Что же должно быть дальше?
— Добрый вечер. — Голос был одновременно и интеллигентным, и мужественным, и бархатным.
Лена удивленно повернула голову: неужели проводник? Нет, это был не проводник. Это был Ленин попутчик. Как хотелось Алле (да и самой Лене, чего уж там), достойный внимания. Более чем.
— Меня зовут Олег Павлович, — представился высокий блондин, смахивающий на немца или на эстонца. — Вы позволите присесть?
Лена не совсем поняла, почему она должна позволить занять попутчику его собственное место, но согласно закивала головой и почему-то подвинулась еще ближе к окну, забыв, что ей тоже нужно себя назвать.
— Могу я полюбопытствовать, как ваше имя9 — сдержанно, по-эстонски, улыбнулся немец.
Попутчик, похожий на какого-то заграничного киногероя, никак не мог быть русским, и почему его звали Олег, да еще Павлович — именно так, как звали ее Олега, — было совершенно непонятно. Лена, раздумывая об этом, снова промолчала.
Олег Павлович (его отец Пауль Кроуз, из волжских немцев, был женат на русской) чрезвычайно удивился. Красивая, ничего не скажешь. И возраст хороший (Олег не любил молоденьких, смазливых и глупых девиц). Но какая-то странная. Обидно. Он лелеял тайные мысли о другой попутчице. Ну что ж, нет худа без добра. По крайней мере можно будет выспаться.
Ленин попутчик вздохнул, пожал плечами. — Меня зовут Елена, — сказала наконец эта красивая и странная женщина. Собственно, чем она странная? Голос приятный. Глаза не просто красивые, а умные. И еще есть в них что-то такое, что трудно поддается определению. Одета, правда, слишком непритязательно. Женщины с такой внешностью и фигурой (пока не совсем ясно, но, кажется, фигурка должна быть ничего) обычно стараются одеваться соответственно. Видимо, из верных жен. Не очень хороший вариант. Что ж муж ее получше не оденет? Раз едет «Стрелой», да еще в СВ, значит, не бедствуют. Хотя скромность в одежде в последнее время может быть весьма обманчивой. Линялая серая маечка может оказаться маечкой от Версаче с соответствующей ценой в долларах. Юбочка — то же самое. Вот сумка — точно бедновата. Ценой в долларах и не пахнет. И все равно в этой Елене что-то есть. Скромность — признак вкуса вообще-то. Но сумка и обувь могли бы быть получше. Стрижка стильная. Черт, шея-то у нее какая! И ушки трогательные очень. Маленькие. И непохоже, чтобы в них блестели стекляшки. Уж больно форма интересная. Поди, фамильные бриллианты. А взгляд все равно странный. Насмешливо-высокомерный. С какой это кстати? В нем что-то не так? Что сказать? Как вести себя? Черт его знает… Посмотрим.
Олег снял пиджак («Вы позволите?» — снова спросил), повесил на вешалку. Бросил наверх дорогой кейс. Снова сел. Попутчица, развернувшись к нему, смотрела выжидательно. И все равно — насмешливо. Ну и… Сейчас он заляжет — да и все. Черт с ней, с этой высокомерной красавицей. Правда, Олегу ужасно хотелось хлебнуть «для засыпа» припасенного коньяку. Значит, придется предлагать и ей. Придется разговаривать. Посмотрим, что из этого получится. Олегу все-таки хотелось, чтобы что-то получилось. — Елена, как вы относитесь к хорошему коньяку? По случаю знакомства?
«Алка будет счастлива, когда расскажу», — опять-таки насмешливо (уж слишком все банально!) подумала Лена.
Я не буду вам подробно пересказывать, что было дальше. Было все. Надеюсь, у вас хватит ума не обвинять Лену в распущенности. Хотя о чем это я?
Олегу Кроузу было тридцать пять. В свое время он окончил МГИМО, успел поездить по миру. Собственно, это был настоящий современный принц: москвич, обаятельный-умный-тонкий, с престижной работой и очень приличной зарплатой, с квартирой-машиной-дачей. О своем благополучии он говорил легко, просто, естественно, как о само собой разумеющемся.
Лена Олегу вполне верила. С ним было хорошо. Спокойно. Надежно. Но думала: хорошо и надежно — в эту ночь и в этом поезде. Так что обольщаться на его счет она не собиралась. И на чудо не рассчитывала. Хотя, начни что-то складываться, была бы, конечно, рада. И душа, и тело уже изо всех сил тянулись к душе и телу Олега Павловича Кроуза. Но ум все ставил на свои места. Нетрудно было догадаться, что принц немецкого происхождения скорее всего не спешит никому доставаться (печальный опыт брака у него уже был, о чем он не преминул вскользь заметить), а когда он созреет до создания новой семьи, на его горизонте будет маячить достаточно достойных претенденток. Так думала Лена.
