— Татарин, возьми вон духовскую трубу, прикрутишь к своей, и будет двустволка! — крикнул я Уралу.
— Там у разведчиков что-то случилось, — сказал Урал, показывая в их сторону.
— Да вижу, сейчас узнаем, — ответил я.
Мы подбежали к разведчикам, Серега сидел на земле закрыв лицо руками, руки у него были в крови, рядом стояли Артиков и Царев, а Андрей сидел перед Серегой с медицинским пакетом и пытался разглядеть его рану. Андрей тщетно пытался оторвать Серегины руки от лица, тот не давался и стонал. Рядом лежал Семен с забинтованной головой, Семен был водилой на БМПшке.
— Что случилось? — спросил я пацанов.
— Сереге вроде челюсть пулей разворотило, медиков надо, я его промедолом вмазал, но этого мало, не могу перевязать, он вцепился в лицо руками, хрен оторвешь, — ответил Андрей.
— А с водилой что? — опять спросил я.
— Башкой об люк ебн-.лся, когда с откоса слетели, но с ним все нормально, кусок шкуры с лобешника вырвало, но череп целый.
Я достал оставшуюся ампулу с морфием и протянул Андрюхе.
— На, морфием вмажь Серегу. «Баян» есть?
— Да есть, но все равно медиков надо.
К нам подбежали ротный, Грек, Закиров и Хохол.
— Ну, че здесь такое? — спросил ротный.
— Да вот пуля в челюсть попала, «таблетку» надо вызвать, — сказал кто-то из разведчиков.
— Ну так чего же не вызовите?
— У нас в БМПшке рация не пашет.
— У них там всего одна «таблетка», она к танкистам уехала, вторую духи спалили в кишлаке, который мы чесали, да и медиков там осталось три человека, капитан, водила и сержант, — сказал я ротному.
— Ну, давайте, берем раненых и наверх, сейчас к колонне прилетит вертушка из Шинданта, — скомандовал ротный и спросил: — Семенов сам может идти?
— Да я смогу, — глухим голосом произнес Семен.
— Закиров, помоги Семенову взобраться наверх.
Андрей ширнул Сереге укол в вену и перевязывал ему лицо. Замотав ему челюсть бинтом под самый нос, он взял его под руки.
— Ну, давайте, потащили, чего смотрите, — обратился к нам Андрюха.
Царев взял Серегу за ноги, и они его потащили к БТРам.
— А как вас сюда угораздило? — спросил ротный Артикова, показывая на БМПшку.
— Из-за сопки выскочили, а тут обрыв, Семен по тормозам дал, но поздно уже было, пока очнулись, машина уже в глине торчит, и Семен на сиденьи весь в крови. Когда с откоса летели, я увидел в стороне духов человек десять, я развернул пушку и влупил по ним очередью, духи, отстреливаясь, начали прыгать в расщелину, Серега, выскочив с автоматом на броню, стал стрелять по ним, и в это время какой-то дух его прошил. Пока мы повыскакивали, духи уже смылись, вот успели только двоих замочить, остальные смотались по расщелине, — закончил свой рассказ Артиков.
— Ну, ничего, сейчас подтянем авиацию, и пусть они перепашут эту расщелину вместе с тем кишлаком и зеленкой. Бляха-муха, вот БМПшку надо выволакивать как-то отсюда, — высказался ротный.
— Сейчас тягач подъедет и вытащит, мало будет тягача — танк подключим, — предложил я.
— Бережной, какой ты умный. А трос где ты такой возьмешь? Тут метров триста, не меньше. Или, может, ты ее на горбу до откоса дотащишь? — глядя на меня, сказал ротный.
«Да, действительно, а где же такой трос то взять?» — подумал я и спросил:
— Ну, а что тогда делать с ней?
— Взорвать ее нах-й, больше ни хрена ни чего не сделаешь. Сейчас доложу командиру, он решит.
Мы взобрались наверх и стали расходиться по машинам, Серегу с Семеном посадили на БТР ротного, ротный подошел к нашему БТРу и обратился ко мне:
— Бережной, вы пока с разведчиками здесь оставайтесь, а я там решу с командованием, что делать дальше.
— Хорошо, решайте, — ответил я и взобрался на броню.
Машины нашей роты, отъехав, направились в сторону колонны, разведчики уселись в тень от БТРа, а я залез в отсек и, развернув пулеметы, направил их в сторону БМПшки, Урал с Сапогом в это время рассказывали Туркмену, что произошло внизу.
— Туркмен, надень шлемофон, может, будут вызывать, — обратился я к Туркмену.
Он надел шлемофон и стал слушать эфир.
— Не дай бог, нас сейчас погонят в тот кишлак, километров пять мотать до него, — сказал с сожалением Урал.
