По-прежнему пачками приходили письма от моих избирателей из Карело-Финской ССР, от полярников, часто от незнакомых людей с различными просьбами: помочь получить жильё, устроиться на работу, достать лекарства, дать жизненный совет и многое, многое другое. Я старался, как мог, быть полезным людям, и это приносило большое удовлетворение.
Осенним днём 1948 года ко мне приехал академик П. П. Ширшов вместе с видным полярным учёным-биологом В. Г. Богоровым. Разговор повели без всякой дипломатии, с ходу.
— Мы приехали, Дмитрич, — сказал Ширшов, — просить тебя помочь нам.
И Ширшов рассказал, что перегружен делами — он был не только министром морского флота, но и возглавлял в Академии наук институт.
Ширшов предложил мне должность своего заместителя в Институте океанологии…
— Тебе и объяснять не надо, — продолжал Ширшов, — что в институте я бываю редко. Вениамин Григорьевич — мой заместитель, но его дело — наука. А нам предстоит очень большая организационная работа…
— Прежде всего надо развернуть экспедиционную деятельность, — подхватил Богоров. — А у вас огромный опыт в этом деле. В институте начинает работать первое научно-исследовательское судно «Витязь», организована станция в Геленджике. Институт должен наконец выйти в море, и, чем скорее, тем лучше.
— Мы приглашаем тебя на должность заместителя директора Института океанологии по экспедициям, — закончил Ширшов. — Должность скромная, но зато творческая! Я предоставлю тебе полную свободу действий. Мы очень рассчитываем на твой опыт…
Всё это было для меня неожиданностью. За два года много воды утекло, большие перемены произошли, и я понимал, что надо приставать к какому-то берегу. Душа моя давно требовала работы.
Я поблагодарил Ширшова и Богорова, пообещал дать ответ несколько позже.
В один из следующих дней я поехал в ЦК партии па приём к секретарю ЦК ВКП(б) Алексею Александровичу Кузнецову и рассказал ему о предложении Ширшова.
— Советую вам дать согласие, — ответил Кузнецов. — Работать в Академии наук почётно.
Я уважал А. А. Кузнецова и не мог не прислушаться к его словам, потому что этот человек всегда относился ко мне с чувством симпатии, которое, конечно, было взаимным.
И я сообщил Ширшову, что принимаю его предложение. Так начался новый этап моей жизни. Эта работа — создание советского научного флота и организация экспедиционных исследований в океанах и морях — продолжается вот уже тридцать лет. То, что мы имеем сейчас, несравнимо с тем, что было. Начинать пришлось на голом месте.
Впрочем, это здорово — стоять у истоков нужного дела. Это всегда интересно, хотя и сопряжено со множеством трудностей.
Академик Пётр Петрович Ширшов был не только крупным учёным, но обладал ещё неоценимым даром — предвидел пути развития науки и был прекрасным её организатором.
В самом начале 1941 года Ширшов создал в Академии наук СССР Лабораторию океанологии, в основном для обработки и анализов материалов, собранных нами на дрейфующей станции «СП-1». К работе он привлёк видных учёных: планктонологов В. Г. Богорова и П. И. Усачева, физика моря Б. В. Штокмана, микробиолога В. О. Калиненко. Окончилась война, и Ширшов, вернувшись к научной работе, одним из первых определил и сформулировал задачи советских учёных в изучении морей и океанов. По его инициативе в декабре 1945 года был организован Институт океанологии: слили Лабораторию океанологии и Каспийскую экспедицию. Эту экспедицию тогда возглавлял авторитетный советский гидролог и обаятельнейший человек профессор Б. А. Апполов.
Ширшов привлёк в новый институт многих крупных учёных.
Коллектив института был небольшим, и занимали мы всего четыре комнаты в особняке на улице Обуха в Москве. Ширшов попросил меня заняться ликвидацией «надомничества» — многие научные сотрудники неделями не появлялись на работе — и найти приличное здание для института. Легко сказать — отыскать подходящее здание в условиях послевоенной Москвы. Пришлось постучаться в двери управляющего делами Совета Министров СССР Чадаева и председателя Моссовета Бобровникова. С их помощью удалось получить в проезде Владимирова трехэтажный каменный корпус. В нём размещалась ткацкая фабрика, которую намечали перевести в другой район. Фабрику действительно перевели, пришли проектировщики и строители, в бывших цехах спроектировали и построили лаборатории и научные кабинеты. В 1950 году институт наконец переехал в новое помещение.
