Может, завтра она прикупит несколько флакончиков — если, конечно, найдет, где они тут продаются.
Она зашла в душевую кабинку с матовыми стеклами, встала под струи теплой воды и намылила голову. Массирующие движения и цветочный аромат шампуня, наполнивший горячий воздух, помогли снять напряжение. Когда Эйми вышла из душа, она немного успокоилась.
Она провела пальцами по волосам, доходившим ей до пояса, и решила пока их не заплетать: пусть сохнут. Шорты и рубашка, которые дал ей Ланс, пахли моющим средством с отдушкой. Запах их прежнего владельца совсем не сохранился. Однако кое-что по ним определить было все же можно. Если верить ярлыку, хлопковая рубашка была из коллекции дизайнера Эрменегильдо Зеньи.
Это несколько удивило Эйми: одежда от Зеньи была популярна в основном среди молодых завсегдатаев модных курортов. Как-то не вяжется с образом отшельника. А вот цвет подходит. Черный, Именно так и должен одеваться Зверь.
Она надела рубашку прямо на голое тело: нижнего белья у нее не было, а купальник давно уже нужно было выстирать. Рубашка оказалась ей велика — ну и хорошо, Эйми не любила одежду в обтяжку. Наверное, этот мистер Гаспар не хилого сложения, подумала она. Рукава были ей слишком длинны — пришлось их закатать. Заправлять рубашку она не стала: она доходила ей где-то до середины бедер.
Шорты, в отличие от рубашки, были сильно поношенные. Неужели мистер Гаспар тоже трудится над обустройством форта? Или он настолько разленился, что целый день валяется на диване в трениках и смотрит телевизор? Когда не носит одежду марки «Зенья», конечно же.
Она вздрогнула от стука в дверь комнаты.
— Эйми? — донесся до нее голос Ланса. — Не выходите. Мне просто хотелось узнать, не нужно ли вам чего.
— Нет, нет, ничего не нужно, — отозвалась она, надеясь, что он не догадается, что она сейчас не в постели, а в ванне.
— Если что, то я на лестничной площадке, штукатурю стены.
— Хорошо.
Выждав, пока он отойдет подальше, она отнесла свою одежду в прачечную и загрузила в стиральную машину. Она еще ни разу не заводила стиральную машину ради такой мелочи, как майка и шорты. Другой одежды в прачечной не оказалось. Интересно, у мистера Гаспара своя стиральная машина или ему стирает Ланс? Она едва сдержала смех: куда ему! Он даже продукты по полочкам не может разложить, где уж ему справиться со стиральной машиной! Ничего, скоро она разберется, что к чему в этом доме.
Заглянув в кухню и не обнаружив там Ланса, Эйми прошлепала босиком к столу и приступила к работе. Вскоре в кастрюльке уже кипел бульон, а в миске подходило тесто для хлеба.
Она пристроилась поближе к раковине и принялась готовить фруктовый салат. Вдруг она вздрогнула: на подоконник прыгнула обезьяна. Скоро к ней присоединилась вторая.
— О Господи! — рассмеялась Эйми и одарила эту сладкую парочку улыбкой. — Привет, привет. Надеюсь, вы не кусаетесь?
Они потянулись к манго. Так как манго было очень трудно резать, Эйми дала каждому зверьку по банану. Те выхватили фрукты у нее из рук и бросились прочь, перемахнули через перила балкона и скрылись в гуще деревьев. Она посмотрела им вслед: ей было жаль, что они так поспешно ретировались.
Ну что ж, видимо, придется работать в одиночестве. Она снова погрузилась в привычный мир грез и не заметила, как день сменился вечером.
— Вы уже встали, — раздался голос Ланса у нее за спиной. — Рад, что отдых пошел вам на пользу.
Эйми оторвалась от плиты и увидела, что он стоит на пороге.
— Да, — ответила она, почувствовав легкий укол совести: ведь она не прилегла ни на минутку. — Я чувствую себя гораздо лучше.
— Хорошо, — кивнул Ланс. Он окинул взглядом ее гигантскую рубашку и голые ноги и отвернулся, словно его что-то смутило. — Я пришел сказать, что мой рабочий день кончен и что я ухожу. Я вернусь завтра утром.
— Ну… ладно. Он принюхайся.
— Пахнет аппетитно. Ужин?
— Пока еще нет. Просто делаю предварительные заготовки.
