– Но… – начал он, поглядывая на потолок, в сторону ее комнаты.
– Видишь ли… нам нужно… ну, знаешь… закрыть галерею, – запинаясь пояснила Гвен, пытаясь придумать предлог, чтобы не приглашать жениха наверх. – На ночь. Прибраться.
Ну… и все такое.
– Конечно, – окончательно смутился Мейсон. – Тогда до завтра.
Он снова поцеловал ее, и Гвен увидела поверх его плеча недовольную гримасу Надин.
«Да, девочка, это почти то, что испытываю сейчас и я», – мысленно призналась ей Гвен.
Дэви неслышно подошел к Тильде сзади, обнял и прошептал в самое ухо:
– У меня на тебя грандиозные планы, Вилма.
«Это прекрасно», – возликовала она в душе.
– Вон та женщина, кажется, подумывает купить жуткое кресло с вомбатами. Как по-твоему, ты мог бы продать его?
– Нет. Я устал, занавес опущен, и мне хотелось бы поскорее убрать это помещение и проверить, легко ли снимается это платье.
– Чрезвычайно легко. – Тильда поспешно подтянула бретельку. – Задача была в том, чтобы весь вечер удерживать ее на плече. Не знаю, как только Луизе это удается.
Ушедшая в офис Надин включила музыкальный автомат, и какая-то женщина выразила желание приберечь последний танец для любимого.
Дэви нахмурился:
– Что это за песня? И почему от нее так хорошо на душе?
– Должно быть, ты выигрывал пари, когда в последний раз ее слышал, – рассмеялась Тильда, снова поправляя бретельку.
– Мы можем убрать завтра, – решил Дэви и, схватив ее за руку, потащил к двери офиса.
– Сегодня ты был великолепен, – признала Тильда, послушно следуя за ним.
– Ты еще не все видела, Селеста.
Остановившись в дверях, Тильда в последний раз оглядела галерею. Почти половина мебели ушла, а остальное уйдет за пару недель, как только распространятся слухи о показе. Конечно, она не поставит на уши мир искусства или хотя бы мир мебели, но людям нравились купленные ими вещи, даже Финстерс не портила общей картины. Люди покупали все – благодаря Дэви. Подвал пуст – благодаря Дэви.
«Нет. Подвал пуст только наполовину».
– Слушай, долгое молчание лишает меня равновесия, – признался Дэви в дверях офиса. – И опять у тебя это выражение лица!
Тильда порывисто повернулась к нему:
– Ты решаешь все мои проблемы.
– Я могу решить еще много чего, – нетерпеливо отмахнулся он, потянув ее за руку. – Идем наверх, и я тебе это докажу.
– Давай сначала спустимся вниз, – попросила она.
Дэви покачал головой:
– Кровать уже в машине. А цементный пол ужасно холодный.
– Мне нужно кое-что тебе показать.
Она отняла руку и направилась к подвалу.
– А нельзя показать это на чердаке? – проворчал Дэви, но все же пошел за ней. Они остановились у двери в мастерскую, и Тильда старательно набрала код.
– Тил, это совсем не обязательно, – серьезно заметил он.
– Обязательно. Здесь скрыта последняя моя тайна, Демпси. Посмотрим, как ты справишься с главной проблемой.
Глава 18
Последняя покупательница унесла своих вомбатов, и Надин с Итаном принялись собирать чашки.
– Уберем и дойдем наверх, – сказала Надин бабушке. – Нам нужно серьезно поговорить.
– Вы опять кого-то подслушивали? – встревожилась Гвен.
– Нет, – ответил Итан. – Но расследование ведется.
– В таком случае о чем нам говорить? – насторожилась Гвен.
– Нужно обсудить будущее мебели Матильды Вероники. Скоро у нас истощатся все запасы, вот мы и подумали, что если побегаем по свалкам и поднаберем кое-чего, Тильда могла бы провести пару раз кистью, а остальное мы раскрасим по своему разумению.
– Не знаю, захочет ли Тильда. – Гвен оглядела почти опустошенную галерею. Вряд ли Мейсон обрадуется появлению очередной партии мебели. Он мечтает продавать картины. Голова разболелась еще сильнее. – Я не знаю даже, когда Тильда начинает следующую фреску.
– Поэтому и нужно поговорить сейчас. Все еще пока неопределенно, но как только мы с Итаном уточним детали, вряд ли Тильда откажется. А потом основная работа ляжет на нас. Верно? – Она подтолкнула Итана локтем и нежно улыбнулась ему. – Конечно, у Итана и без того дел немало.
– А что ты думаешь об этом, Итан? – раздраженно спросила Гвен.
– Сейчас лето, – пожал плечами Итан.
«Нет, дело не в лете, Надин».
