А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

паспорт, бумаги и папка с рисунками лежали на койке, а дорожная сумка с одеждой исчезла
и синяя роба для уборки, и униформа с полосками на вешалке — все исчезло
в шкафу висело красное платье в пионах, с глубоким вырезом
под ним — растоптанные мужские сандалии, на размер меньше моего
лукас, они взяли даже трусы
когда я выходил в этом платье, столкнулся у трапа с ирландкой
don ' t you dare to come back — сказала она, улыбаясь так широко, что карие веснушки чуть не посыпались с лица на грудь
мне страшно захотелось задрать мою широкую красную юбку и показать ей свое отвращение, но я просто отвернулся и пошел вниз
пишу тебе в интернет-кафе, я все еще в порту, хозяин кафе смотрит на меня задумчиво, это первый мальтиец, которого я вижу, а я думал, что ты будешь первым
почему ты меня не встретил?

То : Liliane Edna Levah,
5, cours de la Somme, 33800 Bordeaux
From: Eugene Levah, Golden Tulip Rossini
Dragonara Road, St Julians STJ 06, Malta
9, Dйcembre
Лилиан, ты молчишь.
А я все чаще думаю о тебе, особенно когда остаюсь один, в отеле теперь тихо, мертвый сезон — все как будто затаились и ждут Рождества.
Помнишь наше последнее Рождество — в Кастелане, когда мы застряли по дороге из Лиона в Ниццу?
Ты тогда выглянула в окно гостиницы и закричала — высоко и пронзительно — точно лиса, попавшая в капкан.
Наша машина — единственная на темной вымершей стоянке — лежала на мокром снегу животом, колеса увели местные воришки, не прошло и трех часов.
Пришлось нам обойтись без зимнего моря, но я не жалел: одни в номере пустого отеля — помнишь эти крошечные закутки, которые они гордо именовали номерами? — на огромной старинной кровати с тысячью мелких подушечек из пожелтевшего кружева… мы задернули толстые бархатные шторы с кистями, заказали вина… хозяин принес нам пино гри и домашнего сыру, а потом ушел домой, оставив всю гостиницу на нас — разве такое могло случиться в Бордо или Париже?
Мы всю ночь слушали радио в темной комнате, где мигали тусклые огоньки деревянного приемника с круглыми ручками… ты сказала, что чувствуешь себя королевой в горном замке, чьи подданные ускакали на охоту, а с тобой осталась только служанка.
И эта служанка был я, Лилиан, но я не возражал. Поверишь ли, я бы и теперь не возражал, несмотря на твои выходки с Корвином и с тем русским парнем в Биарицце. Эжен Лева недостаточно хорош для тебя, он начал это понимать — от этого ему мерещатся дневные призраки, идущие за ним по пятам.
Folie a deux, где второй — одиночество. Зря я сюда уехал, я сделал это со злости, вернее — от гнева, тогда это был еще настоящий гнев!
Мне казалось, что возвращаться из галереи в пустую квартиру с видом на дурацкие ворота Кайо — черт бы побрал этого Шарля Восьмого! — закрывать жалюзи и сидеть с бутылкой Chateau La Collone — кто-то же должен выпить твой бесконечный помероль! — будет невыносимо, тем более что в галерее тоже пусто и совершенно нечем занять руки.
Да, пока не забыл: зачем тебе понадобилась моя лампа с медной инкрустацией? У Корвина что, не хватает антикварного старья? Это настоящий Альберт Данн, и это подарок моей тетушки! Мы ведь договорились, что ты забираешь все, что хочешь, из галереи, но не из дома.
Напиши мне хотя бы открытку, любовь моя.

