Открываю. Мужики остаются. Я со вздохом втаскиваю сумку в купе и принимаюсь устраиваться. Мужики дружно поднимаются и выходят в коридор, не предложив мне никакой помощи. Приходится самой поднимать нижнюю полку, предварительно сняв с нее чей-то весьма непрезентабельного вида багаж, самой запихивать сумку в узкое пространство под койкой, самой водружать на свою верхнюю полку тяжеленный матрац. Мужики стоят в коридоре и с интересом наблюдают за мной.– У вас двадцать второе место? Верхнее? – внезапно спрашивает один из них, пухлый и лысый.Я с надеждой оборачиваюсь:– Да.Он кивает и затихает. Прекрасно, просто великолепно! Никому не приходит в голову предложить даме нижнюю полку. Я застилаю свою постель, упираясь ногами в обе нижние полки, с трудом сохраняю равновесие и пыхчу от злости. А потом ведь вытащат водку или пиво, напузырятся на радостях, что никто из знакомых и родичей их не видит, и начнут приставать с разговорами, а то и с ухаживаниями. И еще притравят меня ночью своим жутким храпом. Не дай бог, храпят все трое. Ну, наконец-то расстелилась. Мужики возвращаются в купе, рассаживаются по углам и все как один принимаются таращиться в окно. Я еще раз мрачно осматриваю их и быстренько прикрываюсь журнальчиком.– Граждане пассажиры, приготовьте билетики и деньги за белье, – орет где-то вдали проводница, дебелая брюнетистая баба.Мужики оживляются, вытаскивают свои портмоне и начинают шуршать билетами. Я завороженно слежу за их манипуляциями – они делают все одновременно, как в синхронном плавании. Мало того – я всматриваюсь в них внимательнее – они похожи друг на друга. Все трое пухлы и круглолицы, лет 40-45, вот только степень облысения у них различна. «Может, они родственники! – ужасаюсь я про себя. – Тогда точно – компанейского распивона не избежать. Нет, – тут же отказываюсь я от этой мысли, – все-таки нет, расползлись по углам и молча изнывают от вынужденного бездействия в ожидании проводницы».– Ну, что у нас здесь? – проявляется она в дверях. – Так, билетики… Кому нужны билеты, по прибытии заберете. Ага, это за белье. Без сдачи?– Без, – хором отвечают мужики.Я протягиваю стольник. Проводница отсчитывает сдачу и исчезает из поля зрения.Поезд набирает ход. Все сидят молча, изредка посматривая на часы. Я прикрываю глаза и пытаюсь настроиться на приятные мысли. Подумаешь, ночь продержаться, а там – Москва! Ох! Город моей юности. Сердце сладко заныло от предвкушений. Я открываю глаза – мужики дружно отводят от меня взгляды и опять принимают отстраненный вид. А ну как маньяки? Я стискиваю зубы, чтоб не расхохотаться. Маньяки, как же! Маньяки все жилистые и энергичные, а эти расползлись квашней по купе… Хотя кто его знает… К черту! Пойду-ка я спать, вернее, полезу.Я беру полотенце и туалетные принадлежности и бреду в уборную. Вернувшись через десять минут, я обнаруживаю всю компанию упакованной по своим местам. Двое уже и не шевелятся, а третий, с нижней полки по диагонали от моего места, возбужденно дергает за брезентовую штору, тщась натянуть ее на все окно.– Может, оставим открытым? Кому мы нужны? – легкомысленно прелагаю я.– Нет уж, – бурчит он, – фонари мешают.И, дернув изо всех сил, побеждает-таки капризный механизм. Шторка защелкивается внизу, отрезав нас от окружающего мира, в купе становится, как в шкатулке: темно и страшно. «Караул!» – вскрикивает моя клаустрофобия. Я стремительно взлетаю на свою полку, включаю ночник и часто-часто дышу, пытаясь прийти в себя. Потом с тоской смотрю на часы – семь часов мучений, может, не стоило и ехать? Хотя – командировка, как отказаться? «Лучше бы мы сейчас все дружно выпивали, – мелькает у меня в голове. – Тогда бы и ночь быстрее пролетела». Вот уж точно, все в мире относительно. Я делаю глубокий вдох и пытаюсь расслабиться. Мужик напротив меня ворочается, укладываясь носом к стенке, наверное, для того, чтобы не видеть мой зажженный ночник, с которым я собираюсь коротать всю ночь. «Так вам и надо, – мстительно думаю я, – нет чтобы уступить даме нижнюю полку. И лежала бы я сейчас внизу, – мечтаю я, – и смотрела бы на щель под дверью и пробивающийся из-под нее свет и не чувствовала бы себя погребенной заживо».