А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Это было частью ее, хотя она и пыталась скрыть это под своей жизнерадостностью. Она была чувствительной и глубокой личностью, но не хотела выставлять это напоказ. Это только делало ее еще более недосягаемой.
Так Уинтроп Бонд стал думать о ней уже в этом направлении.
– Скажите, как получилось, что вы работаете на Хэрриса Бьюла? – спросил он.
Он подумал, что перемена темы отвлечет ее от своего горя. Но история, которую она рассказала в этот раз – с добавлением веселого цинизма, чтобы притупить ее резкость – привела его в ужас и убила задумчивое настроение, которое навеяла ее история о цирке.
Она вышла замуж за своего первого босса, Луиса Бенедикта, сразу после окончания колледжа. Она любила его маленькую компанию «Бенедикт Продактс» и только еще осваивала свою профессию в электронном бизнесе, когда компанию поглотила «Американ Энтерпрайз» и Луис Бенедикт был переведен в формальный директорат.
Уинтроп Бонд знал «Американ Энтерпрайз» и подобные ей компании довольно хорошо. Они жили и разрастались, заглатывая маленькие фирмы посредством денежных операций, и приносили мало пользы американскому бизнесу. Ему не надо было объяснять, что стало с маленькой «Бенедикт Продактс», захваченной конгломератом.
Муж Лиз Бенедикт умер от углекислого газа, задохнувшись в собственном гараже, услышав новость, что его компания была распущена «Американ Энтерпрайз». Его жена, как почти все другие работники, была уволена во время реорганизации. Она похоронила его, продала их дом, глубоко вздохнула и приступила к поискам работы. Она нашла ее в «Рейнбоу Консептс», которая работала на Хэрриса Бьюла.
– И вот я здесь, – заключила она весело, стараясь скрыть свою боль и смело смотреть в будущее.
– У вас не было детей? – осмелился спросить Уин.
Она покачала головой с немного извиняющейся улыбкой. За ней он мог заметить безграничное сожаление.
– Луис был такой занятой, – сказала она. – Он так любил компанию. И конечно, мы считали, что у нас предостаточно времени. Я была так молода… Потом, когда нас поглотили, у нас больше не оставалось времени ни на что другое, как на волнения. А потом Луис умер.
Уинтроп Бонд задумался. Эта девочка пережила такие ужасные вещи. Его собственные трагедии казались детскими игрушками по сравнению со смертями, которые осиротили ее дважды, так как ее муж, судя по тому, как она о нем говорила, был ей как второй отец, добрый человек, в защите и помощи которого она нуждалась.
Несмотря на такое прошлое, у нее сохранилась теплота характера, которая, казалось, делала ее очень храброй и трогательной.
– Скажите, – проговорил он, ища более подходящую тему для разговора, – наверно, есть еще что-то, что вы любите, кроме цирка? В конце концов человек не может ходить в цирк каждый день.
Она засмеялась.
– Вы правы, что решили поговорить об этом. Так, дайте подумать… Я думаю, я люблю гулять. Я, бывало, ходила пешком на работу в Сакраменто, и все еще продолжаю. Я хожу в парк и брожу по дорожкам; я люблю смотреть, как играют дети, – она вздохнула. – Я люблю гулять по Нью-Йорку, но все твердят мне, что это опасно.
– Совсем нет, – сказал Уинтроп Бонд, захваченный внезапной мыслью. – Нью-Йорк прекрасное место для прогулок. Только надо знать, как по нему ходить.
Он наклонился вперед, удивленный своей собственной смелостью.
– Вы разрешите мне показать?
Ее глаза расширились.
– Вы имеете в виду сейчас? – спросила она. – Сегодня вечером?
Он кивнул.
– А почему нет? Мы оба уже по горло сыты этим приемом. У меня так кровь остановливается от сиденья в этом кресле, словно я старик. И я уверен, свежий воздух принесет вам пользу. Что вы скажете?
Она, казалось, сомневалась. Она, должно быть думала, что еще не слишком хорошо его знала, и у нее были обязательства перед ее боссом и этой встречей.
– Я отвезу вас в гостиницу, как только вы пожелаете, – сказал он. – Я знаю, завтра вам надо отдохнуть. – Он нахмурился, глядя на часы. – Конечно, уже довольно поздно. Если вы устали, то я действительно не хочу удерживать вас…
В глубине души ему было жаль, что он сказал эти последние слова. Но было уже поздно брать их назад.
