Если не считать нескольких самых любимых книг.
Вера ничего не перевезла от родителей. Все купила сама, частично у себя на фирме — она всегда следила за тем, что выставляется на продажу, и находила сокровища, которые другие не замечали, — частично на аукционах и в антикварных магазинах по стране. Большинство предметов обстановки выглядели далеко не новыми, что соответствовало действительности; многие картины тоже нуждались в реставрации. Однако Вере нравилось впечатление, которое они производили, — впечатление жилого дома в отличие от сверкающей музейной роскоши, в атмосфере которой прошли ее детство и юность в доме родителей. Здесь она всячески старалась этого избежать. В ее квартире можно не бояться задеть ногами спинку кресла или пролить вино. Здесь это не будет трагедией. Комфорт и удобство прежде всего. Ее жилище действительно выглядит уютным и гостеприимным.
Удовлетворенная, она прошла в спальню переодеться. Сбросила джинсы и рубашку, надела бледно-желтый кашемировый свитер, кашемировые же брюки под цвет, сунула ноги в бледно-розовые балетные тапочки. Как удобно после высоких каблуков, на которых она проходила целый день! Она так и не сняла жемчужное ожерелье и серьги. Пожалуй, их можно оставить — они хорошо смотрятся с этой одеждой.
Послышался звук зуммера. Вера быстро смочила духами около ушей, на горле, у запястий. Этот душистый состав с изысканным ароматом туберозы приготовили специально для нее в Париже.
Она поспешила на кухню. Нажала кнопку переговорного устройства.
— Кто там?
— Миша.
Вера сделала глубокий вдох. Нажала другую кнопку, отпирающую входную дверь. Побежала к двери, распахнула ее. Миша стоял на пороге. Темные глаза светятся озорной усмешкой, иссиня-черные волосы блестят, полные чувственные губы изогнуты в его неотразимой улыбке.
Он поцеловал ее в щеку.
— Ты чудесно выглядишь.
— А ты выглядишь лучше, чем всегда.
Вера жадно вдохнула его неповторимый мужской запах. Повела его в гостиную. Он остановился на пороге.
— Боже правый, Вера! Просто фантастика!
— Это только начало. Он обернулся к ней.
— Тебе, конечно, виднее. Но это действительно фантастика! Просто великолепно.
— Спасибо, Миша.
— Мне следовало бы это знать. Особенно после того, как ты помогла мне с моей квартирой.
— Если хочешь, можешь осмотреть все остальное. А я пока принесу нам чего-нибудь выпить. Белое вино подойдет?
— Да.
Вера пошла на кухню. Миша в это время изучал комнаты — гостиную, столовую, спальню. Рассматривал мебель, картины, безделушки, фотографии, книги. Обнаружил собственную фотографию среди семейных снимков на столе в спальне.
Вера появилась на пороге со стаканами в руках:
— За нас!
Миша обернулся к ней. Как она прекрасна! Какой-то необыкновенной, неземной красотой, как в тот первый раз, много лет назад. Он взял у нее из рук стакан. Они со звоном чокнулись.
— За нас!
— Пойдем посидим в гостиной.
Он последовал за ней. Они сели на большой удобный диван перед камином.
— Странно… как во многом совпадают наши вкусы! Я хочу сказать… эта квартира, конечно, светлее моей, в ней больше воздуха, но во многом они очень похожи. Нам обоим нравятся произведения искусства из Старого Света и старые, бывшие в употреблении вещи, над которыми многие другие только посмеялись бы.
— Да, это верно. Но по-моему, твоя квартира намного интереснее.
Потом они говорили о его предстоящих концертах, о ее работе, об общих друзьях. В конце концов переместились в столовую. Обедали при свечах.
— Неужели ты все это сама приготовила? Не могу поверить. Все так вкусно. Просто восхитительно! Ты себе даже не представляешь, какое это удовольствие после всех тех тяжелых деликатесов, которыми меня угощают.
— Я рада, что тебе понравилось.
Вера сама поразилась тому, как обрадовал ее этот комплимент.
— Хочешь кофе?
— Конечно. Если и ты будешь.
— Тогда будем пить в гостиной. Ты иди, устраивайся поудобнее, а я сейчас приготовлю.
Миша прошел в гостиную, скинул туфли, растянулся на диване, ощущая полное удовлетворение. Квартира — то, что надо. И еда тоже. Вполне цивилизованная и в то же время такая домашняя.
Вошла Вера с подносом. Миша начал было подниматься, но она его остановила:
— Нет-нет, ложись, как тебе удобно.