Из мяса цыпленка она сможет приготовить себе несколько порций еды. Если она будет питаться так же, как мистер Гаспар, то очень скоро опять наберет все фунты, которые с таким трудом сбросила, а то и больше.
— Думаю, сегодня я приготовлю говядину с пикантным соусом, а к ней — артишоки и томаты, запеченные в сыре пармезан с тушеными грибами. А вы… — По привычке она хотела попросить его остаться, но потом подумала: а вдруг он и правда плюхнется сейчас на один из высоких табуретов и будет сидеть на кухне? В его присутствии Эйми чувствовала себя скованно, а это совсем некстати, когда готовишь. Но в итоге привычка к гостеприимству возобладала. — Вы не хотите остаться? Я могу приготовить еще одну порцию.
Он покачал головой:
— Нет, мне вы будете готовить только обед. Или… — Он нахмурился: — Вам, наверно, не хочется оставаться здесь одной? Если хотите, я могу ненадолго задержаться.
— Нет, ну что вы! Я нисколечко не боюсь.
— Очень хорошо. Не нужно бояться месье Гаспара. Он ничего вам не сделает, самое главное — не высовываться за пределы этого крыла форта после того, как подадите ему ужин.
— Все будет хорошо, — снова заверила она.
— Ну, тогда до завтра, — сказал он. — Желаю вам спокойной ночи.
— Да. Спокойной ночи.
Эйми нахмурилась: попрощавшись, он почему-то прошел в столовую, а гараж был совсем в другой стороне. Хотя пока она видела только одну машину — красный «альфа-ромео», принадлежавший мистеру Гаспару. Наверно, Ланс добирается до работы пешком.
Интересно, где он живет? Наверное, у такого обходительного человека, как Ланс Бофорт, полным-полно друзей. И женщины, наверное, за ним бегают. Интересно, а девушка у него есть? Скорее всего он живет в гражданском браке. Конечно, его личная жизнь ее не касается, но любопытство неотделимо от богатого воображения: Эйми и того и другою всегда хватало с избытком.
Вскоре ее мысли обратились к Зверю, заточенному в замке, населенном призраками. Она почувствовала, что почти начинает верить легенде. После заката над островом снова разразилась гроза, отчего ее страх лишь усилился. Поднялся ветер, полетели крупные капли дождя. Она подбежала к окошку над раковиной, чтобы закрыть ставни.
Высунувшись из окна, чтобы поймать ставни, она заметила, что в башне на третьем этаже загорелся свет. Через жалюзи был заметен темный силуэт. У Эйми душа ушла в пятки, а по телу пробежали мурашки.
Она была совсем одна в этом странном месте, если не считать запертого в замке чудовища.
Глава 6
Байрон стоял у окна и любовался грозой. Натруженные мускулы приятно ныли от физического труда, однако в этот раз работа не успокоила его.
Порывы ветра, проникавшие сквозь ставни, приятно холодили кожу под черным шелковым халатом. Ветер ласкал его бритое лицо, теребил короткие темные волосы. Не затихали раскаты грома. В комнату проникал сладковатый запах мокрых цветов и плодородной почвы, в то время как внизу, в заливе, лодки рвались с якорей. Природа, как и жизнь, созидая одно, разрушала другое.
Это как нельзя лучше отражало состояние души Байрона.
Уже не в первый раз со дня своего прибытия на Сент-Бартс он чувствовал себя Зверем, в которого перевоплощался: в нем боролись противоречивые чувства.
Созидающая и разрушающая сила. Дар и проклятие. Разве не этими свойствами обладало прикосновение Мидаса? У Байрона был талант воплощать в жизнь людские грезы. Увы, грезы иногда бывают неотделимы от кошмаров.
Небо прочертила молния, за ней последовал удар грома. Байрон усмехнулся мелодраматическому направлению своих мыслей. Он слишком много на себя берет. Да, он проложил Чаду дорогу к славе, но это еще ничего не значит. Он не виноват, что брак Чада разрушился.
Единственное, в чем он виноват, — это полное безразличие и пассивность.
Всю жизнь Байрон наблюдал за другими с безопасного расстояния, никогда никого не пускал в свою душу. Может, из-за этого он по уши ушел в мир Голливуда?
Последние полгода Байрон часто размышлял на эту тему, как, впрочем, и на многие другие, и пришел к выводу, что его пристрастие к киноиндустрии вызвано не только тем, что он вырос в этой атмосфере. После развода родителей он жил попеременно то у отца, то у матери. С таким же успехом он мог бы заняться высокой европейской модой.
