А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Майор Гудов указал на предложение в конце подписи: «Сексуально неразборчива, нимфоманка». Замятин пробормотал:
— Так, так. Источник этих сведений, видимо, занимался в этом лагере не только боевой подготовкой.
Гудов кивнул:
— Да, вы правы. Сейчас я вам ещё кое-что покажу.
Через пять страниц они увидели строгое привлекательное лицо Лейлы. Опять Гудов указал на последнее предложение. Оно гласило: «Сексуально активная; наблюдаются садомазохистские наклонности».
Один из майоров усмехнулся и спросил:
— Как бы туда попасть?
Они все засмеялись, в том числе и Замятин, который почувствовал какое-то облегчение. Он сказал:
— Тебе туда ни к чему. — Он указал большим пальцем в сторону Гудова: — А вот Борис вскоре туда отправится. Присаживайтесь.
Они пошли к своим рабочим местам, сели и стали терпеливо ждать, что же скажет полковник.
Замятин просмотрел последние страницы и затем несколько минут задумчиво сидел, не шевелясь. Наконец он поднял голову и властным голосом произнёс:
— Майор Гудов, вы немедленно отправитесь домой, переоденетесь в гражданскую одежду, упакуете самые необходимые вещи и отправитесь на базу ВВС в Люблине, где вас будет ждать военный самолёт, на котором вас доставят в Ливию. Там вас встретит старший офицер ливийских разведывательных служб, который сопроводит вас в лагерь Ибн Авад. Никто не должен фотографировать курсантов, но разведка это делает, будьте уверены. Вы должны будете сличить фотографии с рисунками. Фотографий будет на одну больше, чем рисунков. На ней и будет наш герой… или героиня. Это может быть и мужчина, и женщина, хотя, скорее всего, это всё-таки будет мужчина, если, конечно, боевик папы не лесбиянка.
При этих словах никто не осмелился даже улыбнуться: тон Замятина не располагал к этому. Он продолжал:
— Затем вы опросите всех инструкторов и тех курсантов, которые были в лагере до двадцать второго числа прошлого месяца. Особенно тщательно опросите филиппинку и инструктора Лейлу. Все это вы должны сделать в течение двенадцати часов. Ваш отчёт понадобится мне завтра к двадцати двум ноль-ноль. Постарайтесь поспать на пути туда и обратно. И не подведите меня. А теперь идите.
Майор Гудов встал, отдал Замятину честь и направился к двери. Но тут Замятин позвал его. Он протянул ему папку:
— Это вам понадобится.
Смущённый Гудов подошёл к нему, но Замятин не был раздражён этим промахом: гениальные люди всегда витают где-то в облаках, опускаясь на землю, лишь когда их об этом попросят. Замятин даже не посмотрел на удаляющуюся фигуру Гудова, уже обращаясь к одному из оставшихся майоров:
— Товарищ Воронцов, вы подготовите транспорт для Гудова и свяжетесь с ливийской разведкой через нашего резидента в Триполи. Можете пользоваться особыми полномочиями.
— Есть, товарищ полковник, — Воронцов потянулся к одному из телефонов, стоявших у него на столе.
Замятин задумчиво посмотрел на последнего помощника, который ожидал приказаний начальника. Наконец тот сказал:
— Майор Иванов, вы закажете нам всем чай!
Иванов улыбнулся и взялся за телефон. Сделав заказ, он повесил трубку и вслух высказал свои мысли:
— Как же Беконному Священнику удалось внедрить своего человека в этот лагерь?
Замятин в ответ вздохнул.
— Мы, конечно, попытаемся это выяснить, но я боюсь, что у нас ничего не выйдет. Никто никогда не сможет до конца определить возможности этого чёртова попа.
Он громко выдохнул воздух, взял в руки свой фломастер и с некоторой гордостью произнёс:
— Но мы уже сидим у него на хвосте.
В конце своего отчёта Андропову он написал: «У нас появилась реальная возможность установить личность исполнителя покушения, а также получить описание его внешности. Я полагаю, что эти сведения поступят ко мне ещё до направления вам очередного отчёта».
* * *
Архиепископ Версано чувствовал себя не в своей тарелке. Не то чтобы кресло, в котором он сидел, было неудобным, просто он находился в неприятной ситуации.
Папа мягко повторил свой вопрос:
— Что происходит, Марио?
Архиепископ недоумевающе покачал головой:
— Я абсолютно ничего не знаю, Ваше Святейшество. Единственное, что я знаю, это то, что всё выглядит достаточно странно.
— Не просто достаточно, а очень странно, — ответил папа.
