Пронеслись стеклобетонные громады заводов с чистыми, словно паркетными дворами, разлинованными межцеховыми дорожками. Потом под эстакадой зеленым потоком заструились сросшиеся кроны деревьев. Там и здесь мелькали крыши дач, бассейны для плавания, зеленые лужайки с резвящейся на них детворой.— Итак, — начал Волков, — что за лунолет студенты соорудили?— Это я знаю, — заявил Сережа. — Вроде космического автобуса. Космос — обратно. В таком же виде возвращается, в каком улетал для постоянной связи с базой на Луне. Ну, будет такая. Потому и лунолет называется. Так в «Пионерке» писали.— Правильно писали, — поощрил Волков. — А чем это достигается, вот что вы мне скажите?— Наверное, топливо особое, — предположил мальчик.— Конечно, и топливо, но… не только. Что еще? Почему день открытых дверей Ракетного института приурочивается к окончанию Арктического моста?— Праздник общий, — нашелся мальчик.— Чудило ты, — вмешался Сергей. — «Из пушки на Луну» читал?— Ну, читал. Я всего Жюля Верна знаю.— Положим, не всего. Только несколько томов из шестидесяти, кажется, его романов.— Вот как? — присвистнул Сережа.— Да, друг, вот так. Могли они в снаряде из пушки вылететь?— А что? Они вылетели. И вернулись. Правда, на Луну не спускались.— Это в книге. А ты бы полетел?— Спрашиваешь. Это ты струсил бы.— Вот в лепешку и превратился бы. Лепешка и есть лепешка.— В лепешку? Врешь. Там не написано.— Чудило ты! Ствол пушки был слишком короток. Чтобы разогнать ядро до второй космической скорости, когда оно может оторваться от Земли, ускорение понадобилось бы столь большое, что оно расплющило бы пассажиров снаряда. Другое дело труба Арктического моста.Мальчик заинтересовался. Этот Сергей все знает. По детской привычке он спросил:— Почему?— Да потому что длина ствола туннеля подо льдом четыре тысячи километров. Это, пожалуй, в полмиллиона раз длиннее ствола тяжелого артиллерийского орудия.— Ну и что?— А то, что ускорение разгона лунолета в трубе Арктического моста будет в полмиллиона раз меньше, чем в пушке Жюля Верна. Всего лишь в неполных два раза больше ускорения земной тяжести. Разгона почти не почувствуешь. Будто ты на коленях у меня уселся и ногами в переднее сиденье давишь. Вот и все. И всего одиннадцать минут.— А зачем пушка, если мы в Ракетный институт едем?— Видишь ли, когда-нибудь ты будешь изучать диалектику и поймешь единство противоположностей. Развитие ракетного сообщения в космосе приведет к отказу от ракет.— Врешь!— Нисколько. Пока ракет запускали немного, можно было не пугаться того, что, пробивая слой озона, они оставляли в нем бреши, которые не скоро затягивались.— Бреши? Я и говорю брешешь.— Не играй словами. Дело в том, что слой озона — жизненный щит нашей планеты, он защищает ее от губительного воздействия ультрафиолетовых лучей Солнца. В Америке одно время носились с новым средством массового уничтожения, которое страшнее даже ядерных сверхбомб.— Да ну?!— Вот тебе и «да ну»! Уверяли, что можно уничтожить часть слоя озона, образовать в нем огромную дыру, чтобы все на Земле под нею превратить в пустыню трупов.— Так что они? Собираются теперь так вместо ядерных бомб?— Боятся. Никто не знает куда пойдет это черное пятно без озона: на неугодные Америке страны или на нее. Как бы не вызвать у себя пустыню и всеобщую гибель.— Ну а ракетные корабли?— Пока их немного — страшного нет. Но если пробивать слой озона каждый час, каждую минуту, то раны в нем не зарастут.— Значит, назад к Жюлю Верну?— Техника развивается по спирали. Она возвращается к пройденному, но уже на новом уровне. Вот я и подозреваю, что в Ракетном институте задумались, как без ракет в космосе обойтись.— Рассуждения твои, Сергей, интересны. Но как ты их подкрепишь? Расчетами? — вмешался Николай Николаевич, подзадоривая будущего ученого.Тот оживился и вытащил ученическую тетрадку.— Давайте сосчитаем.Юноша написал несколько школьных формул и подставил в них числовые значения скорости в 12 километров в секунду (выше второй космической скорости 11,2 км/с в расчете на торможение в воздухе при выходе на орбиту), длины пути разгона 4 миллиона метров и получил ускорение 1,86g.