— Они могут двинуться в обход Южной Америки…— Через весь Тихий океан? — спросил Фудзита и наставительно продолжил: — Топливо, подполковник! Такой рейд потребует трех-четырех дозаправок в море. Нет. Если они сунутся — только через Малаккский пролив, благо, Индонезия, — он саркастически фыркнул, — даст им топлива столько, сколько потребуется для последующего броска на север, в Южно-Китайское море.— Господин адмирал, — сказал Брент Росс. — Нас упорно убеждают, что пойдут именно так?— Меня, например, уже убедили, — ко всеобщему удивлению ответил адмирал.— То есть вы понимаете, что вам подстраивают ловушку и все-таки лезете в нее? — недоверчиво спросил Аллен.Фудзита свел выпирающие косточки обоих сухоньких кулачков:— Они могут появиться только с юга, адмирал Аллен. На западе — Азия, на севере и востоке — Япония, на юго-востоке — Тихий океан. Им один путь — на север, через узкий фарватер. Смотрите, — он повел указкой по карте: — Он ограничен Борнео, Малайзией, Филиппинами, Формозой. Так что еще вопрос, кому быть человеком, а кому — форелью. У нас, у японцев, есть поговорка: «Лиса и во сне цыпленка из зубов не выпустит». Мы откроем пасть, но и глаза тоже, и смотреть будем в оба. — Офицеры прервали его одобрительным смехом и криком «банзай!». Адмирал вновь навел черные щелочки глаз на Аллена. — Я понимаю, нет никакой гарантии, что именно «Мабрук» и «Эль-Хамра» повезут арабских летчиков. Они могут быть на их тайных авиабазах здесь, здесь, здесь, — указка ткнула в Китай, Корею, Вьетнам. — Но прошу каждого из вас запомнить — крепко запомнить! — мы больше не будем ждать в Токийском заливе, пока враг нападет! «Йонага» — оружие первого удара, и использовать его мы будем по прямому назначению!— Но не безрассудно, — вдруг сказал адмирал Аллен.Брент ожидал взрыва, но его не последовало. Фудзита, если и был возмущен дерзкой репликой, лишний раз продемонстрировал, как он владеет собой.— К безрассудным поступкам я, адмирал, не склонен, но решения своего не переменю. Итак, господа, помните: они осмелились похитить наследника престола, средь бела дня атаковать стоящий на якоре корабль. Помните и то, что самолет одного из них был сбит в нескольких метрах от императорского дворца. Более терпеть такое мы не можем и не будем. Это прямая угроза самому существованию династии. Мы поступим так, как подобает самураям, — нападем на врага первыми и отомстим. Адмирал Аллен, — сказал он, швырнув указку на стол. — Вы помните, как погиб «Ямато» — корабль одного с нами типа?— Разумеется. Я командовал тогда палубной авиацией «Банкер Хилла», мы атаковали авианосец южнее Кюсю.— И я помню, господин адмирал, — сказал старший офицер Митаке Араи. — Я служил на одном из миноносцев. — Повинуясь знаку Фудзиты, он поднялся и устремил взгляд через головы присутствующих в какую-то дальнюю даль. — «Ямато» погиб славной смертью. Это было начало апреля сорок пятого. Авиация противника бесчинствовала над всей Японией как хотела. Мы не могли допустить, чтобы «Ямато» трусливо прятался в Японском море или был потоплен на якорях без сопротивления. — Влажные черные глаза прошлись по лицам офицеров. Аллен, выпрямившись, откинулся на спинку стула. Брент не знал, куда деваться от неловкости. — Враги высадились на Окинаве. «Ямато» заправили горючим с таким расчетом, чтобы он мог только-только дойти до Окинавы — о возвращении речь не шла. Ему предстояло выброситься на мель и огнем своих орудий главного калибра смести захватчиков с острова.— Ему это не удалось, — сказал Марк Аллен.Глаза Араи гневно вспыхнули.— Нет, не удалось! На нас набросились сотни самолетов. «Ямато» пошел ко дну — и мы вместе с ним. Там погибло три тысячи моряков.— Все они, без сомнения, обрели вечное бессмертие в храме Ясукуни, — прыжком вскочив на ноги и сорвав с носа пенсне, сказал Даизо Сайки.— Банзай! Банзай! — разнеслось по рубке.