Он встал, подошёл к своему столу и взял в руки лист бумаги. Потом он сказал Версано:
— Вот сообщение от кардинала Глемпа из Варшавы. СБ переворачивает всё вверх дном, видимо, по прямому приказу из Москвы. Мы уже заявили протест, но это осталось незамеченным. Подобные же вещи творятся во всех странах соцлагеря. Их, похоже, не волнует мнение мировой общественности обо всём этом. Сотни наших людей были арестованы. Подобных случаев никогда раньше не было.
Он бросил документ и взял другой.
— Шеф нашей службы безопасности докладывает, что за последние два дня было предпринято три попытки подкупа в отношении производящих текущий ремонт в Ватикане рабочих. Им предлагали внедрить подслушивающие устройства. К счастью, эти рабочие оказались добрыми людьми и сразу же пошли к нему. Он сообщил об этом итальянской контрразведке, и те схватили итальянца с криминальным прошлым, который, как подозревают, имел связи с КГБ. Контрразведка, в свою очередь, проинформировала нас о том, что в городе резко повысилась активность КГБ. Так что Цибан очень беспокоится о нашей безопасности. А тебе кто-то угрожает, скорее всего «Красные бригады». Поэтому Цибан хочет отменить наш завтрашний визит в Милан.
— И что же, вы не поедете?
Папа бросил лист на стол, прошёл к своему креслу и тяжело опустился в него:
— Мы ничего не будем отменять. Ты думаешь, что за этим стоит Андропов? Ты думаешь, что он попытается убить нас здесь, в Италии, в Ватикане?
— Нет, Ваше Святейшество, я так не думаю.
— Что же тогда всё-таки происходит?
Версано скрестил свои длинные ноги. Его мозг лихорадочно работал. Он решал, как и о чём ему говорить. Наконец он, колеблясь, сказал:
— Ваше Святейшество, до меня доходили эти сведения. Я думаю, что тут, конечно, присутствует некоторая доля дезинформации. Я думаю, что это уловки некоторых людей.
— Объясни свою точку зрения.
Версано тряхнул головой и продолжил:
— Да, скорее всего, это именно так. Ваше Святейшество, вы знаете, что итальянские спецслужбы всегда были связаны с некоторыми людьми здесь, в Ватикане. Это стало очевидным после раскрытия ложи «П-2».
Папа вздохнул.
— Да, но мы всегда пытались ограничить подобные тенденции.
— Да, Ваше Святейшество, но всё равно, похоже, что эти люди каким-то образом перехватили нашу информацию о вновь готовящемся на вашу жизнь покушении со стороны КГБ. А у некоторых из них длинные языки. Может быть, они слишком много говорили.
Папа оставался в полном недоумении.
— И что же из этого?
Версано ухватился за свою линию и прочно держался её. Он продолжил:
— Так вот, может быть, они говорили и о возмездии.
Он переждал наступившую тишину, а затем сказал:
— Они об этом только говорили, вы же понимаете. Они очень вас уважают и были ошеломлены данными о возможной угрозе вашей жизни. Ведь это угроза не только для вас, но и для церкви. Каюсь, Ваше Святейшество, и моей первой реакцией на эту информацию был гнев. Конечно же, в подобных ситуациях мы должны сдерживаться, но это удаётся далеко не всем.
Папа уже начал улавливать суть рассуждений Версано.
— Ты знаешь об этом ещё что-нибудь, Марио? Кто мог быть в это замешан? Судя по донесениям из Польши, можно предположить, что в этом может участвовать отец ван Бурх. Цибан сказал, что в «Руссико» тоже пытались вмонтировать подслушивающие устройства. Мы пробовали найти отца ван Бурха, но нам сказали, что он на Востоке, выполняет миссию доброй воли.
Версано пожал плечами:
— Вполне может быть, Ваше Святейшество, вполне может быть. Ведь такие поездки его обязанность.
Папа кивнул и сказал:
— Да, спаси его Господь. Но мы также помним, что этот священник всегда шёл своим путём. Когда мы были архиепископом Кракова, ван Бурх иногда затевал такие вещи, о которых мы узнавали намного позже.
Версано успокаивающе произнёс:
— Я буду внимательно следить за ситуацией, Ваше Святейшество, и сразу же докладывать вам, если обнаружу что-либо существенное. Я также попытаюсь выяснить, чем сейчас занимается отец ван Бурх и когда он вернётся с Востока. Я думаю, будет лучше, если вы доверите это дело лично мне. Ведь Ваше Святейшество занято решением стольких других вопросов.
