И заметил среди прочих пришедших мне писем сообщение с незнакомым адресом и темой «фото». Я тут же открыл его. Само сообщение было коротким: «По этому адресу вы будете посылать свои отчеты о наблюдениях в произвольной форме. Объем отчета и его форма ограничений не имеют. График наблюдения вы должны составить сами, исходя из вашего личного мнения о важности того или иного события в жизни наблюдаемого объекта. — В свою очередь точный адрес объекта мы уже сообщили. Для отправной точки наблюдения рекомендуем вам воспользоваться временем выхода объекта из дома — в будние дни 8:00 утра по московскому времени».
Ага, понятно! Короче, свою основную работу я не брошу, поскольку везде у меня получается свободный график. Да, ничего не скажешь, лафа полная! Только ой как мне все это не нравится. Ну да ладно.
К письму была прикреплена фотография в полный рост, сделанная около подъезда дома. (Кстати, мимо этого дома я каждый раз прохожу на пути к метро.) Олег вышел из подъезда, судя по одежде, в начале лета. Выглядел он вполне буднично: светло-зеленая рубашка, черные брюки и пиджак, на плече сумка. Высокий, где-то метр восемьдесят с лишним, как и я. Блондин, волосы почти до плеч. Что ж, фигура вполне запоминающаяся. Такого трудно с кем-либо перепутать. Ладно, с завтрашнего дня начнем. Тем более в плане работы и института у меня выдался наконец-то свободный денек.
Неожиданно я вспомнил о самом важном. Ведь я до сих пор так и не проверил свою кредитную карточку. Сбербанк был в двух шагах, кстати, тоже по дороге мимо, дома Олега. Я распечатал пакет с кодом и пошел в Сбербанк и, сделав в банкомате распечатку, очень удивился: денег на карточке хватило бы на приличную машину.
Взять всю сумму сразу у меня не хватило духу. Поэтому я решил ограничиться эквивалентом двух сотен долларов. Денежки перетекли в мой карман. Такого аванса я, честно говоря, ни разу в жизни не получал и решил не разбазаривать деньги на ерунду, тем более фактически их еще и не заработал. Завтра предстоял сложный день — первое свидание с Олегом Абрамцевым. В который раз я удивился, что меня вообще ничему не учили. В смысле не учили хотя бы азам слежки. Или «хвост» для объектов наблюдения не более чем формальность? Честно говоря, я сам запутался во всем этом. Единственное, чего мне сейчас хотелось, так это влезть в свою электронную записную книжку с женскими именами. Зачем? Я толком и сам не знал, но природа, как известно, требует свое.
Круг земной. Святой
Он сидел и смотрел, как ветер перемешивает песок, создавая причудливые узоры. Он знал этот ветер и знал этот песок. Он был плотью от плоти их. И его загоревшая кожа знала их, его длинные седые волосы тоже знали. Его первая жизнь в новом мире. Он решил прожить ее отшельником. Но люди все равно приходили к нему.
Почему-то здесь любого отшельника почитали за святого. Это было немного странно. Да, он творил то, что местные могли назвать чудесами. Он мог изгонять из людей нечистых духов. Мог лечить. Этот дар у него открылся почти сразу, как он вспомнил, кем был на самом деле/ И в первую свою жизнь он отдал этот дар людям. Ему очень хотелось, чтобы этот мир его принял, сделал бы своим, хотя бы на время.
"В кувшине еще оставалось немного воды. В кувшине его жизни тоже осталось немного. Совсем немного, на один глоток. Он прожил по меркам этого мира очень много. Сто лет. Дряхлый старец, вечно смотрящий на пустыню. Они приходили к нему за советами. Он давал их щедро, от души. Они приходили к нему за благословением. Он благословлял. Он бродил по селениям, разговаривал с людьми. Был даже в пирамидах, где обитали демоны, привлеченные запахом смерти. Он изгнал их оттуда. Так просили люди, и он сделал это.
Он участвовал в собраниях первых христиан. Говорил и спорил о вере, которая стала стремительно распространяться по Земле. И уже сейчас он видел, как много людей видят в ней очередной способ наживы. Голый песок. Голый песок, и больше ничего не останется от таких желаний. Ему хотелось в это верить. Но на самом деле здесь будет все так, как и в других мирах. Походы во имя веры. Убийство, смерть.