— Стоп, — вмешался Николай Николаевич. — Вот здесь мне и хотелось выяснить, какая мощность требуется для разгона лунолета в трубе Арктического моста.— Я не знаю точно веса лунолета. Может быть, сделаем это на обратном пути?— Нет, почему же. Примерно прикинем. Наш Сережа знаток атомобилей-малолитражек. Сколько весит малолитражка?— С пассажирами и грузом в 50 килограммов — 1400 килограммов.— Вот и отлично. Будем считать и мы полторы тонны полезного груза. Прибавим, конечно, вес ледяного панциря, который испарится в воздухе, когда лунолет вылетит из трубы и станет пронизывать атмосферу. Ну и, конечно, учесть надо еще вес топлива для реактивных двигателей. Словом, считай десять тонн. Анна Ивановна Седых нас потом поправит. Разумеется, с локомотивом.Сергей стал быстро писать в ученической тетрадке.— Около миллиона киловатт.— Вот в том-то и дело, — многозначительно заметил Николай Николаевич. — А мощность атомных станций Арктического моста в десять раз меньше, на порядок, как говорят математики.— Как же быть? — поднял от тетради глаза Сергей, пытливо смотря на Волкова.— Об этом мы и поговорим с Анной Ивановной. Мы недавно вверху этот вопрос рассматривали… твои же цифры…— Неужели строить специальную станцию в миллион киловатт? — спросил Сергей. — И заводы — потребители этой энергии? И города?— В этом вся и загвоздка. Мост заканчивают, лунолет готов. А вылететь ему без ракет не удастся. Энергии нет.За разговором время пролетело быстро.Назад плыли леса и перелески. Под арки эстакад ныряли асфальтовые и железные дороги. Москва осталась позади.Николай Николаевич со своими юными спутниками спускался с перрона станции «Ракетная». Стройная женщина в подчеркивающем талию костюме спешила ему навстречу. Прямые брови ее были сведены, красивая голова с тяжелым кольцом кос закинута немного назад.Протягивая Волкову обе руки, она говорила:— Я так рада, Николай Николаевич, видеть вас здесь. Но вы перепугали меня своим звонком. Вместо того чтобы вызвать меня к себе, приезжаете сами, обычным поездом, да еще в такой день всеобщей толчеи.— А я не один. Видите? Два будущих ваших соратника ознакомиться с вашим делом хотят.— Пожалуйста. Нам нужна смена. Мы здесь и учим и учимся сами на новых конструкциях.Вместе с толпой пассажиров Волков со своими юными спутниками и Анной Ивановной Седых вошел в институт.— Это невозможно, — говорила, тщетно стараясь сдержать себя, Анна Ивановна. — Ради того, чтобы успеть закончить лунолет ко времени завершения Арктического моста, я сама доставила из Восточного порта недостающее оборудование корабля…Николай Николаевич быстро взглянул на Аню:— Вы недавно были в Восточном порту?— Да, была, Николай Николаевич. А теперь… — Аня протянула руку и с силой отломила ветку, свисавшую над самой дверью входа в здание. — Я так торопилась… Я ни минуты лишней не провела в порту, несмотря на то, что встретилась там… притом через столько лет…— Вы встретились? — быстро спросил Николай Николаевич.— Неужели нельзя на одиннадцать минут перегрузить Великое энергетическое кольцо? — отвечая на свои мысли, неожиданно произнес Сергей Буров.— Одиннадцать минут! Видишь, Сергей, ты прав. А какая у тебя мощность получилась? — обернулся к нему Волков.— Миллион киловатт, — ответил юный физик.— Миллион сто тысяч, — поправила профессор Седых.— Это не легче, — вздохнул Николай Николаевич. — Лунолет свой вы делали не по правительственному плану, а по вашей институтской инициативе. Конечно, все вам помогали. Но с запуском его в трубе дело сложное. Не от нас одних зависит. Есть еще американская сторона.— О! Герберт Кандербль — мой давний друг!— Друг, пока не идет речь о миллионе киловатт. А у нас мощность — шестьдесят тысяч киловатт на нашем берегу, шестьдесят — на его. Где ж здесь миллион взять?— Замкнуть энергетическое кольцо, подключить Куйбышевскую, сибирские гидростанции, другие станции — атомные…— Это связано с огромными техническими трудностями и может надолго вывести линию высоковольтной передачи, которую, кстати говоря, придется еще дотянуть до берега Ледовитого океана.— Как же быть, Николай Николаевич?— Придется отложить запуск лунолета. Но мы все же посмотрим на него… на общих основаниях… в день открытых дверей.