Подполковник Окума, перегнувшись через стол, размахивал кулаком перед самым носом у Брента, и лейтенант сердито отпихнул его руку:— Нельзя ли поосторожней?!В глазах летчика ярче вспыхнули зловещие огоньки. Он подался вперед еще больше и прошипел вне себя от злобы:— Лейтенант, когда-нибудь мы выясним отношения до конца.— За мной дело не станет, — ответил Брент, не отводя глаз.Бас Марка Аллена заглушил все голоса:— Сэр, правильно ли я понял: вы намерены пожертвовать «Йонагой»?Наступила напряженная тишина. Все взгляды обратились к адмиралу Фудзите, а тот, вскинувшись, издал то, что именуется «криком души».— Нет! Неправильно! Я никогда не пойду на это! — а потом, с заметным усилием взяв себя в руки, произнес: — Но если «Йонаге» суждено погибнуть, он погибнет с честью, в открытом бою, в открытом море, разя врага, а не потонет в гнилой тихой заводи под камуфляжной сетью! — Шагнув к столу, он положил руку на переплет «Хага-куре»: — Почуяв близость смерти, не старайся отсрочить ее, а наоборот — ускорь ее приход.Терпеливо переждав восторженные крики своих офицеров, он повернулся к Бернштейну:— Что новенького вы нам расскажете, полковник, об арабских десантных операциях?— Пока ничего, адмирал. «Зулусы» и два транспорта в сопровождении четырех миноносцев охранения тринадцать дней назад вышли из Триполи и Бенгази. Наша агентура уже давно не видит ни одного офицера из Пятого специального саперного батальона и Седьмой парашютно-десантной бригады в их излюбленных борделях. Ливийские газеты твердят о маневрах в Индийском океане.— Лжецы, — промолвил адмирал Фудзита, большим и указательным пальцами дергая себя за седой волос на подбородке.— Арабы, сэр, — просто ответил Бернштейн.— Отрезать нас авианосцами с тыла, а с фронта прижать транспортами и высадить десант где-нибудь на западном побережье Тихого океана — там, откуда их новым дальним бомбардировщикам хватит горючего для налетов на японские города, — задумчиво глядя на карту, проговорил адмирал. — Вот чего они хотят. И это вполне возможно. Чтобы предвидеть, надо представить. Все свободны, господа.Офицеры разом поднялись. Брент в дверях взял Мацухару за локоть:— На два слова, Йоси-сан, — сказал он.Летчик молча кивнул в сторону своей каюты.
— Ты все еще ищешь смерти, Йоси? — спросил Брент, взглянув на Мацухару, устроившегося за столом.— Я виноват в смерти Кимио, и бремя вины гнетет меня невыносимо.— Меня тоже.— Ты опять заговорил как истинный самурай, Брент-сан, — мрачно усмехнулся летчик.— Ты должен жить…— Да? А для чего мне жить? — поднял брови Мацухара. — Семья моя погибла, Кимио была для меня всем на свете… Теперь и ее нет.— В засаду мы попали по моей вине. Раскаиваться и искупать вину нужно мне, а не тебе.— Дело тут не в раскаянии…— Но ты сказал, что бремя вины скоро переломит тебе хребет.— Сказал, Брент-сан. Но я прежде всего должен решить для себя самого, в силах ли я вынести свое существование.— Ты служил Сыну Неба как должно. Твоя карма сильна, и вечное блаженство тебе обеспечено. — Отведя подпиравший голову кулак, он беспокойно постучал костяшками пальцев по столу. — Жить — значит страдать.— Знаю. Я помню эти слова Будды.— Но если у воина на одном плече — верность и почитание родителей, а на другом — отвага и сострадание, и он несет эту ношу двадцать четыре часа в сутки, он станет настоящим самураем.— «Хага-куре», — мрачно улыбнулся летчик. — Иногда мне кажется, что японец не я, а ты.— Но ты согласен, что самурай может нести бремя, от которого переломится хребет у всякого другого, и только закаляется от ниспосланных ему страданий?Мацухара вздохнул:— Зря ты пошел служить на флот, Брент. Тебе прямая дорога в адвокаты — в наши японские юристы.— Значит, я тебя убедил?— Каждый из нас следует своим путем. Быть может, мне не удастся умереть, обратясь лицом на север…— Как Будда…— Да. Но я сам выберу время и место своей смерти, и, поверь, это не будет просто одна строчка в «списке потерь личного состава». Нет, Брент! Это будет акт очищения.