Она поставила поднос на кофейный столик и села на пол рядом с диваном. Подала ему чашку с кофе.
— Спасибо.
Он сделал глоток, поставил чашку на столик. Приподнялся на локте, глядя на Веру.
Она молча пила кофе. Взглянула на него поверх чашки.
— Что?
— Ничего особенного. Я просто думал о том, как ты хорошо выглядишь и как прекрасно прошел вечер.
— Я рада, что ты получил удовольствие. Я тоже. Нам теперь так редко удается встречаться.
— Да… — Он помолчал, задумчиво глядя на нее. — Ты с кем-нибудь сейчас встречаешься?
Вера поставила чашку на столик.
— В общем-то нет. Я, конечно, много выезжаю, вижусь с друзьями, посещаю всякие мероприятия… вечера… ну, ты знаешь. Но постоянно ни с кем не встречаюсь.
— А тогда кто эти парни на фотографиях в светской хронике вместе с тобой? — спросил он небрежно. Она рассмеялась.
— Ты спрашиваешь точно так же, как раньше. Помнишь, как мы тогда смеялись над светской хроникой?
— Значит, теперь у тебя больше нет от меня секретов? — поддразнил он ее, имея в виду Саймона Хэмптона. Вера непроизвольно вздрогнула.
— Нет! И это совсем не смешно, Миша.
— Прости. Мне не следовало над этим шутить.
— Ничего, все нормально.
— И все же я как-то не могу поверить, что ты ни с кем не встречаешься, пусть даже не всерьез. Она только пожала плечами.
— Но этого не может быть, Вера! То есть я хочу сказать, у тебя ведь есть все, чего только может пожелать мужчина.
Она отвернулась. Ну как ему объяснить, что никто, кроме него, ее не интересует? Как объяснить, что ей не хочется иметь ничего общего с теми молодыми людьми, которые добиваются ее внимания уже много лет?
— Мне просто не встретился подходящий человек, — проговорила она наконец.
Миша погладил ее по волосам.
— Ты его обязательно встретишь. Я в этом уверен.
Он наклонился и поцеловал ее в лоб. Встретил ее взгляд, полный печали и желания. Неожиданно для самого себя притянул к себе, начал покрывать поцелуями ее лицо, шею, уши, вдыхая нежный сладкий аромат.
Вера сжала его так, как будто от этого зависела ее жизнь. Потом резко отстранилась.
— Не надо, — прошептала она. — Мне не нужна твоя жалость. Он снова притянул ее к себе. Начал целовать в губы, жадно и страстно. Руки его гладили ее волосы, плечи, спустились на грудь. У нее перехватило дыхание.
— Ш-ш-ш, — прошептал он ей в самое ухо. — Это не имеет ничего общего с жалостью. Это же я, Миша, забыла? Дай себе волю. Расслабься. Давай будем наслаждаться вместе.
Он снова начал ласкать ее, медленно, неспешно, нежно, с любовью, пока изнутри не поднялся шквал страсти, который привел их в спальню, а потом к сладкому и опустошительному освобождению.
«Господи, как же это получилось?!» — не мог он потом понять. Ведь он же собирался рассказать ей о Сирине, а вместо этого… Он испытывал какое-то странное, незнакомое чувство. Не вины, не стыда, не раскаяния, нет. Он не чувствовал, что поступил с Верой недостойно, непорядочно. Совсем наоборот — все было правильно. Как воссоединение старых друзей.
Вера словно надежная, безопасная пристань. Любящая и по-своему волнующая. А что же тогда Сирина? Почему его так тянет к ней? Можно ли любить двоих, по-разному? Он ничего не мог понять. Совсем недавно он не сомневался в том, что Сирина единственная во всем мире имеет для него значение. И что же теперь? Что ему теперь делать?
Вера проводила его к выходу. Вернулась в спальню. Лучше и быть не могло, хотя этого она не планировала. Хорошо, что она не пыталась его соблазнить. Это было бы самой большой ошибкой.
