Да и мне ваши речи не по душе.
– О, прошу прощения, сударыня, я совсем забыл: вы же относитесь к этим безмозглым аболиционистам. – Джуд произнес слово аболиционист как грязное ругательство, а сам, как затравленный хорек, шарил глазами по залу, выискивая единомышленников.
Прежде чем Эльке смогла отреагировать, Патрик пересек зал и небрежно, без всяких видимых усилий, схватив за грудки каждого, встряхнул их как котят.
– Мальчики, вы, я вижу, ищете, с кем бы подраться. Так отправляйтесь в салун, там вам доставят такое удовольствие. А здесь порядочных людей беспокоить не надо.
Роста в Патрике было не меньше чем метр девяносто, да и сложен он был соответствующе. С холодным вниманием он разглядывал Илая и Джуда.
– Но ведь ты такой же южанин, как и мы, – промычал Илай. – Почему ты выступаешь против своих?
– Для таких, как вы, я никогда своим не был и не буду. Не надейтесь. А теперь пошли вон отсюда. – Патрик толкнул их, и они полетели к двери.
– Мы этого не забудем, – почти в унисон прорычали молодцы, поднимаясь на ноги.
– Я тоже. И не вздумайте здесь опять появляться, – отозвалась Эльке.
– С вами все в порядке? – спросил Патрик мистера Келлера.
– В порядке, – ответил тот, оправляя пиджак. – Не понимаю, что это на них нашло.
– Может быть, им не понравился струдель? – задумчиво предположила Эльке, убирая ружье на место.
Как она и ожидала, ее слова вызвали взрыв смеха. Напряжение, возникшее в зале, рассеялось.
Когда она выпрямилась, то увидела, что Патрик уже подошел к прилавку и как-то странно на нее смотрит.
Отто протянул руку Патрику.
– Большое спасибо. Я очень рад, что ты оказался здесь так вовремя. Такие стычки… это очень плохо.
Пока Патрик разбирался с братьями, Эльке, затаив дыхание, любовалась его смелостью. Но только сейчас она осознала, что, унизив их, он нажил в одночасье двух опасных врагов.
– Тебе не следовало вмешиваться. Я могла разобраться с ними сама, – объявила она. – Мне приходилось уже это делать.
Отто посмотрел на нее с обожанием, а затем повернулся к Патрику.
– Моя жена – настоящий воин.
– Твоя жена играет с огнем. Передай ей, что никогда не следует брать в руки оружие, если не намереваешься его использовать.
– Я сама прекрасно знаю, что мне делать.
Странное выражение промелькнуло на лице Патрика, когда он посмотрел на нее. Какая-то смесь раздражения и чего-то еще, чего она не могла определить.
– Мне известно, что твой отец брал тебя с собой на охоту. Но учти и никогда не забывай: людей убивать это не фазанов подстреливать.
Перегнувшись через прилавок, Патрик похлопал Отто по плечу.
– Все в порядке, дружище, успокойся.
Отто все еще был пунцовый, как вишневый пирог, лежавший рядом на блюде. Мягкий, домашний, он всегда пасовал перед грубой силой.
– Ты, кажется, собирался что-то сообщить, прежде чем начался этот переполох. Так что же?
– Я решил съездить домой, в Натчез. Надо успеть до начала войны. Потом это будет невозможным.
Эльке почувствовала, как пол уходит у нее из-под ног. То, что Патрик считает войну неизбежной, уже само по себе было достаточно, но его отъезд… Мысль о том, что он скоро уедет, не укладывалась в ее голове.
Она боялась признаваться даже себе в том, как ждет его ежемесячных визитов, как они важны для нее.
Эльке посмотрела в окно. Ей показалось, что солнце закрыли тучи. Но небо было голубым, как и несколько секунд назад.
– Но ведь до Натчеза далеко, триста миль, не меньше. Тебя не будет очень долго, – вырвалось у нее.
– По крайней мере полгода. Но я не был дома с тех пор, как получил надел, а мои родители за это время моложе не стали.
Отто одобрительно кивнул.
– Как чудесно, что ты так любишь своих родителей! Я тоже очень хочу повидать своих. Но до Германии так далеко…
– Когда ты уезжаешь? – перебила мужа Эльке.
– Дилижанс на Гелвестон отправляется завтра утром.
– Так скоро! – с трудом произнесла она. Говорить ей мешал комок в горле. – А как же ранчо? Ведь сейчас время отела.
– Коровы на ранчо уже все отелились. А мой управляющий Рио де Варгас прекрасно сможет решить в мое отсутствие любые проблемы. Он большой умелец.