— Огнем?— Может быть.— Я буду с тобой, Йоси.Летчик безнадежно уронил руки на стол.— Не надо так говорить, Брент-сан.— Что тут такого? Запятнана была и моя честь.Мацухара стиснул челюсти, стянул губы в жесткую прямую линию.— Ты рассуждаешь неправильно… — начал он, глядя в суровые синие глаза.В дверь каюты постучали. Мацухара открыл ее. В коридоре стоял Таку Исикава. Подполковник посторонился, указал на стул. Исикава сел, напряженно выпрямившись, не зная, куда девать руки. Потом заговорил подчеркнуто официальным тоном:— Истребители готовы, подполковник. Однако среди них много необстрелянных новичков, которых нужно еще долго учить и школить.Ясно было, что Исикава пришел вовсе не для того, чтобы еще раз сообщить то, что знала вся «Йонага». Но Мацухара ответил в тон ему:— Да, разумеется. Мы будем использовать любую возможность повысить их летное и огневое мастерство. Боюсь, однако, что в наставники им судьба даст оберста Фрисснера и его людей.Исикава покачал головой:— Это значит обречь их на смерть.— Знаю. У нас нет выбора.Исикава перевел взгляд на Брента. Сейчас он скажет то, зачем пришел, подумал американец и не ошибся.— До сих пор у меня не было случая поговорить с вами о той истории… в лазарете.— Вы имеете в виду Кеннета Розенкранца?— Именно. Вы, наверно, ждете от меня слов благодарности?— Я ничего не жду.— Это я вызвал его на поединок, я должен был с ним драться — победить или проиграть. Я! Я, а не вы!— Не спорю. Я вовсе не хотел как-то затронуть вашу честь. Но вспомните — у меня были с Кеннетом свои счеты и свои причины драться.Исикава повернулся к подполковнику. Глаза его налились кровью, на скулах заходили желваки, и Брент знал, что у слов, готовых сорваться с его губ, будет горький вкус.— Подполковник, когда на совете я признался, что поторопился осудить вас за ваше поведение в бою над Токио, вы ничего мне не ответили.— А что мне было говорить? Слова так дешево стоят.— Я объяснился, но не попросил у вас извинения.— Это я понял.Исикава ударил себя кулаком по колену.— Подполковник Мацухара, я летаю лучше, чем вы.— Это легко оспорить и еще легче проверить.— Когда же наконец мы решим это? — Исикава показал куда-то вверх. — Там, в небе?— Это не вчера началось.— Да, наша рознь тянется с Цутиуры. Что ж, давайте выясним отношения раз и навсегда. Боевыми патронами.— Как ты считаешь, Брент, разумно это? — неожиданно обратился Мацухара к американцу.— Нет, это вздор.— Вздор — устраивать поединки в воздухе?— Вздор — ждать так долго, когда можно взять ножи и выяснить отношения сейчас.Летчики переглянулись. Потом Мацухара ответил за обоих:— Дельное предложение. Но наш путь — в небо. Там все началось, там и должно кончиться.Исикава одобрительно кивнул и улыбнулся — впервые за все то время, что Брент знал его.
К восьми утра оперативное соединение находилось в ста милях южнее острова Сикоку. Брент, растревоженный разговором с Мацухарой и Исикавой, никак не мог заснуть и появился в рубке на рассвете, когда стали меркнуть звезды и вода в кильватерном следе авианосца фосфоресцировала, словно целый сонм морских богов-ками с факелами провожал корабль. Адмирал Фудзита, как всегда, стоял справа. Брент не знал, спит ли этот человек вообще когда-нибудь.Он любил встречать рассвет в море. Но в сегодняшнем утре при всем его великолепии ему почудилось что-то зловещее — восходящее солнце, словно смертельно раненный воин, заливало кровью низкие облака. Небо над головой радовало чистой голубизной, однако на западе и на юге уже копились тяжелые тучи, с театральной яркостью подкрашенные золотом и серебром, а выше, пронизанные ослепительным светом нарождающегося дня, проходили белоснежные перистые облака. И тихое море, отражая ясный цвет небес, было темно-синим.— Лучше Диснейленда, — пробормотал он.— Лучше чего? — переспросил Фудзита.— Нет-нет, сэр, это я так… Сам себе, — ответил Брент, вытягивая из футляра бинокль.