Она закрыла глаза. Обхватила себя руками за плечи. Может быть, когда-нибудь он поймет, что никто не будет любить его так, как она. И может быть, когда-нибудь он ее тоже полюбит…
Глава 26
Миша повернулся на спину, заложил руки за голову. Удовлетворенно вздохнул. Поднял глаза к потолку, туда, где виднелись безобразные трубы. Даже в этом тусклом свете он их хорошо различал. Когда он впервые увидел квартиру Сирины в Сохо, она его заворожила своими размерами, высокими потолками, огромными окнами, современными очертаниями, почти полным отсутствием какого-либо украшательства. За последние месяцы он провел здесь не одну ночь — они встречались каждый раз, когда оба оказывались в Нью-Йорке, — однако за это время энтузиазм его значительно уменьшился, а порой сменялся полным неприятием. Белизна этого жилища теперь выглядела какой-то неестественно, нечеловечески стерильной, казенной. Дорогая мебель производила впечатление бездушной холодности. По-видимому, Сирина слишком много времени проводит вне дома, ей некогда заниматься своим жилищем. Картины на стенах все сплошь современные, большинство выполнены в темных тонах. Ни один из художников ему не знаком. И ни одна из этих картин не вдохновляет. В спальне и холле выставлены некоторые фотографии Сирины — снимки с показов мод, — великолепно выполненные, но такие же ультрасовременные и холодные, как и все остальное. Безделушек почти нет, практически ничего, что указывало бы на то, что она путешествует по всему миру. Но самое странное — ни одной семейной фотографии, ни одного снимка друзей.
Даже кухня — как правило, самое уютное место в любой квартире — являла собой образец индустриальной эпохи. Почти все предметы из стекла, стали и гранита. Скорее напоминает операционную и выглядит так, словно ею никогда не пользуются. Так оно, кстати, и есть. Сирина сама сказала, что практически никогда не готовит. Вначале Миша решил, что она преувеличивает, но потом поверил. Каждый вечер, когда он приходил сюда после целого дня напряженной работы за роялем, они заказывали обед с доставкой в китайском, японском, бирманском или вьетнамском ресторанчике. Несколько раз они выходили куда-нибудь пообедать, причем Сирина всегда настаивала на каком-нибудь сверхдорогом фешенебельном ресторане, таком, куда приходят скорее не для того, чтобы поесть, а для того, чтобы показаться на публике и посмотреть на других знаменитостей.
По утрам всегда одно и то же — кофе, и все. Проглатывался в спешке, после чего она убегала по своим делам. За кофе обычно разговаривала по телефону, отвечала на звонки. Стилисты, фотомодели, фоторедакторы, издатели, модельеры, ассистенты, агенты, ее собственный агент. Мишино присутствие никогда не мешало ей отвечать на звонки.
Он улыбнулся. Как Сирина прекрасно справляется со всеми этими многочисленными делами! Как умеет удержать в голове тысячи мельчайших деталей! С каким апломбом ведет дела! Он бы от всего этого давно сошел с ума. Его жизнь проходит совсем по-другому — в полном уединении, сосредоточенности только на музыке.
Ему внезапно пришло в голову, что во многих отношениях они совсем не знают друг друга. Слишком много работают, слишком много разъезжают по свету. Времени остается только на секс, но не на то, чтобы узнавать друга. Иногда у него возникало впечатление, что они вовсе и не пара, а просто едва знакомые люди, время от времени встречающиеся для того, чтобы провести вместе ночь. Встречи на одну ночь… Чистая эротика, ничего больше. Даже кратковременные совместные поездки в другие города, как, например, в Копенгаген несколько недель назад, теперь начали терять свою прелесть. Возможно, это оттого, что теряется новизна… Но скорее всего здесь что-то другое.
Миша услышал, что Сирина выключила душ. Сейчас появится на пороге с полотенцем в виде тюрбана на голове, со своим великолепным телом, раскрасневшимся после горячей воды. И она появилась, в нимбе из солнечного света. Он внимательно смотрел на нее, пытаясь понять, кто же она на самом деле, что скрывается за этой прекрасной, ухоженной, словно отполированной внешностью.
Она заметила выражение его лица. Ответила вопросительным взглядом.
— Что?
— Так… задумался кое о чем.
Сирина подошла, присела на край кровати.
— О чем же?
Он провел пальцем по ее спине.
— О тебе. Кто ты на самом деле? Откуда ты? Ну и всякое такое. Она с шумным вздохом повернулась к нему.
— Я Сирина Гиббонс. Выросла во Флориде. Этого достаточно? Он покачал головой:
— Нет. Ты знаешь обо мне практически все. Я тоже хочу знать все о тебе. Все, что только можно.
В голосе ее зазвучало раздражение:
— Я же тебе говорила, не люблю вспоминать прошлое. Да и вспоминать-то нечего.
Она начала вытирать волосы полотенцем.
— В это трудно поверить.
— А ты попробуй.
— Пробовал. Уже несколько недель. Знаешь, как ни странно, я нашел больше информации о тебе в журнале «Ярмарка тщеславия», чем ты когда-либо рассказывала мне сама.