Иоанн Павел согласно кивнул, потёр подбородок и скулы и грустно произнёс:
— Для нас смерть кардинала Менини была тяжёлым ударом. Мы молимся за его душу каждый день. Ведь он только-только начал проводить в жизнь важные начинания в своём ордене. Это для нас огромная потеря. А теперь нам сообщают, что вероятный кандидат на его место — кардинал Басконе.
Он поднял обе руки в отчаянии.
— Он опять радикализует этот орден. Мы, конечно, могли бы помешать этому, но мы не склонны поступать подобным образом. Могут возникнуть большие раздоры в самом ордене да и в церкви в целом.
И опять Версано стал утешать папу. Он был рад сменить тему разговора.
— Ваше Святейшество, я не думаю, что вам следует беспокоиться по этому поводу. У меня есть сведения о том, что у Басконе нет почти никаких шансов.
— Мы надеемся, что ты прав.
Наконец лицо папы снова преобразилось, и он, улыбаясь, сказал:
— Марио, как бы нам хотелось, чтобы ты поехал вместе с нами в Милан. Нам так не хватает тебя во время подобных поездок.
Версано улыбнулся в ответ.
— Мне тоже, Ваше Святейшество. Я думаю, что ситуация разрешится. Я твёрдо намерен сопровождать вас в вашей поездке на Дальний Восток.
Папа встал.
— Ничто не доставило бы нам большего удовольствия, Марио. Я прошу тебя сразу же дать нам знать, как только ты получишь какие-либо сведения по обсуждавшемуся делу. Оно нас очень беспокоит.
Он ещё раз тяжело вздохнул.
— А ты знаешь, что в день смерти кардинал Менини был одет во власяницу? Его епитимья, видимо, обострила предсмертную агонию.
Версано покачал головой:
— Я ничуть этому не удивлён, Ваше Святейшество. Он был человеком с удивительно чистой душой. Я тоже молюсь за него.
С высоты своего роста Версано посмотрел на папу и успокаивающе улыбнулся:
— Во всём остальном можете всецело на меня положиться.
Папа улыбнулся и протянул Версано свою руку, а тот преклонил перед ним колено и поцеловал руку первосвященника.
* * *
Фрэнк выложил на стол фотографии паспортного размера. Одни были отчётливыми, другие — не очень. Все они были сняты скрытой камерой. На майоре была голубая рубашка с короткими рукавами и плохо сшитые джинсы. Он открыл свою папку и склонился над фотографиями. Сзади стоял резидент КГБ в Триполи, одетый в сафари и беспокойно озирающийся по сторонам. Рядом с ним находился и Хасан в бурнусе. Он был заместителем начальника ливийских спецслужб. Выглядел он очень раздражённым. Гудов был тут в роли большого брата, и, конечно, следовало выказывать ему почтение, но ливийцу не нравилась гудовская манера держаться.
Гудов быстро сверял фотографии с рисунками. Фрэнк помогал ему в этом — у него был хорошо намётанный глаз. Все заняло около десяти минут. Наконец Гудов медленно подвинул к себе единственную оставшуюся фотографию с изображённым на ней Миреком. Фрэнк сказал ему:
— Если это тот человек, которого вы ищете, то он вёл себя прекрасно. Не задал ни одного вопроса и вообще никогда не вызывал ни у кого ни малейшего подозрения.
Гудов нетерпеливо хмыкнул в ответ:
— Принесите мне его дело.
Фрэнк подошёл к железному шкафчику с делами на всех курсантов и достал, немного порывшись там, папку с документами на Мирека. На губах у него играла лёгкая улыбка, когда он протягивал папку русскому. Гудов взглянул на фамилию, написанную на обложке: Вернер. Он спросил у Фрэнка:
— Он что, немец?
Фрэнк покачал головой.
— Он прекрасно говорил по-немецки, но у него был акцент. То же самое и с английским. Я думаю, что он был из Восточной Европы. Может, чех или поляк… а может быть, даже и русский.
Гудов недоверчиво хмыкнул, повернулся к Хасану и грубовато спросил его:
— Откуда приехал этот человек?
Хасан невозмутимо ответил:
— Чтобы дать ответ на этот вопрос, я должен получить разрешение своего начальника, а может быть, даже самого полковника.
И тут Гудов взорвался. В течение двух минут он матерно ругался. Когда он окончил свою тираду, по его подбородку текла слюна. Хасан прижался к стене. Было видно, что гневные слова Гудова подействовали на него. Лицо Хасана было искажено от злобы и страха. Гудов вынул из кармана платок и вытер свой подбородок, а затем сказал, обращаясь к Хасану и делая ударение на каждом слове:
— Твой начальник приказал тебе оказывать мне всяческое содействие. Так что лучше расскажи мне то, что я тебе приказываю, иначе к закату ты будешь мёртв.