Но главной моей задачей было — организовать экспедиционную деятельность. А для этого требовались корабли. Необходимо было создать плавучие лаборатории, а ещё лучше — плавучий институт. Таким институтом стал «Витязь», сыгравший выдающуюся роль в успехах советской морской науки.
Все мы понимали, что только с помощью большого экспедиционного судна институт сможет развиваться и приносить пользу Советскому государству. Но непросто было построить такое судно в годы, когда страна ещё залечивала раны, нанесённые войной, когда не хватало самого необходимого. Проектирование и постройкой нового корабля заняли бы шесть-семь лет. Оставался единственный путь — приспособить для наших целей одно из имевшихся судов. Ширшов, как министр морского флота, выделил нам транспортное судно. Подобрать корабль он поручил Вениамину Григорьевичу Богорову и капитану дальнего плавания Сергею Илларионовичу Ушакову. Осмотрев несколько десятков судов, они остановили выбор на грузовом теплоходе постройки 1939 года. С. И. Ушаков составил техническое задание, на основе которого ленинградское специальное проектно-конструкторское бюро разработало проект переоборудования судна в научно-исследовательское. Проект утвердили, и судно отправили в Висмар (ГДР) на судоверфь. После перестройки на судне могли длительное время плавать 135 человек — экипаж и научные сотрудники — при полном обеспечении их всем необходимым. Новый корабль в память о судне, на котором в 1886—1890 годах С. О. Макаров проводил исследования в Атлантическом и Тихом океанах, назвали «Витязем».
Свой первый экспериментальный рейс «Витязь» провёл весной 1949 года в Чёрном море, а летом был направлен на Дальний Восток, и вся последующая история корабля связана с дальневосточными морями, Тихим и Индийским океанами. За двадцать шесть лет работы «Витязь» совершил 60 рейсов, прошёл по морям и океанам более 700 тысяч миль.
В результате работ, проведённых учёными на «Витязе», коренным образом изменились представления об Охотском, Беринговом и Японском морях, пополнились наши знания о Тихом и Индийском океанах.
Данные о природе и ресурсах Мирового океана, полученные участниками экспедиции на «Витязе», осветили принципиально по-новому важные процессы, совершающиеся в толще океанских вод. Трудно назвать кого-либо из известных советских океанологов, кто бы не прошёл школу исследователей морей и океанов на «Витязе».
Нелегко было снарядить «Витязь» в первый рейс, но нам охотно помогали многие министерства и ведомства, управления и отделы Академии наук СССР, члены Президиума Академии. Мне приходилось часто обращаться к президенту Академии наук СССР Сергею Ивановичу Вавилову, к этому благородному, глубоко гуманному и мудрому человеку. Счастлив, что имел возможность встречаться с ним. К Сергею Ивановичу я мог заходить в любое время. Но я старался не злоупотреблять его добрым отношением и обращался только тогда, когда надолго «застревал» какой-нибудь крупный вопрос.
— Если бы вы знали, Иван Дмитриевич, — сказал мне однажды Вавилов, — как я завидую тем, кто пойдёт в море работать на «Витязе». Какие богатые научные перспективы сулят его экспедиции. Ведь в нашей стране до сих пор ещё не было подобного корабля науки. Я готов работать на нём даже лаборантом.
— А почему бы действительно вам не сходить в один рейс на «Витязе»? — оживился я.
Сергей Иванович грустно покачал головой:
— Дела не пустят. Да и врачи не разрешат…
Он достал из кармана маленькую пробирку с таблетками нитроглицерина и показал мне. В ответ я тоже достал из своего кармана это же лекарство и показал Вавилову. Мы засмеялись, хотя весёлого в этом было мало.
