– Чем занимаешься, Юран?
– Чем-чем, – смутился тот, – коммерцией. Сейчас все этим занимаются.
Ты, наверное, тоже?
– Можно и так сказать, – улыбнулся Саня и пожал плечами.
Бывший комсомольский работник оценил мощь этих плеч и выдвинул новое предположение:
– Рэкет?
– Тоже подходит, – согласился Саня. – Не гадай, комиссар. Все равно не скажу, а сам догадаешься – еще больше вспотеешь.
Тот призадумался, будто искал что-то в парализованном сознании, но вдруг нашел и радостно сообщил о находке:
– А ведь это ты мне написал письмо из Афганистана! Точно! Шаталин Саша! Ох и возгордился я тогда: воин-интернационалист пишет в комитет комсомола! Ты побоялся писать родителям, что тебя отправили на войну, и написал мне. А в следующем письме обещал сообщить адрес полевой почты. Почему больше не писал?
– Дальше пошло нецензурное, комиссар.
– Понятно, – опустил тот голову.
– А Витяя ты помнишь? – неожиданно спросил Саня. – Мой курс. Группа токарей.
– Разве всех упомнишь? – развел руками бывший комсомольский работник.
– Представляешь, на днях пили с ним пиво. Жена в соседней комнате укладывала спать ребенка. Мирно беседовали про жизнь. Я пошел домой, а он повесился в ванной. Завтра – похороны, поминки. С поминок – на поминки. Вот так и живу. А жить-то хочется по-людски. Не толкаться в час пик в вонючих автобусах и не считать каждую копейку, перед тем как сожрать колбасу. Понимаешь меня? Или ты все такой же, идейный, бесплотный революционер? Хочу иметь машину, свой дом.
Кто мне это запретит? Приходится царапаться, кусаться. А как иначе? Иначе не выжить. – Саня глянул в запыленное стекло автобуса и засобирался. – Ладно, давай, комиссар. Я выхожу. Может, больше не увидимся. А Витяй – дурак! Чего ему не хватало? Жизнь только начинается.
Вышел, харкнул на мостовую и походкой победителя отправился в свою жизнь.

Елизаветинск 1996 год, лето
Девушка в одной комбинации выпорхнула откуда-то из-за кустов и бросилась наперерез машине.
Федор и раньше не любил ездить этой дорогой. Улица Рабкоровская, по которой он въезжал в город, плохо освещалась и представляла собой вереницу угрюмых, скособоченных деревянных построек «барачного стиля». Он давно ждал от Рабкоровской какой-нибудь подля-ны. И вот дождался. А ведь только на днях заикнулся: «Не сменить ли маршрут?» Исполняющий обязанности шефа Балуев подозрительно посмотрел на него и ничего не ответил. И он, дурак, промолчал.
Ведь глупо выдвигать как доказательство опасности собственную интуицию…
Он резко затормозил, хотя нарушал инструкцию. Не давить же, в самом деле, эту сумасшедшую?
Она изо всей силы дернула дверцу его машины, но не тут-то было. Федор законопатился будь здоров! После второй неудачной попытки открыть дверцу девушка заскулила:
– Меня убьют, если вы не откроете!
Он обратил внимание, что она совсем еще девчонка, несмотря на размазанную по лицу помаду и полную грудь, стремящуюся наружу при каждом ее наклоне. Она стояла босая, прижимая к груди туфли.
– Откройте же, черт возьми! – крикнула вдруг девушка, сменив жалобную интонацию на повелительный тон. – Мы теряем драгоценное время! – И махнула рукой в сторону покосившегося домика с резными ставнями. В обоих окнах этой хижины дяди Тома, занавешенных плотными шторами, горел свет.
Ничего угрожающего в тишине мирной обители Федор не почувствовал, разве что в один прекрасный день она рухнет подобно карточному домику. А вот припаркованный к повалившимся воротам новенький, блестящий «форд» его насторожил.
– Ладно, хрен с тобой! Садись! Она не заставила себя долго ждать и плюхнулась рядом, наполнив салон ароматом арбуза.
– «Иссей Мияки», – со знанием дела констатировал Федор, не выказав при этом особого восторга. Такие запахи ему не нравились.
– Сверни куда-нибудь, – посоветовала она, с ходу перейдя на «ты». – Может быть погоня!
– Не учи меня жить, – парировал он. Менять маршрут по своему усмотрению он не имел права. «А может, мне специально подсунули эту девку? – размышлял Федор. – Сейчас сверну по ее указке – тут мне и крышка! А смысл? Меня бы могли накрыть, как только я затормозил», – возражал он сам себе.
