– Ну вот, – просиял он. – Я приду и все починю.
– Но, право, мистер… Тим, не надо. Я не могу пользоваться вашей добротой.
– Я настаиваю, – его дружелюбие взяло верх. Он, очевидно, был так решительно настроен помочь ей, что она не могла противиться ему.
– Хорошо, – ответила она.
В этот первый день Лаура еще не осознавала, что нашла себе защитника.
Тим Райордан вернулся со своим инструментом и починил плиту и духовку, так что теперь они работали безопасно. Он проверил водопровод в ванной и маленький кран на кухне и устранил все неполадки. Он починил дверь, покрасил кухню и заменил замок, и даже принес ей ковер, который он где-то достал и который был более яркий и веселый, чем тот, что был у нее. Потом, в качестве сюрприза, он принес ей красивое, орехового дерева кресло-качалку, чтобы заменить им ее старое потрепанное кресло.
– Владельцы этого чудовища мои старые друзья, – сказал он. – Они слишком толсты для него. Оно приехало из старого света. Может быть, даже имеет свою историю. В любом случае, по размеру оно как раз для такой малышки, как вы, Лаура.
Он приходил каждую неделю, чинил, красил, полировал, не принимая ни денег, ни отказа от своей помощи. Через несколько недель квартира Лауры стала походить на картинку, веселую и живую, вместо того чердака, каким она была раньше. Зараженная его энтузиазмом, она сшила новые яркие занавески на окно. По мере того как на улице становилось холодней, квартира казалась все теплей и уютней.
И Тим приносил еду. Он приходил, неся свежие фрукты и овощи из продуктового магазина внизу, и вырезку от мясника, который, как он утверждал, был его старым другом, который ни за что не стал бы с него брать денег.
В свою очередь, Лаура отрывалась от шитья, чтобы приготовить ему ленч. Она ела свой бутерброд или суп и смотрела, как он, такой большой, с трудом устраивается на старой кухонной табуретке. Они мало говорили, оба, казалось, были погружены в собственные мысли. Но они улыбались, если встречались взглядами.
Тим почти не рассказывал Лауре о себе, но из нескольких слов, оброненных его сестрой, она узнала, что у него было нелегкое детство. Он по многим вопросам конфликтовал с отцом, и с жаром защищал Кэтерин и мать, которая умерла двенадцать лет назад.
И он был героем на войне. Под натиском Лауры он признался, что получил Серебряную и Бронзовую звезды за мужество, но не слишком-то верил в героизм.
– Это все случалось автоматически, – говорил он. – Мы все так поступали. Когда видишь, как причиняют боль твоим друзьям, ты становишься немного ненормальным. После того, как все кончено, ты едва ли помнишь это. Потом тебе дают медаль, – он нахмурился. – Но медали не помогают найти работу, когда возвращаешься, – добавил он. – К тебе слишком быстро поворачиваются спиной те, кто давал эту медаль.
Лицо его прояснялось, когда он говорил о своей карьере и целях. Ему было жаль своих родственников, оставшихся в старом свете. Америка была землей изобилия для человека достаточно проницательного, чтобы найти и развить свои возможности. У Тима не было ничего, кроме больших надежд на будущее.
– Я прирожденный руководитель, – говорил он. – Я чувствую дух соревнования, Лаура. Мир становится все более деловым с каждым днем. Собака съедает собаку и пожирается другой собакой. Нужно быстро соображать, чтобы удержаться на плаву. Никому не доверять, но использовать всякого, кто может быть полезен. Только покажи мне рынок, и я исследую каждый его уголок, пока не найду способ качать из него деньги.
Его небольшие вложения в рестораны и мелкий бизнес были только началом, говорил он. Он видел свое будущее в гостиничном бизнесе, который процветал в послевоенной экономике.
Он с любовью весело говорил о своей сестре Кэтерин, которую Лаура знала как довольно болезненную и занятую женщину. Он не критиковал слабые струнки ее характера, как и ее мужа, и был предан их детям.
Лаура не слышала, чтобы он о ком-нибудь говорил плохо до того момента, пока не заходил разговор о политических неурядицах в Ирландии. Его родственники были католиками, многие поколения их жили в Северной Ирландии, и он глубоко презирал англичан.
