А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

— Что значит «тела»? Кто это выдумал? Он, конечно же, убрался целым и невредимым. У него заранее была договоренность.— Почему ты наваливаешь на водителя столько плохого? Мне Джонсона не жаль.— А мне Джеффри Николсона — еще меньше. Это одно из вымышленных имен этого «водителя», единственное, которое я знал. Он по поручению Лесли проводил иногда мои допросы. Судя по тому, что он у меня спрашивал, он был подозрительно информированным экспертом и придирался ко мне, наверняка, совсем не за тем, чтобы узнать то, что ему было лучше известно, чем мне. Он хотел сломать меня, чтобы сделать своей креатурой. Но покончить с Лесли, когда я был с ними в машине, он все-таки не осмелился.У Квини кусок застрял в горле.Стоунхорн ел с усиленным аппетитом. ШКОЛА В первый день занятий в школе Квини встала особенно рано. Школа была далеко от их дома, в противоположной от поселка агентуры стороне. Новый школьный автобус курсировал только далеко вверху долины. Так как бензин берегли, а лошади требовали выездки, Кинги решили ежедневно вместе подъезжать верхом к автобусному маршруту. Джо мог забирать обеих лошадей обратно, а после обеда снова приезжать с ними встретить Квини.— Как ты раньше совершал этот путь? — спросила Квини мужа. — Когда мы еще вместе ходили в эту школу, я об этом никогда не думала. Ты был большой мальчик, а я была маленькой девочкой.— Я проделывал весь путь пешком. Зимой пробиться часто бывало трудно, особенно когда я был еще маленький. Ни дедушка, ни отец не давали мне лошади для поездки в школу. Иные годы у нас просто не было лошади.— Да, мне было легче. Я жила в интернате. Только в конце недели отец меня всегда брал домой. Уже тогда отвозил на автомобиле. Но теперь, когда ты ждешь меня с лошадьми, лучше.Квини очень волновалась, они выехали с большим запасом, и им пришлось долго дожидаться автобуса.— Наверное, существует еще мистер Тикок — Козий бок, — принялся Джо за школьные воспоминания. — Он преподавал тогда до двенадцатого класса. С седьмого до двенадцатого. В седьмом классе я с ним встретился, и он сразу же позаботился о том, чтобы я остался на второй год. Так я, шестнадцатилетний, оказался в седьмом классе. Отец только с восьми лет пустил меня в школу, он все уверял, что не знает моего дня рождения. Когда я еще раз прошел седьмой класс у мистера Тикока, тогда и произошла эта штука с мнимой кражей. Гарольду Буту было тогда восемнадцать, и он был в двенадцатом.Подъехал и затормозил большой серо-зеленый школьный автобус. Квини села. Она смотрела назад до тех пор, пока поворот не скрыл от нее Джо и лошадей.Школьники в автобусе вели себя спокойно. И мальчики, и девочки были опрятно, хотя некоторые и очень бедно, одеты. Никто навязчиво не рассматривал Квини, но на каждом лице был невысказанный вопрос.Как только Квини увидела перед собой прекрасное светлое здание своей прежней школы, она почувствовала себя ребенком, который имеет обязанности перед взрослыми, должен уважать их. Она осмотрелась в своей классной комнате. Это было светлое помещение с отдельным столом и стулом для каждого ученика; на стене были развешены картины по уроку рисования. Квини тотчас оценила их: «Красочные, но не гениальные», — высокомерно подумала она.Сначала все ученики класса поднялись со своих мест и, чинно стоя, положа руку на сердце, произнесли торжественное обещание звездному флагу. Так приучены они были с первого школьного года.Квини эту присягу в верности флагу, которая многим индейским детям давалась трудно, раньше произносила без всякого внутреннего сопротивления или раздумий. Теперь же, когда она обладала некоторым опытом и научилась рассуждать, слова о свободе народов под звездно-полосатым флагом воспринимались ею не как действительность, а лишь как надежда.