По злой иронии, у этих двух миров было кое-что общее: оба они имели дело с иллюзиями. Мода создает визуальную иллюзию. А фильмы переносят человека в совершенно иной мир, позволяют на некоторое время вообразить себя каким-нибудь героем.
Ему вспомнился разговор с Эйми в машине: этот мир можно терпеть только благодаря тому, что возможно бегство в царство фантазии. Байрон целиком и полностью разделял это мнение: сам он тоже предпочитал воображаемый мир реальному. Сейчас, стоя в башне, надежно укрывавшей от непогоды, он понял, почему так происходит. Только в воображаемых историях он мог позволить себе в полной мере ощутить глубину человеческих переживаний, потому что он знал, что все эти ситуации ненастоящие.
Может, поэтому он сошелся с Джиллиан? Та ведь тоже только прикидывалась наивной простушкой. Можно было не бояться задеть ее чувства. Они играли роль идеальной пары и на людях, и когда оставались одни. К сожалению, со временем иллюзии стираются и больше не могут скрывать правду.
Он хорошо помнил день их размолвки. Они с Джиллиан пришли в «Спаго» отметить только что пройденный ею кастинг. За обедом они обсуждали только одно: получит она роль или нет и как это отразится на ее карьере. В каждой фразе, вылетавшей из ее ротика, слышалось «я», «мне»… Байрон слушал со всевозрастающим отвращением. В принципе при данных обстоятельствах было вполне естественно, что Джиллиан так много говорит о себе; но почему-то именно тогда ему в полной мере открылись ее никчемность, тщеславие и самовлюбленность.
Когда они уже выходили из ресторана, что-то в нем надломилось. Он повернулся к Джиллиан и сказал какую-то колкость — он теперь уже не помнил, что именно. Его колкости всегда отличались остротой.
Она разразилась гневной тирадой и привлекла всеобщее внимание. Конечно, где ему понять, как для нее важна эта роль! Ему на все наплевать! Он начисто лишен каких бы то ни было эмоций!
— Ты вообще способен чувствовать только когда занимаешься сексом! Но это чисто физическая вещь! — завопила она. А потом наградила его пощечиной. Позже этот кадр красовался на обложках всех таблоидов. — Ну а это ты почувствовал, Байрон? Почувствовал?
«Да уж, почувствовал», — подумал он тогда. Он до сих пор ощущал эту пощечину, а в ушах у него звенели ее ядовитые слова. Сам заслужил.
Постоянные преследования папарацци сделались просто невыносимы. Да тут еще Джиллиан давала слезливые интервью и плакалась, каким он оказался холодным и бесчувственным мерзавцем. Байрон ненавидел это нытье: он питал стойкое отвращение к таким вещам еще с развода родителей. Неудивительно, что он поступил так же, как когда-то поступила его мать: решил скрыться на время, пока все не уляжется.
Когда у Байрона возникла эта идея, он тут же вспомнил о форте с привидениями, когда-то потрясшем его воображение. «Интересно, каково это: быть привидением? — подумал он. — Стать полной своей противоположностью: призрак мертв телом, а я мертв душой. Стать привидением — значит надежно укрыться от ока общественности». Так Байрон Паркс стал невидимкой. Когда он стал вести полупризрачное существование, у него появилось больше времени на размышления и самокопание. Вскоре он начал ощущать, как мало-помалу возрождается к жизни его умершая душа. Процесс был болезненным: Байрону казалось, что подобную боль испытывают люди, пострадавшие от ожогов, когда начинают залечиваться поврежденные нервные окончания. Когда он решил податься в отшельники, он даже не представлял, в какое пепелище превратилась его душа.
Отвернувшись от окна, он подошел к влажной стойке бара и налил себе бокал вина. Скоро Эйми принесет ужин. А потом он может почитать или посмотреть какой-нибудь фильм из своей коллекции DVD.
Эйми Бейкер. Это она виновата, что у него на душе кошки скребут. Обновленная часть его души искренне хотела поверить в то, что существует некая простая, логичная и невинная причина, почему Эйми не хотела заехать за вещами.
На это прежний, циничный Байрон ответил Байрону возрожденному, что он дурак.
Он скользнул взглядом по мониторам. Камера, установленная в кухне, по-прежнему была выключена, но Байрону она была не нужна. У него и так стояла перед глазами Эйми, какой он видел ее совсем недавно: босая, в его рубашке. Черный — явно не ее цвет, но все равно она хорошенькая, особенно когда распускает свою копну каштановых кудрей.