Хасан не смел шевельнуться. Он, как робот, выдавил из себя:
— Он прибыл через Триест. Доплыл до Триполи на корабле «Лидия», кипрском, приписанном к порту Лимасол.
— Кто послал его? — рявкнул Гудов.
Хасан с трудом пожал плечами.
— Нам сказали, что немецкие «Красные бригады».
— У вас есть подтверждение этого?
— Нет. У нас никогда не бывает подтверждения. Вы же сами знаете, как работает наша система. Никто никому никогда не задаёт никаких вопросов. Мы готовим всех, представителей любых политических движений. Единственная черта, которая их объединяет, — это участие в террористической деятельности.
Его голос немного окреп, и он повторил:
— Вы ведь знаете, как работает наша система. Ведь КГБ сам создал её для этого и других лагерей.
Гудов зевнул и спросил:
— А где сейчас это судно?
Хасан задумался на секунду, затем ответил:
— Оно постоянно курсирует между Лимасолом, Триестом и Триполи. Через несколько дней оно должно быть в Триполи.
Гудов повернулся к резиденту КГБ:
— Лаговский, я хочу, чтобы команда судна была допрошена. Вы займётесь этим лично. Выясните всё, что они запомнили об этом человеке. Эта информация нужна мне в Москве через сутки после того, как судно ошвартуется в порту Триполи.
Лаговский подобострастно кивнул:
— Есть, майор.
По званию он был выше Гудова, но срочная шифровка, пришедшая перед прибытием майора в Триполи, не оставляла у Лаговского никаких сомнений насчёт того, кто тут главный.
— И не забудьте об организаторе переброски из Триеста. Его нужно отыскать и допросить. Выбейте дополнительную информацию из Хасана и сообщите в Рим. А уж они доложат мне, в Москву.
— Есть, майор.
Гудов наконец открыл досье на Вернера. Там были отчёты всех инструкторов о ходе его подготовки. Гудов быстро просмотрел эти записи. Отчёт Фрэнка как главного инструктора был в самом конце. Он смотрел на Гудова все с той же еле заметной улыбкой, пока майор читал его отчёт.
— Этот человек серьёзно работал по курсу подготовки и преуспел во всех его аспектах. Уезжая из лагеря, он был отлично морально и физически подготовлен для того, чтобы быть первоклассным террористом.
Гудов посмотрел на Фрэнка с вопросом в глазах. Фрэнк тихо сказал:
— Он лучший из всех, кого я когда-либо готовил. Лучшего я никогда не видел. Он — совершенное орудие убийства.
Гудов повернулся к фотографиям, лежавшим на столе, и спросил Фрэнка, показывая на них пальцем:
— Кто из этих людей ещё находится в лагере?
Фрэнк быстро перебрал фотографии, оставив двенадцать. Гудов просмотрел их.
— А филиппинки уже уехали?
— Четыре дня назад.
— Жаль, очень жаль, — он повернулся к Лаговскому и указал на Хасана. — Попробуйте установить, где они сейчас. Очевидно, наш друг имел с одной из них интимные отношения. Её нужно допросить.
Гудов взглянул на часы и нахмурился. Повернувшись к Фрэнку, сказал:
— Я займу ваш кабинет для проведения допросов. Сначала пришлите курсантов, затем — инструкторов. Вы будете последним, Фрэнк. Перед вами я допрошу Лейлу.
Тут Гудов неопределённо махнул рукой, и все присутствующие направились к двери. Фрэнк напоследок спросил Гудова:
— Не хотите ли кофе, майор?
— Нет, — ответил Гудов. Поколебавшись, он спросил Фрэнка: — У вас есть кока-кола?
Фрэнк усмехнулся:
— Конечно, есть.
— Тогда пришлите мне три охлаждённые бутылки.
Собственно говоря, Гудов не рассчитывал на получение особо ценных сведений о Вернере ни от курсантов, ни от инструкторов, может быть, за исключением Лейлы.
Так всё и произошло. Ему сообщили, что Вернер много слушал, но мало говорил. Он уже начал отчаиваться к тому моменту, когда в комнату вошла Лейла. Её привлекательное лицо было совершенно бесстрастным. С другими допрашиваемыми Гудов был достаточно суров. С Лейлой он решил вести себя помягче. Не потому что она женщина, а потому что по её лицу было видно, что это человек упрямый. К тому же он уже знал кое-что о ней. Она не любила, чтобы на неё давили или запугивали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39