Видимо, мне все-таки удается задремать, потому что через некоторое время, после очередного весьма ощутимого толчка поезда, я открываю глаза и обнаруживаю себя в кромешной темноте. Ночник не горит. Я судорожно щелкаю тумблером – ничего. Темнота надвигается на меня со всех сторон, сгущается, лишая воздуха и последних остатков здравого смысла. Сердце колотится в груди, а в голове пульсирует одна-единственная мысль: выйти, мне нужно срочно выйти! Я рывком сажусь на своей койке, упираюсь правой рукой в соседнее лежбище и начинаю спускать правую ногу, надеясь нащупать ею нижние полки. Уши от ужаса заложило, звуки исчезли, и, казалось, все происходит, как в замедленной съемке. Паника нарастает. Нащупав наконец-то край одной из нижних полок, я плюю на осторожность и смело шагаю второй ногой вниз, в темную бездонную пропасть. Первая нога не удерживается на своей опоре, соскальзывает, и я чувствую резкую боль. От неожиданности я отпускаю руки и с диким грохотом обваливаюсь на пол.Мужики, как по команде, дергаются, шевелятся и, видимо, теперь прислушиваются. Но никакой иной реакции не демонстрируют. Я сую ноги в свои шлепанцы, едва различимые в луче света, струящемся из щели в двери, лязгаю замком и ошалело выношусь в коридор. Благодать, снизошедшая на меня там, не поддается описанию. Все окна открыты, свежий воздух врывается в них, безжалостно потрепывая занавески, а в неровной темноте за окнами можно различить леса и луга, проносящиеся мимо. Коридор освещен умеренно. Но все равно, в коридоре весьма неплохо. «Может, мне тут и остаться», – думаю я. Бросаю взгляд на часы – еще пять часов пути – пожалуй, это будет слишком, просидеть пять часов на коврике в коридоре.Яркий свет льется из купе проводницы, оттуда же доносится жизнерадостный смех нескольких человек. Покачиваясь от пережитых волнений, я бреду на звуки. Веселящаяся компания состоит из двух проводниц: нашей и чужой, рыжеватой толстушки – и двух мужиков, тоже в форме. Увидев меня в проеме двери, вся компания замолкает и выжидательно лупится на меня.– Здравствуйте, – я извлекаю из своего арсенала доброжелательно-демократическую улыбку, – приятного аппетита!– Спасибо! – улыбаются они.– Может, с нами? – приглашает один из проводников, отчего женщины вздрагивают и несколько набычиваются.– Нет, спасибо, – отказываюсь я. – Знаете, я хотела спросить, а вы что, отключили по вагону ночное освещение?– Ну да, – озадаченно отвечает наша проводница, – а что?– Да у меня место наверху, а я там не могу спать без ночника. Вы не включите мне?Проводница поднимается и выходит ко мне в коридор. Ее слегка покачивает, и не только от быстрого хода поезда, но двигается она вполне уверенно. Она заходит в кандейку с оборудованием и зажигает свет в коридоре.– Какое у вас место? – спрашивает она меня, решительно направляясь в глубь вагона.– Двадцать второе, верхнее, – отвечаю я, стараясь не отстать от нее. «И зачем она тащится смотреть на купе, – успеваю подумать я, – неужели нельзя щелкнуть у себя переключателем – и все?»Она останавливается у моего купе, секунду мешкает, затем яростным рывком открывает дверь, впускает в купе яркий свет и свежий воздух, и вдруг очень громко орет:– Вот это, что ли, ваше место? – и тыкает пальцем в мою пустующую полку.– Ага! – как под гипнозом ору и я.Мужики синхронно садятся на своих полках, стыдливо прикрываясь казенными простынями. Проводница пристально оглядывает их, презрительно фыркает и, резко захлопнув дверь, поворачивается ко мне:– Вот мужичье пошло – не могли женщине нижнее место уступить!– И не говорите, – поддакиваю я.– Счас включу вам свет, – обещает она, – идите, спокойно спите.И она марширует к себе. Я иду в туалет – все равно вскочила, нужно использовать ситуацию – и возвращаюсь в купе. Ночничок мирно горит под потолком. Мужики лежат по углам и недовольно посверкивают глазками. „Нога болит все сильнее. Я взбираюсь на свое место и осматриваю пострадавшую конечность: вся голень правой ноги ободрана, кое-где до крови. «Вот тебе и Москва», – грущу я, потом вспоминаю обалдевшие лица мужиков и тихонько хихикаю. А все-таки есть в этом нечто приятное: и тебе плохо, и тогда уж всем вокруг. Я ложусь и принимаюсь думать о Москве, чтобы отогнать клаустрофобную панику, периодически накрывающую меня душной и теплой волной. Усталость наваливается на меня, и я погружаюсь в недолгий дорожный сон.