А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Передача о коллекции Мишкольца, готовящаяся на телевидении, отнимала у Балуева много сил. Он пропадал на телестудии день-деньской. О поездке в Рио, которую навязывал ему Владимир Евгеньевич, нечего было думать. Впрочем, так ли уж он нуждался в ней? Его ханДРУ как рукой сняло, стоило ему заняться любимым делом. Геннадий подготовил комментарии к картинам, собрал интересные факты из жизни «мирискусников», перевел с английского, французского, итальянского несколько статей о Бенуа, Лансере, Баксте и других. Короче, зажил полноценной жизнью искусствоведа. Шеф на время подготовки передачи отстранил его от работы в фирме, а вечерами они собирались на квартире Мишкольца или в особняке, отведенном под картины, и вместе редактировали, дополняли текст. Их творческие посиделки не обходились без присутствия Анхелики. Красавица телеведущая увлеклась не только передачей, но и Мишкольцем. Володя, живя вдали от обеих жен, не сильно сопротивлялся. Ничего не знавшая об их взаимоотношениях Светлана исходила ревностью к абсолютно невинному Балуеву.
Узнав о ее возвышении, Геннадий засыпал Светлану факсами с веселыми поздравлениями и непристойными рисунками, далекими от «Мира искусства». Он хотел проверить, не потеряла ли она на новой должности чувства юмора и – самое главное – расположения к нему. Не потеряла.
– Я вообще не из трусливых! – хорохорился перед ней Гена. – Если пришла пора круто повернуть на вираже, я постараюсь вписаться в поворот!
– Я не думала, что ты такой заядлый автомобилист! – Это был камушек в его огород – Геннадий не умел водить машину и вообще боялся садиться за руль.
Света загасила окурок в пепельнице, стоявшей на полу, и посмотрела на часы.
– Боишься, что нагрянет Марина с детьми? – усмехнулся он, ведь надо было чем-то ответить на ее укол.
– Собаку пора выгуливать, – вздохнула Света.
– Уже? – испугался он. – Собираешься домой?
– Должна тебе признаться, что трахаться на пошлых простынях в цветочек в священной супружеской спальне мне не доставляет большого удовольствия. Надо было ехать ко мне.
– Поедем, – несколько устало предложил Геннадий.
– Ты собираешься разводиться? – напрямик спросила она.
– Сколько можно повторять? Как только она вернется с юга.
– А когда она вернется?
– В конце месяца.
– А тебя разведут с тремя детьми?
– На лапу дам – разведут, – буркнул Балуев. Разговор не очень его развлекал. Он чувствовал себя оставшимся на второй год двоечником, которого тетя-завуч приперла к доске, чтобы как следует отчитать за неуспеваемость. – Светка, кончай меня допрашивать! Я все сделаю как надо. Но перед этим мы махнем с тобой на две недели в Бразилию! – переключил он разговор на более приятную тему. – Володя сказал, что он и твой помощник вполне обойдутся две недели без нас. Как ты думаешь, можем мы на них положиться?
– Думаю, можем, – повеселела Светлана, – только им придется обойтись без нас не две недели, а месяц.
– Не понял.
– Потому что с побережья Атлантического океана мы потом махнем на побережье Тихого. И поживем две недели у мамы!
– Черт! Я и забыл, что Латинская Америка – почти твоя вторая родина!
По этому поводу надо выпить! Сейчас будет шампанское! Лежи, не вставай!
Шампанское подается прямо в постель!
Он побежал на кухню. Достал из буфета хрустальные фужеры, стрельнул пробкой, устроил все на подносе… И в это время раздался беспрерывный телефонный звонок.
– А вот и Марина тут как тут! – крикнула из спальни Светлана Васильевна и захохотала. – Что ей не загорается? Наверно, вычитала в гороскопе, что у тебя любовница в спальне, вот и забеспокоилась!
Она была недалека от истины. Марина действительно начала с астрологического прогноза.
– Звезды так расположатся в следующем месяце, – твердила помешанная на астрологии супруга, – что тебе будет постоянно сопутствовать удача в любви! Ты понимаешь? Ведь мы как раз будем вместе в это время!
– Должен тебя огорчить. В конце августа я уеду в командировку на целый месяц.
– Как же так? – пропищала она в трубку и залилась слезами.
– Успокойся, прошу тебя.
– Ты поедешь не один?
– С ума сошла?
– Со Светкой, да? Со Светкой? Я все знаю! Гороскопы не врут!
Ему ничего не стоило подтвердить ее догадку, но доносившиеся через сотни километров всхлипы жены действовали на него странным образом, подталкивая к бессмысленному вранью.
