Стиви затаила дыхание. Ей хотелось помочь Канде Лайонс, может, больше, чем кому бы то ни было, но – черт побери! – Канда должна быть ее союзницей тоже, а не просто пройти через Оазис как заключенная, отбывающая срок.
Хрупкие плечики Канды, казалось, поникли на миг, когда она поковыряла землю кончиком дорогой туфельки. Затем выпрямилась.
– О'кей, мисс Стиви, я поняла картину. Я вас не очень интересую, поскольку вы договорились с судом, что возьмете меня бесплатно. Я думаю, что вы гораздо больше были бы во мне заинтересованы, если бы я вам за это… ваше лечение могла заплатить.
Терпение, только терпение, напомнила себе Стиви, прежде чем ответила ровным тоном:
– Вы можете называть меня Стиви. И вы абсолютно ошибаетесь насчет денег. Когда позвонил ваш менеджер и сказал, что вам требуется помощь, для меня этого было достаточно. Черт побери, этого было бы достаточно для всякого, кто любит ваш талант и вашу музыку так, как я! Почему вы хотите все это профукать… и все из-за какого-то паршивого белого порошка…
Певица улыбнулась странной улыбкой.
– Все из-за этого паршивого белого порошка, – повторила она, но больше не добавила ничего. Она встала рядом со своим косметическим чемоданчиком от Луи Вюиттона, приехавшим с ней, словно ждала, что появится портье и унесет ее багаж. Она ничего не делала для себя годами, ее всегда окружали люди, готовые услужить, она их едва ли запоминала и помнила, людей, которым она платила, чтобы те убирали за ней, удовлетворяли ее потребность в порции мороженого или понюшке кокаина.
Стиви без труда подняла чемоданчик.
– Давайте я вам помогу, – сказала она четко, чтобы гостья не поняла как-то превратно ее жест. – Ну, а что касается всего остального, – она кивнула на гору однотипных чемоданов от Вюиттона, – в вашей комнате не хватит для них места. Оазис хоть и не тюрьма, но и не «Плаза Атене». Возьмите себе то, что сможет уместиться в трех ящиках для белья и половинке шкафа. Остальное будет дожидаться вас на складе.
Стиви показалось, что она уловила тень улыбки, однако секундой позже поняла, что ошиблась. Выражение, появившееся на лице Канды, было гримасой боли, словно она держала себя в руках только благодаря немыслимым усилиям воли. Стиви могла лишь догадываться, каким оскорбительным все это казалось для блестящей звезды, такой как Канда, – что ее тут принимали как бы из милости, и ей нестерпимо захотелось протянуть руку и утешить певицу. Но она тут же подумала, что это наделает больше вреда, чем пользы. И она просто пошла впереди, держа двери и болтая о пустяках; попутно она показывала Канде спортивную площадку, крошечный ларек и столовую, которая была ее радостью и предметом гордости.
– Кто у вас художник-декоратор? – спросила Канда, намекая на смесь уюта и юго-западного колорита, отличавшего Оазис. – Мери Поппинс или Билли Кид?
– Остроумно, – отметила Стиви, без следа обиды. Ладно уж, подумала она, подкалывай меня, мисс Лайонс, ничего, если тебе легче от этого.
Они подошли к 210-й комнате в западном крыле длинного здания, носившего признаки испанского стиля. Стиви постучала в дверь, затем повернула ручку.
– Вашу соседку по комнате зовут Карла Виллис. Видимо, она сейчас пошла на групповые занятия, так что вы можете воспользоваться преимуществом одиночества, когда будете размещаться. Первая часть процедуры приема состоит в проверке вашего багажа. Вы сами откроете… или это сделать мне?
Канда застыла, ее темные глаза помутнели от гнева и подозрения.
– Это не тюрьма, – сказала она надменно, – да и кто вообще дает вам право лапать мои вещи?
– Правила нашего распорядка. Кстати, их у нас довольно много. И тот, кто остается, обязан их выполнять.
Канда недовольно пожала плечами, как бы показывая, что она не собирается ходить на цыпочках. Стиви жестко посмотрела на певицу.
– Слушайте, я не стану клясться, что знаю ваши дальнейшие жизненные планы, но здесь вам дается хороший шанс. И я не стану вам обещать, что ваша жизнь после этого изменится. И все же думаю, что мы можем кое-что спасти. А что я твердо могу вам обещать, так это то, что если вы ничего не предпримете, чтобы сменить свой курс, да поскорее, то скоро вы либо умрете, либо попадете в такие неприятности, что жизнь вам покажется хуже смерти.
