Вирта подняла заплаканное лицо:
– Вы его знаете, это лис, его зовут Юр, – тихо произнесла она.
– Юр… Юр… – задумалась, припоминая, королева. – А, этот молодой лис – помощник Вейджа! Как же, помню. Он такой… – она чуть не сказала вслух «невзрачный», – Он… У него такие интересные глаза! – наконец нашлась она.
– Вы тоже заметили? – вскинулась Вирта. – Когда мы в первый раз познакомились, я тоже сразу обратила внимание на его глаза.
– А как давно вы знакомы?
– Уже полгода. Помните, мы тогда были на охоте, и с нами в кои веков поехал даже тёмный лис? Юр тогда примчался к нему с каким-то докладом. Он влетел во двор охотничьего замка на взмыленной лошади. Мы играли с принцессами во дворе, и я испугалась за них – ведь он мог растоптать их своим животным. Я бросилась к нему, чтобы отругать, а он соскочил с седла и сразу встал передо мной на колени, прося прощения. От него так пахло болотами… Он поцеловал мне руку – и в этот момент, я увидела его глаза… Я тогда сразу поняла, что ничего кроме этих глаз в этом мире мне не нужно…
– Да… глаза… – мечтательно произнесла королева, думая о чём-то своём. – Когда я в первый раз увидела Даниэля, я тоже сразу влюбилась в его глаза.
– В день помолвки?
– Нет… Значительно раньше. Наш брак готовили несколько лет, и мне ещё девочкой показывали портреты моего будущего мужа. Так как наследнику Грайвора запрещалось покидать родину до своего совершеннолетия, наши лучшие художники приезжали сюда. Это я теперь-то понимаю, что тэннцы лишены своего дара на чужбине, а тогда я никак не могла взять в толк, почему все, кто видел его воочию, так восхищаются его глазами. С портретов на меня смотрели пусть и совершенные по форме, но всё же пустые глаза. Я тогда даже… – она хихикнула, – чуть было не стала заочно ненавидеть своего будущего супруга – так надоели мне развешанные везде его портреты. А потом… Потом был Бал Последней Белой Чайки… Мне исполнилось шестнадцать, и отец пригласил многих гостей… Среди них были и Даниэль с королем… У нас на Тэнне девушкам не разрешается посещать балы до своего совершеннолетия. Бал Последней Белой Чайки – это прощание с детством и вступление во взрослую жизнь. Помню, я тогда сидела и злилась на свою служанку Надию, которая перетянула на мне корсет. Я всё время боялась, что моя грудь вывалится на всеобщее обозрение. Ты знаешь, у нас ведь одеваются по-другому, чем здесь – сильные ветра и всё такое, и я не очень-то была привычна к таким платьям. Так вот, сижу я, злюсь на весь белый свет, голова забита мыслями о своем туалете, а тут подходит Даниэль и приглашает меня на танец. Отказать нельзя – иначе дипломатический скандал. Я беру его за руку и, прости меня Шаур, мысленно желаю ему провалиться ему вместе со своим Грайвором прямо к Кхуру. Тут начинается музыка, и вот – с первыми фигурами танца, я поднимаю свой взгляд и вижу его глаза… У меня было такое впечатление, что я нырнула со скалы в самый глубокий омут, – Далия весело рассмеялась. – «Вынырнула» я на руках отца. Оказывается, я потеряла сознание. Даниэль потом говорил мне, что до самой свадьбы думал, что я лишилась чувств, испугавшись его уродливого, как он считает, носа… Ах, как давно это было! – Она подхватила Вирту за руки и закружила по комнате. – А ты плачешь! Ты сейчас переживаешь самые прекрасные мгновения своей жизни! Подумаешь – отъезд! Выедем на час позже, ничего не случится от такой маленькой задержки!
– Спасибо, Далия! – всё также грустно поблагодарила её Вирта.
– Что ещё? – королева склонила голову.
– Понимаете, – по щеке девушки снова поползла слезинка. – Мы никогда не будем вместе… Это невозможно…
– Это ещё почему? Он не любит тебя?
– Нет, что вы, – застенчиво улыбнулась Вирта. – Мы любим друг друга.
– Тогда в чем дело?
– Ну… Я же воспитательница принцесс…
– И?