Он допил остатки воды и вновь устремил свой взгляд на пустыню. Глаза слипались. Очень хотелось заснуть. Половину прошлой ночи он провел в молитвах и размышлениях. Такая жизнь нужна. Хотя бы одна. Без меча в руке. Без бесконечного пути, в котором не знаешь, будешь ли жив завтра. Такая жизнь была ему нужна как начальная в этом мире.
— Антоний!
Он обернулся. К нему брел молодой человек. Черные кудрявые волосы. Белые одежды. Его имя было Савваф. Вернее сказать, такое имя он дал ему сам. На языке Первых оно означало «желающий знать». Он считал себя учеником Антония. Конечно, тот никогда не рассказывал ему, кто он на самом деле. Но учил многому. В том числе как лечить и изгонять бесов. Много они говорили и о Боге. Савваф больше спрашивал. Антоний как мог разъяснял. Разъяснял, чтобы было понятно девятнадцатилетнему человеку.
— Антоний, я принес еды и питья.
— Спасибо.
— Мы будем сегодня снова беседовать?
— Савваф! Сегодня мой последний день. Бог явился ко мне во сне и сказал, что этой ночью я умру. — Антоний соврал. Но как еще он может объяснить, что знает в каждой из своих жизней день смерти.
Савваф опешил. Он положил свой дорожный мешок на землю и сел.
— Я стар, Савваф. Я прожил хорошую жизнь. Теперь мне пора.
Ветер трепал дюны. Песок вздыбливался и складывался в причудливые узоры. Как книга. Эту книгу он писал на песке. Книгу своей жизни. Книгу, которую никто и никогда не прочитает. О добре и зле, о Боге и дьяволе. О смысле жизни. Людям нужны чудеса. Только чудеса, и больше ничего. Так легко можно стать святым, слишком легко. Савваф молча сидел рядом с ним и глядел вдаль.
Может быть, про Антония когда-нибудь напишут. Он роздал бедным все добро. Постился и изгонял бесов. Он был праведником и умер как праведник. А он всего лишь ушел из дома, оставив все полагающееся имущество сестре, и жил на подаяния. Изредка бывал у сестры. Она смотрела на него странным взглядом — как на прокаженного, но ничего не говорила. А что сказать-то? Если брат и так вместо приданого оставил ей все нажитое родителями состояние.
Савваф молчал. Он вообще был молчалив. Редко сам что-то рассказывал, больше спрашивал. И Антоний про него знал не очень-то много. Родом Савваф был из богатой семьи. Средний сын. Семья христианская, походы к Антонию одобряла. Ожидала, что средний сын станет священником. А Савваф все ходил к Антонию. Учился одним лишь словом лечить болезни и изгонять бесов. Он был талантлив. У него был настоящий дар. Савваф никогда не спорил и принимал все как есть, не ученик, а послушник получался из него.
Больше всего его интересовало изгнание бесов. В пустыне в бесплодном облике их бродило много. И люди часто страдали от них. Савваф жадно запоминал молитвы, знаки, ритуалы. Антоний был доволен. Здесь он оставляет хорошего преемника.
— Что молчишь, Савваф?
— Думаю, Антоний.
— О чем?
— О твоем уходе.
— И какие мысли тебе приходят в голову?
— Мне жаль.
— Ни о чем не жалей. Я уже говорил тебе: ни о чем никогда не жалей. Все, что случается, должно было случиться. Это часть пути. Помни, каждая минута, которую ты живешь, приближает тебя к Богу, если ты идешь правильным путем.
— Я боюсь, Антоний.
— Чего?
— Если ты уйдешь, то я сам не смогу изгонять бесов.
— Твоя сила не от меня — от Бога. Пока в тебе горит огонь веры, ты можешь все. Имей мы ту Веру, что имел Иисус, мы только силой своей мысли заставили бы зацвести пустыню. И здесь поднялись бы тенистые сады и зажурчала вода. А вера наша сейчас похожа именно на пустыню. Ветер носит песок. И этот песок — наши сомнения.
Небо потемнело. Над пустыней нависли тучи. Надвигалась буря.
— Пора.
— Тебе пора умирать?
— Да. Надвигается буря. Я хочу умереть в ее сердце. Появился обычай почитать тела святых. Ты знаешь, меня тоже причисляют к ним.
— Но ты же и есть святой.
— Я человек. Так вот. Я не хочу, чтобы кто-то поклонялся моему телу. Это неправильно. Пусть поклоняются Богу. Я всего лишь посредник. Я человек. И мне пора, Савваф. Пусть Бог будет милосерден к тебе. Сила да остается с тобой. Изгоняй бесов, лечи больных. Только об одном прошу: всегда помни: ты просто человек. И проси у Бога. Он слышит. Часто мы просим лишнее, лишнее для своей души, и Он в милосердии своем освобождает нас от этой тяжести. Проси того, что просит не тело, а дух, и Бог поможет тебе.