Тем временем девица, не спрашивая разрешения, достала из бардачка сигареты и закурила.
– Ну? Где твоя погоня? – Со вздохом облегчения он свернул с Рабкоровской. – Не велика ты птица, чтобы за тобой гнаться!
– Давай-давай, остри! – нахмурилась она. – Посмотрела бы я на тебя в том доме.
– Что там случилось? – наконец поинтересовался он и насмешливо добавил:
– Дом полон трупов?
– Один точно есть, – спокойно ответила девушка и глубоко затянулась. – Влипла в дерьмо – теперь не отмоюсь!
Время от времени отрываясь от дороги, Федор пытался получше рассмотреть ее и вдруг поймал себя на том, что это разглядывание доставляет ему удовольствие. Косая жгуче-черная челка, наполовину закрывающая кошачий глаз, его забавляла. Вздернутый и тонкий, как у Катрин Денев, носик умилял. А словно обиженный, припухлый рот просто не терпелось попробовать. Смотреть ниже он побаивался.
– Может, наденешь туфли? – заметил Федор. Девица все еще прижимала их к груди.
– Ноги грязные. Дойду босиком. Асфальт теплый. Он не проявлял особого любопытства к ее истории, потому что ломал голову над тем, как бы от девчонки поскорее избавиться. Это было вдвойне мучительно, так как избавляться не хотелось. Она же без предисловий начала свой рассказ, как человек, желающий выговориться после стресса.
– Я пришла к этому мудаку по вызову…
– К хозяину дома? уточнил Федор.
– Ну да. Не успели мы с ним как следует разогреться, к дому подкатывает машина, и стук в дверь. "Ты что, – говорю, – пригласил приятелей?
Одному скучно меня трахать?" – «Да вроде нет, – отвечает он, – никого не приглашал». Мы продолжаем наше дело, а дверь тем временем выламывают. Я в таких условиях работать не могу. «Пойду, – говорит, – посмотрю, кому там приспичило».
Не успел он высунуть из-за двери свою разгневанную физиономию, как получил пулю в лоб. Их было двое. Это я успела увидеть через приоткрытую дверь спальни. На мое счастье, они занялись тщательным обследованием гостиной. Я прикрыла дверь и осталась в кромешной тьме. Кое-как отыскала трусы и комбинацию на полу.
Покойник был резвым жеребцом – раскидал мою одежду по всей комнате. Схватила в охапку туфли и выпрыгнула в распахнутое окно. Я люблю заниматься сексом, дыша свежим воздухом. Это сослужило мне хорошую службу. Сам понимаешь, при таком стечении обстоятельств я не могла потратить еще несколько минут на поиски платья. Жизнь мне дороже репутации. А то, что эти ребятки не стали бы со мной чи-каться, не вызывает сомнений. Думаю, они все-таки бросились в погоню, когда обнаружили в спальне мое платье, но было уже поздно. Слишком долго они возились в гостиной со своими камушками…
– С какими камушками? – насторожился Федор.
– Когда я кралась под окнами гостиной, один из них в растерянности сообщал другому: "Еще вчера изумруды лежали на этом месте, а сегодня их нет!
Перепрятал, сволочь!"
Завизжали тормоза. Они резко остановились.
– Что такое? – Она посмотрела на него с недоумением, но без испуга.
– Красный свет, – кивнул он на светофор. Это означало, что они уже в центре города. Только в центре светофоры работали в столь поздний час.
Его уловка не прошла. Она заметила, какое сильное впечатление произвела на своего спасителя последним сообщением. Федор в свои двадцать пять лет выглядел совсем мальчишкой и, как мальчишка, не умел скрывать эмоций.
По-детски наивные глаза под тонкими дугообразными бровями стали вдруг серьезными и задумчивыми. Да и сами брови поднялись вверх, образовав на лбу нелепые морщинки.
– А как звали твоего приятеля? – спросил он, когда они снова тронулись в путь.
– Я не интересуюсь такими пустяками, – пожала плечами девица.
– Странно.
– Что тебе странно?
– Ты в какой фирме работаешь?
– Зачем тебе моя фирма? Можешь договориться прямо со мной и трахать на полном ходу! Только плати! И не задавай лишних вопросов! – Она почему-то разволновалась.
– Я не раз пользовался услугами таких девочек, как ты. Обычно они без охраны не ездят. Иногда придет-ни рожи, ни кожи, а с ней два амбала: «Деньги вперед!»
– Глупости говоришь, – хмыкнула она. – Больно мне охота делиться со всякими подонками своим заработком! Сам-то небось тоже всегда ищешь лазейку, чтобы налогов избежать? Чем я хуже тебя? Мне звонят прямо домой.