Сергея Ивановича мучали сердечные приступы, но он каждое утро в 9 часов, а то и раньше уже сидел за работой в своём кабинете. В январский день 1951 года я пришёл к нему уже вечером и попросил позвонить министру финансов СССР А. В. Звереву, чтобы тот принял меня: нам не хватало денег на приобретение некоторых приборов и оборудования для «Витязя». Сергей Иванович охотно выполнил мою просьбу, а затем подробно расспросил о результатах недавно закончившейся экспедиции «Витязя» в Охотском море. Из академии мы уходили вместе. Вавилов медленно спускался по лестнице, часто останавливался, тяжело дышал.
— Вам надо немедленно вызвать врача, Сергей Иванович, — сказал я ему, огорчённый.
На этот раз он не возражал:
— Да, пожалуй, так и сделаю. Сам вижу, что надо дать сердцу хотя бы небольшую передышку…
Мы простились у подъезда. Ночью Вавилов скончался. Это была тяжёлая утрата для советской науки и для всей страны.
Партия и правительство уделяли большое внимание развитию морских экспедиционных исследований. Результаты экспедиций обсуждались на заседаниях Президиума АН СССР и затем докладывались правительству. Ещё в первый год работы «Витязя» было принято решение о проведении экспедиции в Охотское море, одновременно был определён комплекс научных задач.
На корабле собрался тогда, в 1949 году, цвет и надежда советской океанологии. Какие имена, какие таланты! Начальником экспедиции был старший по возрасту и стажу научной работы профессор Лев Александрович Зенкевич — ведущий советский морской биолог. Он вёл кафедру гидробиологии в Московском университете — талантливый педагог, воспитавший не одно поколение морских биологов, создавший собственную научную школу.
К учёным старшего поколения принадлежал и профессор Семён Владимирович Бруевич, крупнейший гидрохимик, также родоначальник научной школы. На судне работали доктор биологических наук Пётр Юльевич Шмидт, видный ихтиолог, знаток дальневосточной ихтиофауны, ближайший сотрудник академика Л. С. Берга, и доктор биологических наук Василий Осипович Калиненко, один из основоположников отечественной морской микробиологии. В экспедиции принимал участие профессор Вениамин Григорьевич Богоров — заместитель директора института по научной части, крупный советский планктонолог. Он возглавлял в МГУ кафедру географии полярных стран.
Вообще же в рейсе «Витязя» биология была наиболее полно представлена. Здесь находились ученики Л. А. Зенкевича, кандидаты наук, специалисты по донной фауне (бонтосу) Зинаида Алексеевна Филатова и Татьяна Владимировна Щапова, доктор биологических наук, один из главных советских специалистов по ихтиопланктону Теодор Саулович Расе.
Гидрологические исследования велись под руководством доктора географических наук Алексея Дмитриевича Добровольского, ведущего советского физико-океанографа. А. Д. Добровольский уже много лет возглавляет кафедру океанологии МГУ. Исследованиями взаимодействия моря с атмосферой занимался кандидат физико-математических наук Георгий Петрович Пономаренко. Впоследствии он работал заместителем директора Морского гидрофизического института и прославился важными открытиями в Атлантическом океане. Во главе метеорологов стоял видный советский климатолог Владимир Семёнович Самойленко.
Работники в геологическом отряде также подобрались что надо: дружные, любящие своё дело. Тон задавал руководитель — доктор геолого-минералогических наук Пантелеймон Леонидович Безруков, человек упрямый и целеустремлённый. Пантелеймон Леонидович геологом был первоклассным и успешно применил свой опыт работы на суше для развития советской школы морской геологии. Ныне П. Л. Безруков — член-корреспондент АН СССР. С тем же упорством и настойчивостью, как и в первые годы, продолжает он исследования дна океанов и морей. Его ближайшим помощником был Вениамин Петрович Петелин, впоследствии не раз возглавлявший экспедиции в Тихий океан на «Витязе». Изучению рельефа дна Охотского моря много сил и времени отдал работник Института географии Александр Васильевич Живаго. Весь научный мир знает работы доктора географических наук А. В. Живаго, посвящённые изучению дна морей, омывающих Антарктиду.