Антоний оперся на палку и зашагал в глубь пустыни. Там, где было сердце надвигающейся бури.
Савваф провожал его со слезами на глазах. Он смотрел, как высокая, угловатая фигура уходит все дальше и дальше. Он стоял и смотрел. Пока небо не стало совсем черным.
Олег. Обычный день
По привычке, сложившейся за последние годы, Олег проснулся ровно в половине седьмого утра. В комнате звучала неторопливая готическая музыка, издаваемая музыкальным центром, в данном случае играющим роль будильника. Олег открыл глаза и огляделся по сторонам. Все было как обычно. Он перевернулся на бок, поскольку имел обыкновение спать на спине, зевнул, а затем, резко откинув в сторону одеяло, встал с постели. Пригладив пятерней длинные волосы, он проделал несколько простых упражнений из Шайтэ. Затем пошел на кухню, чтобы приготовить завтрак. Хотя ничего особенного готовить и не требовалось, поскольку завтрак был заблаговременно приготовлен и оставлен в холодильнике тетей Зиной. Олег лишь порезал овощи и вымыл яблоко.
Поставив чайник, он приступил к трапезе. Музыка продолжала литься из спальни. Она ничуть не раздражала Олега, даже вносила какую-то толику изысканности в завтрак на кухне. Тем более что он мог припомнить те далекие времена, когда даже за утренней трапезой его слух услаждала живая музыка.
После еды Олег оделся и, тщательно осмотрев себя в зеркало, собрался уходить. На часах было без десяти восемь. Все точно, как и всегда. Олег улыбнулся: еще оставалось несколько минут, чтобы покурить трубку на свежем воздухе около своего подъезда.
Однако стоило ему докурить трубку и специальным шильцем прочистить ее над урной, как некоторое событие сбило его сложившийся в преддверии нового рабочего дня настрой. Олег бросил случайный взгляд на стоящего неподалеку, по виду самого обычного, человека юных лет, и его внутреннее зрение тут же натолкнулось на барьер. Так и есть. Не прошло и трех дней, как у него появился новый наблюдатель. Куда делся прежний — оставалось загадкой. Впрочем, Олег иногда считал свои умозаключения насчет наблюдателей некой формой старческого маразма, укрепившейся в его сознании за долгие годы жизни. Но на этот раз о маразме не могло быть и речи: некий весьма запыхавшийся молодой человек, одетый в кожаную куртку и армейские ботинки, стоял и курил на дорожке, проходящей мимо его дома.
«Пусть так. Тем более наблюдатели — это одна из привычек, которая никогда не дает мне забыть, кто я на самом деле». Олег положил трубку и шильце для чистки в боковой карман сумки. Закинув ее на плечо, он пошел по направлению к станции метро «Красногвардейская».
Наблюдатель плелся за ним следом. Олег чувствовал его, даже не оборачиваясь. Впрочем, один раз, на повороте, когда проходил мимо школы, он все-таки не удержался и посмотрел. Так и есть: у наблюдателя в уши были вставлены наушники.
«Привет!» — чуть слышно сказал Олег и ухмыльнулся, когда наблюдатель споткнулся на ровном месте.
Когда Олег вошел в холл метрополитена, на его часах «Rolex», сверенных с точным временем, было ровно восемь пятнадцать. В который раз, взглянув на часы, Олег улыбнулся. Они полностью отвечали его требованиям к небольшим личным вещам: бывшие в употреблении, имеющие некоторые индивидуальные особенности, типа небольших царапинок и выбоин, свою историю, — а кроме того, они были непревзойденного качества. Часы Олегу были подарены. О чем свидетельствовала надпись на обороте: «Шай-Ама! Лаймехашь кей-ме, италь я — ашь райме». Если переводить на местный язык — «Шай-Ама! Цени время, такова судьба». Надпись была сделана на родном языке Олега. Вернее, на языке, который он сам считал для себя родным. Олег снова улыбнулся, представляя гравера. Написание было так же сложно, как и произношение. Старый знакомый ушел. Умер, как говорят смертные. Но он, Олег, знал, что где-то совсем в другом месте появится новый пророк, который с поразительной легкостью будет разъяснять то, что не под силу и тысячам местных мудрецов. Светлый пророк.
