– Может быть, мне сказать его светлости, что у вас снова мигрень, мэм?– Хорошо, если бы это было правдой, – созналась Джорджина, но опомнилась и добавила более спокойным тоном: – Об этом даже не может быть и речи, Морган. Я чувствую себя просто великолепно и намерена хорошенько развлечься на маскараде. По-моему, роль Титании мне подойдет, ты так не считаешь?– О, и еще как подойдет, ваша светлость, – согласилась горничная.Морган помогла герцогине надеть серебристое атласное белье и прикрепила сверху юбку из тончайших кружев с нашитыми кругом серебряными блестками. В этом платье Джорджина была похожа на шекспировскую Титанию.Морган завязала ей под грудью ленту мелкого жемчуга.Немного изобретательности, и любимое бальное платье Джорджины превратилось в серебристый наряд Титании из популярной комедии «Сон в летнюю ночь».И в самом деле, это гениальный замысел, подумала Джорджина. Весь свет Лондона уже посмотрел пьесу, и ее серебряное платье будут мгновенно узнавать. Даже отец, хотя и после некоторых сомнений, одобрил ее выбор.Четыре часа спустя, вальсируя с чрезвычайно любезным Берти, она удивлялась, почему же ее так мало радует несомненный успех этого серебряного костюма. Более того. Сегодня вечером она была ужасно сердита. Особенно раздражал Джорджину ее безукоризненно одетый жених. Неужели ничто не может поколебать его спокойствие? Так никогда и ни за что не дрогнут черты его красивого аристократического лица?Она вспомнила, как стоически отнесся маркиз к тому, что снова не увидел на ней своих изумрудов. Джорджина была, впрочем, готова смягчиться, если бы Берти выказал хоть малейший признак неудовольствия или обиды. Но даже в этом крошечном признаке эмоций, по которому она могла бы определить его настоящие чувства к ней, Джорджине было отказано, и ее добрые намерения тут же испарились.Берти даже бровью не повел, не расстроился, не огорчился. Казалось, что его не заботила постоянная изменчивость Джорджины. Может быть, ему и в самом деле все равно, подумала она, глядя на него из-за своей серебряной маски.Он улыбнулся.– Ты сегодня выглядишь совершенно очаровательно, моя любовь, прямо королева бала, – пробормотал он, ловко уклоняясь от столкновения с тяжеленной матроной в зеленом атласе и с пурпурными перьями на шарообразном головном уборе, лицо которой пылало, скрытое наполовину ярко-красной маской с серебряными блестками. – Без преувеличения, Джорджина, ты самая красивая женщина в этом зале, – добавил он.Почему-то комплимент не звучал откровенно. Может, из-за того, что у нее не было настроения. Но она не почувствовала и намека на то, что Берти действительно потрясен ее красотой. Его руки в перчатках даже не дрогнули у нее на талии.Его спокойные серые глаза смотрели не мигая, и не верилось, что за ними могут скрываться какие-нибудь другие мысли, кроме самых целомудренных.– Ты действительно так думаешь, Берти? – неожиданно спросила она.Ей хотелось встряхнуть его.Лорд Портлендский был так удивлен, что даже сбился с шага.– Моя дорогая! – воскликнул Берти. – Какой, однако, странный вопрос! Конечно, я действительно так думаю. Зачем бы я это говорил?– Потому что ты хороший и добрый, – просто ответила она.– И ты хочешь сделать меня счастливой. Хотя должна сознаться, многие джентльмены говорили мне подобные вещи в разных обстоятельствах, но никто не имел в виду то, что говорил. Я совершенно уверена.Лорд Потлендский посмотрел на нее с любопытством и нахмурился.– Что тебя расстроило, любовь моя? – спросил он заботливо.Маркиз отвел Джорджину в сторону. Они прошли в небольшой уютный холл, где были ниши, закрывавшиеся портьерами.На маркизе был костюм французского шевалье, и Джорджине такой выбор казался великолепным. Голубой атласный мундир, слегка приталенный, был покрыт тысячами серебристых бусинок и чудесно подчеркивал стройную фигуру маркиза. Экстравагантный кружевной воротник был украшен тремя огромными жемчужинами. Тончайшим кружевом были обшиты его перчатки. Таких удивительных кружев Джорджина еще никогда не видела. У нее возникло мимолетное чувство, что для маркиза Портлендского это вовсе не маскарад. Берти был, если не в самом деле, то в своем воображении, настоящим французским шевалье.