Что думал Олег? Думал: умная, красивая, страстная и отнюдь не провинциалка, что-то есть в ней чертовски благородное. И эта некоторая насмешливая снисходительность… В постели — порывиста и непосредственно-восторженна, а не профессиональна. И это замечательно. Кожа у нее — удивительная. Грудь хороша: не большая, не маленькая, а то, что нужно. Ну, в Питере-то они, конечно, встретятся. О дальнейшем Олег не думал: не привык. Хотя предательская антихолостяцкая мыслишка мелькнула: маме она понравилась бы, это точно.
Телефон Петровых Лена Олегу дала. Рассказала, что будет в Питере две недели. Назвала число, когда планирует ехать назад.
Олег искренне огорчился, что его пребывание в Петербурге ограничивается всего лишь тремя днями. И про себя решил, что назад, пожалуй, полетит самолетом. Не может же и в следующий раз встретиться в поезде такая женщина. А не такую уже не хотелось. Может, и вообще никого, кроме нее, не хотелось. Во всяком случае, пока.
Кстати, Лена отказалась взять визитку Олега, хотя он очень настаивал. Ему хотелось, чтобы Лена увидела, с кем имеет дело, а она даже не взглянула на глянцевый прямоугольник темно-синего цвета, на котором золотом были перечислены его должности, номера телефонов и факсов.
То, что Лена равнодушно отвела взгляд от его визитки, Олега задело и порадовало одновременно. Лена не была похожа ни на одну из тех женщин, с которыми Олег привык общаться: те всегда норовили побыстрее заполучить номер его мобильника. И он, дурак, иногда прокалывался, а потом приходилось менять номер.
Да, Лена не взяла телефон Олега Кроуза. Не взяла, потому что не собиралась ему звонить сама. Захочет — позвонит. А нет — значит, не судьба. После того как она когда-то отчаянно цеплялась за Буланкина, а потом потеряла его навсегда (не потому, конечно, что цеплялась, а просто — не сложилось), у Лены как-то само собой выработался железный принцип: никогда не звонить мужчинам первой. Никогда! А уж такому, как Олег, безусловно, избалованному женским вниманием (Лена могла представить, в каких кругах он общался и из каких женщин мог выбирать), — тем более.
Судьбу обмануть невозможно. Лена может приложить сколько угодно усилий, чтобы привязать к себе этого мужчину, но зачем? Если судьба не запланировала их союз, все будет тщетно, только себя уважать перестанешь. А уж если где-то кем-то предначертано, то что ж, шанс есть. Вот пусть Олег его и использует.
Олег честно намеревался позвонить. И очень хотел встречи. Но получилось так, что в Питере у него не оказалось ни единой свободной минутки. Договор подписали — и, соответственно, был ресторан (разумеется, один из лучших), были девочки, тоже потрясающе дорогие. Но сумма договора была столь велика, что все должно было быть по высшему разряду. Кстати, с девочками у Олега не сложилось. Почему-то.
Наутро партнеры увезли в Петродворец. Олег набрал между делом данный ему в поезде номер — никто не ответил. Чуть позже набрал еще. Снова — никого. Да, может, и к лучшему. Что бы он сказал Лене, если со встречей все равно ничего не вырисовывалось. Решил, что позвонит потом, из Москвы. На этом и успокоился.
Но я немного забежала вперед. Вернемся в то утро, когда «Красная стрела» нарядно подкатила к Питеру и Олег, благоухающий, свежий, подтянуто-раскованный, в прекрасном костюме оливкового цвета и стодолларовом галстуке (уж Алла-то знала, что почем), выйдя из вагона, галантно подал руку Лене, которая, кстати, несмотря на скромную футболку и скромную юбку (подросток семидесятых, да и только!), выглядела не хуже, так как вся лучилась-светилась после, ясное дело, бессонной ночи. Алла была счастлива: молодец Ленка! Оторвала мужика что надо. Даже легкая зависть коснулась сердца Аллы: у нее таких красавцев не было, пожалуй, никогда. Да ладно! Пусть Ленке достается! Уж она ли не достойна такого плейбоя? Хотя для семейной жизни такие герои не слишком пригодны, лучше бы попроще, конечно.