В метро новый наблюдатель сел с ним в один вагон. Он, как и Олег, дождался очереди на сидячие места, поскольку это была конечная, она же первая станция. Дорога под землей пролетела быстро. Олег читал, изредка поглядывая на пассажиров. Сделав пересадку и проехав еще одну остановку, он по привычке вышел не у самой остановки троллейбуса, а из другого выхода метро. Прошел пивной бар, затем казино с машиной в качестве главного приза у входа, еще один бар с манекеном-швейцаром у дверей, компьютерный магазинчик, книжный и, перейдя Таганскую площадь, вышел к станции метро «Марксистская», где, по обыкновению, садился в маршрутку или троллейбус.
Троллейбусы шли полными, как и полагается в час пик. К маршруткам выстроилась небольшая очередь. Олег через некоторое время сел в одну их них. Его новый наблюдатель, часть жизни, часть реальности, ехал вместе с ним, старательно отводя в сторону глаза.
Выйдя из маршрутки недалеко от Птичьего рынка, Олег бодро зашагал к себе в контору. Пройдя мимо оптового рынка, а дальше дворами, он подошел к малоприметной двери с вывеской ООО «НИМФ». При виде Олега охранник по имени Миша, как всегда, вроде бы в шутку отложил газетку и встал навытяжку. Он сам упорно не понимал, зачем это делает: ведь сотрудник конторы был его ровесником и вовсе не начальником. Охранника не покидало странное чувство, что этот в общем-то обычный, если не считать не по уставу длинных волос, человек был военным, а возможно, и воевал в горячих точках. Хотя, скорее всего, это было каким-то наваждением. Сам Мишка, прошедший Чечню, знал, что Олег просто неплохой парень и не кидается понтами, а в армии был разве что на студенческих сборах. Но вот походка, умение держать себя выдавала офицера, причем не «пиджака», а кадровика. Может, батя у Олега был военным, и это передалось по наследству? В жизни все может быть. Однако в случае крайней нужды при разгадывании кроссворда Мишка обращался именно к Олегу. Он помнил, что в прошлый канун Нового года, после того как свалили все, в том числе и шеф, они славно попили водки. Мишка рассказывал, как его долбанул в лоб осколок снаряда, а Олег одобрительно кивал: мол, бывает. Эх, жаль армия сейчас не та! Такие, как Олег, были бы там очень даже при деле.
Мишка пожал руку Олегу и продолжил погружение в глубины сплетен желтой прессы.
Пройдя мимо секретарши, Олег поздоровался и вслух заметил, что у нее новая прическа. Несмотря на то что Раисе Ивановне был сорок один год, а может быть, именно поэтому, она расцвела, словно фиалка. Войдя в свой кабинет, Олег включил компьютер и, набив трубку, собрался уже идти в курилку, как в комнату вошел шеф. Обычно он приезжал где-то в начале двенадцатого, но сегодня, видимо, решил сделать исключение. На вид ему было под сорок, хотя на самом деле шефу перевалило на пятый десяток. И лишь седина выдавала неизбежность проходящих лет. Усики щеточкой, гладко выбритые щеки, полнота, свойственная любителям выпить и хорошенько закусить. Однако выправка осталась прежней. Гвардии майор Балканцев Виктор Тихонович никогда не прекращал быть настоящим военным.
— Зайди ко мне, Олежек! — Тихоныч, как его называли за глаза сотрудники, плотоядно ухмыльнулся.
— Есть! — Шефу нравилось, когда отвечали по-армейски.
Однако Олег помедлил. Если уж шеф пришел раньше обычного, то случиться могло все что угодно. Улыбка шефа всегда была одинаковой. Особенно доброй, когда надвигалась беда. Тем более шеф не любил торопливости. Поэтому Олег все-таки отправился в курилку, вдоволь подымил, попил минералки в кабинете, а потом уже отправился к начальнику.
Ритуально постучав в дверь три раза, он заглянул:
— Разрешите войти, Виктор Тихонович?
— Разрешаю! — улыбнулся шеф, держа в зубах дымящийся «Парламент».
Про себя Олег отметил, что быть шефом хорошо хотя бы потому, что не надо тащиться в курилку. Но даже ради этого несравненного плюса он ни за что не захотел бы стать начальником.
— Присаживайся! — Шеф выпустил клуб ароматного дыма.
Олег сел на один из полумягких стульев возле длинного стола, примыкающего к столу шефа.