Именно это ее и тревожило, поняла Джорджина. Они с Берти принадлежали к разным поколениям. Но не только это. Они были разными по темпераменту. Ни разу, пока они вальсировали, ее абсолютно порядочный жених не прикоснулся своим бедром к ее бедрам, даже случайно. Нет, он сохранял расстояние точно в двенадцать дюймов. Иногда он целовал ее. Но едва ли наполовину так же страстно, как один ее знакомый деревенский джентльмен.Джорджина вздрогнула при этих сладких воспоминаниях.– Скажи мне, – повторил лорд Портлендский, – что тебя расстроило, Джорджина?– О, действительно ничего, милорд, – со вздохом ответила она.Она хотела бы все свои страхи и сомнения облечь в такие слова, чтобы он ее понял. Но это было невозможно. Берти не мог понять, как не мог понять и отец, что она противилась этому браку, потому что ее душа проснулась после долгих лет. С отчаянием Джорджина чувствовала, что ее влечет в Девон, и от безысходной грусти слезы вот-вот брызнут из глаз.Нет, тут же поправила она себя, теперь ее сердце здесь, в Лондоне, потому что один недоступный джентльмен снова вторгся в ее мир и сделал мысль выйти замуж за кого-либо другого просто невыносимой.Лорд Портлендский молча посмотрел на нее, затем поднес ее руку к своим губам и нежно поцеловал.– Постой здесь, Джорджина, и отдохни немного, моя дорогая, – сказал он. – Я принесу тебе бокал пунша. В зале слишком жарко.Взглянув на нее с обожанием, маркиз вышел из алькова, в котором они находились, и задернул за собой портьеры.Джорджина сразу успокоилась и глубоко вздохнула. Надо поскорее прийти в себя, пока не вернулся Берти, подумала она. Это было так не похоже на нее – давать волю своим эмоциям, особенно публично, да еще на балу!Берти прав, в зале душно. Она вышла на балкон, залитый лунным светом, и глубоко вдохнула свежий ночной воздух.Легкий ветерок развевал ее волосы, и она вдруг подняла руки и сняла серебристую маску со своего лица. Так гораздо легче дышать, подумала Джорджина. Но шелковая тесемка, державшая маску, запуталась в волосах. Джорджина пыталась ее вытащить, но безрезультатно, когда почувствовала, что ее руку отодвинули в сторону, а чьи-то сильные пальцы быстро распутали узел.– Позволь мне помочь тебе, сладкая Титания, – сказал хрипловатый голос у нее за спиной.У Джорджины даже мурашки пошли по спине.– Благодарю вас, – весело ответила Джорджина. И когда маска была снята, повернулась к своему спасителю. – А вы, должно быть, Оберон, пришли избавить меня от осла, я так понимаю?Но это был не Оберон.Джентльмен, который стоял рядом, и, пожалуй, слишком близко. Он был так высок, что Джорджине потребовалось поднять голову, чтобы взглянуть ему в глаза, которые сверкали через прорези его черной маски.На нем была грубая зеленая туника, подпоясанная кожаным ремнем с медными заклепками, и узкие обтягивающие бриджи. У него были стройные, длинные мускулистые ноги.Пастух, подумала она. Или еще какой-нибудь подобный же персонаж. Его невозможно было принять за Оберона. Этот широкоплечий гигант никак не вязался с ее представлением о царе фей и эльфов.Высокий джентльмен поклонился.– Если таково ваше желание, прекрасная королева, вы можете только приказать.Его голос пробудил в ее груди тревожные воспоминания, и Джорджина сразу насторожилась.– Но вы совсем не похожи на Оберона, – сказала она. Ей не хотелось разрушать волшебные чары, которыми, казалось, окутывал и лунный свет.Пастух засмеялся глубоким хрипловатым смехом. Джорджина слышала этот смех совсем недавно.– Это потому, что я не царь фей и эльфов, моя королева, – ответил высокий джентльмен и добавил: – К сожалению.Его глаза жадно смотрели на ее лицо, будто он старался запечатлеть каждую черточку в своей душе.– Кто вы такой? – спросила Джорджина.Она хотела отступить на шаг от этого незнакомца, который все больше напоминал ей того, чей голос она уже не мечтала услышать. Но за ней были железные перила балкона, и отступать она уже не могла.– Скажите мне, кто вы такой, сэр? – потребовала она. Пастух рассмеялся снова.– Я осел, моя сладкая Титания, – ответил он и еще раз поклонился, но Джорджина заметила горечь в его голосе. – Пришел в Лондон увидеть королеву.Дрожь охватила ее, Джорджина поняла, кто этот пастух.