В пять утра вылетели первые разведчики на B5N, а сейчас, выбрасывая желто-оранжевое, словно обесцвеченное ярким солнцем, пламя выхлопа, по палубе начинал разбег первый истребитель. Вот белый «Зеро» взмыл в воздух в двухстах футах от авианосца, а через четыре минуты все шесть патрульных машин ушли за горизонт. Затем начались тренировочные полеты. Кормовой самолетоподъемник доставил на палубу десяток истребителей — в кабине каждого уже сидел механик, проверяя исправность приборов и двигателя. В сопровождении своих летчиков появились Мацухара и Исикава. Все они были в коричневых летных комбинезонах, меховых шлемах, с мечами у пояса и с планшетами через плечо.Подполковник, остановившись у своего «Зеро», собрал вокруг истребителей для последнего инструктажа. Он что-то живо объяснял им, показывая то в небо, то на листок полетного задания. Вот его летчики крикнули: «Банзай!» — и разбежались к своим машинам, из тесных кабин которых, освобождая место пилотам, уже выбрались на крылья механики. Брент невольно улыбнулся, глядя, как они, словно заботливые клуши, склонялись над своими питомцами, удостоверяясь, что связь и кислород подключены и все приборы и агрегаты действуют. Наконец, убедившись, что все проверено, все напутствия и советы сказаны, старики спрыгнули на палубу. Каждый прошел к носу своего самолета, остановившись справа от пропеллера.Фудзита отдал приказ телефонисту, и в тот же миг по корабельной трансляции разнеслось: «Ключ на старт!» Немедленно ожили двенадцать новых двигателей, дернулись и светлым серебром засияли на утреннем солнце лопасти пропеллеров, вразнобой застреляли холодные цилиндры, выбрасывая из выхлопных труб синеватый дымок, подхваченный и развеянный ветром, задрожали корпуса принайтовленных к палубе машин, окруженных техниками и гаковыми. Но вот двигатели прогрелись, «Йонага» стал круче к ветру, взвился желтый флаг, и, взревев 1700-сильным двигателем, истребитель Мацухары, узнаваемый по красному обтекателю и зеленому колпаку, начал разбег и легко взмыл в воздух. За ним один за другим взлетели остальные и четырьмя тройками стали ввинчиваться в небо, не приближаясь к грозовому фронту на юге. Авианосец лег на прежний курс.Брент, заслоняясь от солнца, следил, как «Зеро» перестроились в две группы по шесть машин: одну вел Йоси, другую — Исикава. Истребители начали учебный бой, атакуя друг друга, удивляя тем, как согласованно тройки набирали высоту, пикировали, сходились и расходились. Брент совсем запрокинул голову, наблюдая за наскакивавшей на истребитель Исикавы машиной Мацухары, и солнце ослепило его, ударив прямо в глаза. Он зажмурился и вдруг увидел Маюми — ее полуоткрытые жаждущие губы, сияющий теплым светом взгляд, распущенные волосы. Она неотступно стояла перед ним, куда бы он ни поворачивал голову, словно образ ее навеки запечатлелся в его душе и на сетчатке его глаз. Стараясь отделаться от этой галлюцинации, он глубоко вздохнул, потряс головой, как человек, мучимый мигренью, и перевел взгляд на холодную бездонную синеву океана.— Проще измерить глубину Марианской впадины, чем постичь душу женщины, — раздался рядом голос адмирала Фудзиты.Брент вздрогнул и обернулся к нему:— Я никогда не допущу, сэр, чтобы личные дела мешали моим служебным обязанностям.За спиной послышались шаги:— Разрешите, господин адмирал? — хором произнесли два старика.— Разрешаю.Брент невольно улыбнулся при виде этой пары: в рубку входили двое «коренных» членов экипажа «Йонаги» — командир самолета B5N лейтенант Йосиро Такии и его штурман младший лейтенант Морисада Мотицура. Первый, хоть и был сед как лунь и согнут чуть не вдвое, был первоклассным летчиком, за пятьдесят лет службы словно приросшим к своему самолету, как будто конструктор внес в «синьки» своего детища и эту одушевленную деталь.