Она, казалось, решилась. Потом она улыбнулась.
– Я совсем не устала. Буду очень рада пройтись с вами.
– Договорились, – он уже стоял, протягивая ей руку, чтобы помочь подняться. Когда ее пальцы сжались вокруг его, он почувствовал себя на десять лет моложе, чем ему казалось полчаса назад.
Несмотря на поздний час они медленно прогуливались по Пятой авеню. Шофер Уина, большой чернокожий атлет с лицом, идеально подходящим для отпугивания прохожих, следовал за ними на расстоянии двенадцати ярдов в «роллс-ройсе» 1947 года, который был любимой машиной Эйлин.
Возбужденная романтичностью этой прогулки с эскортом, Лиз Бенедикт болтала с Уином о своей работе и надеждах на будущее. На его вопросы она отвечала, что провела свое детство в Сент-Луисе и Калифорнии, о том как она росла у своих родственников, о школе, которую она посещала. И опять в ее описаниях ему чудился такой оптимизм, что ему пришлось призвать на помощь все свое воображение, чтобы представить, насколько действительно трагичным было то, что она осиротела, а потом овдовела.
Он позвонил из Республиканского клуба, когда они уходили оттуда, и теперь удивил ее, пригласив в столовую наверху Бонд Билдинг в Рокфеллеровском центре закусить холодным салатом из лобстеров, икрой и выпить шампанского. Испытывая трепет перед ее окружением в этот момент, Лиза упрекнула его за то, что он так о ней беспокоится. Он просто улыбнулся, восхищенный ее прекрасным лицом в свете свечей.
Была полночь, когда он спросил ее, не желает ли она уйти.
Казалось, было еще слишком рано отпускать ее, но в то же время слишком поздно, чтобы задерживать. Она неохотно кивнула, и они покинули небоскреб через выход, ведущий на Шестую авеню.
На пути в ее гостиницу Уин в основном молчал. Он был подавлен и чувствовал, что надо что-то срочно предпринять. У него было такое ощущение, будто он всю жизнь знал эту девочку. Наблюдать, как она исчезнет в Сант-Реджис, чтобы больше никогда ее не увидеть, было слишком жестоким наказанием за удовольствие, которое он получил от этого волшебного вечера, проведенного с ней.
– И когда вы вернетесь в Аризону? – спросил он, наконец, немного боясь услышать ответ.
– Послезавтра, – сказала она. – У нас еще должна состояться наша собственная встреча, в Нью-Йорке. Не очень-то весело, но мне надо быть там.
– Передайте от меня привет Хэррису Бьюлу, когда вы его увидите, хорошо? – попросил он. – Прошло уже много времени…
– Конечно, передам! – сказала она. – Он будет потрясен. Он так часто говорил о вас.
– Хорошо…
Он немного помолчал, собираясь с мужеством.
– Интересно, – начал он, – будете ли вы так добры оказать мне еще одну услугу.
Она любезно посмотрела на него.
– Когда вы опять приедете в Нью-Йорк по работе, – сказал он, – я надеюсь, вы дадите мне об этом знать. – Он нервно рассмеялся. – Я мог бы использовать более эффективно связь с Рейнбоу и Хэррисом, чем раньше. Я бы хотел увидеть вас…
По выражению ее лица было видно, что его уловка не обманула ее.
– Я не очень хороший обманщик, да? – спросил он. – Тогда дайте мне попробовать сказать правду, Лиза. Я сегодня ужасно хорошо провел время. Знаете, я не был в этой столовой в нерабочие часы с тех пор, как это здание было построено. Мне невыносимо думать, что это не повторится. Это звучит эгоистично, я знаю. Но если бы вы могли обещать, что зайдете ко мне в следующий раз, то доставили бы старику огромное удовольствие.
– Вы не старик, – эти слова были сказаны серьезно и сопровождались улыбкой, которая тронула его сердце и наполнила его приятным смущением. – Я буду рада встретиться с вами в любое время. В конце концов, – сказала она, дотрагиваясь до его руки, – не может же девушка гулять одна по Пятой авеню в такой поздний час.
Радость, подаренная ее словами, сопровождала его всю дорогу до Сант-Реджис, и облегчила страдания, когда он наблюдал, как она исчезает в гостинице. На обратной дороге его обуревали противоречивые чувства, схожие с воодушевлением школьника и стыдом старика, который не знает, как вести себя в этом возрасте.