«Научусь я когда-нибудь держать язык за зубами или нет? – раздраженно подумала Эльке. – Какое мне дело, чем ему заниматься, а чем не заниматься».
– Я решил сообщить вам с Отто об отъезде. Так сказать, предупредить заранее. А вообще-то я решился на поездку уже много месяцев назад. – Патрик говорил об этом так легко и небрежно, как будто речь шла о прогулке по Главной улице.
– А я вот что решил, – объявил Отто. – Ты останешься у нас ночевать, и никакой гостиницы! Эльке приготовит что-нибудь вкусненькое, например, свое фирменное блюдо – чудесное кисло-сладкое жаркое, пригласим гостей и устроим тебе прощальный ужин.
– Я не хотел бы причинять вам никаких неудобств.
– О каких неудобствах ты говоришь, дорогой? – Отто взглянул на жену, ища поддержки.
– Конечно, Патрик, что это за разговоры о каких-то неудобствах? О том, чтобы ты останавливался на ночь в гостинице, я и слышать не желаю, – проговорила Эльке.
– В таком случае я с удовольствием воспользуюсь вашим гостеприимством.
– Вот и прекрасно. Договорились. – Отто на радостях обнял Эльке. – Я сохранил бутылочку отличнейшего шнапса, еще оттуда. Специально для такого случая. Мы устроим тебе такие проводы, что потом будет что вспомнить.
Патрик вышел из булочной и зашагал не оглядываясь. Ему и в голову не могло прийти, что у Эльке хватит ума наставить ружье на Детвайлеров. К тому же она еще и оскорбила их, позволив себе пошутить. Слух об этом разнесется по городу мгновенно. Детвайлеры не простят, что женщина выставила их на посмешище. Неужели она не понимает, насколько они опасны? Ей что, все безразлично? Или она сошла с ума?
Но дело было не только в этом. Патрик не знал, что делать ему, безнадежно влюбленному в эту размахивающую ружьем аболиционистку Эльке Зонншайн. Судя по всему, она ни о чем не догадывается, значит, есть надежда, что и не догадается.
Сейчас, когда он ее не видит, Патрик почувствовал себя несколько лучше. Господи, когда же кончится эта мука? Мужчина он в конце концов или нет? Ведь это же жена друга! Все мысли о ней давно пора выбросить из головы. И какие мысли – похоть и сладострастие! Но Патрик ничего не мог с собой поделать. Его сжигало желание. Причем оно не исчезало даже после посещения публичного дома Вельвит Гилхули.
Какие только «лекарства» он не перепробовал, чтобы избавиться от своего непристойного желания. Но ни купания в холодных водах Гуадалупе, ни долгие часы изнуряющей работы не помогали. Ложась в постель, он все равно видел рядом рассыпанные по подушке золотистые волосы Эльке, а ее длинные стройные ноги призывно раздвинутыми.
По-видимому, исцелиться здесь от этой болезненной тайной страсти ему не удастся. Значит, надо уехать домой, подальше от этой златокудрой немки.
Недовольный собой, Патрик подошел к коновязи, отвязал коня, вскочил на него и поскакал по Главной улице к платной конюшне. Пытаясь отогнать грустные мысли, он сосредоточил свое внимание на том, что творилось вокруг.
А вокруг кипела жизнь. За пятнадцать лет немецкие переселенцы сотворили чудо, создав прекрасный город. Но для этого им пришлось много работать. Очень много. И вот теперь Фредериксбург стал предметом зависти всех окрестных городов.
По обеим сторонам улицы шли ровные дощатые тротуары. Бревенчатые лачуги сменили солидные дома из известняка, добываемого в карьере неподалеку. Тенистые веранды отелей Нимитца и Шмидта предлагали усталым путникам первоклассный отдых.
Восьмиугольная кирха среди современных зданий выглядела странно, как-то не на месте. Построенная в 1845 году, она служила в те времена не только церковью, но и крепостью, фортом.
Это ж сколько надо иметь мужества, чтобы решиться строить город среди этой дикой природы! Видимо, всем им присуща эта слепая отвага, какой в избытке наделена Эльке.
Тьфу дьявол, опять он начал думать о ней! По-видимому, он уже не в состоянии контролировать свои мысли, так же как и эмоции. Как же это он мог позволить себе погрязнуть в такой трясине?