У штурмана были широко раскрытые глаза с немного сумасшедшим выражением, и Брент подозревал, что солнце, выдубившее его кожу, слишком долго пекло и наконец напекло ему голову. Он, захлебываясь и брызгая слюной, чему способствовало и отсутствие передних зубов, выпаливал слова скороговоркой: язык явно не поспевал за мыслью. С негласного одобрения адмирала Брент летал с ними стрелком-наблюдателем и даже сбил из пулемета над Средиземным морем арабский DC—6. Оба старика уверяли, что американец — зорок и меток как орел.— Завтра опять с нами полетишь, Брент-сан! — сказал Такии.— Что? Лейтенант Росс летит в воздушную разведку? С какой стати? — осведомился Фудзита.— Вы сами разрешили, господин адмирал.— Он нам нужен, господин адмирал, без него не обойтись, — подхватил штурман, брызнув на последнем «с» слюной.Фудзита вытер щеку и глубоко вздохнул, явно сетуя про себя на то, что безупречная память опять дала неожиданный сбой.— Добро, — сказал он.— Банзай! — воскликнули летчики.Мотицура вскинул к небу сжатый кулак:— Завтра мы облетим проливы, Японское море, Корею, отыщем конвой и покажем этим арабским козлоедам нашу самурайскую мощь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
— Ты все еще ищешь смерти, Йоси? — спросил Брент, взглянув на Мацухару, устроившегося за столом.— Я виноват в смерти Кимио, и бремя вины гнетет меня невыносимо.— Меня тоже.— Ты опять заговорил как истинный самурай, Брент-сан, — мрачно усмехнулся летчик.— Ты должен жить…— Да? А для чего мне жить? — поднял брови Мацухара. — Семья моя погибла, Кимио была для меня всем на свете… Теперь и ее нет.— В засаду мы попали по моей вине. Раскаиваться и искупать вину нужно мне, а не тебе.— Дело тут не в раскаянии…— Но ты сказал, что бремя вины скоро переломит тебе хребет.— Сказал, Брент-сан. Но я прежде всего должен решить для себя самого, в силах ли я вынести свое существование.— Ты служил Сыну Неба как должно. Твоя карма сильна, и вечное блаженство тебе обеспечено. — Отведя подпиравший голову кулак, он беспокойно постучал костяшками пальцев по столу. — Жить — значит страдать.— Знаю. Я помню эти слова Будды.— Но если у воина на одном плече — верность и почитание родителей, а на другом — отвага и сострадание, и он несет эту ношу двадцать четыре часа в сутки, он станет настоящим самураем.— «Хага-куре», — мрачно улыбнулся летчик. — Иногда мне кажется, что японец не я, а ты.— Но ты согласен, что самурай может нести бремя, от которого переломится хребет у всякого другого, и только закаляется от ниспосланных ему страданий?Мацухара вздохнул:— Зря ты пошел служить на флот, Брент. Тебе прямая дорога в адвокаты — в наши японские юристы.— Значит, я тебя убедил?— Каждый из нас следует своим путем. Быть может, мне не удастся умереть, обратясь лицом на север…— Как Будда…— Да. Но я сам выберу время и место своей смерти, и, поверь, это не будет просто одна строчка в «списке потерь личного состава». Нет, Брент! Это будет акт очищения.— Огнем?— Может быть.— Я буду с тобой, Йоси.Летчик безнадежно уронил руки на стол.— Не надо так говорить, Брент-сан.— Что тут такого? Запятнана была и моя честь.Мацухара стиснул челюсти, стянул губы в жесткую прямую линию.— Ты рассуждаешь неправильно… — начал он, глядя в суровые синие глаза.В дверь каюты постучали. Мацухара открыл ее. В коридоре стоял Таку Исикава. Подполковник посторонился, указал на стул. Исикава сел, напряженно выпрямившись, не зная, куда девать руки. Потом заговорил подчеркнуто официальным тоном:— Истребители готовы, подполковник. Однако среди них много необстрелянных новичков, которых нужно еще долго учить и школить.Ясно было, что Исикава пришел вовсе не для того, чтобы еще раз сообщить то, что знала вся «Йонага». Но Мацухара ответил в тон ему:— Да, разумеется. Мы будем использовать любую возможность повысить их летное и огневое мастерство. Боюсь, однако, что в наставники им судьба даст оберста Фрисснера и его людей.Исикава покачал головой:— Это значит обречь их на смерть.— Знаю. У нас нет выбора.