— Не ссы, Татарин, не погонят, время у нас нету с этим кишлаком возится, колонна до темна должна прибыть на место, — успокаивал я Урала.
— Да хорошо бы так, а то ведь х-й поймешь, что у них там на уме.
Минут через двадцать показалась санитарная вертушка и села возле танков, потом от колонны отделились пара БТРов и БМПшка разведчиков, они направились к нам.
Когда они приблизились, я заметил, что это были машины ротного и Грека, Хасан тоже ехал с ними, он сидел на броне рядом Греком, они о чем-то болтали.
Первым к нам подкатила БМПшка разведчиков, летеха спрыгнул с брони и подошел к разведчикам, мы с Туркменом вылезли на броню БТРа.
— БМПшку эту будем бросать, сейчас прилетят «крокодилы» и начнут бомбить местность и БМПшку тоже разх-.ярят заодно, а сейчас пойдем и снимем с нее все что надо, время у нас полчаса.
Разведчики направились к БМПшке, а мы остались ждать их. Хасан запрыгнул на броню своего БТРа.
— Земляка моего ранило, — выпалил он.
— Кого? — спросил я.
— Шавдета, на гражданке жили рядом, даже встречались иногда, он был из соседнего аула, мы туда на танцы ходили, бывало, бакланили с ними.
— Про Серегу с Семеном слышал?
— Да я видел их, Серегу с Шавдетом погрузили в вертушку, а Семен отказался лететь, говорит, что нормально себя чувствует и в госпиталь не хочет. Блядь, Шавдета жалко, пизд-ц ему наверно.
— А че так? —Спросил Хасана Туркмен.
— Да ему по затылку траком уеб-ло, череп проломился, вроде в сознании, но это шок, а так не знаю, что будет. Капитан медиков как-то так посмотрел на него после перевязки, по лицу капитана было видно, что ничего хорошего Шавдета не ждет.
— А как это ему траком угораздило?
— По броне он в это время лазил, а в тот момент, когда мина е-нула, он на подкрылке стоял, как раз над этим катком. Если даже выживет, один х-й дураком останется.
— Да все мы дураками отсюда вернемся, кто-то больше, кто-то меньше, — сказал Туркмен.
— Но мы-то хоть целые пока, — сказал я, глядя на Туркмена.
— Да целые, и вроде нормальные, но это мы здесь нормальные, а там, на гражданке, мы для всех дураки, вот посмотрите, — ответил Туркмен.
— Это почему еще? — спросил я удивленно.
— Почему? Да потому! Вот представь, вернешься ты на гражданку, ну там встреча, пьянка и так далее. Начнешь со своими корешами о житье-бытье базарить, они будут тебе рассказывать, как они на танцах балдели, баб снимали, смеяться будут, веселится. А ты что им расскажешь? Может про то, как ты здесь пыль глотал вперемешку с песком и свинцом, да? Про выжженные кишлаки расскажешь, про эти проклятые горы. А может, ты им расскажешь, как друзей своих хоронил? Ну, может, ты им про это все и расскажешь в пьяном бреду. Но поймут ли они тебя? Да, они будут слушать тебя, развесив уши, и может даже посочувствуют, но через пять минут они про эти твои рассказы забудут. А ты сам забудешь все это когда-нибудь? Я думаю, навряд ли. А насчет баб, что ты им расскажешь? Вот твоя баба, — Туркмен дернул за ствол моего АКСа. — Вот ее ты каждый день обнимаешь, с ней засыпаешь, с ней просыпаешься, гладишь ее, ухаживаешь за ней, и нет для тебя ближе ничего, кроме вот этого автомата. Помните, я вам рассказывал про пацана из моего города, который пришел из Афгана в восемьдесят первом? Он по началу тоже был веселый такой, про Афган иногда рассказывал, а потом замкнулся в себе, начал бухать беспробудно, а в оконцовке пошел в горы, забрался на скалу, прыгнул с нее и разбился. Я тогда думал, что это он по пьяне замкнул, или у него крыша съехала, но теперь я понимаю, почему он это сделал. Вот так, мужики, мало с войны живым вернуться, надо еще после нее жить как-то. И молите бога, что вы родились не в этой проклятой стране, а то бы бегали сейчас по расщелинам и кяризам вон от этих вертушек, — Туркмен показал на приближающиеся со стороны Шинданта вертушки, их было четыре. — А кто его знает, может завтра война придет и в наш дом, — закончил Туркмен и залез в водительский люк БТРа.
Мы сидели с Хасаном и молча смотрели друг на друга. На Туркмена, бывало, находили философские заходы, я особенно не придавал значение его душевным порывам, просто мне было наплевать, что будет завтра, но в такие моменты мы не спорили с Туркменом, может потому, что в его словах все таки была доля правды.