Сирина положила полотенце. Повернулась к нему.
— Что именно ты хочешь знать?
— Перестань, Сирина. Ты сама это знаешь. Все, что любовники обычно рассказывают друг другу. — Миша нежным жестом откинул влажные пряди волос с ее лба. — О твоей семье, о твоем детстве, о друзьях, о чем ты мечтала. Все, что помогло бы мне узнать тебя.
Она смотрела ему в глаза.
— Если я расскажу тебе, сможешь ты пообещать раз и навсегда, что больше не будешь спрашивать меня о прошлом? Никогда.
— Обещаю.
Он привлек ее к себе, нежно поцеловал.
Она отодвинулась, снова обернула голову полотенцем. Легла рядом с ним под простыню. Теперь она смотрела прямо перед собой.
— В журнале ты прочел о том, что я родилась в о Флориде.
— Да.
— Это верно. Но в не в той Флориде, которую знает большинство людей; В жалкой, полуразвалившейся лачуге недалеко от побережья. Рядом с Кристал-Ривер.
Миша слушал, не отрывая от нее глаз.
— Мой отец — если этого человека можно назвать отцом — работал проводником рыболовов. В те дни, когда не был слишком пьян. Мать занималась домашним хозяйством. Когда не была слишком пьяна. — Она помолчала, глядя вниз, на свои ногти. — О двоих братьях я мало что помню. По крайней мере до тех пор, пока мне не исполнилось десять лет. — Голос ее понизился до шепота. — До того времени, когда они начали ко мне приставать.
Миша положил руку ей на плечо. Она его оттолкнула.
— Когда они от меня отставали, за дело принимался отец. А когда я попыталась рассказать матери, она избила меня до полусмерти, за то, что я их якобы сама завожу. Искушаю — так она сказала.
Она взглянула на Мишу, потом снова отвернулась. Ему хотелось обнять ее, утешить, однако он побоялся, что она снова его оттолкнет.
— Примерно с двенадцати лет я начала уходить из дома. В пятнадцать убежала насовсем и с тех пор в этот гадюшник не возвращалась. Разъезжала по стране с парнями из рок-групп. Они меня кормили, давали крышу над головой, выпивку и наркотики. А я за это давала им все, что они от меня хотели. Ты понимаешь, действительно все.
Некоторое время она молчала, опустив глаза, по-видимому, собираясь с силами, чтобы закончить рассказ. Сделала глубокий вдох.
— Я начала фотографировать. Снимала их во время выступлений, за кулисами, во время репетиций, в мотелях, на вечеринках. Это получилось как-то само собой, чтобы убить время. Для развлечения. — Сирина подняла на него глаза. Пожала плечами. — Остальное ты знаешь. Во время интервью с рок-группой кто-то из издателей увидел мои снимки. Так началась моя карьера. Ко мне пришел успех. Когда я это поняла, я начала учиться, совершенствоваться. Потом я познакомилась с Корал Рэндолф. С тех пор все прочее, как говорят, стало историей.
— Да, ты прошла долгий путь…
— Это верно. И я никогда не оглядывалась назад. И больше никогда не буду этого делать.
— Хорошо, что ты мне рассказала, Сирина.
— Ну вот, теперь ты все знаешь. А я больше не хочу об этом говорить, ты понимаешь?
— Да, теперь понимаю. Больше никогда не буду тебя спрашивать.
Она поднялась и пошла в ванную, на ходу вытирая волосы.
У Миши голова шла кругом от всего услышанного. Неудивительно, что у нее нет никаких семейных фотографий. Неудивительно, что она не хочет вспоминать о своем прошлом. Возможно, она даже боится настоящей близости, внезапно пришло ему в голову. Она, наверное, никому не доверяет. И это не странно после такого детства…
Сможет ли он когда-нибудь проникнуть внутрь этого прекрасного, словно отполированного создания? Секс у них просто фантастика. Но пойдут ли их отношения дальше этого хоть когда-нибудь? Допустит ли она?