Пока Стиви это говорила, Канда кивала головой с безмолвной насмешкой, как это делают школьники во время нотаций учителя.
– Если мои слова вас не убеждают, – сказала Стиви, – тогда спросите себя, почему женщина, зарабатывающая в год столько, что может прокормить небольшую страну, пытается стянуть камушек стоимостью в пятьдесят тысяч долларов прямо-таки из-под носа двух охранников, на виду у кинокамеры и дюжины покупателей? Весьма глупо, не правда ли? Если человек не хочет, чтобы его задержали, он придумывает что-нибудь поумней.
На этот раз Канда готова была улыбнуться.
– Ну, и объясните мне, почему я так сделала, мисс Найт. Вы, уж конечно, знаете ответы на все вопросы.
– Нет, – помотала головой Стиви. – Это у вас на нее готов ответ… Но возможно, возможно, вы хотели, чтобы вас поймали. Быть может, Канда Лайонс, которая в свое время оказывалась достаточно умна, чтобы сделать из себя звезду, наконец вычислила путь, способный повернуть всю свою жизнь – чтобы направить ее в нужную сторону.
На этот раз Канда одарила ее покровительственной ухмылкой.
– Об этом что, говорится в учебнике психологии… или вы сами это придумали, когда шли со мной?
– Когда-то я об этом подумала, а сейчас чувствую своим сердцем. Так что позвольте мне выполнить первую часть наших правил, просто чтобы не произошло ошибки. Во-первых, мы просмотрим ваш багаж. Всякие там наркотики, медицинские рецепты и прочее… Это относится и ко всем видам спиртного, включая одеколон и духи.
Канда заметно занервничала и даже вспотела, когда Стиви стала просматривать косметический чемоданчик. Из верхнего отделения она удалила флакон аспирина, коробочку с сильным болеутоляющим средством и два флакона духов «Опиум». Она продолжала поиск и обнаружила замшевую коробочку для хранения драгоценностей. В ней не оказалось ни жемчуга, ни рубинов. Там лежало любимое искушение Канды – по крайней мере три унции кокаина. Вот странно, подумалось Стиви, неважно, какой бы разоренной ни была наркоманка, она как-то все-таки ухитрялась доставать наркотики. Без лишних комментариев она положила в карман мешочек с белым порошком.
Канда уже вся тряслась и явно прилагала последние усилия, чтобы удержать себя в руках.
– Сука, – пробормотала она сквозь стиснутые зубы.
Стиви не приняла этот эпитет на свой счет; она никогда этого не делала. В прежние времена она посылала своих сотрудников выполнять эту часть работы – «шарить и хватать» называлось у них это, – но потом поняла, что подставляет их, заставляет брать на себя гнев и разочарование, и даже ненависть, которые испытывали некоторые путницы, когда у них отбирали их жизненную опору. Она вытащила книгу в бумажной обложке, торчавшую из сумочки Канды.
– Это я тоже должна у вас забрать, – заявила она.
– О-о? В ваших правилах предполагаются гонения на книги, мисс Найт? А я-то думала, что все еще нахожусь в Америке… – Голос Канды стал резким и злым.
– Мы изгоняем книги и газеты лишь в течение первых двух недель. – Объяснила Стиви. – Я понимаю, что это сурово, но чем меньше вы будете отвлекаться, тем успешней пойдет лечение. Наша сотрудница, обслуживающая эти комнаты, Миранда Филлс, прибудет через несколько минут. Вы пропустили завтрак, однако в двенадцать у нас уже ланч… в большой столовой. – Стиви повернулась и направилась к двери.
– Одну минуточку, мисс Найт, – властно окрикнула ее Канда. – Я не уверена, что мне хочется ходить на ланч в вашу столовую. Найдется ли где-нибудь поблизости приличный ресторан?
– Тут есть хороший французский ресторан… и испанский тоже. Но все за пределами территории, которую вам нельзя покидать в течение первых четырех недель.
– Тогда покажите мне ваш ближайший телефон, – холодно заявила Канда. – Мне необходимо обсудить эту ситуацию с моим менеджером.
– Простите, – ровным тоном ответила Стиви, – но в первую неделю никаких звонков, ни вам, ни от вас.
Лицо Канды окаменело от злости.
– По-моему, в тюрьме я чувствовала бы себя лучше. По крайней мере, там хоть что-то разрешается.