– И тот, которого убили, тоже?
– Я ни для кого не делаю исключения.
– Значит, ты с ним встречалась не первый раз?
– Ну, да, – нерешительно произнесла девушка, уже чувствуя какой-то подвох с его стороны.
– Он звонил тебе и никак не представлялся? Не называл имени?
– Далось тебе его имя! – возмутилась она, а взглянув в окно, закричала:
– Куда ты меня везешь? Я живу на Западной! Мы едем в противоположную сторону!
– Заткнись! – в свою очередь не церемонился Федор. – Мне нужно сделать свои дела! Потом отвезу тебя домой!
– Мы так не договаривались!
– О том, что ты свалишься мне на голову, мы тоже недоговаривались!
– Это твой долг, в конце концов, если ты настоящий мужчина!
Она поняла, что сказала глупость, но сказанного не вернешь.
Он остановил машину.
– Вылазь! Дальше пойдешь пешком.
– В таком виде? – Она уткнулась подбородком в грудь. – Меня ведь изнасилуют. – Ее кошачьи глаза наполнились слезами. Она шмыгнула носом и, как маленькая, принялась тереть глаза кулаком.
У него замерло сердце при виде этой картины.
– Ладно, хрен с тобой! Оставайся.
Через пять минут они были на месте, во дворе его дома. Свет фар выхватил из темноты пару гаражей и толстые стволы деревьев. Федор вышел из машины, снял с дверей замок, шагнул внутрь. Тут же гараж осветился маломощной лампой.
– Эй, крошка! – развязно обратился он к девице, вернувшись из гаража.
– Видишь ту скамейку у подъезда? – Он указал куда-то в темноту. – Посиди-ка там!
– Ты чокнулся? – быстро заморгала она длинными ресницами.
– Делай, что говорю!
Она его все больше и больше раздражала своим неповиновением.
– Ты хочешь меня затащить к себе? Ни черта не выйдет!
Для девицы по вызову в ее голосе было слишком много страсти.
– Больно надо, – усмехнулся Федор. Однако от него не ускользнул этот скрытый в ней динамит, и он добавил уже помягче:
– Посиди там. Потом я тебя отвезу.
Она поверила ему и отправилась коротать время на указанную скамейку.
Он заехал в гараж и плотно закрыл за собой двери. Открыл багажник, достал оттуда две канистры, кульки с запчастями, вытащил запасное колесо. Все это составил тут же на пол. Снял со дна резиновое покрытие, затем нажал едва заметную, приделанную к внутренней стенке багажника кнопку, и дно на треть отодвинулось в сторону задних сидений. Он запустил руку в тайник и извлек оттуда две одинаковые деревянные коробки зеленого цвета, какие обычно служат тарой для заводской продукции. Сдвинув крышку с одной из коробок, вынул холщовый мешочек и вытряхнул на ладонь несколько камешков размером с ноготь указательного пальца. Покатал их по ладони. В тусклом свете лампы изумруды напоминали обыкновенную сырую прибрежную гальку зеленоватого оттенка, но стоило только лучу попасть на отшлифованную поверхность, как в тот же миг на ладони Федора начинала теплиться жизнь, странная и загадочная, с мертвенным, матовым отблеском. Жизнь, похожая на умирание.
Он поставил обе коробки в железный шкаф и запер его на висячий замок.
В тот же миг в дверь забарабанили снаружи, и он услышал раздраженный голос своей попутчицы:
– Ты что там, онанируешь? У меня зуб на зуб не попадает!
Она действительно вся дрожала от холода, но при этом с каким-то тупым упорством прижимала к груди туфли, стоя босиком на сырой земле.
– Где ты живешь? – спросил ее Федор, когда они выехали со двора.
– Я же сказала – на Западной!
– Одна живешь?
– Тебе не все равно?
– А все-таки?
– Одна.
После этого девушка замолчала и отвернулась от него. Она уставилась в боковое оконце автомобиля, будто впервые видела город, проплывающий за ним.
Федор сделал еще одну попытку заговорить с ней, но она замкнулась в себе, словно он нанес ей смертельную обиду. «Девочка со странностями!» – решил парень и включил радио. Марлен Дитрих пела сентиментальную «Лили Марлен». Они свернули на проспект Мира. Девушка стала пристальней вглядываться в дома, изучая даже верхние этажи. Проспект Мира сплошь был застроен шести-и восьмиэтажными домами сталинского типа, уродливо копируя такой же столичный проспект. Федор заметил, что интерес к этим постройкам у нее неподдельный, и хотел спросить девицу, не живет ли в этих домах кто-нибудь из ее знакомых, но передумал.