На первом уроке была сама миссис Холленд. Хотя Квини и намерена была вести себя очень скромно, ей ничего не оставалось другого, как на первом же занятии блеснуть своими знаниями в английской литературе. Она должна была сделать миссис Холленд приятное и этим облегчить ведение урока. Остальные ученики еще с робостью смотрели на Квини, но не сочли ее противной выскочкой, ведь на следующем уроке Квини пришлось значительно хуже. В художественной школе она могла выбрать химию или биологию и выбрала химию. В биологии она поэтому сильно отстала, да и вообще относилась к этому предмету без должного уважения. Но она обещала догнать, и ее приветливое серьезное лицо вызывало доверие.Потом пришел мистер Тикок — математик и по традиции, которая когда-то установилась из-за нехватки учителей, также взявший на себя и уроки истории. Квини покраснела при его появлении. У него было узкое лицо, сильно выступающий нос, седые волосы; голос у него был сухой, произношение отчетливое, а его глаза так и искали на столах и под столами каких-либо признаков соблюдения порядка или, наоборот, его нарушения. Новое лицо сразу же было им замечено, а в классном журнале он увидел:— Квини Кинг?Квини встала:— Да.Мистер Тикок порылся в своей памяти:— Почему это Квини Кинг? Я же знаю вас как…— Квини Кинг, урожденная Халкетт.Класс обрадовался, что урок был прерван. Втихомолку веселились на своих местах юноши и девушки.— Квини Халкетт? Квини Халкетт! Вы имели у меня в пятом классе очень хорошую отметку по математике. Мне пришлось тогда в виде исключения взять один пятый класс по математике. Разве вы не ушли в художественную школу?— Ушла.— И отчего же вы теперь снова здесь?— Я кончаю двенадцатый класс в нашей школе.— Так. Я этого еще не знал. Квини Халкетт, почему же Кинг?— Я вышла замуж.— Вы… — Теперь покраснел старый учитель. — Ах, вы вышли замуж. Значит, миссис Кинг… — Казалось, мистер Тикок только теперь споткнулся на этом имени, — Кинг?— Да.— Но неужели породнились с… Нет, нет. — Мистер Тикок оставил эту тему разговора, спасаясь от усиленного внимания класса; он вспомнил об этом упрямейшем ученике, об этом воре…Урок математики прошел успешно. Математика была одним из любимых предметов Квини. Здесь она была впереди своих соучеников. А у мистера Тикока ничто не ценилось так, как знание и точность; Квини очень скоро в значительной степени вернула себе его благосклонность.Двенадцать тридцать. Обед. Школьники пошли в большую столовую и получили подносы, тарелки, столовые приборы, чтобы взять себе на выдаче суп, мясо, овощи, картофель и сладкое блюдо да еще стакан молока. Все по классам расселись за длинные чистые столы.Класс Квини занял немного мест. Он состоял из пятнадцати учеников: пяти юношей и десяти девушек, им было от восемнадцати до двадцати лет. Среди пяти второгодников, которые все же хотели закончить двенадцатый класс — преодолеть двенадцатую ступеньку, были три юноши и две девушки.Одна девушка особенно понравилась Квини. Ее звали Ивонна. Мать у нее была француженка, отец — индеец, и ее бранил Тикок, потому что она не решала математических задач. Квини прочитала ей во время еды маленькую лекцию по математике, и девушка получила от нее больше, чем от скучных Тикоковых объяснений. Квини благодаря этому заслужила дружбу брата Ивонны, который был на год моложе своей нежно любимой сестры.— Квини, — сказал он, — всегда помогай Ивонне. Жаль, что ты не тут, в интернате. Ты не можешь остаться?— Нет.— Жаль. Тикок — комар.— Неужели вам его не жалко?— Он фальшивый.— Ну, я не думаю. Он только объясняет непонятно.— Фальшивый он. Вот, например, он спрашивает: как надо сказать: 5 плюс 12 равно 18 или 5 плюс 12 будет 18? Что бы ты ответила, Квини?