– Если вы так считаете, что ж, у вас пока еще есть выбор. Суд мне сообщил, что вы либо остаетесь у нас, либо отправляетесь в тюрьму. Так что же вы предпочитаете?
Не дожидаясь ответа, Стиви вышла из комнаты.
Когда дверь за ней закрылась, хрупкое тело Канды рухнуло на узкую кровать, словно сломанная кукла. Она поглядела на крошечную кучку ее пожитков, которые Стиви аккуратно сложила на покрывале, и почувствовала раздирающий душу приступ ужаса. У нее осталось так мало всего, а ведь всегда всего было так много. Она зарабатывала миллионы, а теперь в ее сумочке осталась единственная двадцатидолларовая бумажка – так мало, что она даже не смогла оплатить два такси из аэропорта и была вынуждена пойти на скандал и выдумывать причины, чтобы не платить.
В течение стольких лет она отождествляла себя с роскошью и количеством принадлежавших ей предметов, с числом людей, готовых выполнить ее волю. Она могла покупать их, и не только деньгами, но и своим громким именем. Когда она записала свой первый платиновый диск, то была удивлена количеству поклонников – даже людей с белой кожей, – которые были готовы служить Канде Лайонс просто из-за того, что она стала новой королевой рок-н-ролла.
Окруженная роскошью и лестью, Канда почти верила, что она не хуже, а даже лучше других, что маленькая черная девочка, молившая у Бога дозволения умереть и родиться с белой кожей, осталась навсегда позади.
И теперь, оказавшись в этом месте, которое казалось ей хуже тюрьмы, лишенная всего своего антуража и наркотиков, которые были ей необходимы как воздух, Канда поняла, что для нее что-то закончилось, то, что началось давным-давно, когда она была еще более худенькой, чем теперь, – и более черной даже, с горечью подумалось ей.
А может, лучше убраться отсюда сразу? И какая польза от осуществившихся надежд, если ты рано или поздно кончаешь все вот таким образом? Может, и права была мама, когда говорила, что бы. Канди ни предпримет, она все равно останется дочкой своего папаши, никчемной и испорченной?
Испуганная, уставшая, отчаянно нуждающаяся в чем-то, чтобы успокоить нервы, Канда начала плакать, горе маленькой девочки сотрясало ее хрупкое тело с такой силой, что оно, казалось, рассыплется на кусочки. А затем внезапно перестала. Шаги, послышавшиеся снаружи, приближались. Инстинкт, сделавший ее в детстве уличной драчуньей, гордость, сказавшая ей когда-то, что она не сможет быть никем, только звездой, заставили ее проглотить рыданья – и ждать.
В дверь постучали. Маленькая женщина с молодым лицом и проседью в кудрях вошла в комнату. Она представилась как Миранда Филлс и, не теряя времени, продолжила процедуру с того места, где остановилась Стиви.
– Ваши первые шаги ведут к нашему доктору, – сказала она. – Мы должны удостовериться, что ваше здоровье в порядке.
Канде нечего было возразить. Ее общение со Стиви ясно показало, что ей лучше не противоречить. Да и несмотря на свою браваду, Канда ни за что не обменяла бы это место на настоящую тюрьму. Никоим образом. Она победит этих людей в их собственной игре, ведь она была уверена, что все здесь игра, как и все остальное в жизни.
Что ж, я пойду за этой сучкой, сказала она себе, выходя из комнаты и направляясь по длинному коридору. Пока они шли, Канда мимоходом увидела Некую Знаменитость… Дженнифер Кейн, звезду из «Полицейской облавы». Несмотря на собственную известность, Канда до сих пор, как простая поклонница, реагировала на присутствие знаменитостей. Забавно, подумалось ей, эта самая Кейн всегда выглядела такой белой чистюлей, будто учительница или библиотекарша.
– Вот уж не думала, что такая, как Дженнифер Кейн, окончит свои дни здесь, – произнесла она вслух, как бы сама себе.
Эта сучка служащая улыбнулась, вся из себя гордая и довольная, будто Канда только что наградила ее медалью.
– Она приехала в Оазис, потому что это самое хорошее место, – проговорила она, останавливаясь перед белой дверью с табличкой «Говард Слоун. Начальник медицинской службы». Она провела Канду в просторную комнату, из окон которой открывался красивый вид на окрестные красные холмы, представила пожилому мужику в белом халате, на лице которого блуждала глупая ухмылка, и сказала, что подождет за дверью.