И когда он оказался в своем родном кабинете с картинами Ренуара на стенах, то почувствовал, что недалек от депрессии. Надежда опять увидеть Лизу Бенедикт не могла изменить тот факт, что она все равно уезжала, и, возможно, еще долго не вернется. У нее была своя жизнь на западе, жизнь, в которой, наверняка, был молодой человек, планы на будущее. Обещала она или нет, вероятно, он уже никогда ее не увидит.
Внезапно одиночество показалось Уину более болезненным, чем когда бы то ни было после смерти Эйлин. Он налил себе крепкого коньяку, несмотря на поздний час, и бродил по дому в смокинге, не находя себе места. Ему была невыносима мысль, что он позволит ускользнуть Лизе прямо сквозь пальцы. Но у него не было ни предлога, ни мужества, чтобы удержать ее.
Наконец, удрученный, он уселся в кресло, ощущая внутри себя теплоту напитка и окидывая комнату рассеянным взглядом. Ловушка его одиночества казалась ему теперь такой безнадежной и незнакомой. Книги, картины, старая мебель…
Вдруг его взгляд остановился на сегодняшней «Таймс», которую оставил слуга для него на обычном месте. Он взял ее и начал листать страницы, как будто ища что-то, что могло бы его спасти.
Он не знал, чего он ищет. Но еще до того, как он понял это, перед его глазами, как по волшебству, возник ответ. Это было объявление в отделе развлечений.
СМОТРИТЕ ВЕЛИЧАЙШЕЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ НА ЗЕМЛЕ! ОСТАЛОСЬ ТОЛЬКО ШЕСТЬ ДНЕЙ!
Облегченно вздохнув, Уинтроп Бонд улыбнулся. Все решилось само собой.
В городе гастролировал цирк.
XIX
5 марта, 1955 года
Лаура ехала в особняк Дианы Столворт на Пятой Авеню.
Она сидела на заднем сидении большого белого лимузина, специально присланного Дианой за ней к магазину. Рядом с ней лежали коробки с многочисленными весенними и летними нарядами, с которыми у Дианы были связаны грандиозные планы. Диана ничего не рассказала Лауре, но элегантность покроя, который они вместе составили, была ярким свидетельством их предназначения. Два строгих деловых костюма, два вечерних платья из тончайшего китайского шелка, двое брюк для вечеринок и развлечений, две сексуальные пижамы, несомненно предназначенные для проведения романтического вечера дома.
Все вместе эти вещи могли свидетельствовать только о том, что в самое ближайшее время публично объявят о помолвке прекрасной девушки и мужчины, которого она любит. Лаура была почти уверена, что Диана скоро будет официально помолвлена.
Лаура вложила в эти наряды всю свою душу и очень много времени потратила на их обдумывание. Она это делала не только потому, что стольким была обязана Диане, но и потому, что Диана все больше и больше нравилась ей.
Когда шесть месяцев назад Диана впервые появилась в ее магазине, Лаура уже приготовилась встретить самую высокомерную и самовлюбленную особу среди всех богатых женщин, чьи малейшие капризы она должна с готовностью выполнять ради их покровительства. Диана была даже еще более важной персоной, чем все остальные. Она очень выделялась среди своего общества, она часто демонстрировала парижские наряды на страницах «Моды» и «Харперс Базар». С Дианой в любом случае нужно было обращаться, как с хрустальным сосудом.
И на самом деле, когда Диана осматривала магазин, пока Лаура снимала необходимые мерки, она казалась холодной и неприступной. Постоянного клиента лучших парижских салонов, Диану навряд ли могло поразить неофициальное и людное заведение Лауры. Она спокойно сидела, пока Лаура делала первоначальные наброски, и вела совершенно простую и обыденную беседу с подругой, с которой пришла.
Это было довольно странно, но высокомерный вид Дианы и тот снобизм, который она проявляла в беседе с подругой, не заставили Лауру невзлюбить ее. Лаура чувствовала, что за маской неприступной леди высшего сословия скрывается нежное, чем-то обеспокоенное и легко ранимое существо. Ее холодный и насмешливый вид, за которым Лаура угадывала страх, был лишь внешней оболочкой, необходимой ей для создания образа идеальной светской леди. Казалось, что больше всего на свете она нуждается в чьей-нибудь поддержке и утешении.
Лаура была рада помочь Диане, она была тронута тем, что у такой красивой женщины, которой восхищаются все мужчины, так много личных тревог и забот.