— Помог ты мне, Олежек. Ой как помог с этой «Транс Риэлти».
За что Олег больше всего уважал начальника, так это за то, что он всегда говорил исключительно по существу, если не шутил. А сейчас, как Олег мог точно определить по сложившейся ситуации, Тихоныч не шутил.
— Ты вот все правильно говорил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Ага, понятно! Короче, свою основную работу я не брошу, поскольку везде у меня получается свободный график. Да, ничего не скажешь, лафа полная! Только ой как мне все это не нравится. Ну да ладно.
К письму была прикреплена фотография в полный рост, сделанная около подъезда дома. (Кстати, мимо этого дома я каждый раз прохожу на пути к метро.) Олег вышел из подъезда, судя по одежде, в начале лета. Выглядел он вполне буднично: светло-зеленая рубашка, черные брюки и пиджак, на плече сумка. Высокий, где-то метр восемьдесят с лишним, как и я. Блондин, волосы почти до плеч. Что ж, фигура вполне запоминающаяся. Такого трудно с кем-либо перепутать. Ладно, с завтрашнего дня начнем. Тем более в плане работы и института у меня выдался наконец-то свободный денек.
Неожиданно я вспомнил о самом важном. Ведь я до сих пор так и не проверил свою кредитную карточку. Сбербанк был в двух шагах, кстати, тоже по дороге мимо, дома Олега. Я распечатал пакет с кодом и пошел в Сбербанк и, сделав в банкомате распечатку, очень удивился: денег на карточке хватило бы на приличную машину.
Взять всю сумму сразу у меня не хватило духу. Поэтому я решил ограничиться эквивалентом двух сотен долларов. Денежки перетекли в мой карман. Такого аванса я, честно говоря, ни разу в жизни не получал и решил не разбазаривать деньги на ерунду, тем более фактически их еще и не заработал. Завтра предстоял сложный день — первое свидание с Олегом Абрамцевым. В который раз я удивился, что меня вообще ничему не учили. В смысле не учили хотя бы азам слежки. Или «хвост» для объектов наблюдения не более чем формальность? Честно говоря, я сам запутался во всем этом. Единственное, чего мне сейчас хотелось, так это влезть в свою электронную записную книжку с женскими именами. Зачем? Я толком и сам не знал, но природа, как известно, требует свое.
Круг земной. Святой
Он сидел и смотрел, как ветер перемешивает песок, создавая причудливые узоры. Он знал этот ветер и знал этот песок. Он был плотью от плоти их. И его загоревшая кожа знала их, его длинные седые волосы тоже знали. Его первая жизнь в новом мире. Он решил прожить ее отшельником. Но люди все равно приходили к нему.
Почему-то здесь любого отшельника почитали за святого. Это было немного странно. Да, он творил то, что местные могли назвать чудесами. Он мог изгонять из людей нечистых духов. Мог лечить. Этот дар у него открылся почти сразу, как он вспомнил, кем был на самом деле/ И в первую свою жизнь он отдал этот дар людям. Ему очень хотелось, чтобы этот мир его принял, сделал бы своим, хотя бы на время.
"В кувшине еще оставалось немного воды. В кувшине его жизни тоже осталось немного. Совсем немного, на один глоток. Он прожил по меркам этого мира очень много. Сто лет. Дряхлый старец, вечно смотрящий на пустыню. Они приходили к нему за советами. Он давал их щедро, от души. Они приходили к нему за благословением. Он благословлял. Он бродил по селениям, разговаривал с людьми. Был даже в пирамидах, где обитали демоны, привлеченные запахом смерти. Он изгнал их оттуда. Так просили люди, и он сделал это.
Он участвовал в собраниях первых христиан. Говорил и спорил о вере, которая стала стремительно распространяться по Земле. И уже сейчас он видел, как много людей видят в ней очередной способ наживы. Голый песок. Голый песок, и больше ничего не останется от таких желаний. Ему хотелось в это верить. Но на самом деле здесь будет все так, как и в других мирах. Походы во имя веры. Убийство, смерть.
Он допил остатки воды и вновь устремил свой взгляд на пустыню. Глаза слипались. Очень хотелось заснуть. Половину прошлой ночи он провел в молитвах и размышлениях. Такая жизнь нужна. Хотя бы одна. Без меча в руке. Без бесконечного пути, в котором не знаешь, будешь ли жив завтра. Такая жизнь была ему нужна как начальная в этом мире.
— Антоний!