Исикава перевел взгляд на Брента. Сейчас он скажет то, зачем пришел, подумал американец и не ошибся.— До сих пор у меня не было случая поговорить с вами о той истории… в лазарете.— Вы имеете в виду Кеннета Розенкранца?— Именно. Вы, наверно, ждете от меня слов благодарности?— Я ничего не жду.— Это я вызвал его на поединок, я должен был с ним драться — победить или проиграть. Я! Я, а не вы!— Не спорю. Я вовсе не хотел как-то затронуть вашу честь. Но вспомните — у меня были с Кеннетом свои счеты и свои причины драться.Исикава повернулся к подполковнику. Глаза его налились кровью, на скулах заходили желваки, и Брент знал, что у слов, готовых сорваться с его губ, будет горький вкус.— Подполковник, когда на совете я признался, что поторопился осудить вас за ваше поведение в бою над Токио, вы ничего мне не ответили.— А что мне было говорить? Слова так дешево стоят.— Я объяснился, но не попросил у вас извинения.— Это я понял.Исикава ударил себя кулаком по колену.— Подполковник Мацухара, я летаю лучше, чем вы.— Это легко оспорить и еще легче проверить.— Когда же наконец мы решим это? — Исикава показал куда-то вверх. — Там, в небе?— Это не вчера началось.— Да, наша рознь тянется с Цутиуры. Что ж, давайте выясним отношения раз и навсегда. Боевыми патронами.— Как ты считаешь, Брент, разумно это? — неожиданно обратился Мацухара к американцу.— Нет, это вздор.— Вздор — устраивать поединки в воздухе?— Вздор — ждать так долго, когда можно взять ножи и выяснить отношения сейчас.Летчики переглянулись. Потом Мацухара ответил за обоих:— Дельное предложение. Но наш путь — в небо. Там все началось, там и должно кончиться.Исикава одобрительно кивнул и улыбнулся — впервые за все то время, что Брент знал его.
К восьми утра оперативное соединение находилось в ста милях южнее острова Сикоку. Брент, растревоженный разговором с Мацухарой и Исикавой, никак не мог заснуть и появился в рубке на рассвете, когда стали меркнуть звезды и вода в кильватерном следе авианосца фосфоресцировала, словно целый сонм морских богов-ками с факелами провожал корабль. Адмирал Фудзита, как всегда, стоял справа. Брент не знал, спит ли этот человек вообще когда-нибудь.Он любил встречать рассвет в море. Но в сегодняшнем утре при всем его великолепии ему почудилось что-то зловещее — восходящее солнце, словно смертельно раненный воин, заливало кровью низкие облака. Небо над головой радовало чистой голубизной, однако на западе и на юге уже копились тяжелые тучи, с театральной яркостью подкрашенные золотом и серебром, а выше, пронизанные ослепительным светом нарождающегося дня, проходили белоснежные перистые облака. И тихое море, отражая ясный цвет небес, было темно-синим.— Лучше Диснейленда, — пробормотал он.— Лучше чего? — переспросил Фудзита.— Нет-нет, сэр, это я так… Сам себе, — ответил Брент, вытягивая из футляра бинокль.В пять утра вылетели первые разведчики на B5N, а сейчас, выбрасывая желто-оранжевое, словно обесцвеченное ярким солнцем, пламя выхлопа, по палубе начинал разбег первый истребитель. Вот белый «Зеро» взмыл в воздух в двухстах футах от авианосца, а через четыре минуты все шесть патрульных машин ушли за горизонт. Затем начались тренировочные полеты. Кормовой самолетоподъемник доставил на палубу десяток истребителей — в кабине каждого уже сидел механик, проверяя исправность приборов и двигателя. В сопровождении своих летчиков появились Мацухара и Исикава. Все они были в коричневых летных комбинезонах, меховых шлемах, с мечами у пояса и с планшетами через плечо.Подполковник, остановившись у своего «Зеро», собрал вокруг истребителей для последнего инструктажа. Он что-то живо объяснял им, показывая то в небо, то на листок полетного задания. Вот его летчики крикнули: «Банзай!» — и разбежались к своим машинам, из тесных кабин которых, освобождая место пилотам, уже выбрались на крылья механики. Брент невольно улыбнулся, глядя, как они, словно заботливые клуши, склонялись над своими питомцами, удостоверяясь, что связь и кислород подключены и все приборы и агрегаты действуют. Наконец, убедившись, что все проверено, все напутствия и советы сказаны, старики спрыгнули на палубу. Каждый прошел к носу своего самолета, остановившись справа от пропеллера.