— Ни то, ни другое, а 17.Ивонна захохотала.— Вот, — сказал Луи, — вот так он всегда и делает. Всегда, как змея, которая жалит в пятку.— Но, Луи, — запротестовала Квини, — это же только задачки на сообразительность. Нужно быть внимательным.— У него — разумеется! Он коварный. Такой вопрос — это подлость.Квини покачала головой.— Вот миссис Холленд, о, это чудесная учительница, хотя она и строгая, — сказала Ивонна.И снова все отправились на занятия.На следующий день произошел характерный случай. Учитель Тикок не скрывал своей ярой антипатии к слабым ученикам. Он обратился к Ивонне с простейшим вопросом по истории, спросил, головы каких четырех президентов взирают на страну с высоты скал, из которых они вырублены. Ивонна чувствовала намерение учителя выставить ее на посмешище. Она не стала отвечать. Слова из нее было не выжать. Квини, которая сидела позади нее, попыталась шепотом подсказать ей:— Вашингтон, Джефферсон, Линкольн, Рузвельт…Но прежде чем Ивонна решилась что-нибудь повторить, мистер Тикок заметил нарушение порядка со стороны Квини.— Миссис Кинг, ваша готовность помочь здесь неуместна. Не мешайте Ивонне прилежно работать и честно отвечать. Ничто не может нас сильнее ввести в заблуждение, чем доброе сердце, которое нарушает всеобщий закон человеческого поведения и этим приносит вред. В самом деле!За обедом Ивонна и Луи снова сели справа и слева от Квини.— Вот он каков! — сказал Луи. — Он всегда прав, и, несмотря на это, то, что он говорит и делает, всегда недостойно. Это делает его невыносимым.— Трех я сама знаю, только вот Джефферсона всегда забываю, — призналась Ивонна. — Но когда Тикок смотрит на меня, язык просто не поворачивается. Я бы ему и имен великих индейских вождей не назвала, хотя я их очень хорошо знаю: Понтиак, Текумзе, ТачункаВитко, Татанка-Йотанка, Макпиалюта и Джеронимо.— Тачунке-Витко теперь будет такой же памятник из камня, как и президентам.— Только неизвестно, когда он еще будет готов. Но вот Тикок бы ему памятник не поставил.— Я думаю, Тикок хочет добра, — защищала его Квини. — Он хочет, чтобы мы хорошо учились, и в его математике существуют правила, но нет сердца. Наверное, он поэтому так раздражает вас и делает все неловко.— Неловко, да, и коварно. Ты знаешь историю с деньгами?— Нет.— Это случилось несколько лет назад. Он не любит индейцев…— Я думаю, — осторожно перебила Квини, — он не любит плохих учеников, не интересуясь, почему у них неважные успехи.— Но ты все-таки послушай меня! — запротестовал Луи, сверкая глазами. — Он не любит нас, индейцев. Он утверждает, что мы воры и что учителя не должны носить с собой в школу денег, чтобы не вводить нас в искушение.— Кому он это говорил?— Он это говорил. Об этом все знают.— Разговоры не доказательство, Луи.— Я тебе сейчас же докажу, что говорю. Он решил попробовать и оставил в учительском столе пятьдесят долларов. Он хотел проверить, верно ли индейцы…— Этому я не верю.— Но это так.— Нет, я в это в самом деле не верю. Он, конечно, просто забыл деньги.— Он и забыл!!!— Наверняка забыл. Он думает о своей математике, о своей истории и о порядке в классе.— А о своих вещах — нет?!— Луи, я не могу допустить, что человек только потому виноват, что его никто не любит. Антипатия все же не доказательство.— И что тебе этот Тикок! Никто, кроме тебя, его не защищает. И деньги…— …как мы предположили, он забыл.— Да, забыл! И как же они оказались в седьмом классе?— Как давно это произошло?— Семь лет назад. Мы тогда были в шестом классе, а ты в пятом. Ты же знаешь всю эту историю!Квини густо покраснела и не ответила.— И как попали деньги из двенадцатого класса в седьмой? Ты можешь мне это объяснить, Квини?