Желать жену другого было против правил южного рыцарского этикета. Это он впитал с молоком матери. Его поведением всегда управляли высокие моральные принципы. Именно повинуясь им, он отправился добровольцем на Мексиканскую войну и доблестно сражался. Впрочем, такое было присуще всем мужчинам его семьи.
Но когда он смотрел на Эльке, его моральные принципы были забыты.
И самое главное, раньше такой тип женщины его совсем не привлекал. Он рос в окружении совсем других женщин, которые посвятили свою жизнь семье. Им и в голову не приходило вмешиваться в дела мужчин, в бизнес, политику. В общем, это были леди с головы до пят.
Эльке не обладала ни одной из их добродетелей. Она была остра на язык и не умела держать его за зубами, даже если от этого зависела ее жизнь. Она была упрямой, и для нее очень важным было настоять на своем. Что же касалось разного рода бухгалтерии, цифр, здесь голова у нее работала лучше любого мужчины. Она прекрасно сидела в седле и вообще была очень смелая женщина. Иначе говоря, она обладала всеми качествами, украшающими скорее мужчину, чем представительницу прекрасного пола.
Тем не менее в ее наружности не было ничего мужеподобного. Напротив, каждый сантиметр ее тела восхищал Патрика. Стоило ему только подумать о ней, и у него пересыхало во рту. Эльке была высока и стройна. Патрик вожделенно мечтал, как это сладостно держать ее в своих объятиях! А эти ее длинные дивные светлые волосы оттенка спелой кукурузы! Ее кожа имела такой же золотистый оттенок. Солнышко. Трудно было придумать более удачное прозвище. Эльке напоминала Патрику солнечный свет.
Несколько минут назад она угрожала Детвайлерам оружием без всякой оглядки на последствия. А если бы его там не оказалось? Бог знает что могло случиться.
Близнецы Детвайлеры, конечно, подонки, но с пистолетами управляются довольно умело. От мысли, что с Эльке может что-то случиться, Патрик похолодел.
Он не знал, чего ему сейчас больше хочется: перегнуть ее через свои колени и хорошенько отшлепать или заключить в объятия. Сказать по правде, ему одинаково хотелось и того и другого.
Вот с такими невеселыми мыслями Патрик добрался до платной конюшни.
«Нет, надо бежать отсюда, и как можно скорее, пока я не сотворил что-то такое, о чем буду жалеть потом всю оставшуюся жизнь».
Глава 2
Эльке смотрела, как Патрик вышел из булочной, вскочил на коня и поскакал прочь. Смотрела, не отрывая глаз. Она сидела на своем стуле, как будто приросла к месту. Ее давило ощущение неминуемой, неизбежной потери. А что, если он никогда больше не вернется?
Патрик рассказывал ей о своей семье, живущей в Натчезе. Это были благородные люди, и образ жизни у них тоже был благородный, о каком здесь и не слыхивали. Пьянящий аромат магнолий, мерцание свечей на роскошных приемах, где блистают элегантные красивые женщины. Чего ему, спрашивается, возвращаться обратно?
Но даже если он решит вернуться, то этому всегда может помешать начавшаяся война. Патрик – сын Юга, и, с учетом его опыта в Мексиканской кампании, ему скорее всего будет предложен высокий чин в армии южан.
И с кем он в глубине души? Где его сердце? Этого Эльке так и не знала. Будет он с рабовладельцами или его потянет на свое ранчо, которое он с таким трудом отвоевал у природы?
И вообще, что ей известно о нем? Да практически ничего. А как бы ей хотелось знать о нем все, делить с ним все, что делят между собой муж и жена, все то, что далеко выходит за рамки плотских наслаждений.
А впрочем, одному Богу известно, действительно ли она хочет этого или ей только кажется.
С шумом захлопнув бухгалтерскую книгу, как будто пытаясь таким способом отогнать от себя запретные мысли, Эльке посмотрела на Отто. Он перекладывал булочки на поднос, стоящий на витрине прилавка, и мурлыкал одну из своих любимых песенок.
– Мне надо проверить, как там жаркое, и приготовить гостевую комнату. Ты без меня здесь обойдешься? – спросила она.
Отто выпрямился и вытер руки передником.
– Делай, как тебе удобно, Liebling. Я на сегодня выпечку закончил. А ты отдохни после обеда, чтобы вечером встретить гостей красивой. За магазином я присмотрю. – Он звучно чмокнул ее в щеку, а затем водрузил свой толстый зад на стуле, который она только что освободила.
Эльке очень хотелось промокнуть носовым платком оставшееся от поцелуя мокрое место. Но зная, что мужу от этого будет больно, она удержалась.