– Ты выглядишь усталой, бабушка, – посочувствовала Надин. – Ложись спать. Мы с Итаном обо всем здесь позаботимся.
– Возможно, вы и правы, – начала Гвен, но тут раздался оглушительный грохот: кто-то колотил в дверь. – Кто бы это мог быть? Уже за полночь!
– Открыть? – спросил Итан.
– Нет, оставайтесь здесь и начинайте уборку, – велела Гвен и, подойдя к двери, посмотрела в глазок. На крыльце стоял Мейсон.
– Мы уже закрылись, – сообщила она, открывая дверь.
– Я подумал, не найдется ли у тебя чего-нибудь выпить, – смущенно пояснил Мейсон.
– Добрый вечер, мистер Фиппс, – вежливо приветствовала его Надин. – Пойдем, Итан, у нас много дел.
Подняв веник, она прошествовала в галерею. Итан с гримасой мученика и мешком для мусора в руке последовал за ней.
– Смышленые ребятишки, – заметил Мейсон, пока Гвен доставала сок и водку.
– Хорошие ребятишки, – кивнула Гвен, не понимая, как кто-то может называть Надин и Итана смышлеными. Но возражать не стала, подошла к двери и посмотрела через окошко в галерею. Надин атаковала полы веником, Итан собирал разномастные чашки и тарелки, не сводя глаз с попки Надин. Может, пора отослать его домой?
– Я вот о чем подумал, – начал Мейсон и замялся. – Не хочу возвращаться сегодня домой, к Клеа. Позволь мне остаться с тобой. – Гвен закашлялась. – Я не хотел тебя торопить, – бормотал Мейсон, подступая ближе. – Знаю, ты устала.
«Прекрасно. Я еще и усталой выгляжу».
– Ты великодушный человек, Мейсон.
– Вовсе нет. У меня куча недостатков. Но в моем доме так одиноко.
«Знаю. Там, где я, тоже одиноко. И рано или поздно…»
– Хочешь взглянуть на мою комнату? – спросила она напрямик.
– Да, – торжественно объявил Мейсон. – Очень хочу.
– Прекрасно, – кивнула Гвен и встала. – Нам туда.
Тильда зажгла свет, и они оказались в огромном помещении. Три стены были уставлены дорогими металлическими шкафами, вдоль четвертой размещались полки с инструментами и оборудованием. Среди кистей, палитр и мольбертов попадались совершенно незнакомые Дэви штучки самого странного вида. Он с любопытством огляделся. Помещение тоже было белым, как и остальная часть подвала.
Тильда вытащила стул, видавший лучшие времена, и предложила Дэви сесть. Тот сел лицом к длинному ряду шкафов. Тильда открыла первый и вытащила картину: поле кукурузы под голубым небом, написанным густыми, вихрящимися мазками.
– Знаешь, кто это?
– Ван Гог? – без особого интереса предположил Дэви. – У тебя потрясные ножки.
– Гуднайт. Мой дед ее нарисовал. Но, конечно, с подписью Ван Гога.
– Почему же он ее не продал?
– Потому что это дешевка. Бездарная дешевка, – пояснила Тильда и принялась открывать шкафы. Дэви жадно следил за тем, как колышется ее тело под шелковистой тканью платья. На свет извлекались все новые картины, и наконец вся мастерская была уставлена холстами, прислоненными к шкафам, валявшимися на полу, а Дэви так хотел ее, что кружилась голова, а глаза застилало туманом.
– Все это Гуднайты, – сказала наконец Тильда. – Лежат здесь десятки лет, а некоторые оставались в семье несколько веков. Это наш величайший секрет. Следовало бы их сжечь, но мы не можем. Они история. Они часть нас.
– Сжечь? – все так же рассеянно переспросил Дэви. – А почему не продать?
Тильда подбоченилась и взглянула на него с видом строгой учительницы, отчего все мысли о картинах окончательно вылетели у него из головы.
– Они – подделки. Это незаконно.
– Правда, Скарлет? Иди сюда, расскажешь подробнее, – усмехнулся Дэви.
– Ладно, потому что большинство из них ужасно плохи. И еще потому, что многие предназначались для будущих поколений. Мы передаем их по наследству.
– Зачем? – удивился Дэви, пытаясь прикинуть, сколько времени уйдет на то, чтобы стащить с Тильды это платье.
– Я же говорила, труднее всего разоблачить подделки, написанные при жизни художника. Научными методами тут ничего не сделать. Так что каждое поколение Гуднайтов пишет для последующего.
– Тем более что когда художник умирает, некому разоблачить подделывателей, – кивнул Дэви, проникаясь неожиданным уважением к Гуднайтам. – И сколько же всего тут картин?
