А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

— Несмотря на это, Джо Кинг стал ранчеро, и именно из-за этого Квини — художницей.— Да, но сколько случайностей! Бурная ночь, в которой Квини и я нашли друг друга, Джером и Каролина и ты — Окуте, если бы ты тогда не поднялся со стула, я бы проткнул, наверное, Ника Шоу в его щегольском костюме по всем правилам искусства и этим покончил бы и с собственной жизнью.— Все случайности взаимосвязаны. В конце концов ты боролся за Квини не один день и добыл ее лишь потому, что по собственному решению нашел путь назад, к своему племени. Джерома и Каролины ты бы не нашел без комбинационных способностей. А то, что пришел я, так это благодаря твоему имени и двум присланным письмам, Инеа-хе-юкан.— Ты можешь точно также сказать: наше наследие и возможности сделали свое дело. Но это стоило дьявольских нервов. Ты только представь себе, что я стал другим человеком, как только переступил границу резервации! Как лошадь, которую разнуздали.— Да. Из-за этого я тогда ушел с несколькими нашими палатками. Это было и правильно и в то же время — нет. Нас еще слишком мало там, на севере, а вы еще недостаточно свободны здесь, в южных широтах. Что самое скверное, так это ваша плохая земля. Однако надо заставлять себя изо всего, чем обладает человек, что-то делать.— С деньгами — да. Где индейцы имеют нефть и капиталовложения, это идет легче.— Ваши капиталовложения — это изобретательность, и школа, которую они вам дали, — из которой вы когда-нибудь сделаете свою собственную школу, — и еще уверенность, что вы не пропадете…— Уверенность?— Да.— Ты, может быть, прав. Девяносто лет нищета и опека глодали людей, выжимали все соки, но, наверное, еще достаточно нас и кое-чего в нас самих, для того чтобы еще раз преодолеть себя, да и победитель должен же в чем-то измениться: большое колесо повернулось. Также и с неграми белые люди не могут больше делать, что им захочется. Это верно.Квини утихомирила детей, оба задремали. Она прислушивалась к разговору и, так как мужчины ничего больше не говорили, она высказала мысли, которые ее беспокоили.— Узду, Стоунхорн, надевают иногда и вне резервации, если тебя все время держат под наблюдением, потому что ты индеец, и все время подстерегают: ну-ка, как он будет себя вести? Это тоже наказание.— Которое ждет меня в Калгари! Ладно, надо ехать дальше. — Джо поднялся.Колонна снова пришла в движение.Через несколько часов езды по однообразной местности путешественники остановились на ночлег в одном простом мотеле. Джо улегся в гараже у своего Пегого.На второй день поездки достигли цели первого этапа — Вуд Хиллса.Зеленые, пологие, пересеченные лесными полосами, раскинулись эти холмы под летним солнцем. Окуте, как старый человек, построил себе дом на одном из холмов, с которого открывался широкий обзор, в ясный день, пожалуй, на сотню миль, почти до Миссури. Квини с детьми и Унчида остались у него в качестве гостей, Окуте поехал со Стоунхорном назад на ранчо своего родственника и друга, к подножию холма. Пегий уже был оставлен там. Дом, в который зашли Окуте со Стоунхорном, был просторен, он давал приют большой семье с одиннадцатью детьми. Здесь нашлось место и Окуте, и Джо, которые собирались тут вместе провести неделю. Хозяину принадлежали триста голов скота и десять бекинг хорсов.Джо еще с вечера обошел вокруг ранчо с владельцем по имени Бивер и увидел, насколько легче на такой плодородной земле вести хозяйство. Пегий пасся на сочном огороженном лугу.На следующее утро Джо начал тренироваться. Последующие дни показали, что он постоянно удерживался на брыкающемся коне более предписанного правилами родео времени, но не всегда сохранял одинаково хорошую посадку. Он постоянно преодолевал самые невероятные выходки коня, но, если животное вдруг начинало вести себя однообразно, скучно, Джо терял бдительность.Окуте говорил немного. Наблюдал за Джо, критиковал его, и из его скупых слов следовало, что Джо еще многое надо делать лучше. Однако ранчеро Бернард Бивер заметил:— Знаете, Окуте, похожего я не видел еще ни на одном родео. Это же гений!Пегий не уступал своему господину и не давал ему соскучиться.На девятый день, как и было предусмотрено, наступило время прощаться.И Окуте, и Джо провели последний вечер наверху, в доме Окуте на холме, и смотрели в широкую даль.— Здесь я почти каждую ночь простаиваю часами и смотрю назад… на путь, которым мы когда-то сюда пришли… с нашими волокушами, зимой. Позади враги, и впереди враги. Маленькая горстка людей. С двадцати четырех до семидесяти двух лет я ждал. Столько времени я ждал вас, запертых там, в нашей резервации. А я считался мятежником, за мою голову была назначена премия, и я не мог вас посетить, если не хотел окончить как Татанка-Йотанка Татанка-Йотанка — известный вождь индейского сопротивления последней четверти XIX века. Более известен под именем Ситтинг Булл.