— Просим вас. Но только не закрывайте и нам двери. Как вы знаете, лунолет сделан студентами. Кое-кто из них мечтает вести его в космос.— Разве они не знают, как комплектуются всегда экипажи космических кораблей? Исключений не будет. Первым пилотом будет человек-невидимка.— Человек-невидимка? — обрадовался Сережа. — Как так?— А так. Человек будет присутствовать, отдавать распоряжения, но его не будет.— Чудило ты! Автоматы это, управляемые с Земли, — пояснил Сергей. — Как всегда.В сопровождении Анны Ивановны Седых группа знакомящихся с институтом, а в ее числе и Николай Николаевич с двумя мальчиками, подошла к огромному ангару, куда вели железнодорожные пути.— К отправке готовимся, — заметила Аня. — Все выполнено в габарите железнодорожного вагона. Теперь взгляните на сам лунолет. Он пока без разгонного локомотива. — И, нажав кнопку, она открыла ворота ангара.Там блестело нечто серебристое, похожее на огромную цистерну.Заложив руки за спину, Николай Николаевич словно в первый раз рассматривал хорошо уже знакомый ему космический корабль, совсем непохожий на многоступенчатую ракету. Здесь была как бы только последняя ее ступень, с кабиной космонавтов, с могущими выдвигаться треугольными крыльями, прижатыми сейчас к оболочке.— А я и не знал, что вы с ним уже встретились в Восточном порту, — тихо сказал Волков.— Не с ним, а с ней. Когда-то мы вместе работали в корабельном госпитале…Волков улыбнулся и ничего не сказал.Они обошли вокруг «цистерны» и вошли внутрь ее через открытый с другой ее стороны люк, оказавшись в цилиндрическом коридоре. Николай Николаевич сказал:— Совсем как в подводном доке Арктического моста. Вам это не напоминает?Аня вздрогнула:— Это родилось из ракетного вагона и предназначено для разбега в трубе Арктического моста.— Конечно, — улыбнулся Волков.— Вот рубка управления, — сказала Аня, открывая дверь в торцевом отсеке.Через толстое лобовое стекло, занимавшее всю переднюю часть кабины, виднелся двор института с толпой будущих студентов, стоящих у дверей ангара.— После запуска в трубе разгонным локомотивом мы выйдем на трассу и полетим к Солнцу, чтобы использовать его притяжение. Для окна предусмотрен специальный светофильтр. — Аня нажала кнопку. Послышалось легкое шуршание, и все стекло затянулось розовой пленкой. — Теперь без боли можно смотреть на Солнце.— И видеть все в розовом свете.— Что же мне остается делать, если вы отменяете… — улыбнулась Аня.Волков уселся в кресло пилота и потрогал рычаги:— Рождено ракетным вагоном? И верно, словно в вагоне и сидишь.— Не совсем так. Там не было боковых и тормозных дюз.— Недаром же у вас Ракетный институт, хотя было бы вернее переименовать вас в электроракетный институт. Я имею в виду ваш знаменитый электроразгонный локомотив.— Это будет очень правильно, Николай Николаевич. Ведь мы открываем у себя электротехнический факультет.— Слышите, братья Сереги? — обернулся к застывшим от впечатлений мальчикам Волков. — Электроракетчиками можете стать! Вы не ждите меня, ребята, шагайте по аудиториям, лабораториям, идите с остальными…Мальчики послушно вышли.— Славные ребята, — сказал Волков. — Значит, ракетный вагон? — переспросил он. — А вы вспоминаете о нем?— Ну конечно! Он же был прототипом корабля.— Нет. Я спрашиваю об Андрее Корневе. — И Волков искоса взглянул на Аню. Возможно, из-за светофильтра лицо ее показалось ему залитым краской.— Об Андрее? — тихо повторила Аня и почему-то прикрыла дверь в цилиндрический коридор, куда вышли мальчики. — Вы знаете, Николай Николаевич, не могу объяснить, но в последнее время я себе места не найду. Особенно после встречи в Восточном порту. Я вам как-то рассказывала о Барулиной. Она была врачом на корабле, где Андрей… Я встретила ее. Столько воспоминаний!.. Ах, если бы вы согласились на наш полет.— Нет, этот вопрос пересматриваться не будет. Старт вашего корабля с автоматом на борту (имейте это в виду!) откладывается. И на это есть еще кое-какие причины. Я хотел сообщить вам, Аня, — он впервые сегодня назвал ее так, — что Андрей Корнев жив и вернулся к нам… через Восточный порт.