– Разве вы не знаете? – удивилась девушка. – По закону Грава IV эррина, воспитывающая принцессу, не может выйти замуж до того, как её воспитанница достигнет своего совершеннолетия. Король считал, что воспитательнице негоже отвлекаться мыслями о своих собственных детях, в то время как ей поручена такая важная миссия, как воспитание королевской дочери…
– Чушь какая-то! – фыркнула Далия. – Эти мужчины сначала с умным видом понавыдумывают всяких глупостей, а потом с таким же умным видом претворяют их в жизнь! А нам – женщинам – всё это расхлёбывай!
– Кроме того, мой отец никогда не согласится на этот брак, – продолжила Вирта. – Юр простолюдин, а мой отец хоть и понимает, что наш род именитостью не отличается, всё же считает, что браки с простолюдинами недопустимы. Он мечтает выдать меня за кого-нибудь из наследников Великих домов. Он так радовался, когда я заняла эту должность при дворе…
Королева задумчиво прошлась по комнате.
– Надо будут посоветоваться с Риксусом, – вполголоса пробормотала она. – Кажется, я как королева Грайвора обладаю правом в исключительных случаях даровать титул.
– В исключительных… – тихо повторила за ней Вирта.
– А ты считаешь этот случай рядовым? – приподняла бровь королева. – Ну, так я так не считаю! К тому же, мне кажется, что король согласится с тем, что уж кто-кто, а твой Юр заслужил титул.
Девушка непонимающе посмотрела на свою королеву, та усмехнулась:
– Есть некоторое обстоятельства, позволяющие мне сделать такой вывод.
– А закон Грава IV? – не смея поверить во всё происходящее, вымолвила Вирта.
– Закон? – переспросила Далия и, закинув голову, уставилась в потолок.
Некоторое время она шевелила губами, что-то проговаривая про себя.
– Напомни-ка мне, в этом дурацком законе говорится об одной принцессе?
– Да, – удивлённо произнесла Вирта.
– А у тебя сколько воспитанниц? – хитро прищурилась королева. – Две! – сама же ответила она на свой вопрос. – Значит, в этом случае закон не действует!
Девушка недоверчиво на неё посмотрела.
– Уж поверь мне! – успокоила её королева. – Что такое королевский закон я знаю очень хорошо! Там, где нельзя его отменить, всегда можно воспользоваться неверно проставленной запятой или неточно сформулированным обстоятельством. На всякий случай я, конечно, попрошу Риксуса, чтобы он оформил эту мою светлую мысль надлежащим образом, и уж тогда никто не сможет – да и не посмеет – поспорить с этим. Так что утри слёзы и иди, готовься к своему свиданию. Я думаю, тебе сегодня будет, чем порадовать Юра.
Вирта, сама от себя не ожидая, вопреки строгим правилам дворцового этикета, бросилась к королеве и порывисто её обняла.
– Спасибо! – только и смогла произнести она, и разрыдалась…
На этот раз – от счастья…
День второй:
десять часов после Полуденной службы
Просто сказать о том, что этот пост для всех дроков был самым нелюбимым – значит не сказать ничего! По свалившейся на них откуда-то из тьмы веков традиции, пост возле личной комнаты тёмника королевской гвардии был обязательным, и, как это не странно, почётным. От такого эпитета любой гвардеец, пожалуй, сморщился бы, как от кислого яблока. Весь почёт заключался в том, что бедняга, который нёс службу на этом посту, имел честь созерцать своего начальника и старосту рода в одном лице минимум два раза в сутки. И оба эти свидания, как правило, не сулили часовому ничего хорошего. Ну чего хорошего можно ожидать, когда рано утром эрр Ивыч, полный энергии и сил, вываливается из своей комнаты и первым делом лицезреет своего подчиненного? Само собой разумеется, что часть переполняющей его энергии тут же обрушивается на бедного гвардейца. Вечером же всё происходит в точности наоборот. Тёмник, уставший и злой, возвращается к себе в комнату, и тут видит, что, оказывается, в этом мире существует ещё один человек, который только и ждёт его «мягкого» отеческого слова…
По этой причине, едва услышав приближающиеся шаги своего начальника, дрок, что стоял на посту возле его личных покоев, вытянулся и зашептал молитву. Каково же было его удивление, когда он увидел, как эрр Ивыч, абсолютно не обращая внимания на свою жертву, мирно проследовал в свою комнату и закрыл за собой дверь. Если бы не муштра, вбитая в него на уровне рефлексов, часовой наверняка бы почесал затылок, причем прямо на посту…
Эрр Ивыч очень устал. Он устал спорить, тем более что риторика не была сильной его стороной. Сначала он спорил с королем. Точнее, он думал, что спорил, тогда как на самом деле стоял и угрюмо молчал, слушая категорический приказ – оставаться во дворце. Вместо его верных и, несомненно, лучших дроков, король на время своего паломничества в качестве охранников взял десяток лисов. Потом Ивыч спорил с королевой, уверяя её, что небольшой отряд из двухсот человек – это всего лишь необходимый охранный эскорт, который никак не может помешать охоте, а не целая армия, как считала её величество. Потерпев неудачу и тут, Ивыч отправился к тёмному лису с просьбой привлечь его дроков для какой-нибудь облавы, дабы те не зажирели от безделья. Но Вейдж ему ответил, что в ближайшее время в столице не предвидится крупномасштабных боевых действий, а значит все дроки, во главе со своим тёмником могут с чистой душой посвятить себя заслуженному отдыху.
