Это рассмешило их, а затем они снова погрузились в молчание. И каждый успокаивал себя тем, что другой не услышал произнесенного.
– Ты так прекрасно выглядишь, – сказал он спустя какое-то время. – Я никогда не думал, что ты можешь так хорошо выглядеть.
Столько ласки было в его словах, что она почувствовала, что может потерять сознание.
– Я тоже, – ответила она быстро, любуясь светом, колеблющимся вокруг его влажных улыбающихся губ, на которых таяли снежинки.
– Ты счастлива? – спросил он, искренне надеясь на то, что она ответит утвердительно.
Лаура задумалась над его вопросом. После того, как прошло столько времени и столько всего случилось, для нее это был самый трудный в мире вопрос.
Смущенная, она в замешательстве слегка пожала плечами и ничего не сказала ему.
Но он, казалось, совсем не заметил ее смущения. Он смотрел на нее глазами, полными восторга, как будто бы просто сидеть здесь с нею рядом было так радостно, что забывались все пережитые несчастья и мрачные мысли.
– А я все еще хожу дома на руках, – сказал он с прежним юмором, как когда-то много-много лет назад. – Но теперь я стал разбивать больше ваз. Может быть, старею.
Он посмотрел в сторону, в сгущающуюся темноту.
– И я до сих пор плаваю. О, Хэл!
Она опустила глаза. Камера, которую она придерживала на коленях, подрагивала у нее в руках. Слезы снова стали наворачиваться на глаза. Лаура изо всех сил старалась сдержать их.
На какое-то время воцарилось молчание. Ни один не произнес ни слова. Она думала о том, сожалеет ли он о всей жестокости этой случайной встречи так же, как она. И был ли он, так же, как она, благодарен за эту случайность.
– Я все время прихожу сюда, – сказал он. – Обычно когда уже начинает темнеть, примерно в такое же время, как и сегодня.
Лаура изумилась, подумав о том, как часто их жизненные пути могли бы пересечься на несколько дней, на несколько часов. Они еще раньше могли бы встретиться таким же образом. Ведь она и сама довольно часто останавливалась около карусели и сидела на этой же скамеечке во время прогулки по парку.
Хэл вздохнул.
– Я думал о тебе… и о нас…
Не говори больше ничего. Пожалуйста!
– … и я мечтал о том, что в один прекрасный день увижу тебя сидящей вот здесь, – прибавил он. – Боюсь, в душе я все еще мальчишка, Лаура.
Она посмотрела на упрямую слезу, соскользнувшую с ее щеки и капнувшую на руку, в которой она держала камеру. У нее больше не было сил. Она была готова ненавидеть его за эти слова, но ее сердце таяло.
– В любом случае, – сказал он, – сегодня моя мечта стала реальностью.
Она подняла голову и посмотрела на него. В ее глазах была покорность, которая, словно волшебница, повернула время вспять. Он видел такую же покорность у нее в тот первый день в Нью-Йоркской бухте, когда она откинулась назад перед ним, беззащитная, как ребенок, отдав свою судьбу в его руки.
Поэтому он осмелился заговорить сейчас.
– Лаура, – сказал он, – не отвести ли мне тебя в какое-нибудь другое место, где потеплее?
Лаура устремила на него взгляд, выражавший бесконечную грусть и безмерное облегчение.
Темнота, окружавшая их, казалось, светилась, слегка окрашенная голубизной падающего снега, когда они встали вместе и, повернув, направились к выходу.
* * *
Они приехали в тихое местечко, которое мало отличалось от тех, где они встречались много лет назад. Но в тот вечер их встреча была непохожа на то, что они когда-то узнали вместе, и на то, что испытывал каждый из них в своей отдельной от другого жизни.
Они занимались любовью и ощущали одновременно и страдание и наслаждение. Потому что каждым прикосновением они не только праздновали свою случайную встречу, которая соединила их после всего, что случилось, но и прощались. Ведь они оба знали, что судьба позволила им встретиться еще раз только для того, чтобы расстаться навсегда.
Лаура отдавала всю себя и знала, что в тот момент Хэл принадлежит ей целиком, больше, чем когда бы то ни было раньше. Он отдавал ей все, что сохранил для нее, все, что она могла ожидать в этой жизни. И когда она прижимала его к груди, то чувствовала, что ей больше нечего терять и что в эту прощальную ночь Хэл принадлежит ей в последний раз.