Он обернулся. К нему брел молодой человек. Черные кудрявые волосы. Белые одежды. Его имя было Савваф. Вернее сказать, такое имя он дал ему сам. На языке Первых оно означало «желающий знать». Он считал себя учеником Антония. Конечно, тот никогда не рассказывал ему, кто он на самом деле. Но учил многому. В том числе как лечить и изгонять бесов. Много они говорили и о Боге. Савваф больше спрашивал. Антоний как мог разъяснял. Разъяснял, чтобы было понятно девятнадцатилетнему человеку.
— Антоний, я принес еды и питья.
— Спасибо.
— Мы будем сегодня снова беседовать?
— Савваф! Сегодня мой последний день. Бог явился ко мне во сне и сказал, что этой ночью я умру. — Антоний соврал. Но как еще он может объяснить, что знает в каждой из своих жизней день смерти.
Савваф опешил. Он положил свой дорожный мешок на землю и сел.
— Я стар, Савваф. Я прожил хорошую жизнь. Теперь мне пора.
Ветер трепал дюны. Песок вздыбливался и складывался в причудливые узоры. Как книга. Эту книгу он писал на песке. Книгу своей жизни. Книгу, которую никто и никогда не прочитает. О добре и зле, о Боге и дьяволе. О смысле жизни. Людям нужны чудеса. Только чудеса, и больше ничего. Так легко можно стать святым, слишком легко. Савваф молча сидел рядом с ним и глядел вдаль.
Может быть, про Антония когда-нибудь напишут. Он роздал бедным все добро. Постился и изгонял бесов. Он был праведником и умер как праведник. А он всего лишь ушел из дома, оставив все полагающееся имущество сестре, и жил на подаяния. Изредка бывал у сестры. Она смотрела на него странным взглядом — как на прокаженного, но ничего не говорила. А что сказать-то? Если брат и так вместо приданого оставил ей все нажитое родителями состояние.
Савваф молчал. Он вообще был молчалив. Редко сам что-то рассказывал, больше спрашивал. И Антоний про него знал не очень-то много. Родом Савваф был из богатой семьи. Средний сын. Семья христианская, походы к Антонию одобряла. Ожидала, что средний сын станет священником. А Савваф все ходил к Антонию. Учился одним лишь словом лечить болезни и изгонять бесов. Он был талантлив. У него был настоящий дар. Савваф никогда не спорил и принимал все как есть, не ученик, а послушник получался из него.
Больше всего его интересовало изгнание бесов. В пустыне в бесплодном облике их бродило много. И люди часто страдали от них. Савваф жадно запоминал молитвы, знаки, ритуалы. Антоний был доволен. Здесь он оставляет хорошего преемника.
— Что молчишь, Савваф?
— Думаю, Антоний.
— О чем?
— О твоем уходе.
— И какие мысли тебе приходят в голову?
— Мне жаль.
— Ни о чем не жалей. Я уже говорил тебе: ни о чем никогда не жалей. Все, что случается, должно было случиться. Это часть пути. Помни, каждая минута, которую ты живешь, приближает тебя к Богу, если ты идешь правильным путем.
— Я боюсь, Антоний.
— Чего?
— Если ты уйдешь, то я сам не смогу изгонять бесов.
— Твоя сила не от меня — от Бога. Пока в тебе горит огонь веры, ты можешь все. Имей мы ту Веру, что имел Иисус, мы только силой своей мысли заставили бы зацвести пустыню. И здесь поднялись бы тенистые сады и зажурчала вода. А вера наша сейчас похожа именно на пустыню. Ветер носит песок. И этот песок — наши сомнения.
Небо потемнело. Над пустыней нависли тучи. Надвигалась буря.
— Пора.
— Тебе пора умирать?
— Да. Надвигается буря. Я хочу умереть в ее сердце. Появился обычай почитать тела святых. Ты знаешь, меня тоже причисляют к ним.
— Но ты же и есть святой.
— Я человек. Так вот. Я не хочу, чтобы кто-то поклонялся моему телу. Это неправильно. Пусть поклоняются Богу. Я всего лишь посредник. Я человек. И мне пора, Савваф. Пусть Бог будет милосерден к тебе. Сила да остается с тобой. Изгоняй бесов, лечи больных. Только об одном прошу: всегда помни: ты просто человек. И проси у Бога. Он слышит. Часто мы просим лишнее, лишнее для своей души, и Он в милосердии своем освобождает нас от этой тяжести. Проси того, что просит не тело, а дух, и Бог поможет тебе.