Вспомнив события прошедшего дня, эрр Ивыч тяжело вздохнул и опустился в своё любимое кресло. Его взгляд скользнул по стенам, увешенным разнообразным оружием, потом опустился на кровать, где лежал забытый утром эскиз родового герба, затем переместился на стол, заваленный картами и схемами сражений… И вдруг замер! Посреди привычных вещей, которые все вместе составляли единое целое, обнаружилась одна – совершенно посторонняя. Даже не посторонняя, а чужеродная в этом аскетично-воинственном окружении. Тёмник встал и двумя пальцами осторожно приподнял маленький венок, сплетенный из розовых лилий. Ивыч задумался и зачем-то понюхал венок. «Что бы это значило? – недоумевал он. – Будем рассуждать здраво: я цветы не собираю – это раз! Ни один дрок, если только он не помешанный, в мою комнату не войдёт – это два. Мимо поста не прошмыгнет и мышь – это три. Венок, по грайворской традиции, это признание со стороны девушки в любви – это…» Ивыч рухнул в кресло, и две их четырёх его ножек, жалобно хрустнув, подломились. Дрок за дверью, услышав грохот, вздрогнул. Старик сидел на полу и оторопело пялился на венок. Это продолжалось довольно долго. Потом он вдруг вскочил и бросился к столу. Сметя с него ворохи карт и схем, он схватил геральдический атлас и начал его лихорадочно листать. Найдя нужную страницу, он близко поднёс книгу к глазам, словно не веря тому, что там было нарисовано, потом бережно положил книгу обратно на стол и с какой-то идиотской улыбкой направился в сторону балкона. Выйдя наружу, он обеими руками оперся на балюстраду и несколько раз глубоко вздохнул. Ему почему-то вдруг захотелось посмотреть на звезды, хотя вплоть до сегодняшнего дня он делал это только для того чтобы ночью сориентироваться на местности. «Лилия… Розовая лилия, на голубом фоне… Герб рода Лэктонов… – отрешенно подумал он. – Вирта… моя бедная маленькая девочка…» Он тяжело вздохнул…
Глава 8
День второй:
одиннадцать часов после Полуденной службы
Шум был похож на пчелиный рой. Голоса то сливались в один сплошной гул, то разбивались на отдельные фразы и слова.
– …Э-э-э, да ты брешешь! Вовсе не в полнолуние большой луны рождается оборотень! Всё как раз наоборот: это с луной большой новолуние случается, когда оборотень родился! И происходит оно оттого, что большая луна прячется от ужаса в тень, когда рождается оборотень.
– … Ну, я её за косу и на сеновал…
– … Вчера ты говорил – десять золотых, а сегодня уже двенадцать! У твоего жеребца за ночь ещё одна нога выросла?…
– … Потому и взять его невозможно, что может он в зверя лесного обернуться и порвать всех, или птицей вольной, или песком мелким меж пальцев утечь…
– …Не, нынче войны не будет. Перед войной всегда парни родятся, а у моей сестры одни девки каждый год выскакивают…
– … А тут её отец с оглоблей…
– … Да он чистейших кровей! Видел пятно на лбу?…
– … Осиновым колом вампиров убивают, а оборотня серебром бить надо…
– …Одиннадцать золотых за твою дохлую клячу, и всё…
Марн сидел за столом у самого входа и пил пиво. День был тяжёлым, и он очень устал. Он любил эту усталость – мышечную, отупляющую, помогающую не включаться. Сегодняшний дневной переход был тяжёлым даже для него, но спешка того стоила: в столицу он успел вовремя. Когда за его стол кто-то подсел, он даже не поднял голову. Это было ни к чему: он узнал пришедшего по запаху, и этот запах его будоражил.