– Успокойся, я еду один. А Света теперь так высоко поднялась, что и не взглянет в мою сторону.
– Это правда? – высморкалась она в трубку.
– Правда! – заверил он.
– Геночка, миленький, не бросай меня! душераздирающе заголосила Марина. – Умоляю тебя! Подумай о детях! Ведь ты их никогда не увидишь, если разведешься со мной! Слышишь? Никогда! – Ее голос неожиданно окреп. –Я останусь у мамы в Новороссийске, и ты ничего не сможешь сделать! Даже развестись со мной не сможешь!
«Ловко придумала! – смекнул Геннадий. – Не без помощи тещи, разумеется!»
– Что на тебя нашло? – прикинулся он примерным семьянином. – Какой развод? Я люблю тебя и детей…
– Это правда? Ты меня не обманываешь? Вообще-то у меня по картам каждую неделю удачный расклад!
– Вот видишь!
Настроение резко пошло на убыль. Он вернулся на кухню за шампанским и закурил. Нельзя всем угодить, нельзя быть для всех хорошим! Это он прекрасно знал и все же спасовал перед ней. "Я раб этой женщины! – дергал он себя за волосы. – Я раб собственной трусости, собственной подлости! Ведь я ее не люблю!
Зачем унижаюсь? Зачем предаю Светку?" Он вспомнил еврейскую поговорку, которую часто приводил Володя: с одной задницей на две ярмарки не ездят. Сам-то он только этим и занимался всю жизнь. Нет, настала пора решительных действий, а иначе так и просидишь в дерьме и только будешь уверять себя и окружающих, что это перегной и что скоро-скоро, очень скоро взойдут ростки, вытянутся стебли, раскроются бутоны!
Светлана Васильевна со скучающим видом смотрела видеокассету с Ван Даммом. Он оценил эту жертву – она не хотела даже ненароком подслушать его телефонный разговор.
– Откуда у тебя этот «шедевр»? – кивнула она на экран.
– Ван Дамм – любимый Маринин артист! Идеал мужчины! – с пафосом воскликнул Балуев.
– Такое впечатление, что все они разговаривают задницами! – со злостью нажала она на кнопку пульта, и экран погас.
Гена стоял с подносом посреди спальни, как официант. По выражению его лица она обо всем догадалась.
– Ты, конечно, ей ничего не сказал? Он помотал головой.
– Боишься, что начнет тебя шантажировать детьми?
– Уже… Думаю, что ради этого она их и завела.
– Распространенный вариант.
– Марина никогда не отличалась оригинальностью.
– Ладно, не паникуй заранее! Что-нибудь придумаем.
– Разве тебе это важно?
Света нахмурилась, потянулась за сигаретами и тихо произнесла:
– Своих-то детей у меня никогда не будет.
– Мы, кажется, собирались выпить! – напомнил Геннадий.
– И поехать в Бразилию, – с грустной улыбкой добавила Светлана.
– А потом к маме! раскручивал настроение Балуев, будто заводил граммофон. Он наполнил фужеры шампанским и закричал:
– В Бразилию! В Бразилию!
– Где много диких обезьян! – подхватила она. Они выпили и заскакали по комнате, сгорбившись, низко свесив руки, изображая диковинных приматов.
А потом опять было шампанское, прозрачное и пенящееся, как волны двух великих океанов.
* * *
Она звала его Шурой. Кажется, только она звала его так. А может, еще мама? Давно-давно. В деревне. Шура, Шурочка, Шурик. Ему не нравилось это имя.
Шуриком был рыжий очкастый недотепа этнограф из «Кавказской пленницы». Когда кто-то из пацанов еще в младших классах вздумал дразнить его этим именем, он так отделал обидчика, что тому мало не показалось.
Но Люде он разрешал все.
– Шура, смотри, куда ты встал! Ты ведь топчешь ягоды! – Ее темные, стального цвета глаза расширились от страха. – Если отец увидит раздавленную ягоду – со свету сживет!
– Не увидит, – заговорщицки шептал Саня. – Мы выроем ямку и закопаем.
Он огляделся по сторонам. Иван Серафимович поливал из шланга кусты смородины. Зоя Степановна возилась в парнике. Саня пяткой антикварного бота, выданного ему заботливой Людиной мамой – чтобы не замарал своих штиблет! – сделал в земле воронку и похоронил кровавое клубничное месиво, с торжественным видом бубня себе под нос похоронный марш.
– Какой ты смешной, Шурка! – засмеялась Люда. Белая косынка в черный горошек, повязанная на манер гоголевской Солохи, очень шла к ее белому круглому лицу.