Разведчики поснимали со своей машины все необходимое и взобрались наверх, потом они погрузились в оставшуюся БМПшку, и мы двинулись к колонне. Спустя полчаса колонна двинулась дальше, уже отъезжая, мы наблюдали, как одна вертушка отделилась от остальных и, описав круг, выпустила несколько ракет в место, где находилась брошенная БМПшка, после чего она взяла курс на кишлак, догоняя своих, и скрылась из виду.
ЧАЙ С КАЙФОМ
Проехав несколько километров, Туркмен снова отдал мне руль и полез в отсек отдыхать, Хасан тоже завалился на десантное сидение, и вскоре они с Туркменом мирно уснули. Урал перелез на командирское сидение и, достав из кармана письма, стал их перечитывать, а Сапог, сидя на вещевом мешке, что-то шил, то ли подменную куртку от ХБшки, то ли штаны.
Я глянул на Урала, читающего письма, — меня в очередной раз взяла жуткая тоска, как все-таки много значат для солдата письма из дома, и как тоскливо, когда эти письма не получаешь; я уставился в лобовое стекло и постарался отогнать эти тоскливые мысли, но они цепко сидели у меня в голове. Не зная, как отогнать от себя эти мысли, я взял шлемофон и надел его, эфир молчал, далее я прогулялся по волнам, — голос Америки трепался о какой-то ерунде, навроде того, что, мол, афганское правительство приняло ряд чрезвычайных мер по борьбе с мятежниками и, в общем, всякая хрень в этом роде, я снял шлемофон и бросил его на колени.
Колоннна повернула немного восточнее, и пыль сдувалась ветром в сторону, теперь хорошо было видно впереди идущий БТР и ориентироваться стало легче. Но долго это не продолжалось, примерно через час колоннна опять взяла прежний курс, и снова пыль заволокла окно.
К вечеру ветер стал утихать, и жара спала, колоннна въехала на горную дорогу, и километров пять мы ехали над обрывом, я поначалу хотел разбудить Туркмена, чтоб он сел за руль, но, немного подумав, не стал его будить, пусть спит, когда проснется — сам сядет за управление. Местами дорога была настолько узкая, что камни из-под колес улетали в пропасть. Техника двигалась по горной дороге очень медленно, на поворотах танки передвигались небольшими рывками, эти пять километров мы преодолевали больше двух часов. Но вот наконец-то колоннна вышла в долину, а горы остались где-то сбоку, командир объявил в эфир, что примерно через час колоннна будет на месте.
Колонна развернулась перпендикулярно горам и направилась в сторону Иранской границы. Проснулись Туркмен и Хасан, Туркмен сел за руль, а мы с Хасаном вылезли на броню, почти все экипажи БТРов сидели на броне. Ветер окончательно стих, и пыль больше не стояла столбом над колонной, солнце тоже начинало закатываться за горизонт, и жара совсем спала. На земле Афгана наступила благодать, вечерело, снаружи не холодно-не жарко, лишь изредка ощущалось легкое прохладное дуновение, очень красиво смотрелся закат солнца. На броню вылезли Урал с Сапогом, они уселись рядом с нами.
— Ну что, Сапог, как тебе видуха Афгана. Красиво? — спросил я Сапога, показывая на зарево заката.
— Да, нормально, — ответил Сапог.
— Э-э-х! Ну что, пацаны, может обдолбимся на фоне этой красоты?! — воскликнул Хасан, после чего достал чарс и пару сигарет.
— Забивай, Хасан, забивай, сейчас не грех курнуть, никаких тебе обломов, ни жары, ни ветра, ни стрельбы, — ответил я ему и спросил Сапога: — Сапог, а давай курни немного плану, а то ведь так и не поймешь всей этой жизни до конца.
— Ну ладно, попробовать можно, — ответил, колеблясь, Сапог.
— Курни-курни, Сапог, а то ведь не познаешь настоящего кайфа, — добавил Хасан, забивая сигареты.
— Туркмен, а ты как насчет курехи? — крикнул я в люк.
— Не, я не буду, мне и так ништяк.
— Ну, как хочешь, наше дело преложить.
Хасан прикурил одну сигарету и передал мне, я пару раз затянулся и передал косяк Сапогу.
— На, Сапог, держи, втягивай дым вместе с воздухом. Видел, как я делал?
Сапог кивнул и взял косяк, он его повертел, потом поднес к губам и начал втягивать дым.
— Сапог, ну че ты ссышь, ближе подноси «гильзу», не бойся косяк тебя не укусит, — сказал я.
Сапог затянулся и стал кашлять.
— Я же тебе говорю, с воздухом тяни, дурак.
Откашлявшись, Сапог сделал еще одну затяжку, но уже послабее, выпустив дым он произнес:
— Я слышал, что с первого раза обычно не цепляет.