– Никогда бы не подумал, что смогу увидеть тебя уставшим, – усмехнулся гость.
– Я уже отдохнул, Винс.
– Это хорошо, силы тебе понадобятся.
– Всё так серьезно? – Марн поднял взгляд.
– Более чем… Совет принял решение вмешаться.
– Ты уже начал?
– Пока только принюхивался, основная работа вся впереди.
– Как там… – начал говорить Марн, но собеседник его перебил.
– С девочкой всё в порядке. Она всё забыла. И тебя она тоже не помнит.
– Это хорошо…
– Хорошо… – кивнул Винс. – А вот, ты о ней не забыл, и это плохо… – он пытливо заглянул Марну в глаза.
– Не забыл…
За два месяца до описываемых событий…
Марн даже не пытался увернуться. Удар был очень сильным. Кулак, летящий в челюсть, мгновенная вспышка боли и кровь на разбитых губах… «Малая кровь», – успел подумать он и потерял сознание…
– Очнулся? Ну и на кой ляд ты ввязался, а? Ну что, я не могла сама отпор охальникам дать? Да и не особо-то они охальничали… Ну что, убудет от меня, что ли, от их щипков да шлепков?
Нулла вытирала Марну окровавленный рот, продолжая причитать:
– Ты что, не знаешь Дилла? Он специально ко мне лез, чтобы тебя избить. Куда ты сунулся? Он вон какой здоровый, а ты? Кожа да кости! Хорошо хоть заживает на тебе всё – как на собаке. Эх, бедный ты мой! Мало того, что немой, так ещё бьют тебя все, кому не лень. Ладно, отлежись здесь и иди к себе на ферму, у меня в корчме сегодня много гостей. Завтра ночью не приходи – мой с ярмарки возвращается. Когда снова уедет, я тебе весточку пришлю.
Она вышла за дверь, оставив его лежать в каморке. Марн потрогал языком разбитые губы. «Малая кровь – это хорошо. Она безобидна, – подумал он. – Хорошо, что я вовремя почувствовал угрозу и подставился под удар. Дилл хотел большой крови, как будто этот пацан знает, что это такое… Я молодец… Большой крови не было…»
Последние три года он был немым батраком-скотопасом, отупевшим от однообразной работы. Деревенские не любили Марна. Не любили за его молчаливость и отстранённость от остальных батраков. А ещё – не любили за его постоянную готовность к работе, и за то, что Марна непонятно почему особо любила домашняя скотина. При каждом удобном случае над ним издевались, а то и били. Если бы он умел говорить, его бы били ещё больше, а так – какой интерес избивать? Ни тебе криков, ни тебе проклятий. Марн всегда на время спячки становился немым. Ему было удобно жить такой жизнью. Даже не просто удобно – это была единственная возможность для него не дать себе проснуться. Ни на что не реагировать. Никем и ничем не раздражаться. Не испытывать эмоций. Жить животной жизнью – пахать от зари до зари, и засыпать без мыслей и снов, а утром снова просыпаться с рассветом, и снова – по кругу. Да… немота была неплохой подмогой. Он полагал, что это помогает ему спастись от большой крови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
– А когда мы выезжаем?
– Сегодня в семь часов после полуденной службы, – рассеяно ответила королева.
Она посмотрела на холст, раздумывая – стоит ли добавить немного охры на загривок вепря, дабы подчеркнуть его матёрость, или же просто ограничится тщательной прорисовкой его стёртых клыков… За её спиной раздался всхлип. Далия мгновенно обернулась.
– Что такое? – удивленно спросила она. – Ты плачешь?
Вирта, продолжая всхлипывать, отрицательно помотала головой. Королева отложила кисть и подошла к девушке.
– Ну-ка, рассказывай, милая, – решительно сказала она. – Это из-за отъезда, или тебя кто-то обидел? Или, может, ты расстроилась из-за Ивыча?