– А почему бы тебе сегодня не закрыть немного пораньше и самому не отдохнуть перед ужином? Ты же очень устанешь.
Маленькие коричневые глаза Отто наполнились нежностью.
– Как ты обо мне заботишься, Liebling. Ни у кого в городе нет лучшей жены, чем у меня.
«Ничего себе, лучшая жена в городе, – грустно подумала Эльке. – Надо уходить побыстрее, а то Отто, чего доброго, заметит румянец стыда на моих щеках».
Дня не проходило, чтобы она хотя бы раз не пожалела, что связана с ним. Если бы у них были дети, это бы хоть как-то скрепило их союз. Может быть, тогда все было бы по-другому.
Расстроенная, Эльке поспешила через булочную в сад, едва бросив по пути «добрый день» помощникам Отто.
Это было место ее уединения, сюда она убегала, когда хотелось побыть одной. И вообще, природа всегда действовала на нее успокаивающе. Эльке любовалась цветами и поражалась, как из маленького семечка вырастает дивный цветок. Это казалось ей чудом.
Сегодня, однако, даже сад ее не успокоил. На ветру качались несколько крокусов, смелых предвестников весны. Она срезала их, затем собрала и устало побрела назад в дом.
На втором этаже было пять комнат – большая гостиная, малая гостиная, их супружеская спальня, гостевая комната, где будет спать Патрик, и кухня. На меблировку комнат Отто денег не жалел. Он нашел в городе прекрасных мастеров, поручив им использовать лучшие материалы.
Но самыми дорогими вещами для нее продолжали оставаться те несколько вещиц, которые принадлежали ее родителям, – потемневший от времени дагерротип, сделанный за год до их смерти, и маленькая шкатулка матери, которую ей подарили на свадьбу. Неужели боль утраты никогда не пройдет?
Только Эльке открыла дверь на кухню, как в ноздри ей ударил вкусный запах жаркого. Из всех блюд, какие она готовила, это было у Отто самое любимое. Неделю назад она поставила мариноваться в большом керамическом горшке мясо. Маринад представлял собой смесь уксуса, белого вина и воды со специями: лавровым листом, молотым перцем и луком.
Этим утром она переложила это все в чугунный горшок и поставила тушиться на медленный огонь. Сейчас она порезала мясо, сделала подливку из свежих сливок и приготовила картофельные оладьи, которые в списке любимых блюд Отто шли под номером два. На все ушло не больше часа.
А ведь, в сущности, Отто требовал от нее так мало – немного вкусной еды, чуть-чуть добрых слов и раз в неделю недолго, совсем недолго, позволить повозиться с ней в постели. Было несправедливо с ее стороны придираться к нему.
Во Фредериксбурге не было человека добрее. Так почему же ее так раздражает его тяжелый английский? Почему она чувствует себя разочарованной, когда, надев свой лучший воскресный костюм, он все равно смотрится в нем неуклюже? Зачем она все время злится на него за то, что его поцелуи никак не действуют на нее, не ускоряют ее пульса?
Поставив крокусы в вазу, Эльке перенесла ее в комнату для гостей, поставив на столик рядом с керосиновой лампой так, чтобы Патрик, утром проснувшись, сразу же увидел цветы. Затем достала из шкафа комплект постельного белья и застелила постель, аккуратно расправив поверху ярко расцвеченное лоскутное одеяло.
Потом Эльке долго стояла над постелью, сосредоточенно уставившись в одну точку, а затем, не в силах противостоять искушению, вдруг упала на одеяло и поцеловала подушку. Ну это уже настоящее сумасшествие завидовать подушке, потому что Патрик будет спать в ее объятиях!
Эльке судорожно вздохнула. Господи, все могло быть совсем иначе, если бы она не поторопилась принять предложение Отто. Но он был такой добрый, он так много для нее сделал, что она свое чувство благодарности к нему приняла за любовь. Наивная ошибка!
Это ведь именно Отто дал ей работу, когда она с группой изможденных иммигрантов пришла во Фредериксбург. Весь путь от Индианолы они прошли пешком. Отто дал ей и кров.
Он был старше на четырнадцать лет и помог заполнить пустоту, образовавшуюся в ее душе после смерти родителей. Ее дни были заняты работой, а вечера учебой, потому что Отто поделился с ней своим главным сокровищем – книгами.