«Витязь» не случайно называли плавучим университетом, во время экспедиций на его борту набирались опыта и знаний многие молодые учёные. Назову только тех молодых специалистов, которые были участниками первого рейса. Так вот, в первом плавании «Витязя» участвовали аспиранты Александр Петрович Лисицын (недавно избранный членом-корреспондентом Академии наук СССР) и доктор географических наук Глеб Борисович Удинцев. Более четверти века я слежу за их научным ростом, радуясь их успехам. Оба они стали крупными учёными, ведущими специалистами в своих областях знаний, известными и у нас, и за рубежом. В отряде Добровольского работал аспирант МГУ, ученик профессора Н. Н. Зубова Олег Иванович Мамаев. Ныне доктор географических наук О. И. Мамаев представляет советскую морскую науку в Международной океанографической комиссии при ЮНЕСКО. Тогдашний студент МГУ Михаил Евгеньевич Виноградов имеет теперь степень доктора наук, звание профессора, работает заместителем директора Института океанологии по научным вопросам.
Морская техника на «Витязе» была представлена Н. Н. Сысоевым и Е. И. Кудиновым, опытными инженерами-конструкторами механических приборов для морских исследований.
Я не случайно так подробно рассказываю об участниках первого рейса «Витязя» на Дальнем Востоке. Именно они заложили основу новой методики морских исследований. Они первыми освоили технические возможности такого большого и сложного исследовательского судна, как «Витязь», добились высоких результатов в научной деятельности.
Естественно, что и у экипажа такого судна определились совершенно иные обязанности, чем у команд транспортных судов. Экипаж не только обеспечивал эксплуатацию корабля и безопасность мореплавания, но и активно помогал научным работникам выполнять программу исследований.
Нам повезло, что первые два года «Витязем» командовал капитан дальнего плавания Сергей Илларионович Ушаков, опытнейший судоводитель и остроумный человек. Именно Ушаков установил правильные взаимоотношения экипажа и научного состава: воспитывал членов экипажа в духе единства целей и задач всего коллектива экспедиции, а научных работников приучал к корабельным порядкам.
Деятельность Института океанологии отнюдь не ограничивалась работой на «Витязе». «Витязь» — корабль дальнего плавания, а нам, учитывая нужды страны, необходимо было изучать и прибрежные воды. Для этого требовались малые корабли. Их выделило нам Министерство рыбной промышленности. Отдел геоморфологии и динамики морских берегов, которым руководил В. П. Зенкович, получил возможность работать в экспедициях, и вскоре наши сотрудники уже трудились на Камчатке, в Беринговом и Чёрном морях.
Получив хорошую лабораторную базу и исследовательские суда, Институт океанологии твёрдо стал на ноги. Тогдашние руководители Академии наук СССР — президент академик А. Н. Несмеянов и вице-президент академик И. П. Бардин — относились к нам со всем вниманием и помогали оперативно решать бесконечные проблемы и вопросы.
Я горжусь тем, что работал в Институте океанологии на заре его становления, был свидетелем первых его шагов и по мере сил способствовал его превращению в головной научный центр страны в области изучения океанов и морей.
Подходил к концу третий год моей работы в Институте океанологии. Президиум Академии наук СССР доложил правительству о результатах первых рейсов комплексной океанографической экспедиции на «Витязе». Нам надо было представить в Совет Министров на утверждение план и программу новой экспедиции. Разработкой научной части занимались Ширшов и Богоров, а на мою долю выпало согласование с Госпланом и министерствами целого ряда практических вопросов.
Большую помощь оказывал нам главный учёный секретарь Президиума АН СССР А. В. Топчиев.
Однажды, я пришёл к Топчиеву обсудить с ним неотложные мероприятия. Когда мы «утрясли» первостепенные вопросы, Александр Васильевич, увлёкшись, стал рассказывать о перспективах развития морской науки. И вдруг спросил:
— А не считаете ли вы, Иван Дмитриевич, что при Президиуме Академии нам надо создать хотя бы небольшую ячейку, которая вела бы научно-организационные работы по морским экспедициям? Мы, конечно, будем и дальше помогать Ширшову, но нельзя же в фокусе своего внимания держать только один Институт океанологии. Вот смотрите:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Осенним днём 1948 года ко мне приехал академик П. П. Ширшов вместе с видным полярным учёным-биологом В. Г. Богоровым. Разговор повели без всякой дипломатии, с ходу.