Вирта ещё ниже опустила голову и снова отрицательно помотала головой.
– Значит всё-таки из-за отъезда, – сделала вывод королева. – Что-то подсказывает мне, что у тебя были совсем другие планы на этот вечер… У тебя назначено свидание?
Девушка кивнула и теперь разревелась уже по-настоящему.
– Так… – протянула Далия. – Ты влюбилась, а я об этом ничего не знаю! – деланно рассердилась она. – За всеми этими событиями, я упустила самое важное. – Она подошла к Вирте и взяла её за подбородок. – Рассказывай, котёнок, кто он?
Вирта подняла заплаканное лицо:
– Вы его знаете, это лис, его зовут Юр, – тихо произнесла она.
– Юр… Юр… – задумалась, припоминая, королева. – А, этот молодой лис – помощник Вейджа! Как же, помню. Он такой… – она чуть не сказала вслух «невзрачный», – Он… У него такие интересные глаза! – наконец нашлась она.
– Вы тоже заметили? – вскинулась Вирта. – Когда мы в первый раз познакомились, я тоже сразу обратила внимание на его глаза.
– А как давно вы знакомы?
– Уже полгода. Помните, мы тогда были на охоте, и с нами в кои веков поехал даже тёмный лис? Юр тогда примчался к нему с каким-то докладом. Он влетел во двор охотничьего замка на взмыленной лошади. Мы играли с принцессами во дворе, и я испугалась за них – ведь он мог растоптать их своим животным. Я бросилась к нему, чтобы отругать, а он соскочил с седла и сразу встал передо мной на колени, прося прощения. От него так пахло болотами… Он поцеловал мне руку – и в этот момент, я увидела его глаза… Я тогда сразу поняла, что ничего кроме этих глаз в этом мире мне не нужно…
– Да… глаза… – мечтательно произнесла королева, думая о чём-то своём. – Когда я в первый раз увидела Даниэля, я тоже сразу влюбилась в его глаза.
– В день помолвки?
– Нет… Значительно раньше. Наш брак готовили несколько лет, и мне ещё девочкой показывали портреты моего будущего мужа. Так как наследнику Грайвора запрещалось покидать родину до своего совершеннолетия, наши лучшие художники приезжали сюда. Это я теперь-то понимаю, что тэннцы лишены своего дара на чужбине, а тогда я никак не могла взять в толк, почему все, кто видел его воочию, так восхищаются его глазами. С портретов на меня смотрели пусть и совершенные по форме, но всё же пустые глаза. Я тогда даже… – она хихикнула, – чуть было не стала заочно ненавидеть своего будущего супруга – так надоели мне развешанные везде его портреты. А потом… Потом был Бал Последней Белой Чайки… Мне исполнилось шестнадцать, и отец пригласил многих гостей… Среди них были и Даниэль с королем… У нас на Тэнне девушкам не разрешается посещать балы до своего совершеннолетия. Бал Последней Белой Чайки – это прощание с детством и вступление во взрослую жизнь. Помню, я тогда сидела и злилась на свою служанку Надию, которая перетянула на мне корсет. Я всё время боялась, что моя грудь вывалится на всеобщее обозрение. Ты знаешь, у нас ведь одеваются по-другому, чем здесь – сильные ветра и всё такое, и я не очень-то была привычна к таким платьям. Так вот, сижу я, злюсь на весь белый свет, голова забита мыслями о своем туалете, а тут подходит Даниэль и приглашает меня на танец. Отказать нельзя – иначе дипломатический скандал. Я беру его за руку и, прости меня Шаур, мысленно желаю ему провалиться ему вместе со своим Грайвором прямо к Кхуру. Тут начинается музыка, и вот – с первыми фигурами танца, я поднимаю свой взгляд и вижу его глаза… У меня было такое впечатление, что я нырнула со скалы в самый глубокий омут, – Далия весело рассмеялась. – «Вынырнула» я на руках отца. Оказывается, я потеряла сознание. Даниэль потом говорил мне, что до самой свадьбы думал, что я лишилась чувств, испугавшись его уродливого, как он считает, носа… Ах, как давно это было! – Она подхватила Вирту за руки и закружила по комнате. – А ты плачешь! Ты сейчас переживаешь самые прекрасные мгновения своей жизни! Подумаешь – отъезд! Выедем на час позже, ничего не случится от такой маленькой задержки!