Когда все кончилось, они еще долгое время лежали в объятиях друг друга, сохраняя молчание, как будто какой-то неизвестный закон запрещал все слова, которые они могли сказать друг другу. Она чувствовала, как его пальцы гладят ее по щеке, ласкают кудри, слегка дотрагиваясь до них, как он прикасается к ее плечам, рукам с любовью и нежностью.
Спустя какое-то время выносить все это стало слишком больно, потому что они оба знали, что им придется расстаться. И эти нежные ласки словно бередили открытые раны, которые скоро должны были стать слишком глубокими, чтобы можно было вытерпеть боль.
Они поднялись и начали одеваться, не глядя друг на друга. Одевшись, Лаура бросила взгляд на дверь и заметила лежавшую на полу около нее фотокамеру. Казалось, что камера притягивает ее какой-то странной энергией. Лаура посмотрела на Хэла. На нем были только слаксы, до пояса он был еще обнажен.
– Могу я сфотографировать тебя? – спросила она.
Не сказав ни слова, он кивнул и встал перед ней. Она подняла камеру с пола, подошла ближе и сфотографировала его непричесанного, с взъерошенными после их объятий волосами и обнаженными плечами.
Потом она опустила камеру и посмотрела ему в глаза. Неожиданно она почувствовала смертельный страх.
– А может быть, нам не следует…
Хэл покачал головой.
– Нет, – сказал он. – Теперь все будет намного легче. Это было самым лучшим.
– Ты так думаешь? – спросила она. В ее глазах была мольба. Однажды она почувствовала слабость и положилась на него. Но этой ночью она знала, что он ускользнет из ее рук И это было к лучшему.
– Я знаю, – сказал он, прижимая ее к себе. – Если ты обещаешь помнить. Если ты не забудешь…
– Никогда.
Ничего не видя из-за слез, которые застилали ей глаза, она крепко обняла его, потратив на это все оставшиеся у нее силы. В ее объятиях он чувствовал себя более сильным и красивым, чем когда бы то ни было раньше, потому что теперь она все знала, и теперь она разрешала ему уйти. Вдруг ей в голову пришла странная идея. Она подумала, что только простые повседневные вещи принадлежат нам, только неважное и банальное является нашим. А есть такое, чему суждено всегда ускользать от нас, потому что это мы принадлежим ему, а не наоборот.
Она отошла назад и стала наблюдать, как он одевался. Знакомое тело с красивыми сильными очертаниями и шрамами, которые она так нежно трогала в последний раз, скрывались под рубашкой. Она смотрела на него как будто через хрустальный шарик, так как он стоял напротив зеркала, приглаживая рукой волосы и завязывая галстук.
Он натянул пальто и направился к ней. Его глаза были полны боли, но он бросил на нее последний ласковый взгляд.
– Мне пойти первым? – спросил он. – Может, будет легче, если…
Она посмотрела на него умоляющими глазами. Она не могла принять такое решение.
– Тогда мы пойдем вместе, – сказал он. – Ты и я.
Он открыл дверь и придержал ее перед Лаурой. Самый жестокий мир, какой только можно было себе представить, ждал ее за этой открытой дверью. Но был Хэл, ее Хэл, который протягивал ей руку, чтобы помочь выйти. И поэтому она знала, – в этом мире она еще сможет как-то жить.
Я люблю тебя!
Эти слова не могли слететь с ее губ. Ради него и ради себя самой она не дала им вырваться. Но передала смысл этих слов своими глазами и увидела то же в его глазах.
И этого было достаточно.
– Лаура? – он улыбнулся. В его лице было то же мальчишество, в которое она влюбилась много лет назад в тот день, когда встретила его.
И он протянул ей свою руку, как будто они отправлялись в удивительное путешествие, которое никогда не кончится.
Она улыбнулась, несмотря на то, что сердце у нее было разбито. Она взяла его протянутую руку и крепко-крепко сжала ее.
Силуэт Хэла вырисовывался на фоне двери, в ореоле золотого света.
Лаура вышла из комнаты.
XXVIII
Было шестое января.
Лаура ехала в метро, направляясь в Виллидж. Двадцать минут назад она ушла с работы, попрощавшись с Гейлом Мак-Лемором, новым управляющим, который занял место Тима в «Лаура, Лимитед». Она держала путь к своему новому дому, в просторную квартиру на верхнем этаже на Западной улице.