Учитывая ее ужасный опыт, можно понять, почему она всячески избегает встречи с его родителями. Ему так хотелось познакомить ее с ними… похвастаться ею! Однако до сих пор она от этого уклонялась под самыми различными предлогами. Не этим ли ее ужасным опытом объясняется и нежелание провести хотя бы одну ночь в его квартире? Она часто шутила по поводу ее роскоши, называла его квартиру сокровищницей Аладдина. Может быть, она почувствовала, что это настоящий дом, место, которое он любит, с любимыми вещами?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Вера ничего не перевезла от родителей. Все купила сама, частично у себя на фирме — она всегда следила за тем, что выставляется на продажу, и находила сокровища, которые другие не замечали, — частично на аукционах и в антикварных магазинах по стране. Большинство предметов обстановки выглядели далеко не новыми, что соответствовало действительности; многие картины тоже нуждались в реставрации. Однако Вере нравилось впечатление, которое они производили, — впечатление жилого дома в отличие от сверкающей музейной роскоши, в атмосфере которой прошли ее детство и юность в доме родителей. Здесь она всячески старалась этого избежать. В ее квартире можно не бояться задеть ногами спинку кресла или пролить вино. Здесь это не будет трагедией. Комфорт и удобство прежде всего. Ее жилище действительно выглядит уютным и гостеприимным.
Удовлетворенная, она прошла в спальню переодеться. Сбросила джинсы и рубашку, надела бледно-желтый кашемировый свитер, кашемировые же брюки под цвет, сунула ноги в бледно-розовые балетные тапочки. Как удобно после высоких каблуков, на которых она проходила целый день! Она так и не сняла жемчужное ожерелье и серьги. Пожалуй, их можно оставить — они хорошо смотрятся с этой одеждой.
Послышался звук зуммера. Вера быстро смочила духами около ушей, на горле, у запястий. Этот душистый состав с изысканным ароматом туберозы приготовили специально для нее в Париже.
Она поспешила на кухню. Нажала кнопку переговорного устройства.
— Кто там?
— Миша.
Вера сделала глубокий вдох. Нажала другую кнопку, отпирающую входную дверь. Побежала к двери, распахнула ее. Миша стоял на пороге. Темные глаза светятся озорной усмешкой, иссиня-черные волосы блестят, полные чувственные губы изогнуты в его неотразимой улыбке.
Он поцеловал ее в щеку.
— Ты чудесно выглядишь.
— А ты выглядишь лучше, чем всегда.
Вера жадно вдохнула его неповторимый мужской запах. Повела его в гостиную. Он остановился на пороге.
— Боже правый, Вера! Просто фантастика!
— Это только начало. Он обернулся к ней.
— Тебе, конечно, виднее. Но это действительно фантастика! Просто великолепно.
— Спасибо, Миша.
— Мне следовало бы это знать. Особенно после того, как ты помогла мне с моей квартирой.
— Если хочешь, можешь осмотреть все остальное. А я пока принесу нам чего-нибудь выпить. Белое вино подойдет?
— Да.
Вера пошла на кухню. Миша в это время изучал комнаты — гостиную, столовую, спальню. Рассматривал мебель, картины, безделушки, фотографии, книги. Обнаружил собственную фотографию среди семейных снимков на столе в спальне.
Вера появилась на пороге со стаканами в руках:
— За нас!
Миша обернулся к ней. Как она прекрасна! Какой-то необыкновенной, неземной красотой, как в тот первый раз, много лет назад. Он взял у нее из рук стакан. Они со звоном чокнулись.
— За нас!
— Пойдем посидим в гостиной.
Он последовал за ней. Они сели на большой удобный диван перед камином.
— Странно… как во многом совпадают наши вкусы! Я хочу сказать… эта квартира, конечно, светлее моей, в ней больше воздуха, но во многом они очень похожи. Нам обоим нравятся произведения искусства из Старого Света и старые, бывшие в употреблении вещи, над которыми многие другие только посмеялись бы.
— Да, это верно. Но по-моему, твоя квартира намного интереснее.
Потом они говорили о его предстоящих концертах, о ее работе, об общих друзьях. В конце концов переместились в столовую. Обедали при свечах.
— Неужели ты все это сама приготовила? Не могу поверить. Все так вкусно. Просто восхитительно! Ты себе даже не представляешь, какое это удовольствие после всех тех тяжелых деликатесов, которыми меня угощают.
— Я рада, что тебе понравилось.
Вера сама поразилась тому, как обрадовал ее этот комплимент.
— Хочешь кофе?
— Конечно. Если и ты будешь.
— Тогда будем пить в гостиной. Ты иди, устраивайся поудобнее, а я сейчас приготовлю.
Миша прошел в гостиную, скинул туфли, растянулся на диване, ощущая полное удовлетворение. Квартира — то, что надо. И еда тоже. Вполне цивилизованная и в то же время такая домашняя.
Вошла Вера с подносом. Миша начал было подниматься, но она его остановила:
— Нет-нет, ложись, как тебе удобно.