– Спасибо, Далия! – всё также грустно поблагодарила её Вирта.
– Что ещё? – королева склонила голову.
– Понимаете, – по щеке девушки снова поползла слезинка. – Мы никогда не будем вместе… Это невозможно…
– Это ещё почему? Он не любит тебя?
– Нет, что вы, – застенчиво улыбнулась Вирта. – Мы любим друг друга.
– Тогда в чем дело?
– Ну… Я же воспитательница принцесс…
– И?
– Разве вы не знаете? – удивилась девушка. – По закону Грава IV эррина, воспитывающая принцессу, не может выйти замуж до того, как её воспитанница достигнет своего совершеннолетия. Король считал, что воспитательнице негоже отвлекаться мыслями о своих собственных детях, в то время как ей поручена такая важная миссия, как воспитание королевской дочери…
– Чушь какая-то! – фыркнула Далия. – Эти мужчины сначала с умным видом понавыдумывают всяких глупостей, а потом с таким же умным видом претворяют их в жизнь! А нам – женщинам – всё это расхлёбывай!
– Кроме того, мой отец никогда не согласится на этот брак, – продолжила Вирта. – Юр простолюдин, а мой отец хоть и понимает, что наш род именитостью не отличается, всё же считает, что браки с простолюдинами недопустимы. Он мечтает выдать меня за кого-нибудь из наследников Великих домов. Он так радовался, когда я заняла эту должность при дворе…
Королева задумчиво прошлась по комнате.
– Надо будут посоветоваться с Риксусом, – вполголоса пробормотала она. – Кажется, я как королева Грайвора обладаю правом в исключительных случаях даровать титул.
– В исключительных… – тихо повторила за ней Вирта.
– А ты считаешь этот случай рядовым? – приподняла бровь королева. – Ну, так я так не считаю! К тому же, мне кажется, что король согласится с тем, что уж кто-кто, а твой Юр заслужил титул.
Девушка непонимающе посмотрела на свою королеву, та усмехнулась:
– Есть некоторое обстоятельства, позволяющие мне сделать такой вывод.
– А закон Грава IV? – не смея поверить во всё происходящее, вымолвила Вирта.
– Закон? – переспросила Далия и, закинув голову, уставилась в потолок.
Некоторое время она шевелила губами, что-то проговаривая про себя.
– Напомни-ка мне, в этом дурацком законе говорится об одной принцессе?
– Да, – удивлённо произнесла Вирта.
– А у тебя сколько воспитанниц? – хитро прищурилась королева. – Две! – сама же ответила она на свой вопрос. – Значит, в этом случае закон не действует!
Девушка недоверчиво на неё посмотрела.
– Уж поверь мне! – успокоила её королева. – Что такое королевский закон я знаю очень хорошо! Там, где нельзя его отменить, всегда можно воспользоваться неверно проставленной запятой или неточно сформулированным обстоятельством. На всякий случай я, конечно, попрошу Риксуса, чтобы он оформил эту мою светлую мысль надлежащим образом, и уж тогда никто не сможет – да и не посмеет – поспорить с этим. Так что утри слёзы и иди, готовься к своему свиданию. Я думаю, тебе сегодня будет, чем порадовать Юра.
Вирта, сама от себя не ожидая, вопреки строгим правилам дворцового этикета, бросилась к королеве и порывисто её обняла.