Квартира размещалась далеко от магистрали, но зато в ней были застекленная крыша и огромные окна. Все это делало новый дом Лауры идеальным местом для мастерской фотографа.
Была пятница. Лаура ехала домой, намереваясь начать жить по-новому. Теперь она разделила свое время на работу в офисе и занятия фотографией. Она училась на своих первых курсах фотографии в Парсонской студии, которые она посещала по вечерам во вторник и четверг. В выходные она бродила в поисках объектов для съемки, часто ездила на поезде в Коннектикут или Нью-Джерси.
Решение начать новую жизнь пришло внезапно, ей вдруг страстно захотелось повернуться спиной к своему прошлому. Она переехала из Сентрал-Парк Вест в новую квартиру как раз после Рождества и с тех пор постепенно наводила в ней порядок, в то же время не забывая работать и учиться.
Сейчас она была на пороге великой перемены в своей жизни, планируя оставить деятельность модельера и полностью посвятить себя фотографии.
Как раз перед Рождеством Лауре позвонили из журнала «Фотография» и сообщили, что ее серии фотопортретов Алекса, ее молодого друга из Южного Бронкса, приняты для публикации в журнале. Публикация планировалась ближе к весне. Издатель хотел увидеть еще что-нибудь из ее работ и был поражен, когда она сказала, что ранее не изучала фотографию специально. Лаура считала серию «Алекс» «пробой пера», первым экзаменом своего таланта. Но она никогда и не думала, что работы могут быть приняты для публикации в таком влиятельном органе печати, как «Фотография». Но когда это случилось, она была больше чем счастлива. Она ощутила, что медленная метаморфоза, которая происходила с ее жизнью на протяжении нескольких последних лет, сейчас завершилась. Она больше не могла и не хотела держаться за свое прошлое. Пришло время двигаться вперед навстречу будущему. Она намеревалась получить диплом в Парсонской студии и стать профессиональным фотографом.
Поднимаясь по лестнице из метро на улицу, Лаура находилась в приятно-возбужденном состоянии. Два выходных были впереди, надо было съездить в Манхэттен и на Стейтен-Айленд. Кроме того, у нее была масса отснятой фотопленки, которую требовалось проявить и напечатать. Ей хотелось побыстрее добраться до дома и, наскоро перекусив, заняться работой.
Она быстро шла в сумерках, неся в руке свой портфель и новую сумочку для фотоаппарата, которую часто использовала как кошелек. Был холодный, слякотный вечер, когда нью-йоркцы, ругаясь, с трудом пробираются сквозь толпу в час пик. Но Лаура не обращала внимания ни на что, занятая своими планами.
Она свернула в переулок, который вел к ее дому. Она была одной из восьми жильцов этого древнего здания. Двадцать лет назад здесь была фабрика роялей, а теперь – просто бесформенный дом, напоминающий пещеру. Его жители вынуждены были мириться с пылью, но это компенсировалось простором и прекрасным освещением их квартир, из окон которых к тому же открывался великолепный вид на реку Гудзон. Лауре нравилась царившая здесь атмосфера, она чувствовала удивительную легкость и решимость начать новую жизнь, не боясь запачкать своих рук.
Посреди переулка стоял старый помятый «седан», и ей пришлось обойти его, чтобы подойти к своей двери. Неровный тротуар покрывали лужи, образованные тающим снегом, и ей пришлось переступать осторожно, чтобы не промочить ноги. Ключи уже были у нее в руках.
Она была до того занята мыслями о своих делах, что случившееся в следующую минуту захватило ее врасплох. Позднее она проклинала себя за то, что была недостаточно осторожна.
Она пыталась аккуратно обойти «седан», но в это время передняя дверь машины отворилась и чья-то могучая рука схватила ее и втащила внутрь на широкое переднее сиденье, не дав ей и закричать.
Дверь закрылась. Ее рот был зажат чьей-то рукой. Лаура вырывалась, безуспешно пытаясь позвать на помощь. Портфель и сумочка для фотоаппарата остались лежать на мокром снегу.
Она не могла точно сказать, как определила, что это был Тим. Он был в свитере; она чувствовала прикосновение шерсти к своей щеке. От него веяло чем-то странным, даже диким. Это был не тот Тим, которого она помнила; но все же она знала, что это был он.