Она поставила поднос на кофейный столик и села на пол рядом с диваном. Подала ему чашку с кофе.
— Спасибо.
Он сделал глоток, поставил чашку на столик. Приподнялся на локте, глядя на Веру.
Она молча пила кофе. Взглянула на него поверх чашки.
— Что?
— Ничего особенного. Я просто думал о том, как ты хорошо выглядишь и как прекрасно прошел вечер.
— Я рада, что ты получил удовольствие. Я тоже. Нам теперь так редко удается встречаться.
— Да… — Он помолчал, задумчиво глядя на нее. — Ты с кем-нибудь сейчас встречаешься?
Вера поставила чашку на столик.
— В общем-то нет. Я, конечно, много выезжаю, вижусь с друзьями, посещаю всякие мероприятия… вечера… ну, ты знаешь. Но постоянно ни с кем не встречаюсь.
— А тогда кто эти парни на фотографиях в светской хронике вместе с тобой? — спросил он небрежно. Она рассмеялась.
— Ты спрашиваешь точно так же, как раньше. Помнишь, как мы тогда смеялись над светской хроникой?
— Значит, теперь у тебя больше нет от меня секретов? — поддразнил он ее, имея в виду Саймона Хэмптона. Вера непроизвольно вздрогнула.
— Нет! И это совсем не смешно, Миша.
— Прости. Мне не следовало над этим шутить.
— Ничего, все нормально.
— И все же я как-то не могу поверить, что ты ни с кем не встречаешься, пусть даже не всерьез. Она только пожала плечами.
— Но этого не может быть, Вера! То есть я хочу сказать, у тебя ведь есть все, чего только может пожелать мужчина.
Она отвернулась. Ну как ему объяснить, что никто, кроме него, ее не интересует? Как объяснить, что ей не хочется иметь ничего общего с теми молодыми людьми, которые добиваются ее внимания уже много лет?
— Мне просто не встретился подходящий человек, — проговорила она наконец.
Миша погладил ее по волосам.
— Ты его обязательно встретишь. Я в этом уверен.
Он наклонился и поцеловал ее в лоб. Встретил ее взгляд, полный печали и желания. Неожиданно для самого себя притянул к себе, начал покрывать поцелуями ее лицо, шею, уши, вдыхая нежный сладкий аромат.
Вера сжала его так, как будто от этого зависела ее жизнь. Потом резко отстранилась.
— Не надо, — прошептала она. — Мне не нужна твоя жалость. Он снова притянул ее к себе. Начал целовать в губы, жадно и страстно. Руки его гладили ее волосы, плечи, спустились на грудь. У нее перехватило дыхание.
— Ш-ш-ш, — прошептал он ей в самое ухо. — Это не имеет ничего общего с жалостью. Это же я, Миша, забыла? Дай себе волю. Расслабься. Давай будем наслаждаться вместе.
Он снова начал ласкать ее, медленно, неспешно, нежно, с любовью, пока изнутри не поднялся шквал страсти, который привел их в спальню, а потом к сладкому и опустошительному освобождению.
«Господи, как же это получилось?!» — не мог он потом понять. Ведь он же собирался рассказать ей о Сирине, а вместо этого… Он испытывал какое-то странное, незнакомое чувство. Не вины, не стыда, не раскаяния, нет. Он не чувствовал, что поступил с Верой недостойно, непорядочно. Совсем наоборот — все было правильно. Как воссоединение старых друзей.
Вера словно надежная, безопасная пристань. Любящая и по-своему волнующая. А что же тогда Сирина? Почему его так тянет к ней? Можно ли любить двоих, по-разному? Он ничего не мог понять. Совсем недавно он не сомневался в том, что Сирина единственная во всем мире имеет для него значение. И что же теперь? Что ему теперь делать?
Вера проводила его к выходу. Вернулась в спальню. Лучше и быть не могло, хотя этого она не планировала. Хорошо, что она не пыталась его соблазнить. Это было бы самой большой ошибкой.