и Тачунка-Витко. Нити оборвались. Наконец, когда мне стало восемьдесят четыре, пришел один из ваших и взял мою правнучку Уинону в жены. Это был твой отец, Джо, старый Кинг. Уинона ушла с ним и стала для меня пропавшей без вести. Она мне никогда не писала. Прошли десятилетия, и я получил письмо Тачины.— Большинство из нас даже не знали, что здесь, на севере, тоже живут еще люди нашего племени.— Одна треть земли от земли ранчо, которое вы видели, еще принадлежит мне. Земля для сотни голов скота. Этого слишком мало для семьи, но достаточно для такого старика, как я, или для одного молодого, который хочет начать. Я эту землю семье Бивер только сдал в аренду. Когда твои дети, Джо, станут большими, один должен владеть этими лугами.Окуте видел, что Квини плакала.— Ты не должна плакать, Тачина. В нашем племени старики всегда знали, когда умирать. Сейчас я могу еще ездить верхом и бегать. Да я и не умру. Я буду просто отдыхать у Белых скал рядом со своим вождем Тачункой-Витко. Смерть — это мой дом.— Иногда я и сам буду сюда взбираться, — сказал Джо. — Подышать свежим воздухом. Это хорошее место и для наших детей.Они пошли назад в дом и легли спать.Никто не знал, что Инеа-хе-юкан-старший, носящий официальное имя Окуте, среди ночи один еще раз поднялся на площадку, на которую ежедневно поднимался много лет. Он вознес руки и молил Великого и Таинственного о пище и мире для его все еще терзаемого и все же пробуждающегося к новой жизни народа. Это последний раз он стоял под необъятным небом на этом холме и смотрел вдаль. Он не собирался больше сюда возвращаться. Когда он снова вошел в дом, он увидел дремлющих детей на руках матери и сам погрузился в крепкий сон.Поездка на следующий день продолжалась. Путь был не мал — пятьсот миль, но он был пройден за один день, и Кинга, как и Окуте, под вечер уже ждали. Коллинз, рослый индеец, по внешности напоминающий какого-нибудь конгрессмена, получив сообщение о прибытии родственников, выехал навстречу. Сперва поприветствовали друг друга только поднятыми ладонями рук. Коллинз повернул, и дополненная его автомашиной колонна прибыла в резервацию родственного племени.Стоунхорн смотрел не только на дорогу, но и на скот, на пастбища. Все луга были разделены и ограничены заборами или изгородями. Время от времени колыхались по сторонам поля хлебов. Приветствовали своими башнями принадлежащие племени молотильня и склад. Наконец, совет племени — большое круглое здание. Коллинз сделал тут короткую остановку и показал гостям его внутренние помещения. В вестибюле на входящих смотрели с портретов знаменитые вожди. Потомки этих людей до сих пор пожизненно занимали их должности. Следующее помещение было предназначено не только для совещаний. Паркетный пол трансформировался так, что зимой здесь могли происходить спортивные состязания молодых индейцев.— Как вы всего этого добились?! — Джо был потрясен.— Авторитет дальновидных вождей и процветающий город на границе резервации, — ответил Коллинз, — больше ничего. Если ты заглянешь в наше братское племя в двухстах милях отсюда, то увидишь там кое-что совсем другое: старый вождь пьет, сын бродяжничает, семьи мучаются на крошечных ранчо, которые не конкурентоспособны, природный газ использовать не могут, потому что белые служащие управления не хотят идти на риск. И у соседей тоже никакого толку, одно разочарование и ненависть. Это результат тридцати пяти лет патриаршего правления суперинтендента и непрерывной смены вождей.— Сколько у тебя скота?— Шестьсот голов да еще сорок лошадей, бекинг хорсов, и с этим мы справляемся вдвоем с наемным работником. Я пригласил одного белого, у которого есть чему поучиться.— А ваши молодые парни?— Для них у нас есть отдельное ранчо, школа-ранчо, на котором они как следует знакомятся с работой. Имеющиеся свободные земли мы отдаем в аренду белым и накапливаем арендную плату, чтобы как можно скорее создать новые ранчо для наших молодых людей.— И уже такие имеются?— Да, уже есть. Если попадется вдруг по дороге, мы его осмотрим.Колонна прибыла к дому Коллинзов. Это был современный дом с большими окнами. Он готов был принять гостей. Места было маловато, но разместиться хватило. На ранчо был собственный колодец, который велел пробурить Коллинз. Остальная вода в резервации была вредна для здоровья. Протекающая поблизости река и подпорная плотина не относились к территории резервации.