То ли у него разыгралось воображение, то ли эта женщина и вправду хорошела прямо на глазах. Когда Байрон сегодня утром отворил дверь — неужели это было только сегодня утром? — на пороге стояла пухленькая, некрасивая женщина, соискательница на должность домработницы. Он расцеловал ее, когда она принесла обед, лишь потому, что уже отчаялся найти кухарку, а вовсе не потому, что хотел прикоснуться к ее восхитительно изогнутому ротику.
При этой мысли Байрон испытал новый прилив возбуждения и нахмурился. «Ну-ка прекрати, — приказал он своему телу. — Она твоя домработница».
У него мелькнула мысль, что, может, шесть месяцев воздержания сказались на его либидо и теперь он возбуждается по поводу и без повода. Но нет, непохоже. Он жил на Сент-Бартсе уже полгода. Во время своих вылазок в город он постоянно встречал красивых, сексуальных женщин, ни одна из которых не вызвала у него физического интереса. Может, заключение Джиллиан, что он способен чувствовать только во время секса, начисто подавило всю его сексуальную активность? От этого предположения Байрону стало немного не по себе.
И вдруг появляется женщина совсем не в его вкусе, и он испытывает прилив желания каждый раз, когда смотрит на нее!
Тут, словно по волшебству, Эйми появилась на мониторе, камера от которого была установлена в столовой. И он снова испытал возбуждение. Он изумленно покачал головой. Она шла по залу и несла поднос. Байрон вспомнил, что она обещала приготовить на ужин, и в желудке у него заурчало.
Тут он заметил что-то очень странное. Он прищурился: да она совсем не хромает! Нисколечко!
От этого сразу же вернулся к жизни циничный Байрон. Черт возьми! А он-то полагал, что она с ним откровенна. Всякое желание сразу же пропало. Его сменил гнев, который все возрастал по мере продвижения Эйми по темному форту. Ее изображение перемещалось с монитора на монитор. Вот вспыхнула молния и осветила ее, словно стробоскопический источник света на киносъемках. Последовал раскат грома, отчего Эйми вздрогнула.
Добравшись до кабинета, она осторожно заглянула внутрь, словно ждала, что из-за угла на нее набросится чудовище. Затем нерешительно шагнула внутрь, нажав локтем на выключатель. Байрон совсем забыл оставить для нее включенным свет.
Загорелся тусклым светом торшер, но в углах комнаты по-прежнему лежали густые тени. Эйми подошла к «немому официанту» и поставила внутрь поднос. По крайней мере так ему показалось. На камере эта часть кабинета была видна не очень четко.
Он ждал, что она отправит поднос наверх и уйдет.
Эйми снова попала в объектив камеры. Поднос она пока не посылала наверх, просто стояла и оглядывалась.
«Не надо, Эйми, — прошептала та часть его души, которая еще на что-то надеялась, — не делай этого».
Но она направилась прямиком к столу и принялась рыться среди книг и проектов. В нем закипела ярость. Он бросился к столу и нажал на кнопку двухсторонней связи. Он так спешил, что включил сразу все микрофоны в форте и грозно спросил:
— Ты что делаешь?!
Голос его разнесся по всей крепости. Эйми взвизгнула, стремительно обернулась и прижалась спиной к столу. Разумеется, она никого не увидела. В форте снова воцарилась тишина, только во дворе обезьяны и птицы подняли перепуганный гвалт.
Эйми намертво вцепилась в стол и замерла. Сердце готово было выпрыгнуть у нее из груди.
Снова раздался тот же голос, уже не такой громкий, но полный гнева:
— Я, кажется, спросил, что вы делаете.
— Я… я… — Она втянула в себя воздух. — Г-где вы.
— Наблюдаю по монитору. Так какого черта ты здесь делана?
Эйми лихорадочно оглядывалась. Заметив камеру в нише над дверью и громкоговоритель, она немного успокоилась: значит, это все-таки не призрак.
— Я… Я искала бумагу.
— А в кухне что, бумаги нет?
— Есть, просто… — Эйми сглотнула комок страха, застрявший в горле. Она думала, что Гаспар — француз, как Ланс, но судя по акценту, он скорее американец. — Просто мне это пришло в голову, когда я была уже здесь.
— Что вам пришло в голову?
— Я хотела вас поблагодарить. За одежду. — Она вцепилась в рубашку. — Я хотела написать вам благодарственную записку.