Фудзита отдал приказ телефонисту, и в тот же миг по корабельной трансляции разнеслось: «Ключ на старт!» Немедленно ожили двенадцать новых двигателей, дернулись и светлым серебром засияли на утреннем солнце лопасти пропеллеров, вразнобой застреляли холодные цилиндры, выбрасывая из выхлопных труб синеватый дымок, подхваченный и развеянный ветром, задрожали корпуса принайтовленных к палубе машин, окруженных техниками и гаковыми. Но вот двигатели прогрелись, «Йонага» стал круче к ветру, взвился желтый флаг, и, взревев 1700-сильным двигателем, истребитель Мацухары, узнаваемый по красному обтекателю и зеленому колпаку, начал разбег и легко взмыл в воздух. За ним один за другим взлетели остальные и четырьмя тройками стали ввинчиваться в небо, не приближаясь к грозовому фронту на юге. Авианосец лег на прежний курс.Брент, заслоняясь от солнца, следил, как «Зеро» перестроились в две группы по шесть машин: одну вел Йоси, другую — Исикава. Истребители начали учебный бой, атакуя друг друга, удивляя тем, как согласованно тройки набирали высоту, пикировали, сходились и расходились. Брент совсем запрокинул голову, наблюдая за наскакивавшей на истребитель Исикавы машиной Мацухары, и солнце ослепило его, ударив прямо в глаза. Он зажмурился и вдруг увидел Маюми — ее полуоткрытые жаждущие губы, сияющий теплым светом взгляд, распущенные волосы. Она неотступно стояла перед ним, куда бы он ни поворачивал голову, словно образ ее навеки запечатлелся в его душе и на сетчатке его глаз. Стараясь отделаться от этой галлюцинации, он глубоко вздохнул, потряс головой, как человек, мучимый мигренью, и перевел взгляд на холодную бездонную синеву океана.— Проще измерить глубину Марианской впадины, чем постичь душу женщины, — раздался рядом голос адмирала Фудзиты.Брент вздрогнул и обернулся к нему:— Я никогда не допущу, сэр, чтобы личные дела мешали моим служебным обязанностям.За спиной послышались шаги:— Разрешите, господин адмирал? — хором произнесли два старика.— Разрешаю.Брент невольно улыбнулся при виде этой пары: в рубку входили двое «коренных» членов экипажа «Йонаги» — командир самолета B5N лейтенант Йосиро Такии и его штурман младший лейтенант Морисада Мотицура. Первый, хоть и был сед как лунь и согнут чуть не вдвое, был первоклассным летчиком, за пятьдесят лет службы словно приросшим к своему самолету, как будто конструктор внес в «синьки» своего детища и эту одушевленную деталь.У штурмана были широко раскрытые глаза с немного сумасшедшим выражением, и Брент подозревал, что солнце, выдубившее его кожу, слишком долго пекло и наконец напекло ему голову. Он, захлебываясь и брызгая слюной, чему способствовало и отсутствие передних зубов, выпаливал слова скороговоркой: язык явно не поспевал за мыслью. С негласного одобрения адмирала Брент летал с ними стрелком-наблюдателем и даже сбил из пулемета над Средиземным морем арабский DC—6. Оба старика уверяли, что американец — зорок и меток как орел.— Завтра опять с нами полетишь, Брент-сан! — сказал Такии.— Что? Лейтенант Росс летит в воздушную разведку? С какой стати? — осведомился Фудзита.— Вы сами разрешили, господин адмирал.— Он нам нужен, господин адмирал, без него не обойтись, — подхватил штурман, брызнув на последнем «с» слюной.Фудзита вытер щеку и глубоко вздохнул, явно сетуя про себя на то, что безупречная память опять дала неожиданный сбой.— Добро, — сказал он.— Банзай! — воскликнули летчики.Мотицура вскинул к небу сжатый кулак:— Завтра мы облетим проливы, Японское море, Корею, отыщем конвой и покажем этим арабским козлоедам нашу самурайскую мощь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34