«Плейбой» приветливо, с чертиками в глазах, поздоровался с Аллой, обнял Лену, пошептал ей на ушко что-то нежно-игривое и, сделав серьезно-непроницаемое лицо, шагнул навстречу двоим: весьма представительному, толстому и лысому мужчине в очках с тонкой золотой оправой, тоже упакованному в костюм и галстук — все в светлых, песочных тонах, и яркой молодой женщине, одетой так же по-офисному сурово: костюм, белая блузка, туфли на шпильках. Она, как и Ленин попутчик, старалась придать лицу деловое выражение. Из всех троих только толстяк ничего не изображал, а добродушно улыбался. Понять расстановку сил было несложно: от толстяка в песочном костюме что-то зависело. А остальные должны были в связи с этим немного понервничать. Что они и делали.
Алла оценила все это своим опытным глазом в те две-три минуты, пока эта группа здоровалась и обменивалась ничего еще не значащими (но это только на первый взгляд — незначащими) замечаниями. Потом они двинулись вперед, и Ленин красавец успел на ходу оглянуться и послать своей попутчице обволакивающую, но все же немного растерянную улыбку.
— Ну? — заторопила Алла Лену. — Давай колись. Хорош? Телефон оставил?
— Алка, ты в своем репертуаре! Ну подожди, потом. Знаешь, как спать хочу?
— Догадываюсь! — Алла довольно захохотала.
А у Лены не было даже сил оценить новый имидж подруги. Между тем удивиться было чему.
У Аллы была короткая-короткая стрижка: «ежик» такой стильный серебристого цвета. Только сзади были оставлены довольно длинные редкие пряди, выкрашенные в красно-фиолетовый цвет. Это была прическа спешащего самовыразиться подростка. Но все остальное: глаза, губы, фигура (здорово похудевшая, Алла оставалась обладательницей роскошного бюста) — было столь женственно и притягательно, что у окружающих никаких сомнений в том, что это така-а-я женщина, возникнуть не могло.
Весело подхватив Ленину дорожную сумку одной рукой, а другой взяв подругу за запястье, Алла потянула ее за собой, к машине. Она умудрилась поставить ее не там, где ставят все, а где-то очень близко от перрона.
Они ехали по утреннему, свежему после ночного дождя городу городу, который был Лене очень близок и дорог. И, несмотря на усталость, она была готова снова и снова восторгаться дворцами и просто домами, мостами и мостиками, быстрыми чайками над беспокойной Невой.
Лена любила этот славный город за красоту камня, его составляющего, за стойкость людей, его населяющих, любила за то, что Питер был городом военных моряков и здесь учился и ее папа, и ее Саша, и ее Олег.
Кстати, в каждую свою поездку сюда (хоть и немного их было) она непременно отправлялась на Северное кладбище, чтобы поклониться Олегу (его портрет на памятнике был одновременно и родным и чужим, и близким и бесконечно далеким) и его родителям (они пережили сына совсем не намного: Павел Григорьевич умер через полтора года, а через несколько месяцев ушла вслед за сыном и мужем и Ольга Николаевна).
Лена приходила к двум небольшим памятникам из черного гранита с золотыми буквами, золотыми якорями и чайками — неизменно с белыми розами. Ей казалось, что именно эти цветы должны были лежать здесь всегда. И если бы она жила в Ленинграде, то, наверное, все, что зарабатывала, тратила бы только на белые розы. Алла, умница, зная это, раза два в год (обычно на Пасху и в День Военно-морского флота), несмотря на свою жуткую занятость, приезжала на Северное кладбище и тоже привозила розы. Только это были не несколько цветков, а роскошные белые букеты. Алла ведь не признавала ничего чисто символического: и количество, и качество, и размеры — все должно было быть самое-самое. Такая уж она, Алла, была. Укладывая розы на отполированные могильные плиты, она неизменно приговаривала: «Это тебе, Олеженька, от Лены нашей. А это вам, Ольга Николаевна и Павел Григорьевич». И плакала. Она ведь, Алла, была очень эмоциональна.