— Лансу Бофорту не понравилось бы, что вы рылись в его вещах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Она зашла в душевую кабинку с матовыми стеклами, встала под струи теплой воды и намылила голову. Массирующие движения и цветочный аромат шампуня, наполнивший горячий воздух, помогли снять напряжение. Когда Эйми вышла из душа, она немного успокоилась.
Она провела пальцами по волосам, доходившим ей до пояса, и решила пока их не заплетать: пусть сохнут. Шорты и рубашка, которые дал ей Ланс, пахли моющим средством с отдушкой. Запах их прежнего владельца совсем не сохранился. Однако кое-что по ним определить было все же можно. Если верить ярлыку, хлопковая рубашка была из коллекции дизайнера Эрменегильдо Зеньи.
Это несколько удивило Эйми: одежда от Зеньи была популярна в основном среди молодых завсегдатаев модных курортов. Как-то не вяжется с образом отшельника. А вот цвет подходит. Черный, Именно так и должен одеваться Зверь.
Она надела рубашку прямо на голое тело: нижнего белья у нее не было, а купальник давно уже нужно было выстирать. Рубашка оказалась ей велика — ну и хорошо, Эйми не любила одежду в обтяжку. Наверное, этот мистер Гаспар не хилого сложения, подумала она. Рукава были ей слишком длинны — пришлось их закатать. Заправлять рубашку она не стала: она доходила ей где-то до середины бедер.
Шорты, в отличие от рубашки, были сильно поношенные. Неужели мистер Гаспар тоже трудится над обустройством форта? Или он настолько разленился, что целый день валяется на диване в трениках и смотрит телевизор? Когда не носит одежду марки «Зенья», конечно же.
Она вздрогнула от стука в дверь комнаты.
— Эйми? — донесся до нее голос Ланса. — Не выходите. Мне просто хотелось узнать, не нужно ли вам чего.
— Нет, нет, ничего не нужно, — отозвалась она, надеясь, что он не догадается, что она сейчас не в постели, а в ванне.
— Если что, то я на лестничной площадке, штукатурю стены.
— Хорошо.
Выждав, пока он отойдет подальше, она отнесла свою одежду в прачечную и загрузила в стиральную машину. Она еще ни разу не заводила стиральную машину ради такой мелочи, как майка и шорты. Другой одежды в прачечной не оказалось. Интересно, у мистера Гаспара своя стиральная машина или ему стирает Ланс? Она едва сдержала смех: куда ему! Он даже продукты по полочкам не может разложить, где уж ему справиться со стиральной машиной! Ничего, скоро она разберется, что к чему в этом доме.
Заглянув в кухню и не обнаружив там Ланса, Эйми прошлепала босиком к столу и приступила к работе. Вскоре в кастрюльке уже кипел бульон, а в миске подходило тесто для хлеба.
Она пристроилась поближе к раковине и принялась готовить фруктовый салат. Вдруг она вздрогнула: на подоконник прыгнула обезьяна. Скоро к ней присоединилась вторая.
— О Господи! — рассмеялась Эйми и одарила эту сладкую парочку улыбкой. — Привет, привет. Надеюсь, вы не кусаетесь?
Они потянулись к манго. Так как манго было очень трудно резать, Эйми дала каждому зверьку по банану. Те выхватили фрукты у нее из рук и бросились прочь, перемахнули через перила балкона и скрылись в гуще деревьев. Она посмотрела им вслед: ей было жаль, что они так поспешно ретировались.
Ну что ж, видимо, придется работать в одиночестве. Она снова погрузилась в привычный мир грез и не заметила, как день сменился вечером.
— Вы уже встали, — раздался голос Ланса у нее за спиной. — Рад, что отдых пошел вам на пользу.
Эйми оторвалась от плиты и увидела, что он стоит на пороге.
— Да, — ответила она, почувствовав легкий укол совести: ведь она не прилегла ни на минутку. — Я чувствую себя гораздо лучше.
— Хорошо, — кивнул Ланс. Он окинул взглядом ее гигантскую рубашку и голые ноги и отвернулся, словно его что-то смутило. — Я пришел сказать, что мой рабочий день кончен и что я ухожу. Я вернусь завтра утром.
— Ну… ладно. Он принюхайся.
— Пахнет аппетитно. Ужин?
— Пока еще нет. Просто делаю предварительные заготовки.
Из мяса цыпленка она сможет приготовить себе несколько порций еды. Если она будет питаться так же, как мистер Гаспар, то очень скоро опять наберет все фунты, которые с таким трудом сбросила, а то и больше.