МОРАС
декабрь, 15
восемь дней прошло, я ничего не писал здесь и думал, что вовсе не стану
но теперь идет дождь, третий день уже, как остров завис между черной небесной водой и красноватой уличной грязью, в кафе мне подали местный абсент — ром и кинни, это такая штука вроде холодной лимонной эссенции, от которой немеют ноги, у меня есть деньги на интернет и я соскучился по дневнику, вот уж чего не ожидал
когда я сошел с принцессы, небо было сухим и белым, я был в красном, а гавань казалась синей от рыбацких лодок — тут они все одного цвета, и у каждой на борту подмигивает амулетом дурацкий глаз озириса, всё что осталось от финикийцев, нет, пожалуй, еще заборы — бесконечные, каменные, ничего ни от кого не ограждающие
хозяин в интернет-кафе неприятно усмехался, пока я писал письмо лукасу
геттингреди фо э карнивал, бэби? спросил он, получая плату, тырти! так он произнес английское тридцать, здесь не платят европейской мелочью, парень, ну да ладно, что с тебя возьмешь
ходить в платье и сандалиях было противно, и я пошел искать себе штаны и майку, но портовые лавочки захлопнулись прямо на глазах, сиеста! сказал похожий на загорелую черепаху дядька, сидевший на парапете, и дал мне сигарету
я — барнард, сказал он, уютно подвигаясь, как будто на всем парапете я мог сесть только рядом с ним, а ты, наверное, пришел на принцессе? неплохо выглядишь, сказал он, немного присмотревшись, точь-в-точь пионовая клумба перед святым Иоанном! мы еще немного поговорили и пошли к нему в лавку есть рикотту с какой-то горьковатой травой
здесь, на мальте, можно есть все, сказал барнард, даже кактусы, только колючки вынимать скучно, а если нечего выпить — собирай бутылки, мешок бутылок — две лиры! барнард хотел сделать мне тату — бесплатно, хотя это его работа и стоит четыре лиры, то есть два мешка бутылок
еще он сказал, что моя спина чудесно подойдет для красной стрекозы под левой лопаткой
потом мы пошли в город покупать одежду, к одному знакомому барнарда — у него есть все! сказал барнард, мы купили черную майку, теннисные тапки и брюки из голубого хлопка, в больнице у меня была пижама точно такого цвета и тоже с пуговицами спереди вместо молнии
там, в саду у барнардова друга, росли белые олеандры и такие цветы арсу с желтыми чашечками, которые можно сосать, они отдают лимоном
на мальте все отдает лимоном или медом, как простудные пастилки
еще он сказал, что я похож на его младшего брата, он работал в слиме и умер от неудачной петарды во время фейерверка, на мальте любят петарды и вообще салюты
я рассказал ему про лукаса и что мне надо в сен-джулиан, точнее в пачвилль, где ресторан ла террасса, на этот адрес я посылал открытку, видно, с ним что-то неладное случилось, сказал барнард, но к вечеру ты будешь там, на мальте не бывает дороги длиннее дня
барнард посадил меня на апельсиновый жестяной автобус, где у водителя над головой раскачивался ангелок из папье-маше, а рядом висел медный колокольчик
от колокольчика к пассажирам тянулся шнурок, за него дергали, когда хотели выйти, я потянул за шнурок в пачвилле, возле указателя, но шофер обернулся ко мне и сказал: ты вроде говорил la terrazza ? это дальше
и я вышел дальше

То : Mr. Chanchal Prahlad Roy,
Sigmund-Haffner-Gasse 6 A-5020 Salzburg
From: Dr. Jonatan Silzer York,
Golden Tulip Rossini, Dragonara Road,
St Julians STJ 06, Malta
Без даты
Ты прав, ты прав, я увез все свое с собой, не оставив тебе ни листочка, ни заметки на полях. Но разве ты не вел своего дневника? Разве не ты говорил, что держишь в голове все схемы и обозначения, как нотные значки твоей любимой берлиозовской Chant sacre ? Впрочем, не стану тебя мучить. В моем бывшем кабинете, в верхнем ящике стола, есть тайник — не правда ли, это отдает старомодным детективом? — вынь ящик и сними деревянную коробочку, приклеенную к его стенке. Вот за что я люблю старинную мебель — в ней всегда найдется место для чужого секрета! Там не все, разумеется, но многое, особенно на диске с пометкой Nullserie. Особое внимание также удели диску с пометкой Zuschlag.
Напиши мне, что ты думаешь, когда доберешься до последних результатов, там для тебя будет много сюрпризов, кое-чего даже ты не знал, душа моя. Если бы не июльский провал, если бы не две полуразложившиеся старухи, которым и так оставалось не больше недели, моя статья была бы в августовском номере Experimental Biology and Medicine. Гори они огнем.
Однако я совершенно расстроился и вынужден прерваться.
Не печалься, мой мальчик, мы легли в дрейф, но все скоро уладится.
ЙЙ