– Если эти англичане не будут лезть не в свои дела и дадут нам самим разобраться в своих проблемах, мы быстро придем в норму, – угрюмо говорил он. – Но англичанина невозможно удержать от того, чтобы не совать свой нос, куда не просят, и не считать чужие деньги. Прости, Господи, но иногда я жалею, что Гитлер не дал им того, что они действительно заслуживают.
Потом он улыбался.
– Но послушайте, – говорил он мягко. – Все это так далеко и было так давно, а я все никак не могу успокоиться. Да, старые обиды тяжело забыть, я думаю. По крайней мере мне, ирландцу.
Его ирландский акцент вспыхивал так же быстро, как и гнев, и потом быстро исчезал, он опять оставался самим собой, мягким и полным забот о Лауре. Пообедав, он возвращался к работе. Уходил часа в два дня, так как у него были дела на Стейтен-Айленд.
Лаура знала, что скоро опять увидит его. Ее волновало то, что он был так добр к ней, а она ничего не могла дать взамен. Но ей не хватало духу отвергнуть его помощь, и она обнаружила, что теперь уже с нетерпением ждет его прихода.
В душе она была рада Тиму Райордану. Он как-то сразу заставил ее понять, что она слишком долго была одна, и предложил ей дружбу, в которой она нуждалась, чтобы заполнить пустоту ее жизни.
Она не могла знать, что, в свою очередь, Тим был счастлив каждый момент, который проводил с ней.
Когда он вошел в эту плохо освещенную квартиру и увидел ее большие темные глаза на красивом лице с кожей цвета гипса, он подумал, что перед ним ангел.
Она была самая вдохновенная женщина, какую он когда-либо знал. То, что она была крошечной, в пять футов два дюйма ростом и весом не более ста фунтов, казалось, лишь концентрировало и увеличивало ее очарование. В ее присутствии была какая-то игра теней и света, которая казалась почти волшебной, если бы она не была такой естественной.
Она была осторожным человеком, ушедшим в себя и, возможно, ее что-то беспокоило, но что именно – он не знал. Но тем более таинственной она казалась, тем более опьяняющим был прием, который она ему оказывала.
Когда он входил, она смотрела на него с искренним доверчивым выражением. Он чувствовал на себе ее взгляд, когда работал. И замечал ее тонкие грациозные руки, когда она подавала ему тарелку с едой или чашку холодного чая.
Иногда она выглядела почти невыносимо хрупкой. Ее уязвимость вызывала в нем горячее желание протянуть руки и притянуть ее к себе, обнять, защитить.
С другой стороны, когда он наблюдал за ее быстрыми пальцами, которые искусно превращали куски материи в красивую одежду, она казалась ему уверенной и даже сильной своим талантом. Было ясно, что она обладала сильным и цельным характером, которым немногие люди могли похвастаться.
Ее чувственность проглядывала в чертах изделий, которые она шила. Платья и другие вещи, которые она делала его сестре, казалось, отражали глубину личности Кэтерин и даже украшали и улучшали ее.
Одежда, которую Лаура делала для себя, впечатляла еще больше. Она обхватывала ее прекрасную маленькую фигурку, делая акцент именно на личностных скрытых достоинствах, и в ней как будто звучала прекрасная музыка. Она лишь пожимала плечами в ответ на его комплименты, когда он пытался оценить ее великий талант.
И все же было что-то большее, что привлекало его в ней, чем просто талант. Он испытывал странное чувство, когда слышал мягкое шуршание ее юбок, когда она обходила вокруг стола, чтобы подогнать кусок ткани. От нее исходила какая-то близость, такая женственная, что ему хотелось раствориться в ее тепле, как ребенку, спрятаться от холодной жестокости этого мира между пахнущими свежестью юбками.
К своему смущению, он понял, что его привлекала скрытая чувственность Лауры. Но он никогда не позволял себе слишком вольных мыслей о ней. Он предпочитал любоваться ее скромным достоинством, так как это было куда более сильное очарование, чем грубая привлекательность обыкновенной женщины.
Лаура принадлежала к высшей женской субстанции, и, конечно, у нее были женские потребности – но потребности, спрятанные под ее сильной волей и самоуважением.
Так что невозможно было желать ее, не желая при этом вознести ее на пьедестал, чего она, конечно, заслуживала. Она была женщиной в полном смысле этого слова, созданной для того, чтобы ее защищали и обожали, чтобы иметь детей и дом, согретый ее удивительным очарованием. Но невозможно было идеализировать ее, не попадая под влияние ее сексуальности, сексуальности, которая была способна на много большее, чем просто пробуждать мужские инстинкты. Она была способна завладеть его сердцем. Или уже завладела им.