— Думаю, сегодня я приготовлю говядину с пикантным соусом, а к ней — артишоки и томаты, запеченные в сыре пармезан с тушеными грибами. А вы… — По привычке она хотела попросить его остаться, но потом подумала: а вдруг он и правда плюхнется сейчас на один из высоких табуретов и будет сидеть на кухне? В его присутствии Эйми чувствовала себя скованно, а это совсем некстати, когда готовишь. Но в итоге привычка к гостеприимству возобладала. — Вы не хотите остаться? Я могу приготовить еще одну порцию.
Он покачал головой:
— Нет, мне вы будете готовить только обед. Или… — Он нахмурился: — Вам, наверно, не хочется оставаться здесь одной? Если хотите, я могу ненадолго задержаться.
— Нет, ну что вы! Я нисколечко не боюсь.
— Очень хорошо. Не нужно бояться месье Гаспара. Он ничего вам не сделает, самое главное — не высовываться за пределы этого крыла форта после того, как подадите ему ужин.
— Все будет хорошо, — снова заверила она.
— Ну, тогда до завтра, — сказал он. — Желаю вам спокойной ночи.
— Да. Спокойной ночи.
Эйми нахмурилась: попрощавшись, он почему-то прошел в столовую, а гараж был совсем в другой стороне. Хотя пока она видела только одну машину — красный «альфа-ромео», принадлежавший мистеру Гаспару. Наверно, Ланс добирается до работы пешком.
Интересно, где он живет? Наверное, у такого обходительного человека, как Ланс Бофорт, полным-полно друзей. И женщины, наверное, за ним бегают. Интересно, а девушка у него есть? Скорее всего он живет в гражданском браке. Конечно, его личная жизнь ее не касается, но любопытство неотделимо от богатого воображения: Эйми и того и другою всегда хватало с избытком.
Вскоре ее мысли обратились к Зверю, заточенному в замке, населенном призраками. Она почувствовала, что почти начинает верить легенде. После заката над островом снова разразилась гроза, отчего ее страх лишь усилился. Поднялся ветер, полетели крупные капли дождя. Она подбежала к окошку над раковиной, чтобы закрыть ставни.
Высунувшись из окна, чтобы поймать ставни, она заметила, что в башне на третьем этаже загорелся свет. Через жалюзи был заметен темный силуэт. У Эйми душа ушла в пятки, а по телу пробежали мурашки.
Она была совсем одна в этом странном месте, если не считать запертого в замке чудовища.
Глава 6
Байрон стоял у окна и любовался грозой. Натруженные мускулы приятно ныли от физического труда, однако в этот раз работа не успокоила его.
Порывы ветра, проникавшие сквозь ставни, приятно холодили кожу под черным шелковым халатом. Ветер ласкал его бритое лицо, теребил короткие темные волосы. Не затихали раскаты грома. В комнату проникал сладковатый запах мокрых цветов и плодородной почвы, в то время как внизу, в заливе, лодки рвались с якорей. Природа, как и жизнь, созидая одно, разрушала другое.
Это как нельзя лучше отражало состояние души Байрона.
Уже не в первый раз со дня своего прибытия на Сент-Бартс он чувствовал себя Зверем, в которого перевоплощался: в нем боролись противоречивые чувства.
Созидающая и разрушающая сила. Дар и проклятие. Разве не этими свойствами обладало прикосновение Мидаса? У Байрона был талант воплощать в жизнь людские грезы. Увы, грезы иногда бывают неотделимы от кошмаров.
Небо прочертила молния, за ней последовал удар грома. Байрон усмехнулся мелодраматическому направлению своих мыслей. Он слишком много на себя берет. Да, он проложил Чаду дорогу к славе, но это еще ничего не значит. Он не виноват, что брак Чада разрушился.
Единственное, в чем он виноват, — это полное безразличие и пассивность.
Всю жизнь Байрон наблюдал за другими с безопасного расстояния, никогда никого не пускал в свою душу. Может, из-за этого он по уши ушел в мир Голливуда?
Последние полгода Байрон часто размышлял на эту тему, как, впрочем, и на многие другие, и пришел к выводу, что его пристрастие к киноиндустрии вызвано не только тем, что он вырос в этой атмосфере. После развода родителей он жил попеременно то у отца, то у матери. С таким же успехом он мог бы заняться высокой европейской модой.