— Легко это вам тоже не досталось.— Да, не легко. Но у нас был ваш пример. Мы не стали больше браться за оружие, и нас не считали поэтому мятежниками, которых надо раз и навсегда проучить и держать в подчинении. Наших вождей не стали ни убивать, ни изгонять, и нам попался великодушный суперинтендент.— Бог дал мне тоже одного.— Главное, он дал тебе добро в Калгари.Стоунхорн осмотрел небольшую, но хорошо подобранную библиотеку гостеприимного хозяина и кроме книг обнаружил там актуальные журналы об индейцах и для индейцев, он читал «Декларацию прав человека» индейцев в «Братстве коренных жителей» «Братство коренных жителей»— журнал, орган национально-религиозного движения Канады.

, а также сообщения о различных событиях и начинаниях в информационных листках, которые издавались совместно индейцами и их белыми друзьями; новый горизонт надежд раскрылся перед ним. Он записал издателя и его адрес, ведь в будущем его интересовали такие связи.Квини между тем познакомилась с Эвелиной Коллинз, женой ранчеро, принадлежащей к роду вождя Рэда Кроу, мать которого была сестрой Инеа-хе-юкана-старшего. Это была гордая женщина, истинная индеанка, она напоминала Квини миссис Холленд.Пегий пришел на луг, и Коллинзу понравилось, что эта лошадь снова перед ним появилась.— Если бы у Окуте не было вашего письма и мне не было бы известно о воровстве… наверное, я бы его купил.— Ты можешь его купить.— Я бы стал продавать в Калгари, Джо, а теперь это лучше сделаешь ты сам. Они уже ищут бекинг хорсов для следующего родео.— Как хочешь. — Джо при этом, по-видимому, добром совете опустил голову.Когда день отъезда на родео уже был близок, Коллинз предложил совершить поездку в принадлежащие племени охотничьи угодья неподалеку от Скалистых гор. Джо, который никогда в жизни не имел случая поохотиться на что-нибудь кроме фазанов и ворон, не мог воспротивиться, тем более что Коллинз и Окуте заверили его, что по завершении тренировки ему необходим отдых. Три женщины — Квини, Эвелина и Унчида — сопровождали охотников в автомобиле, с ними были и близнецы.В горах, на месте для отдыха, мужчины разбили две охотничьи палатки. Женщины поджарили на костре мясо, и все поели.Наступил вечер. Из тени горных долин потянул ветерок и окутал туманом землю, мох, и воду, и ели. Вершины были красные, как будто бы камень плавился в огне. Вокруг стало тихо, только журчал ручей у палатки. На воде еще поблескивал свет, преломляясь в цвета радуги, и камни, казалось, заснули на дне. Чернота начала наплывать на луга, деревья, и склоны слились в одно — в темноту.Женщины помыли в ручье посуду. Окуте и Джо взяли свои охотничьи ружья. Коллинз вдруг объявил, что останется в палатке защищать женщин от хищных зверей. Так и отправился Окуте вдвоем со своим приемным сыном в путь.У Стоунхорна было какое-то странное состояние. Он знал напряженную работу, сон, время восстановления сил; он знал также блуждание и поиск и раздражающую бездеятельность. Но просто радоваться своей собственной силе и самой жизни приходилось ему редко: он испытывал это чувство разве что только ночами, проведенными с Квини.Теперь он наслаждался свободой совсем иным образом, вкупе с дикостью, со своим старым спутником. Земля была мягкой, трава и мох послушно подавались под ногой человека. Пальцы ощущали впадины и трещины камня и единились с ними в уверенной поступи. Жар солнечного дня «накусал» кожу, ночь ласкала и холодила ее; глаза не слепило, они встречали полный таинственности и обмана лунный и звездный свет; уши улавливали в темноте различные звуки. Мужчины шли друг за другом. Окуте вел. Стоунхорн восхищался стариком охотником: худой, жилистый, сохранивший гармоничный облик и уверенность движений, под его ногой не хрустнул ни один сучок, не покатился ни один камушек. Стоунхорн мог бы идти и быстрее, но он не испытывал неловкости, приноравливаясь к размеренной походке старика, который не менял шага и на крутых подъемах, да и дыхание у него тут не учащалось. Инеа-хе-юкан — Окуте, казалось, двигался в хорошо ему знакомых местах. В эту тихую холодную ночь на нем не было надето ничего, кроме набедренной повязки, пояса вампума Вампум — бусы из раковин, когда-то употреблявшиеся у индейцев прерий как украшения, как меновая единица, как средство своеобразного мнемонического письма. Пояса или перевязи вампума служили своего рода летописью, договорами, верительными грамотами.