— Мы приехали, Дмитрич, — сказал Ширшов, — просить тебя помочь нам.
И Ширшов рассказал, что перегружен делами — он был не только министром морского флота, но и возглавлял в Академии наук институт.
Ширшов предложил мне должность своего заместителя в Институте океанологии…
— Тебе и объяснять не надо, — продолжал Ширшов, — что в институте я бываю редко. Вениамин Григорьевич — мой заместитель, но его дело — наука. А нам предстоит очень большая организационная работа…
— Прежде всего надо развернуть экспедиционную деятельность, — подхватил Богоров. — А у вас огромный опыт в этом деле. В институте начинает работать первое научно-исследовательское судно «Витязь», организована станция в Геленджике. Институт должен наконец выйти в море, и, чем скорее, тем лучше.
— Мы приглашаем тебя на должность заместителя директора Института океанологии по экспедициям, — закончил Ширшов. — Должность скромная, но зато творческая! Я предоставлю тебе полную свободу действий. Мы очень рассчитываем на твой опыт…
Всё это было для меня неожиданностью. За два года много воды утекло, большие перемены произошли, и я понимал, что надо приставать к какому-то берегу. Душа моя давно требовала работы.
Я поблагодарил Ширшова и Богорова, пообещал дать ответ несколько позже.
В один из следующих дней я поехал в ЦК партии па приём к секретарю ЦК ВКП(б) Алексею Александровичу Кузнецову и рассказал ему о предложении Ширшова.
— Советую вам дать согласие, — ответил Кузнецов. — Работать в Академии наук почётно.
Я уважал А. А. Кузнецова и не мог не прислушаться к его словам, потому что этот человек всегда относился ко мне с чувством симпатии, которое, конечно, было взаимным.
И я сообщил Ширшову, что принимаю его предложение. Так начался новый этап моей жизни. Эта работа — создание советского научного флота и организация экспедиционных исследований в океанах и морях — продолжается вот уже тридцать лет. То, что мы имеем сейчас, несравнимо с тем, что было. Начинать пришлось на голом месте.
Впрочем, это здорово — стоять у истоков нужного дела. Это всегда интересно, хотя и сопряжено со множеством трудностей.
Академик Пётр Петрович Ширшов был не только крупным учёным, но обладал ещё неоценимым даром — предвидел пути развития науки и был прекрасным её организатором.
В самом начале 1941 года Ширшов создал в Академии наук СССР Лабораторию океанологии, в основном для обработки и анализов материалов, собранных нами на дрейфующей станции «СП-1». К работе он привлёк видных учёных: планктонологов В. Г. Богорова и П. И. Усачева, физика моря Б. В. Штокмана, микробиолога В. О. Калиненко. Окончилась война, и Ширшов, вернувшись к научной работе, одним из первых определил и сформулировал задачи советских учёных в изучении морей и океанов. По его инициативе в декабре 1945 года был организован Институт океанологии: слили Лабораторию океанологии и Каспийскую экспедицию. Эту экспедицию тогда возглавлял авторитетный советский гидролог и обаятельнейший человек профессор Б. А. Апполов.
Ширшов привлёк в новый институт многих крупных учёных.
Коллектив института был небольшим, и занимали мы всего четыре комнаты в особняке на улице Обуха в Москве. Ширшов попросил меня заняться ликвидацией «надомничества» — многие научные сотрудники неделями не появлялись на работе — и найти приличное здание для института. Легко сказать — отыскать подходящее здание в условиях послевоенной Москвы. Пришлось постучаться в двери управляющего делами Совета Министров СССР Чадаева и председателя Моссовета Бобровникова. С их помощью удалось получить в проезде Владимирова трехэтажный каменный корпус. В нём размещалась ткацкая фабрика, которую намечали перевести в другой район. Фабрику действительно перевели, пришли проектировщики и строители, в бывших цехах спроектировали и построили лаборатории и научные кабинеты. В 1950 году институт наконец переехал в новое помещение.