Каким-то краем сознания он заинтересовался рассказом Тильды, правда, только с чисто финансовой точки зрения. В основном же он молился, чтобы она не заставила его просматривать все холсты. Это займет уйму времени, а он уже почти ничего не соображал.
– Свыше двухсот, если считать рисунки и гравюры. Некоторые принадлежали еще Антонио Джордано, предполагаемому основателю рода. Мы стали Гуднайтами, когда приехали в Америку.
– Чтобы было легче вписаться в здешнее общество?
– Чтобы скрыть факт родства с двоюродным дедушкой Паоло Джордано. Он продал Леонардо прямо со стены и попался.
– Со стены? – удивился Дэви, невольно оживившись. – Как это? Прямо показал на него и…
– Нет. Подвел к картине клиента и сказал: «Я украду Леонардо для вас». И сделал это. Он объяснил клиенту, что нарисовал копию специально для того, чтобы, подсунув ее полиции, сбить полицию со следа.
– А кто получил копию? – спросил Дэви, уже начиная догадываться.
– Клиент. Вернее, клиенты. Паоло проделал эту штуку с четырьмя коллекционерами. Мой двоюродный дед никогда бы не покусился на национальное достояние. Позаимствовать – да. Украсть – нет. А клиенты это заслужили. Потому что хотели оставить национальное достояние себе. Алчность к добру не ведет.
– Классическое мошенничество, – понимающе заметил Дэви. – Когда у самого лоха рыльце в пушку, он в полицию не обратится. А теперь подойди ближе, давай обсудим это подробнее.
– А если рыльце в пушку, он заслуживает того, чтобы быть обманутым, – констатировала Тильда. – Это мне известно. Отец с детства вбивал в меня эту истину.
Она подошла к последнему шкафу и вытащила еще одну картину.
– А если они покупают, потому что им картина нравится? – спросил Дэви, мечтая, чтобы Тильда наконец подошла к нему.
– Тогда они получают то, за что заплатили, не так ли? – Тильда повернула к нему картину, на которой была изображена женщина с глазами навыкате, склонившаяся над упитанной матерью и ее встревоженным младенцем. – Это наше сокровище: «Святая Анна» Дюрера. Разумеется, в исполнении Гуднайта, но все же.
Дэви почтительно кивнул.
– Ее нарисовал Антонио в тысяча пятьсот пятьдесят третьем году. Но работа получилась не такой удачной, как другие. И семья оставила ее себе. На четыреста лет. Будь она по-настоящему хороша, мы продали бы ее как Дюрера. Анализ красок и холста не выявил бы ничего подозрительного, и на аукционе она ушла бы за миллионы долларов. И никто бы нас не поймал.
– Разве она настолько плоха? – спросил Дэви, разглядывая картину. – По-моему, все в порядке. Старая. И все такое.
– Неплоха. Просто недостаточно хороша. Здесь есть с полдюжины картин, каждая из которых решила бы наши проблемы. Но мы не можем их продать.
– Твои моральные принципы делают тебе честь, – объявил Дэви. – Дай им отдохнуть, и пойдем со мной наверх.
– Дело не в принципах. Нам нельзя попадаться. Никто и никогда не уличал Гуднайтов в мошенничестве, если не считать истории с двоюродным дедушкой Паоло. Если объявится хоть одна подделка, все начнут проверять картины, когда-то купленные у Гуднайтов. Мы не в состоянии возвращать деньги всем недовольным покупателям. Ау меня нет сил отбиваться от них. Кроме того, я не такой хороший делец, каким был отец. Да и угрызения совести… – Тильда сокрушенно покачала головой. – Поэтому груда холстов так и остается здесь, и это сводит меня с ума. Я бы сожгла все, если бы могла. Но не могу. Их написали мои родные. И многие работы хороши. То есть как подделки – плохи, но это хорошие работы, Достойные того, чтобы украшать дома людей.
– Продай их как копии.
– Правильно. И никто ничего не заметит.
Она нагнулась, чтобы положить на место картину.
– У тебя шикарная попка! – выпалил Дэви.
Тильда выпрямилась, и он поежился, ожидая грозы.
– Спасибо, – улыбнулась она, поднимая очередной холст. – И еще куча проблем.
– Продай их, – повторил Дэви, втайне желая, чтобы она снова наклонилась. – Разрекламируй выставку под названием «Ошибки Гуднайтов». Объясни, что Гуднайты покупали картины как подлинники, но узнав, что это подделки, отказались обманывать покупателей. И так много картин скопилось здесь потому, что Гуднайты – люди честные и торговали всегда только оригиналами.
– Да, пожалуй, это прошло бы, – согласилась Тильда. – Тем более что честность так легко подделать.