Утром мужики не говорят ни слова по поводу ночных приключений, лишь по очереди подозрительно посматривают на меня и кривятся. Поезд подходит к платформе точно по расписанию. Так, теперь главное – сконцентрироваться и с минимальными затратами энергии добраться до гостиницы. Я выпадаю из поезда, стараясь не задевать сумкой за больную ногу. На перроне прямо напротив двери в наш вагон стоит… М.А.– С добрым утром! – говорит он и шагает мне навстречу.– Что вы тут делаете? – ошеломленно спрашиваю я.– Хорошенькое приветствие! – улыбается он, протягивая руку за моей сумкой. – Я вас встречаю.– Пардон, – извиняюсь я, – с добрым утром! Я не знала, что вы в Москве.– Вас это огорчает? – усмехается он.Огорчает? Вот уж точно нет. Глава 11 Я не просто огорчена – я жутко расстроена. Ненавижу ночные поезда. Ненавижу металлическое бряканье за окном и под полом всю ночь напролет, из-за чего невозможно не то что выспаться, но и просто глаза сомкнуть, ненавижу то, что приходится вскакивать чуть свет, чтобы успеть привести себя в порядок до прибытия поезда. А уж чего стоят эти утренние очереди в туалет! И хуже всего – когда ты вываливаешься на перрон с единственной мечтой залезть в душ и отмыть с себя эту вагонно-дорожную пыль, а на перроне – откуда ни возьмись – встречающий тебя мужчина, причем при полном параде.Безукоризненный темно-серый костюм, кипенно-белая сорочка, темно-вишневый узорчатый галстук, безупречный зачес темных волос – М.А., стоящий напротив меня, сейчас вызывает как самые нежные чувства (ах, как это мило с его стороны!), так и самые низменные, а именно зависть (боже, хотела бы я так выглядеть!). Про саму же себя думать даже не хочется. Красные – я уверена – глаза, без всякого намека на косметику, потому что нет ничего противнее, как проспать всю ночь в поезде, рассыпая по подушке вчерашнюю тушь. Опухшее лицо – от недосыпа, ни от чего более; недосып для меня – смертельнее похмелья. Мятый дорожный прикид и, в довершение всего, сковывающая движения хромота – результат моих ночных приключений. Удача, что хотя бы зубы удалось почистить. Нет, нежданный встречающий еще хуже нежданного гостя, последнего хотя бы принимаешь на своей территории. А здесь – шумный перрон Ленинградского вокзала, чужая земля, на которой я чувствую себя неуверенно. М.А., правда, тоже стоит столбом, впрочем, не в пример мне, улыбается. Я делаю над собой усилие и тоже растягиваю губы в странной такой улыбочке:– Итак?– Итак? – подхватывает он. – Добро пожаловать.– Спасибо.– Двинемся?Я киваю, и он жестом показывает, куда идти.– Как доехали? – вежливо спрашивает он.– Да так, – я пожимаю плечами, – ничего.– Ничего хорошего? – усмехается он.– Да практически. – Мне вдруг становится смешно.– Терпеть не могу ночные, поезда, – доверительно сообщает М.А. – Езжу всегда дневными. А вы?– Вообще-то, – я откашливаюсь, – я редко езжу поездами…– В Москву самолетом? – удивленно перебивает меня М.А.– Почему в Москву? – тут уже удивляюсь я. – Я редко бываю в Москве.– Правда? – Он, похоже, поражен.– А что, я отстала от жизни? – интересуюсь я. – Теперь если не ездишь каждую неделю в Москву, то ты уже не на гребне?– Да нет, – смеется он, – но почему-то мне казалось, вы здесь частый гость.– Отнюдь. – Я верчу головой, осматривая привокзальную площадь. – Нам куда?М.А. машет рукой в сторону стоянки. Ого! Нас ждет лимузин? В московском офисе такие перемены, что даже машину нам выделили? Помнится, еще год назад они сидели на полуголодном пайке – впору велосипеды осваивать. Но что это? М.А. щелкает брелоком сигнализации, и роскошный BMW нежно подмигивает нам.– Ух ты! – Я не могу удержаться от невольного восклицания.– Красавица, правда? – М.А. ласково смотрит на автомобиль.В этом все мужчины. Для меня бээмвуха – «он», мужик. Автомобиль все-таки. Для них – «ласточка» и «красавица», словом, баба. И ухаживают за ней, как за любимой женщиной. В итоге – реальной бабе ничего уже не достается. Запас любви-то не бесконечен.– Не то слово! – тем не менее соглашаюсь я. – Откуда такая в нашем офисе?– А это не офисная, – говорит М.