Но главной моей задачей было — организовать экспедиционную деятельность. А для этого требовались корабли. Необходимо было создать плавучие лаборатории, а ещё лучше — плавучий институт. Таким институтом стал «Витязь», сыгравший выдающуюся роль в успехах советской морской науки.
Все мы понимали, что только с помощью большого экспедиционного судна институт сможет развиваться и приносить пользу Советскому государству. Но непросто было построить такое судно в годы, когда страна ещё залечивала раны, нанесённые войной, когда не хватало самого необходимого. Проектирование и постройкой нового корабля заняли бы шесть-семь лет. Оставался единственный путь — приспособить для наших целей одно из имевшихся судов. Ширшов, как министр морского флота, выделил нам транспортное судно. Подобрать корабль он поручил Вениамину Григорьевичу Богорову и капитану дальнего плавания Сергею Илларионовичу Ушакову. Осмотрев несколько десятков судов, они остановили выбор на грузовом теплоходе постройки 1939 года. С. И. Ушаков составил техническое задание, на основе которого ленинградское специальное проектно-конструкторское бюро разработало проект переоборудования судна в научно-исследовательское. Проект утвердили, и судно отправили в Висмар (ГДР) на судоверфь. После перестройки на судне могли длительное время плавать 135 человек — экипаж и научные сотрудники — при полном обеспечении их всем необходимым. Новый корабль в память о судне, на котором в 1886—1890 годах С. О. Макаров проводил исследования в Атлантическом и Тихом океанах, назвали «Витязем».
Свой первый экспериментальный рейс «Витязь» провёл весной 1949 года в Чёрном море, а летом был направлен на Дальний Восток, и вся последующая история корабля связана с дальневосточными морями, Тихим и Индийским океанами. За двадцать шесть лет работы «Витязь» совершил 60 рейсов, прошёл по морям и океанам более 700 тысяч миль.
В результате работ, проведённых учёными на «Витязе», коренным образом изменились представления об Охотском, Беринговом и Японском морях, пополнились наши знания о Тихом и Индийском океанах.
Данные о природе и ресурсах Мирового океана, полученные участниками экспедиции на «Витязе», осветили принципиально по-новому важные процессы, совершающиеся в толще океанских вод. Трудно назвать кого-либо из известных советских океанологов, кто бы не прошёл школу исследователей морей и океанов на «Витязе».
Нелегко было снарядить «Витязь» в первый рейс, но нам охотно помогали многие министерства и ведомства, управления и отделы Академии наук СССР, члены Президиума Академии. Мне приходилось часто обращаться к президенту Академии наук СССР Сергею Ивановичу Вавилову, к этому благородному, глубоко гуманному и мудрому человеку. Счастлив, что имел возможность встречаться с ним. К Сергею Ивановичу я мог заходить в любое время. Но я старался не злоупотреблять его добрым отношением и обращался только тогда, когда надолго «застревал» какой-нибудь крупный вопрос.
— Если бы вы знали, Иван Дмитриевич, — сказал мне однажды Вавилов, — как я завидую тем, кто пойдёт в море работать на «Витязе». Какие богатые научные перспективы сулят его экспедиции. Ведь в нашей стране до сих пор ещё не было подобного корабля науки. Я готов работать на нём даже лаборантом.
— А почему бы действительно вам не сходить в один рейс на «Витязе»? — оживился я.
Сергей Иванович грустно покачал головой:
— Дела не пустят. Да и врачи не разрешат…
Он достал из кармана маленькую пробирку с таблетками нитроглицерина и показал мне. В ответ я тоже достал из своего кармана это же лекарство и показал Вавилову. Мы засмеялись, хотя весёлого в этом было мало.