Когда «Лили Марлен» в последнем куплете перешла в марш, он вырулил на Западную и тут же сбавил скорость.
– Куда дальше?
– До магазина «Игрушки», – приказала она. Здесь ее интерес к архитектуре полностью улетучился. Она смотрела прямо перед собой остекленевшим, измученным взором.
«Придумывает объяснения своему внешнему виду, – мелькнула у него в голове догадка. – Мать небось уже валидол глотает! Сразу видно, девочка работает без „крыши“, в тайне от семьи. С такой опасно связываться».
– Может, оставишь телефончик? – попросил он, остановив машину рядом с магазином «Игрушки».
– Обойдешься! – грубо ответила она и уже собиралась выйти, но Федор сильно сжал ее руку выше локтя.
– А как все-таки звали того парня, которому помешали тебя как следует отделать?
– Отцепись! – процедила сквозь зубы девица и почти по слогам добавила:
– У меня плохая память на имена.
– А свое имя помнишь? Мы ведь, кажется, не познакомились? – Он ухмыльнулся, пытаясь изобразить эдакого заматеревшего в любовных баталиях самца, но сыграл плохо. Может, оттого, что так замечательно играла партнерша?
Она тут же заметила фальшь в его интонации, и черты ее смягчились.
– Предположим, меня зовут Алиса. Что дальше? – При этом она наградила его улыбкой повелительницы. Он растерялся и, заикаясь, произнес:
– Очень приятно. А меня…
– Я могу теперь идти? – перебила Алиса, высвободив руку. Не дожидаясь ответа, она вышла, грохнула дверцей и, бросив на прощание вальяжное:
– Пока, дружок! – быстрой походкой засеменила в прилегающий к магазину двор.
Федор остался сидеть на месте совершенно подавленный и только бубнил себе под нос:
– Шлюха! Грязная шлюха!
Он даже не мог объяснить себе, что его так разгневало. Ее бесцеремонность, недоступность, неблагодарность или же все это вместе?
Немного успокоившись, он рванул с места и вскоре набрал максимальную скорость. Ночное приключение доставило ему много хлопот. Он приказал себе не думать об Алисе, но девица не шла из головы. Салон его старенького «опеля» провонял арбузом, и запах не выветривался. Еще не давали покоя мысли о парне, свидетельницей убийства которого она стала. "Идиотка! Беззаботная дура! – ругался мысленно Федор. – Оставила на месте преступления платье! Прямая улика.
Ее же могут потянуть! Нет, это ее совсем не колышет! А почему? – задался он вопросом. – Она ненормальная? Что-то не заметно. – В ее рассказе насторожила какая-то деталь. Он попытался вспомнить, а вспомнив, махнул рукой. – Подумаешь!
Она могла это сказать ради красного словца, «…получил пулю в лоб…» Нет, из спальни она бы этого не увидела! Разве что спальня расположена напротив входной двери? А почему нет? Потому что из ее рассказа ясно, что дверь спальни ведет прямо в гостиную. Она видела, как те двое занялись тщательным обследованием.
Они искали изумруды! Тоже неплохая новость! Парень хранил в доме камушки.
Рабкоровская контролируется людьми Криворотого. Значит, никто из наших там жить не может. Откуда взялся этот парень с изумрудами? Взглянуть бы на него!" И тут Федор понял, что уже давно бессознательно едет в сторону Рабкоровской.
Достигнув цели, он сбавил скорость. Надо быть предельно осторожным, сказал себе Федор, можно влипнуть в историю. Не хотелось бы попасться на глаза ментам. Они вполне могли уже подсуетиться. Но каково было его удивление, когда, подъезжая к дому с резными ставнями и повалившимися воротами, он заметил, что картина совсем не изменилась. Все так же горел свет в обоих окнах, занавешенных шторами. Все так же красовался у забора новенький, блестящий «форд».
Федор не остановился. Неужели они до сих пор там? Не может быть! Им овладела паника. Он не знал, как ему поступить дальше. Свернул в ближайший проулок, остановился, заглушил мотор. "Пожалуй, пройдусь, – принял он решение.
– Засидевшийся в гостях прохожий ни у кого не вызовет подозрений".
Небо немного просветлело. К утру стало заметно холоднее. Август уже давал о себе знать. Федор продрог в рубахе с короткими рукавами. «Как же она, бедная, босиком?» – вспомнил он об Алисе, медленно продвигаясь вдоль бесконечных заборов и палисадников Рабкоровской улицы, крепко сжимая в кармане брюк рукоятку пистолета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49