Ее старания были бесполезны, потому что никто в переулке не мог услышать ее, тем более, что двери машины были заперты. Но от этого она еще неистовей пыталась освободиться. Ее вдруг охватила злость на него за то, что он так бессовестно вторгся в ее жизнь. Она колотила ногами по щитку, пыталась укусить его за руку, молотила его кулаками.
Но он был слишком силен. Схватив обе ее руки одной своей, он другой запихнул кляп ей в рот. Затем он обвязал ее голову носовым платком. Его проворство произвело на нее впечатление, но не удивило. Его всегда отличала сноровка.
Несмотря на ее сопротивление, он сумел связать ее запястья спереди. Затем он привязал их к дверной ручке с ее стороны. Он наклонился, чтобы связать ее ноги, и прикрепил их к чему-то наподобие металлической рейки под сиденьем. К чему точно, она не видела.
Он уложил ее так, чтобы не было видно снаружи. Она беспомощно смотрела в окно, но ничего не видела, кроме крыши своего дома да мокрого снега, который падал с темного неба. Она услышала, как Тим вышел из машины, чтобы поднять ее упавшие портфель и сумочку для фотоаппарата. Он бросил все это на заднее сиденье, включил двигатель, и машина медленно двинулась вдоль переулка.
Лаура в первый раз взглянула на своего похитителя. Красивые черты его знакомого лица были отмечены выражением, которого она никогда раньше не видела. Несмотря на холодную решимость в его глазах, она почувствовала, что им владело что-то, не подчинявшееся его воле.
Он вел машину осторожно. Они ехали по улицам города, освещенным тусклыми фонарями. Вскоре они достигли, как догадалась Лаура, ФДР-драйв. По ориентирам, которые были видны ей из окна, она поняла, что они ехали в северном направлении, в сторону Гарлема и Бронкса.
Прибавив скорость, Тим заговорил.
– Не бойся, – сказал он неторопливо тихим голосом. – Ты в безопасности.
Лаура не могла ответить ему, потому что во рту у нее была тряпка.
Последовала минутная пауза. Похоже, он обдумывал, что сказать дальше. Затем кивнул и начал говорить.
– Я хорошо обдумал все, – сказал он, поглядывая и на дорогу, и в зеркало заднего вида. – И, Лаура, честно говоря, я не думаю, что ты сама до конца понимаешь, что ты наделала.
Ты действовала в спешке и под влиянием эмоций. Ты была в панике. В какой-то мере я не виню тебя за это. Ты была сбита с толку и напугана. Ты приняла решение, прежде чем тебе стало известно все. Если и есть что-то, что я постиг в бизнесе, так это то, что надо знать все факты, прежде чем судить.
Он снова кивнул сам себе, как будто удовлетворенный своими рассуждениями. Он не смотрел на нее, продолжая наблюдать за дорогой.
– Тебе надо… Ты должна иметь что-нибудь для сравнения, – продолжал он. – Вот почему я даю тебе эту возможность. Видишь ли, когда ты приняла то опрометчивое решение, ты была под давлением сиюминутных обстоятельств, которых могло и не быть.
В его манере выговаривать слова было что-то нервное и бессвязное, и из-за этого Лаура еще больше боялась его. В его голосе было какое-то ненормальное напряжение, которое он пытался держать под контролем.
– Поэтому я и даю тебе эту возможность, – сказал он. – Возможность вернуться к самому началу. Когда ты увидишь все заново и освежишь свою память, ты можешь сравнить это с тем, что случилось, сравнить эти две вещи. Ты увидишь, где ты поступала неправильно – где мы поступали неправильно, – и ты поймешь.
Он в первый раз взглянул на нее. Его глаза, казалось, были стеклянными. На самом деле он ее не видел; перед ним было создание его воображения, ужасный сон, и ему хотелось поскорее проснуться и прогнать этот ночной кошмар.
– Потому что все, что я прошу, это чтобы ты поняла, – сказал он. – Чтобы ты попыталась понять. Ты просто бросила меня, разрушила наш брак и сделала все, чтобы отгородиться от меня.
Он помолчал, как будто удовлетворенный своими логическими выводами.
– Сейчас я знаю, что мы оба делали ошибки, – сказал он. – Я старался и сейчас стараюсь понять, простить, уладить все. Я сделал много ошибок; все, о чем я прошу, это возможность исправить их. Но ты не захотела дать мне эту возможность. Ты поступила несправедливо, Лаура.
Он продолжал в том же духе, все более неустойчивым голосом, в то время, как машина мчалась на север.