– Спасибо! – только и смогла произнести она, и разрыдалась…
На этот раз – от счастья…
День второй:
десять часов после Полуденной службы
Просто сказать о том, что этот пост для всех дроков был самым нелюбимым – значит не сказать ничего! По свалившейся на них откуда-то из тьмы веков традиции, пост возле личной комнаты тёмника королевской гвардии был обязательным, и, как это не странно, почётным. От такого эпитета любой гвардеец, пожалуй, сморщился бы, как от кислого яблока. Весь почёт заключался в том, что бедняга, который нёс службу на этом посту, имел честь созерцать своего начальника и старосту рода в одном лице минимум два раза в сутки. И оба эти свидания, как правило, не сулили часовому ничего хорошего. Ну чего хорошего можно ожидать, когда рано утром эрр Ивыч, полный энергии и сил, вываливается из своей комнаты и первым делом лицезреет своего подчиненного? Само собой разумеется, что часть переполняющей его энергии тут же обрушивается на бедного гвардейца. Вечером же всё происходит в точности наоборот. Тёмник, уставший и злой, возвращается к себе в комнату, и тут видит, что, оказывается, в этом мире существует ещё один человек, который только и ждёт его «мягкого» отеческого слова…
По этой причине, едва услышав приближающиеся шаги своего начальника, дрок, что стоял на посту возле его личных покоев, вытянулся и зашептал молитву. Каково же было его удивление, когда он увидел, как эрр Ивыч, абсолютно не обращая внимания на свою жертву, мирно проследовал в свою комнату и закрыл за собой дверь. Если бы не муштра, вбитая в него на уровне рефлексов, часовой наверняка бы почесал затылок, причем прямо на посту…
Эрр Ивыч очень устал. Он устал спорить, тем более что риторика не была сильной его стороной. Сначала он спорил с королем. Точнее, он думал, что спорил, тогда как на самом деле стоял и угрюмо молчал, слушая категорический приказ – оставаться во дворце. Вместо его верных и, несомненно, лучших дроков, король на время своего паломничества в качестве охранников взял десяток лисов. Потом Ивыч спорил с королевой, уверяя её, что небольшой отряд из двухсот человек – это всего лишь необходимый охранный эскорт, который никак не может помешать охоте, а не целая армия, как считала её величество. Потерпев неудачу и тут, Ивыч отправился к тёмному лису с просьбой привлечь его дроков для какой-нибудь облавы, дабы те не зажирели от безделья. Но Вейдж ему ответил, что в ближайшее время в столице не предвидится крупномасштабных боевых действий, а значит все дроки, во главе со своим тёмником могут с чистой душой посвятить себя заслуженному отдыху.
Вспомнив события прошедшего дня, эрр Ивыч тяжело вздохнул и опустился в своё любимое кресло. Его взгляд скользнул по стенам, увешенным разнообразным оружием, потом опустился на кровать, где лежал забытый утром эскиз родового герба, затем переместился на стол, заваленный картами и схемами сражений… И вдруг замер! Посреди привычных вещей, которые все вместе составляли единое целое, обнаружилась одна – совершенно посторонняя. Даже не посторонняя, а чужеродная в этом аскетично-воинственном окружении. Тёмник встал и двумя пальцами осторожно приподнял маленький венок, сплетенный из розовых лилий. Ивыч задумался и зачем-то понюхал венок. «Что бы это значило? – недоумевал он. – Будем рассуждать здраво: я цветы не собираю – это раз! Ни один дрок, если только он не помешанный, в мою комнату не войдёт – это два. Мимо поста не прошмыгнет и мышь – это три. Венок, по грайворской традиции, это признание со стороны девушки в любви – это…» Ивыч рухнул в кресло, и две их четырёх его ножек, жалобно хрустнув, подломились. Дрок за дверью, услышав грохот, вздрогнул. Старик сидел на полу и оторопело пялился на венок. Это продолжалось довольно долго. Потом он вдруг вскочил и бросился к столу. Сметя с него ворохи карт и схем, он схватил геральдический атлас и начал его лихорадочно листать. Найдя нужную страницу, он близко поднёс книгу к глазам, словно не веря тому, что там было нарисовано, потом бережно положил книгу обратно на стол и с какой-то идиотской улыбкой направился в сторону балкона. Выйдя наружу, он обеими руками оперся на балюстраду и несколько раз глубоко вздохнул. Ему почему-то вдруг захотелось посмотреть на звезды, хотя вплоть до сегодняшнего дня он делал это только для того чтобы ночью сориентироваться на местности. «Лилия… Розовая лилия, на голубом фоне… Герб рода Лэктонов… – отрешенно подумал он. – Вирта… моя бедная маленькая девочка…» Он тяжело вздохнул…
Глава 8
День второй:
одиннадцать часов после Полуденной службы
Шум был похож на пчелиный рой. Голоса то сливались в один сплошной гул, то разбивались на отдельные фразы и слова.
– …Э-э-э, да ты брешешь! Вовсе не в полнолуние большой луны рождается оборотень! Всё как раз наоборот: это с луной большой новолуние случается, когда оборотень родился! И происходит оно оттого, что большая луна прячется от ужаса в тень, когда рождается оборотень.