Антоний оперся на палку и зашагал в глубь пустыни. Там, где было сердце надвигающейся бури.
Савваф провожал его со слезами на глазах. Он смотрел, как высокая, угловатая фигура уходит все дальше и дальше. Он стоял и смотрел. Пока небо не стало совсем черным.
Олег. Обычный день
По привычке, сложившейся за последние годы, Олег проснулся ровно в половине седьмого утра. В комнате звучала неторопливая готическая музыка, издаваемая музыкальным центром, в данном случае играющим роль будильника. Олег открыл глаза и огляделся по сторонам. Все было как обычно. Он перевернулся на бок, поскольку имел обыкновение спать на спине, зевнул, а затем, резко откинув в сторону одеяло, встал с постели. Пригладив пятерней длинные волосы, он проделал несколько простых упражнений из Шайтэ. Затем пошел на кухню, чтобы приготовить завтрак. Хотя ничего особенного готовить и не требовалось, поскольку завтрак был заблаговременно приготовлен и оставлен в холодильнике тетей Зиной. Олег лишь порезал овощи и вымыл яблоко.
Поставив чайник, он приступил к трапезе. Музыка продолжала литься из спальни. Она ничуть не раздражала Олега, даже вносила какую-то толику изысканности в завтрак на кухне. Тем более что он мог припомнить те далекие времена, когда даже за утренней трапезой его слух услаждала живая музыка.
После еды Олег оделся и, тщательно осмотрев себя в зеркало, собрался уходить. На часах было без десяти восемь. Все точно, как и всегда. Олег улыбнулся: еще оставалось несколько минут, чтобы покурить трубку на свежем воздухе около своего подъезда.
Однако стоило ему докурить трубку и специальным шильцем прочистить ее над урной, как некоторое событие сбило его сложившийся в преддверии нового рабочего дня настрой. Олег бросил случайный взгляд на стоящего неподалеку, по виду самого обычного, человека юных лет, и его внутреннее зрение тут же натолкнулось на барьер. Так и есть. Не прошло и трех дней, как у него появился новый наблюдатель. Куда делся прежний — оставалось загадкой. Впрочем, Олег иногда считал свои умозаключения насчет наблюдателей некой формой старческого маразма, укрепившейся в его сознании за долгие годы жизни. Но на этот раз о маразме не могло быть и речи: некий весьма запыхавшийся молодой человек, одетый в кожаную куртку и армейские ботинки, стоял и курил на дорожке, проходящей мимо его дома.
«Пусть так. Тем более наблюдатели — это одна из привычек, которая никогда не дает мне забыть, кто я на самом деле». Олег положил трубку и шильце для чистки в боковой карман сумки. Закинув ее на плечо, он пошел по направлению к станции метро «Красногвардейская».
Наблюдатель плелся за ним следом. Олег чувствовал его, даже не оборачиваясь. Впрочем, один раз, на повороте, когда проходил мимо школы, он все-таки не удержался и посмотрел. Так и есть: у наблюдателя в уши были вставлены наушники.
«Привет!» — чуть слышно сказал Олег и ухмыльнулся, когда наблюдатель споткнулся на ровном месте.
Когда Олег вошел в холл метрополитена, на его часах «Rolex», сверенных с точным временем, было ровно восемь пятнадцать. В который раз, взглянув на часы, Олег улыбнулся. Они полностью отвечали его требованиям к небольшим личным вещам: бывшие в употреблении, имеющие некоторые индивидуальные особенности, типа небольших царапинок и выбоин, свою историю, — а кроме того, они были непревзойденного качества. Часы Олегу были подарены. О чем свидетельствовала надпись на обороте: «Шай-Ама! Лаймехашь кей-ме, италь я — ашь райме». Если переводить на местный язык — «Шай-Ама! Цени время, такова судьба». Надпись была сделана на родном языке Олега. Вернее, на языке, который он сам считал для себя родным. Олег снова улыбнулся, представляя гравера. Написание было так же сложно, как и произношение. Старый знакомый ушел. Умер, как говорят смертные. Но он, Олег, знал, что где-то совсем в другом месте появится новый пророк, который с поразительной легкостью будет разъяснять то, что не под силу и тысячам местных мудрецов. Светлый пророк.