Лаура сумела найти ту тоненькую ниточку, которая связывала внешний образ Дианы с ее сущностью, и отразила это в своих набросках.
К удивлению Лауры, Диана пришла в восторг от рисунков, и тут же дама высшего общества уступила место восторженной школьнице. Очень скоро обе женщины перешли от обсуждения общих деталей нарядов к предметам более конкретным: ткань, отделка, аксессуары. Хотя Диана была очень требовательным клиентом и, конечно же, ее не волновал вопрос о денежном счете, она была очень уступчивой в отношении изменений моделей. Она явно предпочитала, чтобы Лаура следовала своему художественному чутью в моделировании ее нарядов.
Диана хотела стать другом Лауры, а не только получать хорошие наряды и удовольствие от ее работы. Это приятно отличало ее от других богатых клиенток, и Лаура старалась сделать все в лучшем виде. Ее одежда смягчала черты Дианы, ее холодный и надменный вид; в одежде Лауры Диана казалась новым человеком, по сравнению с тем образом, который создавала вся ее коллекция модной и шикарной одежды.
Диана была в таком восторге, что сумела убедить издательство «Мода» позволить ей написать статью о работе Лауры с демонстрацией ее коллекций. Номер выходил в этом месяце, и Лаура не могла не осознавать, насколько он был важен для будущего ее салона. Заметка в «Моде», напечатанная с одобрения Дианы Столворт, означала, что известность Лауры распространится среди высшего света, что обещало много хороших заказов.
С того первого визита Диана приходила к Лауре еще несколько раз, заказывая каждый раз все новые и новые наряды. Диана была в таком восторге от работ Лауры, что невольно закрадывалось чувство недосказанности. Лауре казалось, что Диана хотела, чтобы в ее моделях было еще что-то, чего она не могла или не хотела обозначить открыто.
Лаура начала подозревать, что это «что-то» – особое настроение, которое должно притягивать будущего мужа Дианы, Хэйдона Ланкастера. Было хорошо известно, что долгая дружба Дианы с красивым молодым орденоносцем, получившим назначение при Эйзенхауэре, должна скоро привести к официальной помолвке. Из-за внимания, какое Диана уделяла всем мелочам в своих туалетах, и обеспокоенности тем, как она будет в них выглядеть, можно было предположить, что у нее были причины для такого волнения по поводу будущей помолвки.
Лаура не удивилась, когда Диана попросила ее привезти последние заказы домой для того, чтобы примерить их в знакомой обстановке.
Диана несомненно хотела выглядеть идеально. Лаура была рада угодить ей в этом.
Лаура имела очень приблизительное представление о бизнесе Столвортов. Ей казалось, что он был связан с химией, но она не была в этом уверена.
Великолепие дома, возникшего перед глазами Лауры, поразило ее воображение. Дом был построен в неоклассическом стиле; он напоминал Лауре те великие европейские особняки, которые она видела на картинах в учебниках по архитектуре, когда училась в колледже. Было похоже, что подъезд, с его массивными колоннами и антаблементами, построили еще много веков назад. Это был шестиэтажный особняк, украшенный фронтонами и пилястрами.
Лаура спрашивала себя, действительно ли такие места могут существовать в Нью-Йорке, городе, который, как ей казалось, она очень хорошо знала. Они остановились перед домом; шофер и слуга в ливрее помогли ей выйти из машины, а потом аккуратно взяли ее коробки и понесли в дом. Лаура увидела лужайку со скульптурами и представила себе, как летом там проходят вечеринки, совершенно скрытые от бурной жизни в городе высокими гранитными стенами, окружающими дом.
– Прошу вас, мадам, следуйте за мной, – сказал дворецкий, открывая дверь. – Мисс Диана ждет вас.
Лаура знала, что она вошла с заднего входа, и потому не видела фасада особняка, специально оформленного для приема гостей. Тем не менее то, что она уже увидела, было потрясающе. Дворецкий провел ее по холлу, в котором стояли маленькие столики и стулья, принадлежащие разным эпохам, антикварная ценность которых, должно быть, исчислялась в астрономических суммах. Резные столики были сделаны из орехового и красного дерева, некоторые из них с мраморной поверхностью, на них стоял фарфор, как европейский, так и восточный, который Лаура даже не могла оценить. На стенах висели картины художников, которых она изучала в колледже:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52