А., укладывая мою сумку в багажник.– Ваша?!– Нет, – с заметным сожалением отвечает он. – Друга.– Дал покататься? – Удивлению моему нет предела.Это все равно что поделиться своей зубной щеткой, вот только щеточка потянет на несколько десятков тысяч баксов.– Да, он к этому относится спокойнее, чем многие, – усмехается М.А., – не знаю почему.И где берут таких друзей? Машина мне, может быть, была бы и ни к чему, но вот если бы нашелся кто-нибудь, кто периодически давал бы поносить модные шмотки или попользоваться модной техникой – я бы не возражала.– А если вдруг вы ее грохнете? – не могу угомониться я, устраиваясь на велюровом сиденье.– Вот если буду об этом думать, – назидательным тоном отвечает М.А., – тогда точно грохну.– Ну а все-таки? Что тогда? Друг перестанет быть другом? – Я поднимаю на него глаза.Хорош, черт возьми! Особенно когда иронически щурится.– Этот друг – из серии тех, с кем уже нереально поссориться, – и добавляет: – Что бы ни случилось.– Что бы ни случилось? – машинально переспрашиваю я.– Нет, я не имею в виду предательство или что-нибудь в этом же роде. – М.А. аккуратно выруливает со стоянки. – А бытовые недоразумения эта дружба, к счастью, выдержит.– Какая у нас программа? – спрашиваю я, оглядывая салон.– Сейчас в гостиницу, – М.А. включает дворники – в Москве морось, – приведете себя в порядок, перекусим – и можно ехать в офис.– Э-э… – растерянно реагирую я.Что же это получается? Он будет таскаться со мной?– Что-то не так? – предупредительно спрашивает он.– Но-о… – не знаю даже, как сформулировать свои сомнения.Не знаю, как вы, а я терпеть не могу, когда у меня стоят над душой. Пусть это будет даже М.А. Пусть это будет даже Том Круз. Хотя нет, Тома Круза я бы, пожалуй, потерпела.– У вас, наверное, куча дел, – наконец-то рождаю я.– Куча, – соглашается М.А., – но за час-другой им ничего не сделается, а мне, по правде сказать, хотелось бы самому представить вас москвичам.– Почему? – заинтересовываюсь я.– Так будет проще, – уклончиво отвечает он.Ну ладно. Проще, так проще. Хотя ничего не понятно.– А где находится гостиница? – Я полагаю, что смена темы нам не повредит.– Недалеко от офиса. Очень неплохое местечко. Я, правда, не заглядывал в номера…М-мм… «Не заглядывал в номера» – значит, он сам живет не там? А где? И рада ли я тому, что нас не разместили рядом? Скорее да, чем нет. Меньше поводов для нереалистических мечтаний. Живи он где-нибудь под боком, и я бы ночи ворочалась с боку на бок, прислушиваясь: а не раздастся ли тихий стук в дверь. С чего бы ему, интересно, раздаться? Хей, девушка, тормози! А твои планы ни в коем случае не обращать на себя его внимания, дабы не воскресить в памяти события столетней давности? А Алена, в конце концов?– …но сама гостиница производит приятное впечатление, – продолжает вещать М.А. – Думаю, вам там понравится.– Но сами вы в ней поселиться не решились? – неожиданно сама для себя брякаю я.Он дергается и изумленно взглядывает на меня. Черт! Я так и знала! Знала, что что-нибудь сболтну невпопад. Есть у меня такая дурацкая привычка.– Хм… – ошарашенно мычит М.А.," – вообще-то я живу у друга…– Хозяина BMW? – осеняет меня.– Да. Так что, сами видите, – он вроде бы опять приходит в норму, – прелести и недостатки вашей гостиницы тут ни при чем.А гостиница и в самом деле отличная.– Ну как? – М.А. с интересом оглядывает мои апартаменты. – По-моему, вполне.– Да, очень симпатично.– Тогда устраивайтесь. – Он смотрит на часы. – Минут сорок – вам будет достаточно?За кого он меня принимает? Я вскидываю голову:– Думаю, мне хватит и двадцати.Улыбка наползает на его лицо, он поспешно комкает ее:– Не торопитесь. Мне есть чем заняться, – и поворачивается к горничной, сопровождающей нас: – Здесь найдется комната, где я мог бы позвонить и подключить ноутбук?– Да, конечно, – горничная любезно улыбается, – позвольте, я вас провожу.– Значит, встречаемся у ресепшен через час. – И М.А. отбывает, оставляя меня наедине с моей сумкой и моим номером.Он оказался прав – я не укладываюсь в сгоряча обещанные мною двадцать минут. Хочется выглядеть если уж не так блестяще, как он сам, то хотя бы блестяще в моем обычном исполнении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29