Зачем он приехал в тот жаркий июньский день на дачу к ее родителям?
Зачем он блуждал целый час по садово-огородным участкам в поисках их невзрачного зеленоватого домика, мало чем отличающегося от остальных, таких же убогих построек? А потом ловил на себе злые, беспощадные взгляды ее отца:
«Явился – не запылился! Женишок!» Движения и жесты Ивана Серафимовича сразу стали резкими, раздраженными, губы побелели, ноздри раздулись. Зоя Степановна испуганно кудахтала: «Да, че ты, отец, на парня озлобился? Че он те сделал?» – «Ниче». Но Саня знал, что стоит за этим «ниче». Он был голодранцем, деревенщиной, лимитой. Делил комнату в заводской общаге с таким же лимитой Витяем. Имел две пары штанов – на зиму и на лето и столько же пар ботинок.
Зимой он ходил в старом, обшарпанном тулупе с отцовского плеча и в лохматой собачьей шапке неопределенного цвета. Походил на беспризорника. Со стороны Люды было опрометчиво привести его в таком виде в дом прошлой зимой. Тогда-то, на втором курсе профтехучилища, и началась их любовь.
– Сейчас будем обедать. – Она поднялась с корточек, выпрямилась. – Ой, мамочки! Спина аж скрипит!
Перед ней стояло полное ведро клубники. Клубника в тот год уродилась на славу. Люда стянула с головы платок. Светло-русые волосы были забраны в старомодную шишку на затылке. Вытерла платком шею и под мышками.
– Лю-уд, – умоляюще пропел он. – А может, как-нибудь сбежим?
Он набрал всего треть ведра клубники. И не удивительно. До клубники ли ему?
Сбежать было необходимо. Завтра утром Саня должен явиться на призывной пункт военкомата. Он попал в спецнабор. Думал, что пронесет. Если спокойно дали закончить училище, значит, заберут осенью. Не тут-то было! Страна нуждалась в молодых, здоровых, как он. Шла война.
– Надо с мамой поговорить.
– Ты ей все расскажешь?
– Не знаю, – пожала плечами Люда.
От ее родителей они скрыли синдром спецнабора, чтобы беспрепятственно попрощаться, чтобы с виду все, как обычно. Но обычно ее по выходным забирали на дачу и запрягали в работу.
Девушка подхватила свое полное ведро и уверенно зашагала к теплице.
Саня с новой силой принялся бороться за урожай (или с урожаем?).
Вскоре его позвали обедать, и он не мог понять, отчего у матери и дочери такие потные, раскрасневшиеся лица – то ли от состоявшегося нелегкого разговора, то ли от невыносимой жары в теплице?
Иван Серафимович отказался сесть с ними за стол: не хочу чего-то. Не наработался покамест.
Обед состоял из простой снеди: картошка, тушенка, помидоры, лук, огурцы и квас. Зоя Степановна чересчур суетилась, все время что-нибудь роняла, но при этом улыбалась. Стеснялась, может быть? А может, растерялась от известия, сообщенного дочерью.
– Клубники в этом году много, – задумчиво рассуждала она за столом. – Может, продать одно ведерко?
Они недоуменно посмотрели на нее. Почему она советуется с ними, а не с Иваном Серафимовичем?
– Почем на рынке клубника, не знаете? – обратилась Зоя Степановна к Александру.
Тот сначала пожал плечами, а потом вспомнил:
– Мой сосед Витяй покупал недавно! Три рубля – поллитровая банка.
Зоя Степановна посмотрела на ведро, собранное Людой,оценила:
– Здесь банок двадцать будет. Шестьдесят рублей! Неплохо!
Саня подумал, что за такие деньги он полмесяца пашет на заводе.
– Скажу отцу! – загорелась хозяйка. – Но только ,надо прямо сейчас ехать и продавать.
– А кто же поедет, мама? – вытаращила Люда глаза.
– Как это кто? Вы и поедете!
– Но нам нельзя! – запротестовала девушка. – Мы – комсомольцы. Если на заводе узнают…
– А мне уже все равно! – обрадовался Саня – Поедем! Я буду торговать!
– Вот и хорошо! – потирала руки предприимчивая женщина. – Осталось только взять в оборот Ивана Серафимовича!
И она вышла в огород, чтобы обсудить коммерческую инициативу с главой семейства.
– Классно придумала твоя мама! – шепнул он ей, глядя в окно и наблюдая, как горячо спорят Людины родители.
– Подожди еще! – пригрозила Люда. – Ты не знаешь отца! Он может не согласиться!