ОСКАР — НАДЬЕ, ПИСЬМО ВТОРОЕ
10 декабря
Продолжу, пожалуй, — сегодня метельный вечер, располагающий к чтению Диккенса и написанию длинных писем с лирическими отступлениями.
Начну со свежепереведенного Иоанна. Не сердись. Ничто меня нынче так не занимает, как этот парень и его наивные рассуждения, заставляющие мое ленивое сердце биться быстрее.
…Впрочем, обо всем по порядку, поскольку многого ты еще не знаешь и многое тебе предстоит узнать.
Занимая высокую должность составителя реестра депозитария при Святом Престоле, я имел доступ ко многим диковинным и драгоценным вещам, которые стекались в Ватикан со всею света, ибо паломники и братья, несущие слово Божье языческим племенам Индии и Катая, не забывают о родном своем гнезде и по мере возможности стараются умножить наше знание об иноземных обычаях и нравах.
Многие из этих предметов не могут быть выставлены для всеобщего обозрения, ибо противоречат христианским представлениям о пристойности, другие же и вовсе должны храниться под замком, ибо несут на себе отпечатки влияния врага рода человеческого.
Каждую такую вещь надлежит принять, сопроводить описанием, если такового не имеется, и определить, ей место в обширном хранилище так, чтобы возможно было ее при необходимости найти.
Нужно ли мне тебе говорить, что члены нашего святого ордена, поставившие своею целью всячески противодействовать распространению в наше неспокойное время безнравственности и неверия, всегда проявляли особый интерес ко всем иноземным диковинам, дабы вовремя загородить нечистому путь к умам христиан.
Занятное, должно быть, место этот папский депозиторий. Собрание непристойных и дьявольских штуковин, доступное лишь избранным. А Иоанн все-таки для кого-то шпионил! Кто-то в Ватикане сильно интересовался заморскими вещичками.
Однажды ко мне в руки попали предметы, по виду совершенно безобидные, но сопровождаемые описанием, которое заставило меня задуматься и насторожиться.
Предметы сии прибыли к Престолу в запечатанном ларце откуда-то из Батавии — новых нидерландских владений на Малайском архипелаге — во всяком случае, именно так говорилось в сопроводительном послании, написанном на неуклюжей миссионерской латыни.
Пославший сие приношение попытался — по мере умения — изложить смысл и метод обращения с артефактами. Следуя уже заведенному порядку, я принес описание предметов старшим братьям, но имел неосторожность высказать свое мнение, что в результате и послужило причиной моего par force отъезда на Мальту.
Но мог ли я поступить иначе? Ведь если то, о чем говорится в описании, правда — значит, хранить это в помещениях курии небезопасно.
Хотя, конечно, не скрою, брат мой, отъезд из Ватикана на Мальту представлялся мне скорее наказанием за любопытство, чем важной миссией.
Впрочем, теперь уже все позади, мне осталось уже немного, и нужно позаботиться о том, чтобы миссия продолжалась и после моей смерти.
Как тебе это нравится? Вырисовывается довольно занимательная история. Иоанн работает себе потихоньку в своем депозитории, докладывая время от времени своему таинственному руководству о новинках, которые прибывают к папскому престолу.
И вдруг откуда-то из Батавии, т. е. нынешней Джакарты, где в те времена располагалась основная фактория Ост-Индской компании, прибывают вещи столь необычные и опасные, что Иоанна вместе с этими вещами немедленно ссылают на Мальту, чтобы он их надежно припрятал и, на всякий случай, сам при них оставался. Вот к чему приводит излишнее рвение!
Сидел бы спокойно в своем депозитории, так нет же — побежал докладывать, а в результате получил монашескую жизнь на тоскливом острове, лет за семьдесят до основания университета, где он мог бы преподавать для развлечения и глазеть на хорошеньких прислужниц.
Инициатива вообще никогда не поощрялась — в особенности в академических кругах — тебе это должно быть известно. Впрочем, у вас, просвещенных дамочек, вероятно, другая жизнь и в ней другие законы.
Прием, оказанный Иоанну на Мальте, явно не соответствовал его ожиданиям:
…И, несомненно, враги мои позаботились о том, чтобы не нашел я должного уважения в обители благочестивых бенедиктинцев.
Долгое время братья относились ко мне с недоверием и всячески избегали моего общества. Объяснить это можно единственно только клеветническими наветами, достигшими острова раньше меня.
Однако же мало-помалу, наблюдая мое искреннее рвение в молитвах, братья прониклись ко мне любовью и доверили мне занятие ответственное и почетное — присмотр за немалым хозяйством монастыря, чему я был рад несказанно, поскольку и не надеялся уже на справедливое к себе отношение.
Итак, кто-то довольно могущественный назначает Иоанна хранителем этих вещей. Иоанн скрепя сердце повинуется, принимает монашество и, находясь уже на смертном одре, пишет письмо своему преемнику, не иначе как члену того же самого таинственного братства. Передает дела, так сказать.
О каких предметах идет речь, черт побери? Который день ломаю голову. Куда девалась моя хваленая интуиция?
Однако я тебя утомил и намерен откланяться.
Электронная переписка наводит на меня тоску. Но какой смысл писать бумажное письмо, если ты не успеешь его получить.
В твоей записке говорится, что обратный рейс через неделю, я тебя встречу в Гатвике, разумеется. Осторожнее там с оливковыми Педро и смуглыми Хуанами, о них идет плохая слава.
ОФ