Лаура была рада, что во рту у нее кляп.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
– Ты так прекрасно выглядишь, – сказал он спустя какое-то время. – Я никогда не думал, что ты можешь так хорошо выглядеть.
Столько ласки было в его словах, что она почувствовала, что может потерять сознание.
– Я тоже, – ответила она быстро, любуясь светом, колеблющимся вокруг его влажных улыбающихся губ, на которых таяли снежинки.
– Ты счастлива? – спросил он, искренне надеясь на то, что она ответит утвердительно.
Лаура задумалась над его вопросом. После того, как прошло столько времени и столько всего случилось, для нее это был самый трудный в мире вопрос.
Смущенная, она в замешательстве слегка пожала плечами и ничего не сказала ему.
Но он, казалось, совсем не заметил ее смущения. Он смотрел на нее глазами, полными восторга, как будто бы просто сидеть здесь с нею рядом было так радостно, что забывались все пережитые несчастья и мрачные мысли.
– А я все еще хожу дома на руках, – сказал он с прежним юмором, как когда-то много-много лет назад. – Но теперь я стал разбивать больше ваз. Может быть, старею.
Он посмотрел в сторону, в сгущающуюся темноту.
– И я до сих пор плаваю. О, Хэл!
Она опустила глаза. Камера, которую она придерживала на коленях, подрагивала у нее в руках. Слезы снова стали наворачиваться на глаза. Лаура изо всех сил старалась сдержать их.
На какое-то время воцарилось молчание. Ни один не произнес ни слова. Она думала о том, сожалеет ли он о всей жестокости этой случайной встречи так же, как она. И был ли он, так же, как она, благодарен за эту случайность.
– Я все время прихожу сюда, – сказал он. – Обычно когда уже начинает темнеть, примерно в такое же время, как и сегодня.
Лаура изумилась, подумав о том, как часто их жизненные пути могли бы пересечься на несколько дней, на несколько часов. Они еще раньше могли бы встретиться таким же образом. Ведь она и сама довольно часто останавливалась около карусели и сидела на этой же скамеечке во время прогулки по парку.
Хэл вздохнул.
– Я думал о тебе… и о нас…
Не говори больше ничего. Пожалуйста!
– … и я мечтал о том, что в один прекрасный день увижу тебя сидящей вот здесь, – прибавил он. – Боюсь, в душе я все еще мальчишка, Лаура.
Она посмотрела на упрямую слезу, соскользнувшую с ее щеки и капнувшую на руку, в которой она держала камеру. У нее больше не было сил. Она была готова ненавидеть его за эти слова, но ее сердце таяло.
– В любом случае, – сказал он, – сегодня моя мечта стала реальностью.
Она подняла голову и посмотрела на него. В ее глазах была покорность, которая, словно волшебница, повернула время вспять. Он видел такую же покорность у нее в тот первый день в Нью-Йоркской бухте, когда она откинулась назад перед ним, беззащитная, как ребенок, отдав свою судьбу в его руки.
Поэтому он осмелился заговорить сейчас.
– Лаура, – сказал он, – не отвести ли мне тебя в какое-нибудь другое место, где потеплее?
Лаура устремила на него взгляд, выражавший бесконечную грусть и безмерное облегчение.
Темнота, окружавшая их, казалось, светилась, слегка окрашенная голубизной падающего снега, когда они встали вместе и, повернув, направились к выходу.
* * *
Они приехали в тихое местечко, которое мало отличалось от тех, где они встречались много лет назад. Но в тот вечер их встреча была непохожа на то, что они когда-то узнали вместе, и на то, что испытывал каждый из них в своей отдельной от другого жизни.
Они занимались любовью и ощущали одновременно и страдание и наслаждение. Потому что каждым прикосновением они не только праздновали свою случайную встречу, которая соединила их после всего, что случилось, но и прощались. Ведь они оба знали, что судьба позволила им встретиться еще раз только для того, чтобы расстаться навсегда.
Лаура отдавала всю себя и знала, что в тот момент Хэл принадлежит ей целиком, больше, чем когда бы то ни было раньше. Он отдавал ей все, что сохранил для нее, все, что она могла ожидать в этой жизни. И когда она прижимала его к груди, то чувствовала, что ей больше нечего терять и что в эту прощальную ночь Хэл принадлежит ей в последний раз.