Но она сама не знала своего отца. Иван Серафимович был не из тех людей, что упускают верную прибыль из рук, особенно когда деньги валяются под ногами. Спор же с супругой у них возник по другому поводу. Отец настаивал, чтобы Люда вернулась вечером на дачу. Мать была против. Во-первых, неизвестно, сколько времени они будут торговать, последний автобус с автовокзала уходит в восемь вечера, а добираться на попутках очень опасно. Во-вторых, девочка спокойно может переночевать дома, в городе, а утром вернуться на дачу. В конце концов женщина взяла верх, накрыла марлей ведро, выдала дочери поллитровую банку и напутствовала их простыми христианскими словами:
– Идите с миром…
Тогда Саня не уловил подводного течения этих слов. Пожелание мира было в основном адресовано ему.
– Вот не думал – не гадал, что в последний день перед армией стану спекулянтом! – шутил он в переполненном автобусе.
– Тише, дурак! – попросила Люда и была права. Пассажиры при слове «спекулянт» стали косо поглядывать на молодых людей.
Но ему все было нипочем в этот день, море по колено. Главное, что Людку он сумел выцарапать из лап грозного родителя.
– На рынок не поедем! – заявила она, как только они очутились на автовокзале.
– А как же…
– Я знаю одно хорошее место. Универсам на улице Гегеля. Там всегда торгуют садоводы-любители, и, кроме того, нас там никто не знает!
Пришлось согласиться с ее доводами, хотя «хорошее место» находилось очень далеко от автовокзала и они потратили около двух часов, давясь в потных автобусах, пока добрались до цели.
Люда оказалась права, садоводов-любителей здесь куры не клевали, и, как назло, почти все торговали клубникой, и поллитровая банка уже стоила полтора рубля.
– Мы так с тобой простоим до вечера! – оценил ситуацию будущий предприниматель. –Давай просить рубль за банку.
– Отец меня убьет! – всплеснула руками Люда, но долго стоять на виду у всех ей тоже не хотелось.
– Подходите! Подходите! – зазывал Саня. – Всего рубль банка!
К ним выстроилась очередь. Люда только успевала накладывать. Александр принимал деньги. Ведро ушло за полчаса.
Это была его первая и самая дорогая выгода от продажи, и заключалась она, конечно, не в двадцати вырученных рублях, а в том, что он сэкономил целых полдня для прощания с любимой.
Пустое ведро с окровавленной марлей на дне досаждало, неприятно поскрипывая и привлекая внимание прохожих, но везти его домой значило снова тратить драгоценное время в автобусной давке. В советской стране, словно по завету дедушки Маркса, куда ни плюнь – везде борьба!
Взявшись за руки, они бодро вышагивали к ближайшему лесопарку, где надеялись найти свободную скамейку.
– А руки-то у нас сладкие, как у леденцовых зверушек! – смеялась Люда.
– У зверушек не бывает рук! – резонно заметил Саня.
– Не умничай, Шурик!
– Я не умничаю. Вот приклеишься ко мне, и пойдем вместе в армию!
– Представляю! Приходим на призывной пункт и дуэтом говорим:
«Дя-день-ка пол-ков-ник, мы расклеиться не можем!»
– Уж какой там спецнабор! Меня и осенью побоятся призвать!
Пустая скамейка все же отыскалась, но от комаров не было спасенья.
– Нет, Людка, надолго нас не хватит! Поцелуи получались беспокойные, нервные.
– Что ты предлагаешь?
– К тебе, – уверенно произнес он, по-видимому, считая, что сегодня его желания должны исполняться неукоснительно. – В общаге, сама понимаешь, проводы Витяя.
– Ты с ума сошел! – обиделась Люда. Дом ее родителей был с самого начала закрыт для их тайных свиданий. Даже когда они оставались одни в ее комнате, она не позволяла ему невиннейшего поцелуя. В доме безраздельно властвовал отец и в свое отсутствие оставлял невидимого пса сторожить девичью честь. Не зря Люда впадала в оцепенение, стоило прикоснуться к ней, и сама превращалась в Цербера, если он вел себя понастойчивей.
Все менялось в общаге. Несколько раз им удалось избавиться от Витяя.
Товарищ и сам понимал, что лишний, но иногда не проявлял инициативы, и Сане приходилось его выпроваживать к соседям на пару часов. Встречи всегда происходили днем, после занятий, а потом в обеденные перерывы. Здесь, в грязной обшарпанной комнате с казенным постельным бельем, Люда становилась гораздо податливей, благосклонно принимала его ласки, отвечая лишь тяжелым вздыманием груди, будто пела оперную арию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49