В метро новый наблюдатель сел с ним в один вагон. Он, как и Олег, дождался очереди на сидячие места, поскольку это была конечная, она же первая станция. Дорога под землей пролетела быстро. Олег читал, изредка поглядывая на пассажиров. Сделав пересадку и проехав еще одну остановку, он по привычке вышел не у самой остановки троллейбуса, а из другого выхода метро. Прошел пивной бар, затем казино с машиной в качестве главного приза у входа, еще один бар с манекеном-швейцаром у дверей, компьютерный магазинчик, книжный и, перейдя Таганскую площадь, вышел к станции метро «Марксистская», где, по обыкновению, садился в маршрутку или троллейбус.
Троллейбусы шли полными, как и полагается в час пик. К маршруткам выстроилась небольшая очередь. Олег через некоторое время сел в одну их них. Его новый наблюдатель, часть жизни, часть реальности, ехал вместе с ним, старательно отводя в сторону глаза.
Выйдя из маршрутки недалеко от Птичьего рынка, Олег бодро зашагал к себе в контору. Пройдя мимо оптового рынка, а дальше дворами, он подошел к малоприметной двери с вывеской ООО «НИМФ». При виде Олега охранник по имени Миша, как всегда, вроде бы в шутку отложил газетку и встал навытяжку. Он сам упорно не понимал, зачем это делает: ведь сотрудник конторы был его ровесником и вовсе не начальником. Охранника не покидало странное чувство, что этот в общем-то обычный, если не считать не по уставу длинных волос, человек был военным, а возможно, и воевал в горячих точках. Хотя, скорее всего, это было каким-то наваждением. Сам Мишка, прошедший Чечню, знал, что Олег просто неплохой парень и не кидается понтами, а в армии был разве что на студенческих сборах. Но вот походка, умение держать себя выдавала офицера, причем не «пиджака», а кадровика. Может, батя у Олега был военным, и это передалось по наследству? В жизни все может быть. Однако в случае крайней нужды при разгадывании кроссворда Мишка обращался именно к Олегу. Он помнил, что в прошлый канун Нового года, после того как свалили все, в том числе и шеф, они славно попили водки. Мишка рассказывал, как его долбанул в лоб осколок снаряда, а Олег одобрительно кивал: мол, бывает. Эх, жаль армия сейчас не та! Такие, как Олег, были бы там очень даже при деле.
Мишка пожал руку Олегу и продолжил погружение в глубины сплетен желтой прессы.
Пройдя мимо секретарши, Олег поздоровался и вслух заметил, что у нее новая прическа. Несмотря на то что Раисе Ивановне был сорок один год, а может быть, именно поэтому, она расцвела, словно фиалка. Войдя в свой кабинет, Олег включил компьютер и, набив трубку, собрался уже идти в курилку, как в комнату вошел шеф. Обычно он приезжал где-то в начале двенадцатого, но сегодня, видимо, решил сделать исключение. На вид ему было под сорок, хотя на самом деле шефу перевалило на пятый десяток. И лишь седина выдавала неизбежность проходящих лет. Усики щеточкой, гладко выбритые щеки, полнота, свойственная любителям выпить и хорошенько закусить. Однако выправка осталась прежней. Гвардии майор Балканцев Виктор Тихонович никогда не прекращал быть настоящим военным.
— Зайди ко мне, Олежек! — Тихоныч, как его называли за глаза сотрудники, плотоядно ухмыльнулся.
— Есть! — Шефу нравилось, когда отвечали по-армейски.
Однако Олег помедлил. Если уж шеф пришел раньше обычного, то случиться могло все что угодно. Улыбка шефа всегда была одинаковой. Особенно доброй, когда надвигалась беда. Тем более шеф не любил торопливости. Поэтому Олег все-таки отправился в курилку, вдоволь подымил, попил минералки в кабинете, а потом уже отправился к начальнику.
Ритуально постучав в дверь три раза, он заглянул:
— Разрешите войти, Виктор Тихонович?
— Разрешаю! — улыбнулся шеф, держа в зубах дымящийся «Парламент».
Про себя Олег отметил, что быть шефом хорошо хотя бы потому, что не надо тащиться в курилку. Но даже ради этого несравненного плюса он ни за что не захотел бы стать начальником.
— Присаживайся! — Шеф выпустил клуб ароматного дыма.
Олег сел на один из полумягких стульев возле длинного стола, примыкающего к столу шефа.
— Помог ты мне, Олежек. Ой как помог с этой «Транс Риэлти».
За что Олег больше всего уважал начальника, так это за то, что он всегда говорил исключительно по существу, если не шутил. А сейчас, как Олег мог точно определить по сложившейся ситуации, Тихоныч не шутил.
— Ты вот все правильно говорил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29