Когда все кончилось, они еще долгое время лежали в объятиях друг друга, сохраняя молчание, как будто какой-то неизвестный закон запрещал все слова, которые они могли сказать друг другу. Она чувствовала, как его пальцы гладят ее по щеке, ласкают кудри, слегка дотрагиваясь до них, как он прикасается к ее плечам, рукам с любовью и нежностью.
Спустя какое-то время выносить все это стало слишком больно, потому что они оба знали, что им придется расстаться. И эти нежные ласки словно бередили открытые раны, которые скоро должны были стать слишком глубокими, чтобы можно было вытерпеть боль.
Они поднялись и начали одеваться, не глядя друг на друга. Одевшись, Лаура бросила взгляд на дверь и заметила лежавшую на полу около нее фотокамеру. Казалось, что камера притягивает ее какой-то странной энергией. Лаура посмотрела на Хэла. На нем были только слаксы, до пояса он был еще обнажен.
– Могу я сфотографировать тебя? – спросила она.
Не сказав ни слова, он кивнул и встал перед ней. Она подняла камеру с пола, подошла ближе и сфотографировала его непричесанного, с взъерошенными после их объятий волосами и обнаженными плечами.
Потом она опустила камеру и посмотрела ему в глаза. Неожиданно она почувствовала смертельный страх.
– А может быть, нам не следует…
Хэл покачал головой.
– Нет, – сказал он. – Теперь все будет намного легче. Это было самым лучшим.
– Ты так думаешь? – спросила она. В ее глазах была мольба. Однажды она почувствовала слабость и положилась на него. Но этой ночью она знала, что он ускользнет из ее рук И это было к лучшему.
– Я знаю, – сказал он, прижимая ее к себе. – Если ты обещаешь помнить. Если ты не забудешь…
– Никогда.
Ничего не видя из-за слез, которые застилали ей глаза, она крепко обняла его, потратив на это все оставшиеся у нее силы. В ее объятиях он чувствовал себя более сильным и красивым, чем когда бы то ни было раньше, потому что теперь она все знала, и теперь она разрешала ему уйти. Вдруг ей в голову пришла странная идея. Она подумала, что только простые повседневные вещи принадлежат нам, только неважное и банальное является нашим. А есть такое, чему суждено всегда ускользать от нас, потому что это мы принадлежим ему, а не наоборот.
Она отошла назад и стала наблюдать, как он одевался. Знакомое тело с красивыми сильными очертаниями и шрамами, которые она так нежно трогала в последний раз, скрывались под рубашкой. Она смотрела на него как будто через хрустальный шарик, так как он стоял напротив зеркала, приглаживая рукой волосы и завязывая галстук.
Он натянул пальто и направился к ней. Его глаза были полны боли, но он бросил на нее последний ласковый взгляд.
– Мне пойти первым? – спросил он. – Может, будет легче, если…
Она посмотрела на него умоляющими глазами. Она не могла принять такое решение.
– Тогда мы пойдем вместе, – сказал он. – Ты и я.
Он открыл дверь и придержал ее перед Лаурой. Самый жестокий мир, какой только можно было себе представить, ждал ее за этой открытой дверью. Но был Хэл, ее Хэл, который протягивал ей руку, чтобы помочь выйти. И поэтому она знала, – в этом мире она еще сможет как-то жить.
Я люблю тебя!
Эти слова не могли слететь с ее губ. Ради него и ради себя самой она не дала им вырваться. Но передала смысл этих слов своими глазами и увидела то же в его глазах.
И этого было достаточно.
– Лаура? – он улыбнулся. В его лице было то же мальчишество, в которое она влюбилась много лет назад в тот день, когда встретила его.
И он протянул ей свою руку, как будто они отправлялись в удивительное путешествие, которое никогда не кончится.
Она улыбнулась, несмотря на то, что сердце у нее было разбито. Она взяла его протянутую руку и крепко-крепко сжала ее.
Силуэт Хэла вырисовывался на фоне двери, в ореоле золотого света.
Лаура вышла из комнаты.
XXVIII
Было шестое января.
Лаура ехала в метро, направляясь в Виллидж. Двадцать минут назад она ушла с работы, попрощавшись с Гейлом Мак-Лемором, новым управляющим, который занял место Тима в «Лаура, Лимитед». Она держала путь к своему новому дому, в просторную квартиру на верхнем этаже на Западной улице.