Грамоте отец ее начал учить очень рано. Отто с успехом продолжил это дело. Под его руководством она прочла классиков: Шекспира, Чосера и Гомера, философов, таких как Гегель и Кант.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
– О, прошу прощения, сударыня, я совсем забыл: вы же относитесь к этим безмозглым аболиционистам. – Джуд произнес слово аболиционист как грязное ругательство, а сам, как затравленный хорек, шарил глазами по залу, выискивая единомышленников.
Прежде чем Эльке смогла отреагировать, Патрик пересек зал и небрежно, без всяких видимых усилий, схватив за грудки каждого, встряхнул их как котят.
– Мальчики, вы, я вижу, ищете, с кем бы подраться. Так отправляйтесь в салун, там вам доставят такое удовольствие. А здесь порядочных людей беспокоить не надо.
Роста в Патрике было не меньше чем метр девяносто, да и сложен он был соответствующе. С холодным вниманием он разглядывал Илая и Джуда.
– Но ведь ты такой же южанин, как и мы, – промычал Илай. – Почему ты выступаешь против своих?
– Для таких, как вы, я никогда своим не был и не буду. Не надейтесь. А теперь пошли вон отсюда. – Патрик толкнул их, и они полетели к двери.
– Мы этого не забудем, – почти в унисон прорычали молодцы, поднимаясь на ноги.
– Я тоже. И не вздумайте здесь опять появляться, – отозвалась Эльке.
– С вами все в порядке? – спросил Патрик мистера Келлера.
– В порядке, – ответил тот, оправляя пиджак. – Не понимаю, что это на них нашло.
– Может быть, им не понравился струдель? – задумчиво предположила Эльке, убирая ружье на место.
Как она и ожидала, ее слова вызвали взрыв смеха. Напряжение, возникшее в зале, рассеялось.
Когда она выпрямилась, то увидела, что Патрик уже подошел к прилавку и как-то странно на нее смотрит.
Отто протянул руку Патрику.
– Большое спасибо. Я очень рад, что ты оказался здесь так вовремя. Такие стычки… это очень плохо.
Пока Патрик разбирался с братьями, Эльке, затаив дыхание, любовалась его смелостью. Но только сейчас она осознала, что, унизив их, он нажил в одночасье двух опасных врагов.
– Тебе не следовало вмешиваться. Я могла разобраться с ними сама, – объявила она. – Мне приходилось уже это делать.
Отто посмотрел на нее с обожанием, а затем повернулся к Патрику.
– Моя жена – настоящий воин.
– Твоя жена играет с огнем. Передай ей, что никогда не следует брать в руки оружие, если не намереваешься его использовать.
– Я сама прекрасно знаю, что мне делать.
Странное выражение промелькнуло на лице Патрика, когда он посмотрел на нее. Какая-то смесь раздражения и чего-то еще, чего она не могла определить.
– Мне известно, что твой отец брал тебя с собой на охоту. Но учти и никогда не забывай: людей убивать это не фазанов подстреливать.
Перегнувшись через прилавок, Патрик похлопал Отто по плечу.
– Все в порядке, дружище, успокойся.
Отто все еще был пунцовый, как вишневый пирог, лежавший рядом на блюде. Мягкий, домашний, он всегда пасовал перед грубой силой.
– Ты, кажется, собирался что-то сообщить, прежде чем начался этот переполох. Так что же?
– Я решил съездить домой, в Натчез. Надо успеть до начала войны. Потом это будет невозможным.
Эльке почувствовала, как пол уходит у нее из-под ног. То, что Патрик считает войну неизбежной, уже само по себе было достаточно, но его отъезд… Мысль о том, что он скоро уедет, не укладывалась в ее голове.
Она боялась признаваться даже себе в том, как ждет его ежемесячных визитов, как они важны для нее.
Эльке посмотрела в окно. Ей показалось, что солнце закрыли тучи. Но небо было голубым, как и несколько секунд назад.
– Но ведь до Натчеза далеко, триста миль, не меньше. Тебя не будет очень долго, – вырвалось у нее.
– По крайней мере полгода. Но я не был дома с тех пор, как получил надел, а мои родители за это время моложе не стали.
Отто одобрительно кивнул.
– Как чудесно, что ты так любишь своих родителей! Я тоже очень хочу повидать своих. Но до Германии так далеко…
– Когда ты уезжаешь? – перебила мужа Эльке.
– Дилижанс на Гелвестон отправляется завтра утром.
– Так скоро! – с трудом произнесла она. Говорить ей мешал комок в горле. – А как же ранчо? Ведь сейчас время отела.
– Коровы на ранчо уже все отелились. А мой управляющий Рио де Варгас прекрасно сможет решить в мое отсутствие любые проблемы. Он большой умелец.