— Где это ты слышал? — спросил Хасан, и затянулся дымом от второго косяка.
— На гражданке еще, — ответил Сапог.
— Это на гражданке с первого раза не цепляет, а в Афгане цепляет еще до того, как косяк забьешь, — сказал я, смеясь.
— Почему? — спросил Сапог, выпуская дым, и одна бровь его резко поднялась вверх.
Я заметил, что Сапога уже начало накрывать, но он об этом пока еще не знает.
— Да ты передавай косяк дальше, а то с брони свалишься, — сказал я Сапогу.
— Че?
— Косяк, говорю, передавай Татарину. Замкнул что ли?
— А-а. А почему? — вдруг ляпнул Сапог, отдавая косяк Уралу.
— Че почему? — я уставился на Сапога.
— Почему в Афгане сразу цепляет?
— Потому что на гражданке беспонтовая солома, а здесь чарс. Понимаешь? — ответил Хасан.
— А-а.
— А где твой автомат? — спросил я Сапога.
— В БТРе.
— Ты посмотри, — вот мой автомат, у Хасана, вон, автомат с собой, у Урала, — я посмотрел на Урала, и не увидев у него гранатомета спросил: — А где твоя труба, Татарин?
— Да ну ее нах-й.
— А если духи?
— Ну и х-й с ними.
— Татарин, ты че, давай тащи свою трубу сюда.
— А на хрена она мне?
— Будешь духов ею глушить, как булавой, ты же потомок Чингиз-хана.
— Да отвяжись ты, Юра, лучше Сапогу, вон, мозги парь.
Сапог в это время пытался втиснуться в люк, у него это получилось, правда, с трудом, после этого мы его на броне в этот вечер больше не видели. Видно тяжко было Сапогу, на измены упал, но ничего страшного, по первой такое случается со всеми.
Мы остались втроем на броне, и тут я вспомнил одну историю по гражданке.
— Пацаны, хотите, один прикол расскажу?
— Ну давай, приколи, коль не шутишь, — прошипел Хасан.
— Один мой знакомый по гражданке рассказывал, — он жил рядом с нашим детдомом и часто к нам забегал, его мать у нас в столовой поварихой была. Говорит, раз захотелось плану курнуть. Ну, думает, надо слетать, как стемнеет за анашой, пока бабки есть. А планом банковал на хате один барыга, жил он в соседнем квартале. Ну, тот цепляет червонец и к барыге на хату, цепанул пакет плану и пошел домой. Домой пришел, план затарил, а перед сном решил накуриться ништяк. Разделся, забил косяк, свет в комнате вырубил и пошел на балкон курить. Ну, рассказывает, курнул я косяк, походил по комнате, чую — не цепляет ни хрена, я второй забиваю, и его тоже курнул, подождал, никакого понту. Ну, думаю, кинул меня барыга еб-.ный, сейчас я с ним разберусь, беру пакет и валю к нему на хату разборки наводить. Пришел, звоню, дверь открывается, на пороге стоит этот барыга и смотрит на меня вылупив шары. Я ему пакет сую со словами: "Ты че, мол, туфту мне толкаешь, план твой ни хрена не цепляет, ты че меня за черта считаешь, что ли, на, забирай свою солому и гони мне мои бабки ". Тот подождал, пока я заткнусь, и говорит уссыкаясь: «Да ты на себя посмотри», и тычет мне пальцем в живот, я глаза опустил и оху-л, на мне были надеты всего лишь трусы и носки. Ну, ни хрена, думаю, заморочки, а я ведь почти два квартала по городу так прошагал.
— А дальше че, дальше че? — спросил смеясь Хасан.
— Да ниче, этот барыга дал ему напрокат трикошку с рубахой и домой отправил.
Колонна в это время проезжала между двумя кишлаками, жители кишлаков стояли вдоль дороги, размахивая всякой дребеденью для продажи или обмена, в основном это были чумазые бачата, некоторые из них подбегали вплотную к БТРам и что-то выкрикивали. Проезжая мимо них я развел руками и помахал, мол, ничего не надо, они корчили нам рожи, и показывали языки. Мы, глядя на них, стали закатываться смехом, эти бачата были похожи на чертиков, я даже представил их с рожками и хвостиками, ну — натуральные чертята. Вот вырастут из этих чертят большие черти, и будут потом стрелять в нас из засады, я даже начал представлять, как эти бачата превращаются в злых и страшных душманов. Я посмотрел на свой автомат, блин, перестрелять бы их, пока еще они маленькие, промелькнула у меня в голове страшная мысль, но какая-то внутренняя сила сдерживала меня от такого безумного выпада, значит, мы еще не превратились в законченных злодеев.
Минуя кишлаки, колонна направилась к горам, которые простирались вдоль границы с Ираном, но горы эти находились на афганской территории, Иран был за ними.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37