– Это кот пришел в Лондон, чтобы увидеть королеву, – поправила она его. – Кот, а не осел. И кот поймал маленькую мышку под стулом. Помните?Ведь это была строчка из детской считалки.– Да, конечно, помню, Титания. Так оно и было. Но это не имеет значения. Кот или осел. Этот осел пришел не для того, чтобы просто взглянуть на королеву или даже поймать для нее мышку, – страстно сказал Джек Хемптон, наклоняясь к ней. – Мне нужно гораздо больше, сладкая Титания.Прежде чем Джорджина поняла, что он имеет в виду, Джек схватил ее и прижал к себе так крепко, что у нее перехватило дыхание и закружилась голова.Его губы были очень требовательны. Она не успела ничего сообразить, как ее губы раскрылись сами и приняли его, а ее руки вцепились ему в плечи. И вот она уже бесстыдно прижимается к нему всем телом.Из-за портьеры донеслось деликатное покашливание. Они быстро отпрыгнули друг от друга. Джорджина перепугалась насмерть. Пастух ответил глубокий поклон и поднес палец к губам.– Всегда к вашим услугам, моя королева, – насмешливо сказал он.Затем он повернулся и, ни говоря больше ни слова, исчез за портьерой.Джорджина осталась стоять, в ужасе и смущении глядя на французского шевалье, который держал бокал пунша.В эту ночь Джорджине снились влюбленные пастухи, преследовавшие в лесу хохочущих нимф и страстно целовавшие их при лунном свете. Когда один, особенно настойчивый пастух поймал свою нимфу недалеко от ручья и стал покрывать ее тело поцелуями, Джорджина с удивлением обнаружила, что эта бесстыдная нимфа она сама.Бесстыдница не только не протестовала, но даже поощряла действия пастуха. Она уложила его рядом с собой на покрытый цветами бережок и отдавалась с таким сладострастием, на которое Джорджина была способна, наверное, только во сне.Любовные игры у ручья стали такими жаркими, что Джорджина проснулась вся в поту.Она встала с постели, села у раскрытого окна, чтобы немного охладить свое воображение.Ей привиделось, или это пастух во сне был Джек Хемптон? Лица пастуха она не разглядела, но помнила его сверкающие карие глаза. Так же они сверкали вчера, когда жадно смотрели на нее.И его горячие губы… Джорджина вздрогнула, потому что вспомнила, как эти губы целуют ее в таких местах, где ее еще никто не целовал. По крайней мере пока, подумала она, чувствуя, как жар приливает к ее щекам от таких нескромных мыслей.Уже поднимался рассвет, когда она наконец уснула, тяжело, без сновидений. Так что, был уже почти полдень, когда она позвонила Морган и попросила свою утреннюю чашку шоколада.Служанка вошла с букетом фиалок.– Доброе утро, миледи, – весело сказала она. – Дженни сейчас принесет ваш шоколад. А тут кое-что гораздо более приятное.С такими словами Морган отдала вазочку с фиалками в руки своей хозяйке, а сама потом подбоченилась и с пониманием стала за ней наблюдать.– Настоящий мужчина, точно, это у него есть, – заметила служанка. – Не много таких найдется, как наш славный майор, а? – И она показала на коллекцию вазочек с фиалками, которые стояли кругом по всей комнате, распространяя сладкий аромат. – Пахнет прямо как в цветочном магазине, миледи.– Почему ты думаешь, что фиалки присылает майор Хемптон? – спросила Джорджина, удивленная необыкновенной проницательностью своей служанки.– Так тут нечего и думать, миледи, – ответила Морган, встряхнув кудрявой головой. – Фиалки – цветы деревенские, и наш майор тоже из деревни. Это точно он, конечно же, он.– Он не наш майор, как ты его называешь, – сказала Джорджина, вдыхая сладкий аромат и нежно лаская лепестки кончиками пальцев.– Ах! Но он может быть наш, и очень скоро, это точно, миледи. Он так безумно влюблен, что упадет к вашим ногам при первом вашем желании. Только дурак этого не видит, миледи.– Значит, я полная дура, Морган, – резко сказала Джорджина. – Потому что я ничего такого не вижу.– И очень жаль, миледи Джорджина, – сладко пропела служанка. – Ставки среди прислуги уже идут четыре к одному в пользу майора.Джорджина смотрела на горничную, не веря своим ушам. Неужели это правда? Даже слуги держат пари на ее шансы вновь расстроить планы отца. Бедный Берти, подумала она. Он не должен никогда узнать про это. Она должна все сделать, чтобы пресечь подобные сплетни.