«Научусь я когда-нибудь держать язык за зубами или нет? – раздраженно подумала Эльке. – Какое мне дело, чем ему заниматься, а чем не заниматься».
– Я решил сообщить вам с Отто об отъезде. Так сказать, предупредить заранее. А вообще-то я решился на поездку уже много месяцев назад. – Патрик говорил об этом так легко и небрежно, как будто речь шла о прогулке по Главной улице.
– А я вот что решил, – объявил Отто. – Ты останешься у нас ночевать, и никакой гостиницы! Эльке приготовит что-нибудь вкусненькое, например, свое фирменное блюдо – чудесное кисло-сладкое жаркое, пригласим гостей и устроим тебе прощальный ужин.
– Я не хотел бы причинять вам никаких неудобств.
– О каких неудобствах ты говоришь, дорогой? – Отто взглянул на жену, ища поддержки.
– Конечно, Патрик, что это за разговоры о каких-то неудобствах? О том, чтобы ты останавливался на ночь в гостинице, я и слышать не желаю, – проговорила Эльке.
– В таком случае я с удовольствием воспользуюсь вашим гостеприимством.
– Вот и прекрасно. Договорились. – Отто на радостях обнял Эльке. – Я сохранил бутылочку отличнейшего шнапса, еще оттуда. Специально для такого случая. Мы устроим тебе такие проводы, что потом будет что вспомнить.
Патрик вышел из булочной и зашагал не оглядываясь. Ему и в голову не могло прийти, что у Эльке хватит ума наставить ружье на Детвайлеров. К тому же она еще и оскорбила их, позволив себе пошутить. Слух об этом разнесется по городу мгновенно. Детвайлеры не простят, что женщина выставила их на посмешище. Неужели она не понимает, насколько они опасны? Ей что, все безразлично? Или она сошла с ума?
Но дело было не только в этом. Патрик не знал, что делать ему, безнадежно влюбленному в эту размахивающую ружьем аболиционистку Эльке Зонншайн. Судя по всему, она ни о чем не догадывается, значит, есть надежда, что и не догадается.
Сейчас, когда он ее не видит, Патрик почувствовал себя несколько лучше. Господи, когда же кончится эта мука? Мужчина он в конце концов или нет? Ведь это же жена друга! Все мысли о ней давно пора выбросить из головы. И какие мысли – похоть и сладострастие! Но Патрик ничего не мог с собой поделать. Его сжигало желание. Причем оно не исчезало даже после посещения публичного дома Вельвит Гилхули.
Какие только «лекарства» он не перепробовал, чтобы избавиться от своего непристойного желания. Но ни купания в холодных водах Гуадалупе, ни долгие часы изнуряющей работы не помогали. Ложась в постель, он все равно видел рядом рассыпанные по подушке золотистые волосы Эльке, а ее длинные стройные ноги призывно раздвинутыми.
По-видимому, исцелиться здесь от этой болезненной тайной страсти ему не удастся. Значит, надо уехать домой, подальше от этой златокудрой немки.
Недовольный собой, Патрик подошел к коновязи, отвязал коня, вскочил на него и поскакал по Главной улице к платной конюшне. Пытаясь отогнать грустные мысли, он сосредоточил свое внимание на том, что творилось вокруг.
А вокруг кипела жизнь. За пятнадцать лет немецкие переселенцы сотворили чудо, создав прекрасный город. Но для этого им пришлось много работать. Очень много. И вот теперь Фредериксбург стал предметом зависти всех окрестных городов.
По обеим сторонам улицы шли ровные дощатые тротуары. Бревенчатые лачуги сменили солидные дома из известняка, добываемого в карьере неподалеку. Тенистые веранды отелей Нимитца и Шмидта предлагали усталым путникам первоклассный отдых.
Восьмиугольная кирха среди современных зданий выглядела странно, как-то не на месте. Построенная в 1845 году, она служила в те времена не только церковью, но и крепостью, фортом.
Это ж сколько надо иметь мужества, чтобы решиться строить город среди этой дикой природы! Видимо, всем им присуща эта слепая отвага, какой в избытке наделена Эльке.
Тьфу дьявол, опять он начал думать о ней! По-видимому, он уже не в состоянии контролировать свои мысли, так же как и эмоции. Как же это он мог позволить себе погрязнуть в такой трясине?