Квартира размещалась далеко от магистрали, но зато в ней были застекленная крыша и огромные окна. Все это делало новый дом Лауры идеальным местом для мастерской фотографа.
Была пятница. Лаура ехала домой, намереваясь начать жить по-новому. Теперь она разделила свое время на работу в офисе и занятия фотографией. Она училась на своих первых курсах фотографии в Парсонской студии, которые она посещала по вечерам во вторник и четверг. В выходные она бродила в поисках объектов для съемки, часто ездила на поезде в Коннектикут или Нью-Джерси.
Решение начать новую жизнь пришло внезапно, ей вдруг страстно захотелось повернуться спиной к своему прошлому. Она переехала из Сентрал-Парк Вест в новую квартиру как раз после Рождества и с тех пор постепенно наводила в ней порядок, в то же время не забывая работать и учиться.
Сейчас она была на пороге великой перемены в своей жизни, планируя оставить деятельность модельера и полностью посвятить себя фотографии.
Как раз перед Рождеством Лауре позвонили из журнала «Фотография» и сообщили, что ее серии фотопортретов Алекса, ее молодого друга из Южного Бронкса, приняты для публикации в журнале. Публикация планировалась ближе к весне. Издатель хотел увидеть еще что-нибудь из ее работ и был поражен, когда она сказала, что ранее не изучала фотографию специально. Лаура считала серию «Алекс» «пробой пера», первым экзаменом своего таланта. Но она никогда и не думала, что работы могут быть приняты для публикации в таком влиятельном органе печати, как «Фотография». Но когда это случилось, она была больше чем счастлива. Она ощутила, что медленная метаморфоза, которая происходила с ее жизнью на протяжении нескольких последних лет, сейчас завершилась. Она больше не могла и не хотела держаться за свое прошлое. Пришло время двигаться вперед навстречу будущему. Она намеревалась получить диплом в Парсонской студии и стать профессиональным фотографом.
Поднимаясь по лестнице из метро на улицу, Лаура находилась в приятно-возбужденном состоянии. Два выходных были впереди, надо было съездить в Манхэттен и на Стейтен-Айленд. Кроме того, у нее была масса отснятой фотопленки, которую требовалось проявить и напечатать. Ей хотелось побыстрее добраться до дома и, наскоро перекусив, заняться работой.
Она быстро шла в сумерках, неся в руке свой портфель и новую сумочку для фотоаппарата, которую часто использовала как кошелек. Был холодный, слякотный вечер, когда нью-йоркцы, ругаясь, с трудом пробираются сквозь толпу в час пик. Но Лаура не обращала внимания ни на что, занятая своими планами.
Она свернула в переулок, который вел к ее дому. Она была одной из восьми жильцов этого древнего здания. Двадцать лет назад здесь была фабрика роялей, а теперь – просто бесформенный дом, напоминающий пещеру. Его жители вынуждены были мириться с пылью, но это компенсировалось простором и прекрасным освещением их квартир, из окон которых к тому же открывался великолепный вид на реку Гудзон. Лауре нравилась царившая здесь атмосфера, она чувствовала удивительную легкость и решимость начать новую жизнь, не боясь запачкать своих рук.
Посреди переулка стоял старый помятый «седан», и ей пришлось обойти его, чтобы подойти к своей двери. Неровный тротуар покрывали лужи, образованные тающим снегом, и ей пришлось переступать осторожно, чтобы не промочить ноги. Ключи уже были у нее в руках.
Она была до того занята мыслями о своих делах, что случившееся в следующую минуту захватило ее врасплох. Позднее она проклинала себя за то, что была недостаточно осторожна.
Она пыталась аккуратно обойти «седан», но в это время передняя дверь машины отворилась и чья-то могучая рука схватила ее и втащила внутрь на широкое переднее сиденье, не дав ей и закричать.
Дверь закрылась. Ее рот был зажат чьей-то рукой. Лаура вырывалась, безуспешно пытаясь позвать на помощь. Портфель и сумочка для фотоаппарата остались лежать на мокром снегу.
Она не могла точно сказать, как определила, что это был Тим. Он был в свитере; она чувствовала прикосновение шерсти к своей щеке. От него веяло чем-то странным, даже диким. Это был не тот Тим, которого она помнила; но все же она знала, что это был он.
Ее старания были бесполезны, потому что никто в переулке не мог услышать ее, тем более, что двери машины были заперты. Но от этого она еще неистовей пыталась освободиться. Ее вдруг охватила злость на него за то, что он так бессовестно вторгся в ее жизнь. Она колотила ногами по щитку, пыталась укусить его за руку, молотила его кулаками.