МОРАС
декабрь, 15, вечер
он был прав — я оказался в пачвилле в четыре часа, сиеста закончилась, и на главной улице все вздрогнуло и задвигалось, как в сказке про спящую красавицу: повара, воины, придворные и всякий сброд
здесь у всех домов есть имена, три подряд, до земли увешанные цветущей травой: мария, маргарет, питер, два одинаково розовых с резными балкончиками — джим и джулия, а один, желтого кирпича, просто — майами
поймал себя на том, что ищу табличку лукас
по дороге я видел ленивую собаку на пороге ювелирной лавочки, у нее было бельмо на глазу, я и не знал, что с собаками это случается
в ла террассе — это не ресторан, оказывается, а большущая гостиница с кафе — есть терраса на самом деле, голубоватый мрамор с прожилками, заставленная плетеными белыми стульями
у одного стула сиденье было прожжено сигаретой, осталось красивое черное пятно на белой соломе, на столе стояли пластиковые фиалки в пластиковой вазочке, меня передернуло
когда видишь такие цветы, то предчувствуешь чье-то несчастье
по мраморному полу тянулась рыжая муравьиная ниточка, муравьи таскали по своей пустыне тяжелые сосновые иглы
мрачная девчонка принесла мне кофе, из-под ажурной майки у нее виднелись несвежие бретельки, на груди, как табличка у местного дома, болталась картонка с именем — сабина
если бы я не был такой дурак, то сразу ушел бы
квартал пачвилль подавал мне ясные знаки: полуслепая собака, фиолетовый анилин, сабина с волосами подмышечного цвета, но я был дурак, дурак, дурак
позови лукаса, сказал я подавальщице, быстро допив кофе и стараясь не дрожать голосом, скажи — его друг приехал
она как будто застыла с моей чашкой в руках — кого? здесь такого нет, ее наждачный английский терзал мои уши, видоннахэвсамэгай
я встал, бросил монеты на стол и пошел в рецепцию, что с ней разговаривать, у нас в больнице была одна с таким же лицом, она с юных лет считала себя королевой викторией
сабина побежала было за мной, причитая, мои деньги ей не понравились, я забыл их поменять на лиры, но ее остановил менеджер в униформе, точь-в-точь такой, как была у меня на принцессе
наши в городе, подумал я и толкнул тяжелую стеклянную дверь

без даты
не знаю, как тут об этом писать
никакого лукаса нет
и не было никакого лукаса
когда я пришел в рецепцию, парень с растаманской косицей, сидевший с журналом за зеркальной стойкой, молча сунул мне анкету — заполнять
мне нужен лукас, сказал я, двигая анкету обратно по холодному стеклу, он здесь работает
тут он поднял на меня глаза и усмехнулся
от этого я сразу ощутил, как отражаюсь сразу в шести зеркальных колоннах, и спине стало холодно
тебе туда! он махнул рукой на дверь для стаффа
там, в комнате, увешанной глянцевыми плакатами, сидели две толстые мальтийки — одна в блеклых кудряшках, уткнувшаяся в компьютерный экран, другая с голубыми волосами и в майке с надписью мне не 30, мне 29.99, обе уставились на меня с недоумением
это к лукасу! послышался голос администратора с косицей, принимайте любовничка
и тут они засмеялись
они смеялись часа два, не меньше, а может быть, и три
а с плаката на стене улыбался огромный лукас в золотистой рубашке, расстегнутой на груди
это был он! я просто не сразу узнал его
глаза цвета перестоявшего меда, проволочная латунная челка, плоские скулы с рыжеватым румянцем, как у младенцев на рождественских открытках, чуть длинноватые пальцы с распухшими суставами, я просто не сразу узнал
в руках у лукаса был микрофон, на груди висела красная сияющая гитара на кожаном сыромятном ремне
эту фотографию он мне присылал! только без гитары
да ты садись, сказала девица, похожая на стареющую мальвину, поговорим
я сел, но говорить пока не мог
вторая девица налила мне чего-то холодного из глиняного чайника с черным иероглифом на боку, иероглиф был похож на восьмерку, кажется, это означает долголетие
в комнате стало душно и звонко, будто влетела стая невидимых пчел, много, много ленивых невидимых пчел
по крайней мере, я слышал густое жужжание, все в комнате наполнилось этим жужжанием, в голове у меня тоже что-то жужжало и плавилось
они прилетели на мед!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34