Она закрыла глаза. Обхватила себя руками за плечи. Может быть, когда-нибудь он поймет, что никто не будет любить его так, как она. И может быть, когда-нибудь он ее тоже полюбит…
Глава 26
Миша повернулся на спину, заложил руки за голову. Удовлетворенно вздохнул. Поднял глаза к потолку, туда, где виднелись безобразные трубы. Даже в этом тусклом свете он их хорошо различал. Когда он впервые увидел квартиру Сирины в Сохо, она его заворожила своими размерами, высокими потолками, огромными окнами, современными очертаниями, почти полным отсутствием какого-либо украшательства. За последние месяцы он провел здесь не одну ночь — они встречались каждый раз, когда оба оказывались в Нью-Йорке, — однако за это время энтузиазм его значительно уменьшился, а порой сменялся полным неприятием. Белизна этого жилища теперь выглядела какой-то неестественно, нечеловечески стерильной, казенной. Дорогая мебель производила впечатление бездушной холодности. По-видимому, Сирина слишком много времени проводит вне дома, ей некогда заниматься своим жилищем. Картины на стенах все сплошь современные, большинство выполнены в темных тонах. Ни один из художников ему не знаком. И ни одна из этих картин не вдохновляет. В спальне и холле выставлены некоторые фотографии Сирины — снимки с показов мод, — великолепно выполненные, но такие же ультрасовременные и холодные, как и все остальное. Безделушек почти нет, практически ничего, что указывало бы на то, что она путешествует по всему миру. Но самое странное — ни одной семейной фотографии, ни одного снимка друзей.
Даже кухня — как правило, самое уютное место в любой квартире — являла собой образец индустриальной эпохи. Почти все предметы из стекла, стали и гранита. Скорее напоминает операционную и выглядит так, словно ею никогда не пользуются. Так оно, кстати, и есть. Сирина сама сказала, что практически никогда не готовит. Вначале Миша решил, что она преувеличивает, но потом поверил. Каждый вечер, когда он приходил сюда после целого дня напряженной работы за роялем, они заказывали обед с доставкой в китайском, японском, бирманском или вьетнамском ресторанчике. Несколько раз они выходили куда-нибудь пообедать, причем Сирина всегда настаивала на каком-нибудь сверхдорогом фешенебельном ресторане, таком, куда приходят скорее не для того, чтобы поесть, а для того, чтобы показаться на публике и посмотреть на других знаменитостей.
По утрам всегда одно и то же — кофе, и все. Проглатывался в спешке, после чего она убегала по своим делам. За кофе обычно разговаривала по телефону, отвечала на звонки. Стилисты, фотомодели, фоторедакторы, издатели, модельеры, ассистенты, агенты, ее собственный агент. Мишино присутствие никогда не мешало ей отвечать на звонки.
Он улыбнулся. Как Сирина прекрасно справляется со всеми этими многочисленными делами! Как умеет удержать в голове тысячи мельчайших деталей! С каким апломбом ведет дела! Он бы от всего этого давно сошел с ума. Его жизнь проходит совсем по-другому — в полном уединении, сосредоточенности только на музыке.
Ему внезапно пришло в голову, что во многих отношениях они совсем не знают друг друга. Слишком много работают, слишком много разъезжают по свету. Времени остается только на секс, но не на то, чтобы узнавать друга. Иногда у него возникало впечатление, что они вовсе и не пара, а просто едва знакомые люди, время от времени встречающиеся для того, чтобы провести вместе ночь. Встречи на одну ночь… Чистая эротика, ничего больше. Даже кратковременные совместные поездки в другие города, как, например, в Копенгаген несколько недель назад, теперь начали терять свою прелесть. Возможно, это оттого, что теряется новизна… Но скорее всего здесь что-то другое.
Миша услышал, что Сирина выключила душ. Сейчас появится на пороге с полотенцем в виде тюрбана на голове, со своим великолепным телом, раскрасневшимся после горячей воды. И она появилась, в нимбе из солнечного света. Он внимательно смотрел на нее, пытаясь понять, кто же она на самом деле, что скрывается за этой прекрасной, ухоженной, словно отполированной внешностью.
Она заметила выражение его лица. Ответила вопросительным взглядом.
— Что?
— Так… задумался кое о чем.
Сирина подошла, присела на край кровати.
— О чем же?
Он провел пальцем по ее спине.
— О тебе. Кто ты на самом деле? Откуда ты? Ну и всякое такое. Она с шумным вздохом повернулась к нему.
— Я Сирина Гиббонс. Выросла во Флориде. Этого достаточно? Он покачал головой:
— Нет. Ты знаешь обо мне практически все. Я тоже хочу знать все о тебе. Все, что только можно.
В голосе ее зазвучало раздражение:
— Я же тебе говорила, не люблю вспоминать прошлое. Да и вспоминать-то нечего.
Она начала вытирать волосы полотенцем.
— В это трудно поверить.
— А ты попробуй.
— Пробовал. Уже несколько недель. Знаешь, как ни странно, я нашел больше информации о тебе в журнале «Ярмарка тщеславия», чем ты когда-либо рассказывала мне сама.