Но сейчас — о другом. Сейчас подруги мчали на белом «фольксвагене» по стрелке Васильевского острова, и Алла на ходу, мешая встрече Лены с городом, беспрерывно тараторила обо всем на свете. Несколько раз она возвращалась к главному: недавно была така-а-я шикарная встреча с Гаврилиным, ты не поверишь. Он, оказывается, перевелся в Питер почти полтора года назад. На адмиральскую должность, между прочим. Так этот гад (представляешь, Лен?) позвонил только тогда, когда получил адмирала. И позвонил так, как будто он только тут появился. Это Алла уж потом разнюхала, что он в Питере уже больше года. Ну, по телефону-то он, конечно, ничего про адмиральские погоны не сказал. Думал убить наповал. А Алле, сами понимаете, еще больше хотелось его сразить. Она, бедная, всю башку, по ее собственному выражению, сломала, на чем подъехать: на этом (Алла небрежно вскинула подбородок, указывая на капот своего «фольксвагена») или на «мерсе» (да-да, Лен, у меня еще и «мерседес» теперь есть, увидишь). «Мерс», ясное дело, эффектнее, но на нем Алла чувствовала себя пока не слишком уверенно. В общем, вся измучилась. Как обезьяна.
Лена не поняла про обезьяну.
— Ну, как обезьяна в том самом анекдоте. Когда попросили умных сделать шаг вперед, а красивым велели остаться на месте. Бедная обезьяна! Как я ее понимаю. Ленка, а ты бы, кстати, на месте осталась или вперед подалась?
Лена засомневалась.
Подруга довольно хихикала.
— Не, Ленка, с тобой-то понятно. Но обезьяна-то, обезьяна! Представляешь?!
На Аллу напал жуткий приступ хохота. При этом она, однако, вполне успевала следить за дорогой.
— Так вот, — успокоившись, продолжала Алла. — Он назначил мне свидание. Мы, кстати, не виделись почти шесть лет. Я, конечно, все-таки пересела на «мерс». Да, главное, сделала эту стрижку. — Алла, отняв руки от руля, попыталась ухватиться за остатки волос на голове, это не получилось, и она любовно погладила свой «ежик».
По наблюдениям Лены, Алла вела себя за рулем все же несколько странно: рассказывая что-то взахлеб, она пыталась изобразить это еще и руками. «Господи, помилуй, — твердила Лена про себя. — Господи, помоги нам доехать». Но при этом она, чтобы не обидеть Аллу, изображала внимание, удивление, восхищение и все, что требовалось, хоть и боялась при этом — страшно.
Алла так и не досказала про Гаврилина, потому что по пути встретился какой-то нужный супермаркет и она, ловко припарковав машину там, где, казалось бы, втиснуться было невозможно, потянула Лену за покупками.
Лена, как положено провинциалке, изумленно озиралась по сторонам: всего было настырно-много, и все было ярко, разноцветно, призывно. В Рязани таких магазинов, кажется, еще не было. Во всяком случае, Лена ничего подобного не видела.
Загрузив всякой продуктовой всячиной огромную корзину на колесиках, Алла уверенно покатила ее и потянула за собой подругу в тот отдел огромного зала, где были красиво разложены-развешаны купальники и майки, футболки и сарафаны, где стояли ряды модной небьющейся посуды и где по-дизайнерски точно было расставлено множество необходимых в хозяйстве вещей. Больше разнообразия и красоты поражали написанные большими цифрами цены — они кричали и рвались к людям. И люди почему-то не шарахались от них, а спокойно выбирали то, что им нужно, поскольку это был магазин, куда приезжают только те, кого ценами испугать трудно. И этих «тех», надо заметить, было немало. Это Лена тут оказалась чужой. Все остальные были своими. Правда, внешне, под прикрытием Аллы, она выглядела вполне уверенно и, освоившись, нарочито-скучающим взглядом обводила все то, что иметь, наверное, было бы приятно. Случайно поймалось несколько робких и растерянных взглядов — значит, все-таки не одна Лена попала не в свой аквариум. Она действительно плавала за Аллой, как задумчивая рыбка, без цели и без энтузиазма.
Глаз у Аллы был верный, и, выбирая что-то для подруги, она даже не считала нужным советоваться с ней: все сама знала и понимала — и про размер, и про цвет, и про фасон.
Лена, выйдя из задумчивого оцепенения, пыталась урезонить Петрову, пыталась напомнить, что у той были какие-то дела.
На «дела» Алла отреагировала мгновенно. Остановившись перед стеллажами, заманивающими кружевом белья, она сначала позвонила, очевидно, своему бухгалтеру, напомнив про платежки и про что-то еще, о чем Лена не имела ни малейшего представления. Затем, набрав другой номер, довольно грубо кому-то намекнула, что если то-то и то-то (что именно, Лена опять же не поняла) до завтра не будет сделано, то она, Алла, с этим кем-то будет говорить по-другому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36