Тим пребывал в этом сладком замешательстве все время, пока был с Лаурой. И когда он не был с ней, то мечтал о ней, и считал часы до следующей встречи.
* * *
В феврале в пятницу он уговорил ее выйти с ним пообедать. Это была деловая встреча, утверждал он, но в его глазах была смешинка, когда он настаивал, чтобы она надела туфли, в которых было бы удобно танцевать.
Они вошли в очаровательный маленький ресторанчик на Гринвич Авеню, где Тим попенял Лауре на ее худобу, пока она отдавала должное вкусной, но очень сытной пище. Она была в ресторане впервые со времени разрыва с Натом Клиром.
Сначала она чувствовала себя не в своей тарелке. Она провела много времени, привыкая к пустоте внутри себя. Одиночество было ее лучшим оружием, и все это время она держала человечество на расстоянии вытянутой руки от себя.
Но появился этот мужчина, полный энергии и силы, не боящийся будущего и равнодушный к прошлому. И он, казалось, поклялся вернуть ее к жизни. Она не верила, что ему это удастся, но испытывала к нему симпатию, как будто он был ее последней и лучшей дорогой жизни на этой планете.
Конечно, он никогда не узнает ее секрета, хотя, казалось, он чувствовал ее внутреннее горе и понимал, с чем ему приходилось бороться, пытаясь вернуть ее обратно в этот мир. Ей были приятны эти таинственные изыскания, как будто сильная ласковая рука облегчала душевную боль, не вторгаясь в ее уединение с ненужными вопросами. В любом случае было к лучшему, что он не знал о ней слишком много. Правда, если он ее узнает, была бы лишним грузом, и только стерла бы с его лица улыбку. Лаура этого не хотела.
Он убедил ее потанцевать с ним, когда на сцене заиграло трио. Первый раз он держал ее в своих объятиях. Он увидел, как на ее лице появилось странное выражение, похожее на беспокойство, но потом она расслабилась, что привело его в восторг.
Он был прекрасным танцором, грациозным и не слишком тяжелым в движениях. Его рука, лежащая у нее на спине, была легкой, как перышко, а его улыбка приносила ей облегчение.
Лаура почувствовала, как с прикосновением этой мужской руки где-то глубоко внутри нее вспыхнула боль, но она контролировала ее ради него и позволила ему продолжать, как будто ничего не произошло.
Когда они сели, он заказал кофе и посмотрел ей в глаза.
– Я думал о вас, Лаура, – сказал он. Она вскинула глаза.
– Обо мне? Что можно обо мне думать?
– Много чего, – улыбнулся он. – Одно значительнее другого. Но причина, по которой я пригласил вас сегодня – помимо удовольствия, которое я получаю от вашего общества – одна из наиболее важных. – Он серьезно посмотрел ей в глаза. – Лаура, вы больше не можете продолжать так жить.
Она озадаченно посмотрела на него.
– Как так?
– Работая в этой квартире, заставляя твоих заказчиков подниматься на пятый этаж. Это же преступление, Лаура, для профессионала с вашим талантом.
– Вы имеете ввиду, что мне надо переехать? – спросила она.
Улыбаясь, он покачал головой.
– Я вас на голову опережаю, Лаура, у меня есть собственная доля в бизнесе по производству одежды. И я сразу распознаю потенциал, стоит мне только его увидеть. Одежда, которую вы шьете, особенная. Даже больше, чем особенная. Вы производите то, что превосходит одежду, которую женщины сегодня покупают. И делаете вы это за бесценок. Теперь, о чем мне это говорит? Это говорит о том, что вам необходимо расширить свое предприятие. Это в самой простой форме.
Она как-то ошарашенно взглянула на него.
– Тим, – произнесла она, наконец, – я же говорила вам давно, что лишена честолюбия.
– Но я человек честолюбивый, – ответил он, – и я не могу стоять и смотреть, как пропадает впустую талант. Потом, я вовсе не предполагаю, что вы за одну ночь превратитесь в Шанель. Я знаю, как трудно вам работать сейчас. Я только хочу, чтобы вы внесли некоторые изменения в свое дело.
– Изменения какого рода? Он серьезно посмотрел на нее.