– Я не собираюсь бросать маркиза, – сердито заявила она. – И я рассчитываю, Морган, что ты не будешь поддерживать такие разговоры. Все совсем не так, как прошлым летом, ты знаешь. Я обручена теперь с маркизом Портлендским. Так что прекрати болтать глупости. Ты поняла меня?– Да, конечно, ваша светлость, – ответила Морган, как всегда, если Джорджина начинала вдруг сердиться. – Вы наденете сегодня утром зеленое шелковое платье, ваша светлость? Лорд Портлендский должен прийти в два часа, и он очень неравнодушен к зеленому, насколько я помню.Джорджину уже начали раздражать слова горничной. На круглом деревенском лице Морган невозможно было ничего прочитать, Джорджина знала, что служанка обижается за то, что хозяйка с утра на нее набросилась. А может, и за то, что она не хочет ничего слышать о майоре, подумала она, надевая зеленое шелковое платье с очень смелым вырезом на груди. Морган права, конечно. Лорду Портлендскому это платье особенно нравится. И возможно, будет разумно сегодня ублажить маркиза, подумала она, тем более в свете вчерашнего случая на балу.Впрочем, Берти не высказал ни малейшего возмущения, застав свою невесту в объятиях другого мужчины. Его ледяное спокойствие было достойно восхищения, вспоминала Джорджина, и она почувствовала себя еще больше виноватой за то, что совершили и нарушила узы доверия между ними. Не было ни упреков, ни угроз. Маркиз не возмущался и не топал ногами, как ее отец герцог наверняка бы сделал. Молчание лорда Портлендского было еще тяжелее, и Джорджина вся трепетала, – когда милорд отвез ее домой, помог выйти из кареты и поцеловал в бледную щечку так, будто ничего не случилось.Но Джорджина не питала иллюзий. Она была уверена, что Берти еще что-то предпримет в связи с этим. Поэтому, спеша в гостиную еще за несколько минут до назначенного времени, Джорджина решительно была настроена дать своему жениху то удовлетворение, которое он, без сомнения, заслуживал. Какое именно удовлетворение она собиралась ему дать, Джорджина еще точно не знала, но совершенно точно была готова попросить прощения и самым покорным образом, если это только могло поправить случившееся.Когда невозмутимый дворецкий объявил о прибытии лорда Портлендского, она собрала всю свою храбрость и встала, чтобы приветствовать маркиза, стараясь не опускать глаза вниз, как провинившаяся школьница.Она смотрела прямо на него, в то время как он уверенно шагал к ней по ковру. Она была рада, что у маркиза вовсе не такой вид, будто он сейчас собирается кричать на нее.– Милорд, – начала она робко. – То есть, я хотела сказать, Берти…– Добрый день, моя дорогая, – прервал он, останавливаясь рядом и глядя на нее своими холодными серыми глазами. – Ты выглядишь сегодня очаровательно, как всегда, Джорджина. Просто бесподобно. Это платье мне особенно нравится.– Да, я знаю, – пробормотала она, совершенно обескураженная его неожиданным комплиментом.– Ах так! Ты это знаешь, шалунья? – сказал он, беря ее безвольную руку и поднося к своим губам. – Хочешь мне подсластить?И он улыбнулся сладко и нежно. Эта любящая улыбка снимала даже намек на осуждение, если таковой и имелся в его словах.И это его улыбка так подействовала на нее.– О, Берти, – всхлипнула Джорджина, не в силах справиться с волной эмоций, которые грозили захлестнуть ее. – О, Берти, я чувствую себя так ужасно. Я даже не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня.Она посмотрела на него заплаканными глазами.– Я уже простил, любовь моя, так что не мучай себя.Он снова улыбнулся ей, и Джорджина знала, что он говорит правду. У него не было намерения попрекать Джорджину за ее поведение. И, по какой-то необъяснимой причине, она почувствовала себя еще более несчастной. Слезы так и заструились у нее по щекам.– Что с тобой, моя дорогая? – спросил маркиз, вынимая из кармана чистый платок и подавая ей. – У тебя сегодня глаза на мокром месте. Но, должен тебе сказать, Джорджина, что в слезах ты выглядишь столь же очаровательно, как и когда ты улыбаешься, любовь моя. Хотя, надо сознаться, я предпочитаю, чтобы на твоем Лице всегда цвела улыбка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24