Сергея Ивановича мучали сердечные приступы, но он каждое утро в 9 часов, а то и раньше уже сидел за работой в своём кабинете. В январский день 1951 года я пришёл к нему уже вечером и попросил позвонить министру финансов СССР А. В. Звереву, чтобы тот принял меня: нам не хватало денег на приобретение некоторых приборов и оборудования для «Витязя». Сергей Иванович охотно выполнил мою просьбу, а затем подробно расспросил о результатах недавно закончившейся экспедиции «Витязя» в Охотском море. Из академии мы уходили вместе. Вавилов медленно спускался по лестнице, часто останавливался, тяжело дышал.
— Вам надо немедленно вызвать врача, Сергей Иванович, — сказал я ему, огорчённый.
На этот раз он не возражал:
— Да, пожалуй, так и сделаю. Сам вижу, что надо дать сердцу хотя бы небольшую передышку…
Мы простились у подъезда. Ночью Вавилов скончался. Это была тяжёлая утрата для советской науки и для всей страны.
Партия и правительство уделяли большое внимание развитию морских экспедиционных исследований. Результаты экспедиций обсуждались на заседаниях Президиума АН СССР и затем докладывались правительству. Ещё в первый год работы «Витязя» было принято решение о проведении экспедиции в Охотское море, одновременно был определён комплекс научных задач.
На корабле собрался тогда, в 1949 году, цвет и надежда советской океанологии. Какие имена, какие таланты! Начальником экспедиции был старший по возрасту и стажу научной работы профессор Лев Александрович Зенкевич — ведущий советский морской биолог. Он вёл кафедру гидробиологии в Московском университете — талантливый педагог, воспитавший не одно поколение морских биологов, создавший собственную научную школу.
К учёным старшего поколения принадлежал и профессор Семён Владимирович Бруевич, крупнейший гидрохимик, также родоначальник научной школы. На судне работали доктор биологических наук Пётр Юльевич Шмидт, видный ихтиолог, знаток дальневосточной ихтиофауны, ближайший сотрудник академика Л. С. Берга, и доктор биологических наук Василий Осипович Калиненко, один из основоположников отечественной морской микробиологии. В экспедиции принимал участие профессор Вениамин Григорьевич Богоров — заместитель директора института по научной части, крупный советский планктонолог. Он возглавлял в МГУ кафедру географии полярных стран.
Вообще же в рейсе «Витязя» биология была наиболее полно представлена. Здесь находились ученики Л. А. Зенкевича, кандидаты наук, специалисты по донной фауне (бонтосу) Зинаида Алексеевна Филатова и Татьяна Владимировна Щапова, доктор биологических наук, один из главных советских специалистов по ихтиопланктону Теодор Саулович Расе.
Гидрологические исследования велись под руководством доктора географических наук Алексея Дмитриевича Добровольского, ведущего советского физико-океанографа. А. Д. Добровольский уже много лет возглавляет кафедру океанологии МГУ. Исследованиями взаимодействия моря с атмосферой занимался кандидат физико-математических наук Георгий Петрович Пономаренко. Впоследствии он работал заместителем директора Морского гидрофизического института и прославился важными открытиями в Атлантическом океане. Во главе метеорологов стоял видный советский климатолог Владимир Семёнович Самойленко.
Работники в геологическом отряде также подобрались что надо: дружные, любящие своё дело. Тон задавал руководитель — доктор геолого-минералогических наук Пантелеймон Леонидович Безруков, человек упрямый и целеустремлённый. Пантелеймон Леонидович геологом был первоклассным и успешно применил свой опыт работы на суше для развития советской школы морской геологии. Ныне П. Л. Безруков — член-корреспондент АН СССР. С тем же упорством и настойчивостью, как и в первые годы, продолжает он исследования дна океанов и морей. Его ближайшим помощником был Вениамин Петрович Петелин, впоследствии не раз возглавлявший экспедиции в Тихий океан на «Витязе». Изучению рельефа дна Охотского моря много сил и времени отдал работник Института географии Александр Васильевич Живаго. Весь научный мир знает работы доктора географических наук А. В. Живаго, посвящённые изучению дна морей, омывающих Антарктиду.