Сирина положила полотенце. Повернулась к нему.
— Что именно ты хочешь знать?
— Перестань, Сирина. Ты сама это знаешь. Все, что любовники обычно рассказывают друг другу. — Миша нежным жестом откинул влажные пряди волос с ее лба. — О твоей семье, о твоем детстве, о друзьях, о чем ты мечтала. Все, что помогло бы мне узнать тебя.
Она смотрела ему в глаза.
— Если я расскажу тебе, сможешь ты пообещать раз и навсегда, что больше не будешь спрашивать меня о прошлом? Никогда.
— Обещаю.
Он привлек ее к себе, нежно поцеловал.
Она отодвинулась, снова обернула голову полотенцем. Легла рядом с ним под простыню. Теперь она смотрела прямо перед собой.
— В журнале ты прочел о том, что я родилась в о Флориде.
— Да.
— Это верно. Но в не в той Флориде, которую знает большинство людей; В жалкой, полуразвалившейся лачуге недалеко от побережья. Рядом с Кристал-Ривер.
Миша слушал, не отрывая от нее глаз.
— Мой отец — если этого человека можно назвать отцом — работал проводником рыболовов. В те дни, когда не был слишком пьян. Мать занималась домашним хозяйством. Когда не была слишком пьяна. — Она помолчала, глядя вниз, на свои ногти. — О двоих братьях я мало что помню. По крайней мере до тех пор, пока мне не исполнилось десять лет. — Голос ее понизился до шепота. — До того времени, когда они начали ко мне приставать.
Миша положил руку ей на плечо. Она его оттолкнула.
— Когда они от меня отставали, за дело принимался отец. А когда я попыталась рассказать матери, она избила меня до полусмерти, за то, что я их якобы сама завожу. Искушаю — так она сказала.
Она взглянула на Мишу, потом снова отвернулась. Ему хотелось обнять ее, утешить, однако он побоялся, что она снова его оттолкнет.
— Примерно с двенадцати лет я начала уходить из дома. В пятнадцать убежала насовсем и с тех пор в этот гадюшник не возвращалась. Разъезжала по стране с парнями из рок-групп. Они меня кормили, давали крышу над головой, выпивку и наркотики. А я за это давала им все, что они от меня хотели. Ты понимаешь, действительно все.
Некоторое время она молчала, опустив глаза, по-видимому, собираясь с силами, чтобы закончить рассказ. Сделала глубокий вдох.
— Я начала фотографировать. Снимала их во время выступлений, за кулисами, во время репетиций, в мотелях, на вечеринках. Это получилось как-то само собой, чтобы убить время. Для развлечения. — Сирина подняла на него глаза. Пожала плечами. — Остальное ты знаешь. Во время интервью с рок-группой кто-то из издателей увидел мои снимки. Так началась моя карьера. Ко мне пришел успех. Когда я это поняла, я начала учиться, совершенствоваться. Потом я познакомилась с Корал Рэндолф. С тех пор все прочее, как говорят, стало историей.
— Да, ты прошла долгий путь…
— Это верно. И я никогда не оглядывалась назад. И больше никогда не буду этого делать.
— Хорошо, что ты мне рассказала, Сирина.
— Ну вот, теперь ты все знаешь. А я больше не хочу об этом говорить, ты понимаешь?
— Да, теперь понимаю. Больше никогда не буду тебя спрашивать.
Она поднялась и пошла в ванную, на ходу вытирая волосы.
У Миши голова шла кругом от всего услышанного. Неудивительно, что у нее нет никаких семейных фотографий. Неудивительно, что она не хочет вспоминать о своем прошлом. Возможно, она даже боится настоящей близости, внезапно пришло ему в голову. Она, наверное, никому не доверяет. И это не странно после такого детства…
Сможет ли он когда-нибудь проникнуть внутрь этого прекрасного, словно отполированного создания? Секс у них просто фантастика. Но пойдут ли их отношения дальше этого хоть когда-нибудь? Допустит ли она?
Учитывая ее ужасный опыт, можно понять, почему она всячески избегает встречи с его родителями. Ему так хотелось познакомить ее с ними… похвастаться ею! Однако до сих пор она от этого уклонялась под самыми различными предлогами. Не этим ли ее ужасным опытом объясняется и нежелание провести хотя бы одну ночь в его квартире? Она часто шутила по поводу ее роскоши, называла его квартиру сокровищницей Аладдина. Может быть, она почувствовала, что это настоящий дом, место, которое он любит, с любимыми вещами?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35