Аня ничего не ответила. Николай Николаевич сидел лицом к пульту и не поворачивался. За собой он не слышал никакого движения. Снаружи доносился гул голосов и какие-то глухие удары. Может быть, кто-то хлопал ладонью по обшивке корабля.— Значит, перед этим стеклом сперва будет ледяной панцирь? Корабль взлетит внутри «летающего айсберга»?— Да, да… — пролепетала Аня. — Лед растает в полете от нагрева о воздух, и тогда пленка пригодится, защитит от солнца.Перед Волковым прыжками двигалась секундная стрелка хронометра. Он следил за тем, как переползала она из левой половины циферблата в правую.— Он здоров теперь. Много перенес. Пролежал несколько лет в параличе. Терял память…Стрелка хронометра поднялась вверх, прошла через нуль и стала спускаться.Волков обратил внимание, что средняя часть пульта словно опрокидывается. Взявшись за специальные выступы, он потянул их на себя. С легким звоном доска пульта подалась и стала поворачиваться, превращаясь в маленький столик. На нем был письменный прибор с набором ручек и портрет в рамке.Николай Николаевич хотел пододвинуть его к себе, но он оказался привинченным в расчете на перипетии полета.Морщины на лице Волкова разгладились. Он обернулся.Аня быстро спрятала платок в карман.— Я люблю здесь работать, — сказала она, словно оправдываясь. — Одна…Потом она опустилась на колени и, прижавшись щекой к плечу Николая Николаевича, долго смотрела вместе с ним на портрет Андрея.— Хотите, я скажу вам, что напишет он на обратной стороне этой фотографии?— Скажите, — тихо попросила она.— Но ты всегда со мной… Всегда со мной!..— Спасибо.Николай Николаевич вздохнул, полез в карман, достал аккуратно сложенный листок японской бумаги и передал его Ане.Аня скользнула по нему взглядом, потом внимательно вчиталась:— Стихи? Какие печальные!.. Этюд Скрябина… наш любимый.И она прочитала:Грустный мир воспоминаний!Все они, как в речке камни…. . . . . . . . . . . . . .Хоть в сердце ночь, в душе темно!..Но ты со мной…Всегда со мной!..Аня прижала листок к своей пылающей щеке. Глава третья. ПОДВОДНЫЕ ГОНКИ Степан Григорьевич Корнев стоял, скрестив руки на груди и наклонив голову. Он словно внимательно рассматривал мозаичный пол, повторявший рисунок потолка, а потому казавшийся его отражением.На перроне вокзала Мурманск-Подземный было тихо. Около колонны выстроилось тридцать молчаливых фигур, одетых в одинаковые черные пары. Это были инженеры — руководители строительства.Две девушки вынесли из диспетчерской легкий столик, накрыли его красным сукном, потом принесли блестящие металлические стулья.Отдаленный шум, доносившийся из темных круглых отверстий, куда уходили рельсы, внезапно смолк.Послышались тяжелые шаги и поскрипывание сапог. Степан Григорьевич оглянулся. По платформе, сильно сутулясь, отчего его широкие плечи казались еще шире, шел Иван Семенович Седых. Подойдя к столу, он откашлялся и густым старческим басом сказал:— Комиссия закончила приемку сооружения Арктический мост. Сейчас по традиции строек эпохи Великих работ состоится торжественное подписание акта, после чего по трассе туннеля пройдут два пробных поезда. Правительство поручило мне объявить благодарность всему советскому коллективу стройки и поздравление американскому коллективу. Одновременно я передаю всем собравшимся поздравления из Соединенных Штатов Америки…Степан Григорьевич удовлетворенно кивнул.Присутствующие заметно оживились, головы всех как по команде повернулись к главному входу. Седых выпрямился.По платформе один за другим шли члены приемочной комиссии. Степан Григорьевич, не меняя позы, искоса взглянул на них. Среди них был Андрей.— Степан, здравствуй! — Андрей подошел к брату. — Почему ты не показывался все последние дни? Ведь ты член приемочной комиссии. Почему ты не принимал участия в нашей работе?Степан Григорьевич пренебрежительно пожал плечами.— Мое дело было построить, — кратко сказал он и отошел к столу.Андрей на мгновение задержался. Он как бы старался вникнуть в скрытый смысл этих слов. Потом, вспыхнув, он рванулся было к брату, но удержался.Люди подходили к Седых и подписывали акт и рапорт правительству в полной тишине.Степан Григорьевич тоже поставил свою подпись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56