Желать жену другого было против правил южного рыцарского этикета. Это он впитал с молоком матери. Его поведением всегда управляли высокие моральные принципы. Именно повинуясь им, он отправился добровольцем на Мексиканскую войну и доблестно сражался. Впрочем, такое было присуще всем мужчинам его семьи.
Но когда он смотрел на Эльке, его моральные принципы были забыты.
И самое главное, раньше такой тип женщины его совсем не привлекал. Он рос в окружении совсем других женщин, которые посвятили свою жизнь семье. Им и в голову не приходило вмешиваться в дела мужчин, в бизнес, политику. В общем, это были леди с головы до пят.
Эльке не обладала ни одной из их добродетелей. Она была остра на язык и не умела держать его за зубами, даже если от этого зависела ее жизнь. Она была упрямой, и для нее очень важным было настоять на своем. Что же касалось разного рода бухгалтерии, цифр, здесь голова у нее работала лучше любого мужчины. Она прекрасно сидела в седле и вообще была очень смелая женщина. Иначе говоря, она обладала всеми качествами, украшающими скорее мужчину, чем представительницу прекрасного пола.
Тем не менее в ее наружности не было ничего мужеподобного. Напротив, каждый сантиметр ее тела восхищал Патрика. Стоило ему только подумать о ней, и у него пересыхало во рту. Эльке была высока и стройна. Патрик вожделенно мечтал, как это сладостно держать ее в своих объятиях! А эти ее длинные дивные светлые волосы оттенка спелой кукурузы! Ее кожа имела такой же золотистый оттенок. Солнышко. Трудно было придумать более удачное прозвище. Эльке напоминала Патрику солнечный свет.
Несколько минут назад она угрожала Детвайлерам оружием без всякой оглядки на последствия. А если бы его там не оказалось? Бог знает что могло случиться.
Близнецы Детвайлеры, конечно, подонки, но с пистолетами управляются довольно умело. От мысли, что с Эльке может что-то случиться, Патрик похолодел.
Он не знал, чего ему сейчас больше хочется: перегнуть ее через свои колени и хорошенько отшлепать или заключить в объятия. Сказать по правде, ему одинаково хотелось и того и другого.
Вот с такими невеселыми мыслями Патрик добрался до платной конюшни.
«Нет, надо бежать отсюда, и как можно скорее, пока я не сотворил что-то такое, о чем буду жалеть потом всю оставшуюся жизнь».
Глава 2
Эльке смотрела, как Патрик вышел из булочной, вскочил на коня и поскакал прочь. Смотрела, не отрывая глаз. Она сидела на своем стуле, как будто приросла к месту. Ее давило ощущение неминуемой, неизбежной потери. А что, если он никогда больше не вернется?
Патрик рассказывал ей о своей семье, живущей в Натчезе. Это были благородные люди, и образ жизни у них тоже был благородный, о каком здесь и не слыхивали. Пьянящий аромат магнолий, мерцание свечей на роскошных приемах, где блистают элегантные красивые женщины. Чего ему, спрашивается, возвращаться обратно?
Но даже если он решит вернуться, то этому всегда может помешать начавшаяся война. Патрик – сын Юга, и, с учетом его опыта в Мексиканской кампании, ему скорее всего будет предложен высокий чин в армии южан.
И с кем он в глубине души? Где его сердце? Этого Эльке так и не знала. Будет он с рабовладельцами или его потянет на свое ранчо, которое он с таким трудом отвоевал у природы?
И вообще, что ей известно о нем? Да практически ничего. А как бы ей хотелось знать о нем все, делить с ним все, что делят между собой муж и жена, все то, что далеко выходит за рамки плотских наслаждений.
А впрочем, одному Богу известно, действительно ли она хочет этого или ей только кажется.
С шумом захлопнув бухгалтерскую книгу, как будто пытаясь таким способом отогнать от себя запретные мысли, Эльке посмотрела на Отто. Он перекладывал булочки на поднос, стоящий на витрине прилавка, и мурлыкал одну из своих любимых песенок.
– Мне надо проверить, как там жаркое, и приготовить гостевую комнату. Ты без меня здесь обойдешься? – спросила она.
Отто выпрямился и вытер руки передником.
– Делай, как тебе удобно, Liebling. Я на сегодня выпечку закончил. А ты отдохни после обеда, чтобы вечером встретить гостей красивой. За магазином я присмотрю. – Он звучно чмокнул ее в щеку, а затем водрузил свой толстый зад на стуле, который она только что освободила.
Эльке очень хотелось промокнуть носовым платком оставшееся от поцелуя мокрое место. Но зная, что мужу от этого будет больно, она удержалась.