Но он был слишком силен. Схватив обе ее руки одной своей, он другой запихнул кляп ей в рот. Затем он обвязал ее голову носовым платком. Его проворство произвело на нее впечатление, но не удивило. Его всегда отличала сноровка.
Несмотря на ее сопротивление, он сумел связать ее запястья спереди. Затем он привязал их к дверной ручке с ее стороны. Он наклонился, чтобы связать ее ноги, и прикрепил их к чему-то наподобие металлической рейки под сиденьем. К чему точно, она не видела.
Он уложил ее так, чтобы не было видно снаружи. Она беспомощно смотрела в окно, но ничего не видела, кроме крыши своего дома да мокрого снега, который падал с темного неба. Она услышала, как Тим вышел из машины, чтобы поднять ее упавшие портфель и сумочку для фотоаппарата. Он бросил все это на заднее сиденье, включил двигатель, и машина медленно двинулась вдоль переулка.
Лаура в первый раз взглянула на своего похитителя. Красивые черты его знакомого лица были отмечены выражением, которого она никогда раньше не видела. Несмотря на холодную решимость в его глазах, она почувствовала, что им владело что-то, не подчинявшееся его воле.
Он вел машину осторожно. Они ехали по улицам города, освещенным тусклыми фонарями. Вскоре они достигли, как догадалась Лаура, ФДР-драйв. По ориентирам, которые были видны ей из окна, она поняла, что они ехали в северном направлении, в сторону Гарлема и Бронкса.
Прибавив скорость, Тим заговорил.
– Не бойся, – сказал он неторопливо тихим голосом. – Ты в безопасности.
Лаура не могла ответить ему, потому что во рту у нее была тряпка.
Последовала минутная пауза. Похоже, он обдумывал, что сказать дальше. Затем кивнул и начал говорить.
– Я хорошо обдумал все, – сказал он, поглядывая и на дорогу, и в зеркало заднего вида. – И, Лаура, честно говоря, я не думаю, что ты сама до конца понимаешь, что ты наделала.
Ты действовала в спешке и под влиянием эмоций. Ты была в панике. В какой-то мере я не виню тебя за это. Ты была сбита с толку и напугана. Ты приняла решение, прежде чем тебе стало известно все. Если и есть что-то, что я постиг в бизнесе, так это то, что надо знать все факты, прежде чем судить.
Он снова кивнул сам себе, как будто удовлетворенный своими рассуждениями. Он не смотрел на нее, продолжая наблюдать за дорогой.
– Тебе надо… Ты должна иметь что-нибудь для сравнения, – продолжал он. – Вот почему я даю тебе эту возможность. Видишь ли, когда ты приняла то опрометчивое решение, ты была под давлением сиюминутных обстоятельств, которых могло и не быть.
В его манере выговаривать слова было что-то нервное и бессвязное, и из-за этого Лаура еще больше боялась его. В его голосе было какое-то ненормальное напряжение, которое он пытался держать под контролем.
– Поэтому я и даю тебе эту возможность, – сказал он. – Возможность вернуться к самому началу. Когда ты увидишь все заново и освежишь свою память, ты можешь сравнить это с тем, что случилось, сравнить эти две вещи. Ты увидишь, где ты поступала неправильно – где мы поступали неправильно, – и ты поймешь.
Он в первый раз взглянул на нее. Его глаза, казалось, были стеклянными. На самом деле он ее не видел; перед ним было создание его воображения, ужасный сон, и ему хотелось поскорее проснуться и прогнать этот ночной кошмар.
– Потому что все, что я прошу, это чтобы ты поняла, – сказал он. – Чтобы ты попыталась понять. Ты просто бросила меня, разрушила наш брак и сделала все, чтобы отгородиться от меня.
Он помолчал, как будто удовлетворенный своими логическими выводами.
– Сейчас я знаю, что мы оба делали ошибки, – сказал он. – Я старался и сейчас стараюсь понять, простить, уладить все. Я сделал много ошибок; все, о чем я прошу, это возможность исправить их. Но ты не захотела дать мне эту возможность. Ты поступила несправедливо, Лаура.
Он продолжал в том же духе, все более неустойчивым голосом, в то время, как машина мчалась на север.
Лаура была рада, что во рту у нее кляп.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46