«Витязь» не случайно называли плавучим университетом, во время экспедиций на его борту набирались опыта и знаний многие молодые учёные. Назову только тех молодых специалистов, которые были участниками первого рейса. Так вот, в первом плавании «Витязя» участвовали аспиранты Александр Петрович Лисицын (недавно избранный членом-корреспондентом Академии наук СССР) и доктор географических наук Глеб Борисович Удинцев. Более четверти века я слежу за их научным ростом, радуясь их успехам. Оба они стали крупными учёными, ведущими специалистами в своих областях знаний, известными и у нас, и за рубежом. В отряде Добровольского работал аспирант МГУ, ученик профессора Н. Н. Зубова Олег Иванович Мамаев. Ныне доктор географических наук О. И. Мамаев представляет советскую морскую науку в Международной океанографической комиссии при ЮНЕСКО. Тогдашний студент МГУ Михаил Евгеньевич Виноградов имеет теперь степень доктора наук, звание профессора, работает заместителем директора Института океанологии по научным вопросам.
Морская техника на «Витязе» была представлена Н. Н. Сысоевым и Е. И. Кудиновым, опытными инженерами-конструкторами механических приборов для морских исследований.
Я не случайно так подробно рассказываю об участниках первого рейса «Витязя» на Дальнем Востоке. Именно они заложили основу новой методики морских исследований. Они первыми освоили технические возможности такого большого и сложного исследовательского судна, как «Витязь», добились высоких результатов в научной деятельности.
Естественно, что и у экипажа такого судна определились совершенно иные обязанности, чем у команд транспортных судов. Экипаж не только обеспечивал эксплуатацию корабля и безопасность мореплавания, но и активно помогал научным работникам выполнять программу исследований.
Нам повезло, что первые два года «Витязем» командовал капитан дальнего плавания Сергей Илларионович Ушаков, опытнейший судоводитель и остроумный человек. Именно Ушаков установил правильные взаимоотношения экипажа и научного состава: воспитывал членов экипажа в духе единства целей и задач всего коллектива экспедиции, а научных работников приучал к корабельным порядкам.
Деятельность Института океанологии отнюдь не ограничивалась работой на «Витязе». «Витязь» — корабль дальнего плавания, а нам, учитывая нужды страны, необходимо было изучать и прибрежные воды. Для этого требовались малые корабли. Их выделило нам Министерство рыбной промышленности. Отдел геоморфологии и динамики морских берегов, которым руководил В. П. Зенкович, получил возможность работать в экспедициях, и вскоре наши сотрудники уже трудились на Камчатке, в Беринговом и Чёрном морях.
Получив хорошую лабораторную базу и исследовательские суда, Институт океанологии твёрдо стал на ноги. Тогдашние руководители Академии наук СССР — президент академик А. Н. Несмеянов и вице-президент академик И. П. Бардин — относились к нам со всем вниманием и помогали оперативно решать бесконечные проблемы и вопросы.
Я горжусь тем, что работал в Институте океанологии на заре его становления, был свидетелем первых его шагов и по мере сил способствовал его превращению в головной научный центр страны в области изучения океанов и морей.
Подходил к концу третий год моей работы в Институте океанологии. Президиум Академии наук СССР доложил правительству о результатах первых рейсов комплексной океанографической экспедиции на «Витязе». Нам надо было представить в Совет Министров на утверждение план и программу новой экспедиции. Разработкой научной части занимались Ширшов и Богоров, а на мою долю выпало согласование с Госпланом и министерствами целого ряда практических вопросов.
Большую помощь оказывал нам главный учёный секретарь Президиума АН СССР А. В. Топчиев.
Однажды, я пришёл к Топчиеву обсудить с ним неотложные мероприятия. Когда мы «утрясли» первостепенные вопросы, Александр Васильевич, увлёкшись, стал рассказывать о перспективах развития морской науки. И вдруг спросил:
— А не считаете ли вы, Иван Дмитриевич, что при Президиуме Академии нам надо создать хотя бы небольшую ячейку, которая вела бы научно-организационные работы по морским экспедициям? Мы, конечно, будем и дальше помогать Ширшову, но нельзя же в фокусе своего внимания держать только один Институт океанологии. Вот смотрите:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59