и ожерелья из когтей медведя. Инеа-хе-юкан-младший тоже был обнажен, как и полагалось когда-то индейцу и как он любил, попадая в глушь.После часовой прогулки оба охотника вышли из леса к небольшой лесной речке. Она здесь протекала по скалистой террасе, спокойно заполняла размытые чаши-промоины, с брызгами спадала со скалистых ступеней. Вода сверкала под луной и звездами, чистая, ничем не тронутая, кроме ветра и скал. Окуте остановился и поманил своего сына к себе. А Инеа-хе-юкан-младший про себя улыбнулся, потому что он словно уже видел это место раньше, ведь Окуте одной длинной зимней ночью так хорошо о нем рассказывал. Здесь Харка, Твердый как Камень, Ночной Глаз, Преследователь Бизона, Убивший Медведя, который потом получил имя Рогатый Камень, двенадцатилетним мальчиком охотился со своим другом Сильным Как Олень. Сто лет прошло с тех пор. Одни деревья повалились, выросли другие, места охоты индейского народа сократились, но этот клочок земли еще принадлежал родственникам, сыновьям и дочерям племени, в котором Сильный Как Олень в свои молодые годы стал вождем. В свою типи он тогда привел сестру Инеа-хе-юкана как жену. Здесь охотились на дичь, лосей, медведей, оленей, косуль еще его внуки и правнуки.Оба охотника взобрались наверх, в ветки дерева, чтобы провести там остаток ночи. Утро уже приближалось.Когда тьма рассеялась и водная пелена озарилась солнечным светом, оба прислушались. Ломались ветви, тяжелые шаги чавкали по булькающему моху, хрустели сухие сучья.И вот он пришел.Это был лось, властелин царства лесов и верховых болот. Он пришел к своему водопою по привычной тропе, которую охотники давно обнаружили. Мощный, гордый, остановился он среди деревьев нетронутого леса, и все же он настороженно прислушивался, как это и подобало старому, опытному самцу. Что-то обеспокоило его, и он повел носом. Но оба охотника заранее натерлись сильно пахнущей травой, которую им собрала Унчида. Запах настолько обманул лося, что он даже подошел к дереву, на котором сидели охотники, и принялся щипать листья. Но вкус их оказался не тот, что обещал запах, и недоуменно пожевав их, он побежал к манящей, бурлящей воде. Долго и спокойно пил этот могучий исполин, капли стекали с его морды, когда он поднял голову и еще раз осмотрелся, прислушался. Охотники разглядывали его и восхищались: нечасто удается спокойно наблюдать с такого расстояния за лосем.Но вот он перешел скалистую чашу омута и исчез на другой стороне, в лесу, в котором давно была им самим протоптана тропа. Инеа-хе-юкан-старший слез с дерева, и Джо вслед за ним спрыгнул на мох. Оба посмотрели на небольшой водопад и естественную чашу, через которую прошел лось. Они разделись, вошли в по-утреннему голубую воду и стали плескаться в ней, поливая свои спины. Они со смехом выбрались на берег. И никакая тоска десятилетий не могла подавить в Инеа-хе-юкане-старшем радости. Эта такая знакомая глушь, восход солнца, сын — он вдруг почувствовал себя резвящимся мальчишкой.Не раздалось ни слова. Молча опустились оба на берегу, попили там, где пил лось, и Инеа-хе-юкан — Окуте поймал руками двух форелей из той самой засады на берегу, из которой он ловил форелей сто лет назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55