– Ваш последний альбом был великолепен, – сказал доктор Слоун. – Я купил его для своего внука, а потом передумал и оставил себе. А как вы там поете «Мой мужчина»… Боже, да у меня просто мурашки бегут по коже.
Канда кивнула и, не зная, как ей себя поумнее вести, предпочла держать язык за зубами. Скорее всего, они записывают все, что она скажет в этом месте, а ей вовсе не хочется увеличивать свое шестинедельное заключение.
Доктор Слоун стал слушать ей сердце, измерил ее вес и кровяное давление. Он не хмурил брови, как ее предыдущий врач, и не производил тех жутковатых докторских шумов, когда проверял ей глаза, горло, нос. Закончив с осмотром, он посмотрел ей прямо в глаза и спросил:
– Когда вы в последний раз нюхали?
Она удивилась, и не столько вопросу, сколько той непринужденности, с какой был задан вопрос, словно врач знал о ней все. Она сделала вид, что усиленно думает и что ей трудно вспомнить.
– Где-то на прошлой неделе.
Он наградил ее снова той глупой усмешкой и тихо сказал:
– А знаете, как можно точно определить, когда человек, пристрастившийся к наркотикам, врет?
– Как? – спросила она, не очень-то желая услышать какую-нибудь дурацкую шутку.
– Если видишь, как шевелятся его губы.
Канда не засмеялась. В животе у нее похолодело, а сердце заколотилось.
– Чувствуете себя плоховато сейчас? – участливо поинтересовался он.
Словно только и дожидалась этого вопроса, она соскочила со смотрового стола и побежала в ванную комнату. Там ее долго рвало, и хотя она и не могла вспомнить, когда ела в последний раз, ее желудок все фонтанировал. Ей хотелось умереть. Если исцеление от недуга предполагало, что она постоянно будет чувствовать себя так отвратительно, то уж лучше ей умереть, потому что она не видела большого смысла в жизни, если в ней не чувствуешь ничего хорошего, одну только гадость.
Когда она вернулась в кабинет старого доктора, он вручил ей полотенце и стакан с водой.
– Так часто бывает? – поинтересовался он.
– Иногда, – осторожно ответила она, подразумевая: «Только когда мои припасы иссякают».
Слоун сочувственно кивнул:
– Знаю, каково это… Я сам бывший пьяница. А теперь ни одного глотка за последние пятнадцать лет.
Она удивленно подняла бровь и подумала, какой смешной разговор получается у них. Однако ей было наплевать. Ей хотелось только одного – чувствовать себя лучше, и сейчас она готова была ради этого даже на убийство.
Доктор вручил ей какие-то пилюли.
– Вот они помогут вам при детоксикации, – объяснил он. – При наркотиках все происходит несколько дольше, чем при алкоголе, но ваш организм очистится примерно за десять дней. А тем временем эти пилюли помогут устранить побочные эффекты. Если что-нибудь потребуется дополнительно, то я всегда здесь. И Стиви тоже. У нас здесь целый штат – служащие Оазиса, священнослужители, – так что вам не придется чувствовать себя покинутой. Может, вам что-нибудь нужно прямо сейчас?
Даже пребывая в таком жалком состоянии, Канда не устояла перед искушением попытать удачи.
– Может, у вас найдется что-нибудь более окрыляющее и поднимающее дух, чем это? – произнесла она с хитрой ухмылкой.
Слоун поморщился, словно она ударила его.
– Попытайтесь пользоваться чем-нибудь другим, поднимающим дух, Канда, – серьезно заявил он. – Попытайтесь жить…
Канда жадно проглотила пилюли и вышла из кабинета. Что мог знать про нее этот старый пьянчужка? Она таки старалась жить, а жизнь обманула ее, вот и все. Два никчемных мужа, которые обчистили ее и бросили с двумя черными детишками, даже черней, чем она сама. Даже таланту, который стал ее билетом из гетто, нельзя доверять; он подвел ее именно тогда, когда она больше всего в нем нуждалась, сделав ее прошедшим временем в мире, который не любит вчерашних звезд. Единственным ее настоящим другом был белый порошок. Он всегда давал утешение, и на него всегда можно было рассчитывать.
Эта сучка служащая ждала ее.
– Позвольте показать вам главную комнату, – сказала она.
Оставь меня в покое, хотелось сказать Канде, но она быстро взяла себя в руки. Сохраняй спокойствие, девочка, сказала она себе, сохраняй спокойствие и веди свою игру.
Главная комната напоминала один из тех больших холлов в курортных отелях, где она выступала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55