По злой иронии, у этих двух миров было кое-что общее: оба они имели дело с иллюзиями. Мода создает визуальную иллюзию. А фильмы переносят человека в совершенно иной мир, позволяют на некоторое время вообразить себя каким-нибудь героем.
Ему вспомнился разговор с Эйми в машине: этот мир можно терпеть только благодаря тому, что возможно бегство в царство фантазии. Байрон целиком и полностью разделял это мнение: сам он тоже предпочитал воображаемый мир реальному. Сейчас, стоя в башне, надежно укрывавшей от непогоды, он понял, почему так происходит. Только в воображаемых историях он мог позволить себе в полной мере ощутить глубину человеческих переживаний, потому что он знал, что все эти ситуации ненастоящие.
Может, поэтому он сошелся с Джиллиан? Та ведь тоже только прикидывалась наивной простушкой. Можно было не бояться задеть ее чувства. Они играли роль идеальной пары и на людях, и когда оставались одни. К сожалению, со временем иллюзии стираются и больше не могут скрывать правду.
Он хорошо помнил день их размолвки. Они с Джиллиан пришли в «Спаго» отметить только что пройденный ею кастинг. За обедом они обсуждали только одно: получит она роль или нет и как это отразится на ее карьере. В каждой фразе, вылетавшей из ее ротика, слышалось «я», «мне»… Байрон слушал со всевозрастающим отвращением. В принципе при данных обстоятельствах было вполне естественно, что Джиллиан так много говорит о себе; но почему-то именно тогда ему в полной мере открылись ее никчемность, тщеславие и самовлюбленность.
Когда они уже выходили из ресторана, что-то в нем надломилось. Он повернулся к Джиллиан и сказал какую-то колкость — он теперь уже не помнил, что именно. Его колкости всегда отличались остротой.
Она разразилась гневной тирадой и привлекла всеобщее внимание. Конечно, где ему понять, как для нее важна эта роль! Ему на все наплевать! Он начисто лишен каких бы то ни было эмоций!
— Ты вообще способен чувствовать только когда занимаешься сексом! Но это чисто физическая вещь! — завопила она. А потом наградила его пощечиной. Позже этот кадр красовался на обложках всех таблоидов. — Ну а это ты почувствовал, Байрон? Почувствовал?
«Да уж, почувствовал», — подумал он тогда. Он до сих пор ощущал эту пощечину, а в ушах у него звенели ее ядовитые слова. Сам заслужил.
Постоянные преследования папарацци сделались просто невыносимы. Да тут еще Джиллиан давала слезливые интервью и плакалась, каким он оказался холодным и бесчувственным мерзавцем. Байрон ненавидел это нытье: он питал стойкое отвращение к таким вещам еще с развода родителей. Неудивительно, что он поступил так же, как когда-то поступила его мать: решил скрыться на время, пока все не уляжется.
Когда у Байрона возникла эта идея, он тут же вспомнил о форте с привидениями, когда-то потрясшем его воображение. «Интересно, каково это: быть привидением? — подумал он. — Стать полной своей противоположностью: призрак мертв телом, а я мертв душой. Стать привидением — значит надежно укрыться от ока общественности». Так Байрон Паркс стал невидимкой. Когда он стал вести полупризрачное существование, у него появилось больше времени на размышления и самокопание. Вскоре он начал ощущать, как мало-помалу возрождается к жизни его умершая душа. Процесс был болезненным: Байрону казалось, что подобную боль испытывают люди, пострадавшие от ожогов, когда начинают залечиваться поврежденные нервные окончания. Когда он решил податься в отшельники, он даже не представлял, в какое пепелище превратилась его душа.
Отвернувшись от окна, он подошел к влажной стойке бара и налил себе бокал вина. Скоро Эйми принесет ужин. А потом он может почитать или посмотреть какой-нибудь фильм из своей коллекции DVD.
Эйми Бейкер. Это она виновата, что у него на душе кошки скребут. Обновленная часть его души искренне хотела поверить в то, что существует некая простая, логичная и невинная причина, почему Эйми не хотела заехать за вещами.
На это прежний, циничный Байрон ответил Байрону возрожденному, что он дурак.
Он скользнул взглядом по мониторам. Камера, установленная в кухне, по-прежнему была выключена, но Байрону она была не нужна. У него и так стояла перед глазами Эйми, какой он видел ее совсем недавно: босая, в его рубашке. Черный — явно не ее цвет, но все равно она хорошенькая, особенно когда распускает свою копну каштановых кудрей.