– Я нашел для вас помещение. Это на Четырнадцатой Вест-стрит, в двух шагах от Седьмой авеню. Это более подходящее место. Помещение в хорошем состоянии, и арендная плата не высокая. Если потребуется что-нибудь починить, то эту заботу я беру на себя.
Не обращая внимания на ее удивленный взгляд, он продолжал развивать свою мысль.
– Теперь все, что вам надо сделать, это переехать туда и объявить своим заказчикам новый адрес. Они будут вас подстраховывать. Вы будете швеей, но у вас появится свой магазин одежды. Вы можете делать эскизы и шить платья, юбки, спортивные костюмы, все, что захотите, по стандартным размерам. Развернуться настолько, насколько захотите. Дайте ход своему воображению вместо того, чтобы шить одежду для этих женщин без воображения. Вы увидите: пройдет немного времени и у вас будет лучшая клиентура. Это дело я открываю и для себя. В конце концов это моя специальность.
Лаура раздумывала над его предложением. Хотя сама она не думала бы об этом еще лет сто, она должна была признать, что предложение было заманчивым. Ее обшарпанная квартирка едва ли подходила для магазина одежды. И возможность делать одежду по собственным эскизам была заманчива.
Но откуда взять деньги на этот проект?
– Тим… – начала она.
Он поднял руку, чтобы она замолчала.
– Если вы беспокоитесь о деньгах, то не стоит. У меня есть опыт в таких делах. Я предоставлю вам краткосрочный заем от банкира, моего друга. Этого будет больше, чем достаточно. Я поставлю под договором свою подпись, и возьму всю ответственность на себя. Я гарантирую, что уже через три месяца вы встанете на ноги.
Она покачала головой и улыбнулась.
– Не знаю…
– Вам нечего терять, – настаивал он. – Если мы потерпим неудачу, чего я не думаю, я возмещу все из своего собственного кармана. Видите ли, я собираюсь стать вашим первым инвестором. Но, уверен, что вы не провалитесь.
Лаура рассмеялась.
– Вам действительно трудно отказать.
– Это тоже моя работа. – Тим выглядел очень довольным собой и ее капитуляцией.
Она посмотрела ему в глаза. Хотя она этого и не хотела, но почувствовала силу его воли, его оптимизм начал захватывать и ее.
– Почему ты это делаешь, Тим? – спросила она. «Потому, что я люблю тебя». Эти невысказанные слова выдавала только его мягкая улыбка.
– Потому, что я никогда не мог устоять перед хорошеньким личиком, – сказал он вслух.
Он протянул свою большую руку и потрепал ее по щеке так ласково, как взрослый ребенка.
Уже убежденная наполовину, она спросила:
– Как мы его назовем? Он улыбнулся.
– Это же твой магазин, не так ли? Так что мы назовем его просто «Лаура».
Она рассмеялась.
– Ты обо всем подумал, да? Он кивнул.
– Почти обо всем, да.
Он откинулся назад, глядя на нее, удовлетворенный тем, что убедил ее. Она понимала, что нельзя было отказывать ему. Она чувствовала на себе его ласковый взгляд, и ей нравилось его лицо, которое мужская сила и уверенность делали еще красивее.
Она осмелилась протянуть руку и взять его руку в свою, так как теперь она нуждалась в его поддержке. Позади нее медленно закрывалась дверь в прошлое, и открывалась другая, в будущее, которого она не могла предвидеть.
XI
В 1953 году на арене американской моды преобладал рост готовой продукции и развитие таких материалов, как жатый нейлон, искусственный шелк, мохер, синтетический трикотаж.
Хотя говорили, что влияние европейских дизайнеров на вкусы американцев уменьшилось, но Кристиан Диор и его французские современники все еще имели огромный авторитет в утверждении стиля. В то время итальянская мода была представлена в США коллекцией 1951 года, в которой впервые были показаны работы Эмилио Пуччи. И в Париже бывший сотрудник Эльзы Шипарелли только что открыл собственный салон, и использовал для своих строгих платьев и трапециевидных пальто чистые, мягкие тона. Его звали Хьюберт де Гивенчи. Ничто в это время не могло привлечь так мало внимания мира моды, как открытие ателье недалеко от Седьмой авеню в Гринвич-Виллидж. Но преимущественно из таких начинаний и вырастают большие дела.
У Тима был знакомый художник, который золотыми буквами написал на витрине «ЛАУРА, Лимитед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52