– … Ну, я её за косу и на сеновал…
– … Вчера ты говорил – десять золотых, а сегодня уже двенадцать! У твоего жеребца за ночь ещё одна нога выросла?…
– … Потому и взять его невозможно, что может он в зверя лесного обернуться и порвать всех, или птицей вольной, или песком мелким меж пальцев утечь…
– …Не, нынче войны не будет. Перед войной всегда парни родятся, а у моей сестры одни девки каждый год выскакивают…
– … А тут её отец с оглоблей…
– … Да он чистейших кровей! Видел пятно на лбу?…
– … Осиновым колом вампиров убивают, а оборотня серебром бить надо…
– …Одиннадцать золотых за твою дохлую клячу, и всё…
Марн сидел за столом у самого входа и пил пиво. День был тяжёлым, и он очень устал. Он любил эту усталость – мышечную, отупляющую, помогающую не включаться. Сегодняшний дневной переход был тяжёлым даже для него, но спешка того стоила: в столицу он успел вовремя. Когда за его стол кто-то подсел, он даже не поднял голову. Это было ни к чему: он узнал пришедшего по запаху, и этот запах его будоражил.
– Никогда бы не подумал, что смогу увидеть тебя уставшим, – усмехнулся гость.
– Я уже отдохнул, Винс.
– Это хорошо, силы тебе понадобятся.
– Всё так серьезно? – Марн поднял взгляд.
– Более чем… Совет принял решение вмешаться.
– Ты уже начал?
– Пока только принюхивался, основная работа вся впереди.
– Как там… – начал говорить Марн, но собеседник его перебил.
– С девочкой всё в порядке. Она всё забыла. И тебя она тоже не помнит.
– Это хорошо…
– Хорошо… – кивнул Винс. – А вот, ты о ней не забыл, и это плохо… – он пытливо заглянул Марну в глаза.
– Не забыл…
За два месяца до описываемых событий…
Марн даже не пытался увернуться. Удар был очень сильным. Кулак, летящий в челюсть, мгновенная вспышка боли и кровь на разбитых губах… «Малая кровь», – успел подумать он и потерял сознание…
– Очнулся? Ну и на кой ляд ты ввязался, а? Ну что, я не могла сама отпор охальникам дать? Да и не особо-то они охальничали… Ну что, убудет от меня, что ли, от их щипков да шлепков?
Нулла вытирала Марну окровавленный рот, продолжая причитать:
– Ты что, не знаешь Дилла? Он специально ко мне лез, чтобы тебя избить. Куда ты сунулся? Он вон какой здоровый, а ты? Кожа да кости! Хорошо хоть заживает на тебе всё – как на собаке. Эх, бедный ты мой! Мало того, что немой, так ещё бьют тебя все, кому не лень. Ладно, отлежись здесь и иди к себе на ферму, у меня в корчме сегодня много гостей. Завтра ночью не приходи – мой с ярмарки возвращается. Когда снова уедет, я тебе весточку пришлю.
Она вышла за дверь, оставив его лежать в каморке. Марн потрогал языком разбитые губы. «Малая кровь – это хорошо. Она безобидна, – подумал он. – Хорошо, что я вовремя почувствовал угрозу и подставился под удар. Дилл хотел большой крови, как будто этот пацан знает, что это такое… Я молодец… Большой крови не было…»
Последние три года он был немым батраком-скотопасом, отупевшим от однообразной работы. Деревенские не любили Марна. Не любили за его молчаливость и отстранённость от остальных батраков. А ещё – не любили за его постоянную готовность к работе, и за то, что Марна непонятно почему особо любила домашняя скотина. При каждом удобном случае над ним издевались, а то и били. Если бы он умел говорить, его бы били ещё больше, а так – какой интерес избивать? Ни тебе криков, ни тебе проклятий. Марн всегда на время спячки становился немым. Ему было удобно жить такой жизнью. Даже не просто удобно – это была единственная возможность для него не дать себе проснуться. Ни на что не реагировать. Никем и ничем не раздражаться. Не испытывать эмоций. Жить животной жизнью – пахать от зари до зари, и засыпать без мыслей и снов, а утром снова просыпаться с рассветом, и снова – по кругу. Да… немота была неплохой подмогой. Он полагал, что это помогает ему спастись от большой крови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38