То ли у него разыгралось воображение, то ли эта женщина и вправду хорошела прямо на глазах. Когда Байрон сегодня утром отворил дверь — неужели это было только сегодня утром? — на пороге стояла пухленькая, некрасивая женщина, соискательница на должность домработницы. Он расцеловал ее, когда она принесла обед, лишь потому, что уже отчаялся найти кухарку, а вовсе не потому, что хотел прикоснуться к ее восхитительно изогнутому ротику.
При этой мысли Байрон испытал новый прилив возбуждения и нахмурился. «Ну-ка прекрати, — приказал он своему телу. — Она твоя домработница».
У него мелькнула мысль, что, может, шесть месяцев воздержания сказались на его либидо и теперь он возбуждается по поводу и без повода. Но нет, непохоже. Он жил на Сент-Бартсе уже полгода. Во время своих вылазок в город он постоянно встречал красивых, сексуальных женщин, ни одна из которых не вызвала у него физического интереса. Может, заключение Джиллиан, что он способен чувствовать только во время секса, начисто подавило всю его сексуальную активность? От этого предположения Байрону стало немного не по себе.
И вдруг появляется женщина совсем не в его вкусе, и он испытывает прилив желания каждый раз, когда смотрит на нее!
Тут, словно по волшебству, Эйми появилась на мониторе, камера от которого была установлена в столовой. И он снова испытал возбуждение. Он изумленно покачал головой. Она шла по залу и несла поднос. Байрон вспомнил, что она обещала приготовить на ужин, и в желудке у него заурчало.
Тут он заметил что-то очень странное. Он прищурился: да она совсем не хромает! Нисколечко!
От этого сразу же вернулся к жизни циничный Байрон. Черт возьми! А он-то полагал, что она с ним откровенна. Всякое желание сразу же пропало. Его сменил гнев, который все возрастал по мере продвижения Эйми по темному форту. Ее изображение перемещалось с монитора на монитор. Вот вспыхнула молния и осветила ее, словно стробоскопический источник света на киносъемках. Последовал раскат грома, отчего Эйми вздрогнула.
Добравшись до кабинета, она осторожно заглянула внутрь, словно ждала, что из-за угла на нее набросится чудовище. Затем нерешительно шагнула внутрь, нажав локтем на выключатель. Байрон совсем забыл оставить для нее включенным свет.
Загорелся тусклым светом торшер, но в углах комнаты по-прежнему лежали густые тени. Эйми подошла к «немому официанту» и поставила внутрь поднос. По крайней мере так ему показалось. На камере эта часть кабинета была видна не очень четко.
Он ждал, что она отправит поднос наверх и уйдет.
Эйми снова попала в объектив камеры. Поднос она пока не посылала наверх, просто стояла и оглядывалась.
«Не надо, Эйми, — прошептала та часть его души, которая еще на что-то надеялась, — не делай этого».
Но она направилась прямиком к столу и принялась рыться среди книг и проектов. В нем закипела ярость. Он бросился к столу и нажал на кнопку двухсторонней связи. Он так спешил, что включил сразу все микрофоны в форте и грозно спросил:
— Ты что делаешь?!
Голос его разнесся по всей крепости. Эйми взвизгнула, стремительно обернулась и прижалась спиной к столу. Разумеется, она никого не увидела. В форте снова воцарилась тишина, только во дворе обезьяны и птицы подняли перепуганный гвалт.
Эйми намертво вцепилась в стол и замерла. Сердце готово было выпрыгнуть у нее из груди.
Снова раздался тот же голос, уже не такой громкий, но полный гнева:
— Я, кажется, спросил, что вы делаете.
— Я… я… — Она втянула в себя воздух. — Г-где вы.
— Наблюдаю по монитору. Так какого черта ты здесь делана?
Эйми лихорадочно оглядывалась. Заметив камеру в нише над дверью и громкоговоритель, она немного успокоилась: значит, это все-таки не призрак.
— Я… Я искала бумагу.
— А в кухне что, бумаги нет?
— Есть, просто… — Эйми сглотнула комок страха, застрявший в горле. Она думала, что Гаспар — француз, как Ланс, но судя по акценту, он скорее американец. — Просто мне это пришло в голову, когда я была уже здесь.
— Что вам пришло в голову?
— Я хотела вас поблагодарить. За одежду. — Она вцепилась в рубашку. — Я хотела написать вам благодарственную записку.
— Лансу Бофорту не понравилось бы, что вы рылись в его вещах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27