– А почему бы тебе сегодня не закрыть немного пораньше и самому не отдохнуть перед ужином? Ты же очень устанешь.
Маленькие коричневые глаза Отто наполнились нежностью.
– Как ты обо мне заботишься, Liebling. Ни у кого в городе нет лучшей жены, чем у меня.
«Ничего себе, лучшая жена в городе, – грустно подумала Эльке. – Надо уходить побыстрее, а то Отто, чего доброго, заметит румянец стыда на моих щеках».
Дня не проходило, чтобы она хотя бы раз не пожалела, что связана с ним. Если бы у них были дети, это бы хоть как-то скрепило их союз. Может быть, тогда все было бы по-другому.
Расстроенная, Эльке поспешила через булочную в сад, едва бросив по пути «добрый день» помощникам Отто.
Это было место ее уединения, сюда она убегала, когда хотелось побыть одной. И вообще, природа всегда действовала на нее успокаивающе. Эльке любовалась цветами и поражалась, как из маленького семечка вырастает дивный цветок. Это казалось ей чудом.
Сегодня, однако, даже сад ее не успокоил. На ветру качались несколько крокусов, смелых предвестников весны. Она срезала их, затем собрала и устало побрела назад в дом.
На втором этаже было пять комнат – большая гостиная, малая гостиная, их супружеская спальня, гостевая комната, где будет спать Патрик, и кухня. На меблировку комнат Отто денег не жалел. Он нашел в городе прекрасных мастеров, поручив им использовать лучшие материалы.
Но самыми дорогими вещами для нее продолжали оставаться те несколько вещиц, которые принадлежали ее родителям, – потемневший от времени дагерротип, сделанный за год до их смерти, и маленькая шкатулка матери, которую ей подарили на свадьбу. Неужели боль утраты никогда не пройдет?
Только Эльке открыла дверь на кухню, как в ноздри ей ударил вкусный запах жаркого. Из всех блюд, какие она готовила, это было у Отто самое любимое. Неделю назад она поставила мариноваться в большом керамическом горшке мясо. Маринад представлял собой смесь уксуса, белого вина и воды со специями: лавровым листом, молотым перцем и луком.
Этим утром она переложила это все в чугунный горшок и поставила тушиться на медленный огонь. Сейчас она порезала мясо, сделала подливку из свежих сливок и приготовила картофельные оладьи, которые в списке любимых блюд Отто шли под номером два. На все ушло не больше часа.
А ведь, в сущности, Отто требовал от нее так мало – немного вкусной еды, чуть-чуть добрых слов и раз в неделю недолго, совсем недолго, позволить повозиться с ней в постели. Было несправедливо с ее стороны придираться к нему.
Во Фредериксбурге не было человека добрее. Так почему же ее так раздражает его тяжелый английский? Почему она чувствует себя разочарованной, когда, надев свой лучший воскресный костюм, он все равно смотрится в нем неуклюже? Зачем она все время злится на него за то, что его поцелуи никак не действуют на нее, не ускоряют ее пульса?
Поставив крокусы в вазу, Эльке перенесла ее в комнату для гостей, поставив на столик рядом с керосиновой лампой так, чтобы Патрик, утром проснувшись, сразу же увидел цветы. Затем достала из шкафа комплект постельного белья и застелила постель, аккуратно расправив поверху ярко расцвеченное лоскутное одеяло.
Потом Эльке долго стояла над постелью, сосредоточенно уставившись в одну точку, а затем, не в силах противостоять искушению, вдруг упала на одеяло и поцеловала подушку. Ну это уже настоящее сумасшествие завидовать подушке, потому что Патрик будет спать в ее объятиях!
Эльке судорожно вздохнула. Господи, все могло быть совсем иначе, если бы она не поторопилась принять предложение Отто. Но он был такой добрый, он так много для нее сделал, что она свое чувство благодарности к нему приняла за любовь. Наивная ошибка!
Это ведь именно Отто дал ей работу, когда она с группой изможденных иммигрантов пришла во Фредериксбург. Весь путь от Индианолы они прошли пешком. Отто дал ей и кров.
Он был старше на четырнадцать лет и помог заполнить пустоту, образовавшуюся в ее душе после смерти родителей. Ее дни были заняты работой, а вечера учебой, потому что Отто поделился с ней своим главным сокровищем – книгами.
Грамоте отец ее начал учить очень рано. Отто с успехом продолжил это дело. Под его руководством она прочла классиков: Шекспира, Чосера и Гомера, философов, таких как Гегель и Кант.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33