Лицо ее исказилось такой болью, что даже желание Дэви мигом пропало.
– Послушай, что-то еще произошло здесь, верно? И это именно то, что не давало тебе покоя вчера вечером. Я не знаю, что это и какое отношение имеют ко всему Скарлеты.
– Что? – рассеянно откликнулась Тильда, подняв глаза от Дюрера. – А… нет, не имеют. Меня обучали писать не Скарлетов, а вот это.
– Что-то до меня не доходит, – тряхнул головой Дэви.
– Отец делал из меня классического художника, – пояснила Тильда. – Учил точно по тем же канонам, по которым обучался и его отец и отец его отца. Но однажды он показал мне Гомера Ходжа и сказал: «Нарисуй что-нибудь в этом роде». Это оказалось так легко, что… – Тильда прикусила губу. – Я написала шесть картин и ушла из дома. Ничего особенного. Так. Пустяки.
– Почему ты ушла? – вскинулся Дэви.
– Так уж вышло. Не хочется вспоминать. – Ее голос слегка задрожал. – Я была совсем девчонкой. И сейчас это уже не важно. Все было так давно.
– Сколько же тебе было лет?
– Семнадцать.
Дэви выпрямился:
– Какого черта тут случилось?
– Знаешь, это действительно не…
– Тильда, перестань врать и рассказывай.
Тильда растянула губы в слабом подобии улыбки:
– Я не вру. Это действительно не имеет значения. Ив и Эндрю обнаружили, что ждут ребенка. Вот и все. Он был моим лучшим другом, как Итан для Надин, но не только моим, но и Ив, а она была так красива, и он повел ее на вечер выпускников и… – Она махнула рукой. – Говорю же, ничего особенного.
– Почему же ты ушла из дома? Нет, тут что-то другое. Что произошло у тебя с твоим отцом?
Тильда повернулась к нему спиной и принялась убирать картины на место.
– Мы не поднимемся наверх, пока ты не скажешь, – настаивал Дэви. – Выкладывай.
– Собственно, ничего такого. Мы узнали, что ждем Надин, и я спустилась сюда поработать над последней Скарлет, – начала Тильда, по-прежнему старательно изображая улыбку. – Той, которую ты выманил у Колби. Танцоры.
– Любовники, – поправил Дэви.
Ее улыбка исчезла.
– Я трудилась над ней здесь, внизу, и плакала. Пришел отец и сказал… – Тильда сглотнула горький комок. – Он сказал: «Когда ты поймешь, что рождена рисовать, а не любить?»
– Ненавижу твоего папашу, – яростно прошипел Дэви.
– Нет. Он пытался… заставить меня увидеть свою судьбу. Заранее смириться. И, честно говоря, во многом оказался прав. Нет, меня, конечно, любили. Взять хотя бы Скотта…
Дэви ощутил знакомый укол ревности.
– Но отец был прав, – повторила Тильда, стараясь улыбнуться. – Я была куда счастливее за мольбертом, чем когда общалась с людьми. Мне нравилось расписывать мебель, не говоря уже о Скарлетах и даже подделках, которые были для меня куда интереснее окружающих. Просто… просто я любила Эндрю. И Ив тоже. Но тогда я не могла их видеть. Понимаешь, отец выбрал самый неподходящий момент.
– Зато знал, как выжать из тебя соки, сукин он сын, – проворчал Дэви.
Тильда глубоко вздохнула.
– Тогда я размазала кистью лица на картине, швырнула картину в него и ушла. Села на автобус до Цинциннати, устроилась там официанткой и позвонила Ив. Она рассказала Гвенни, и Гвенни каждую неделю посылала мне деньги, ни словом не обмолвившись отцу, где я, и все как-то обошлось. Я окончила школу на год раньше, потому что отец заставил меня сдавать экстерном, чтобы иметь больше времени для рисования, а это означало, что я могу получить работу, если совру насчет своего возраста. Отец все же узнал, где я нахожусь, позвонил, орал в трубку, что отрекается от меня, но самое страшное уже было позади. – Лицо Тильды немного смягчилось. – Однажды владелец ресторана стал поговаривать насчет ремонта, и я вызвалась нарисовать фреску. И нарисовала. Один из посетителей ресторана увидел и захотел такую же. Потом все пошло как бы по цепочке. И вот я стала, как и все остальные Гуднайты, зарабатывать на жизнь подделками, только, законными. Совсем как предсказывал отец. Он и тут оказался прав.
– Нет, он был не прав, – угрюмо возразил Дэви.
– Хуже всего… – Тильда поперхнулась. – Хуже всего, что Скарлеты… это и есть… тот стиль, в котором я обычно работаю. Поэтому, когда отец их продал, я не смогла больше писать под своим именем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40