— Он их оставил в двенадцатом?— Да, это мы теперь с трудом выяснили.Начались послеобеденные занятия. Квини была вначале немного рассеянна, хотя это был урок рисования, на котором она, бесспорно, была лучшей и который доставлял ей большую радость. Понемногу она все же пришла в себя.На следующий день она с нетерпением ждала обеда.— Ты мне еще не рассказал до конца свою историю, Луи.— Ты ни о чем не догадалась.— Я только пытаюсь.— Ну если ты жалеешь этого Тикока?..— Дело не в этом. Мы должны быть справедливы.— Он-то справедлив?— Ты хочешь с ним состязаться и стать Тикоком?— Ничуть! Коварным человеком! Значит, слушай: он оставил деньги в двенадцатом классе. За два дня до того, как ты к нам пришла, все это и выяснилось. Тут он был что-то взбешен на весь наш класс, и в особенности на Ивонну, и сказал: если мы не будем как следует учиться, мы попадем когда-нибудь в тюрьму, потому что человек, ничего не умеющий делать, становится плохим человеком. «И вот! — крикнул он и положил руку как для клятвы на свой учительский стол. — Здесь я оставил деньги, которые, к стыду всей нашей школы, были украдены!»— Оставил здесь? Как же тогда они оказались в седьмом классе? Что ты скажешь, Луи?— Там у него был следующий урок. А как они туда попали — это духи знают, им известно, кто злой, а кто добрый. Их туда сунула подлость!— Тикок? Каким же образом?И тут они испуганно отпрянули друг от друга. В пылу спора они заговорили на языке своего племени. А это было в школе запрещено. Они должны были всегда говорить на английском, чтобы ему учиться. Ученица, которая дежурила по столовой и убирала тарелки, бросила на собеседников многозначительный предостерегающий взгляд.Луи, Ивонна и Квини оказались снова вместе после окончания школьных занятий, перед отходом школьного автобуса.— Дежурным в двенадцатом классе тогда был Гарольд Бут с ранчо, — тотчас снова начал Луи, — он и перенес деньги в седьмой класс. Ясно! А Тикок тогда Джо Кингу…— Да, Джо Кингу, — спокойно сказала Квини. — Моему мужу…— Это же правда! — воскликнул Луи. — Значит, тебе это должно быть интересно. Итак, Гарольд перенес деньги для Тикока в седьмой класс, а Тикок их в парту Джо…— Этого не может быть. Тикок не сделает такого никогда.— Что ты все с этим Тикоком! Гарольд Бут такого бы никогда не сделал, это хороший парень. Но кто-то из них должен был это сделать. Тикок или Гарольд. Если твой муж на самом деле не вор!— Мой муж никогда не крал.Школьный автобус подал сигнал. Квини пришлось расстаться с Луи и Ивонной. Когда автобус уже отъезжал, Луи помахал еще рукой, а Квини, которая смотрела в окно, кивнула ему головой.Поскольку разговор получил такое развитие, Квини рассказала обо всем вечером своему мужу. Он внимательно выслушал ее, подумал, как это было обычно, когда он имел дело с чем-то, на его взгляд, значительным.— Ты, Квини, прямо настоящий детектив, ведь ты установила новый факт. Тикок никогда раньше не говорил, что деньги были оставлены в учительском столе в двенадцатом классе. Возможно, он опасался этим как-то навести подозрение на своего Гарольда. Он говорил всегда только о седьмом классе, и всегда оставался открытым вопрос, был ли он уже к началу перемены в этом классе, в котором он потом, после перемены, вел урок. Ведь мне приписывалось, что именно в этот промежуток времени я взял деньги из стола учителя. О карманном воровстве вопроса не возникало: всякий мог подтвердить, что я за весь день ни разу не был рядом с Тикоком.— Он тебя не пожалел.— Он меня никогда не жалел, потому что я был плохим учеником, но он меня прямо-таки преследовал со всей своей яростью, особенно с тех пор, как он получил от школьного инспектора за меня строгий выговор, который был даже занесен в школьный учебник. Я неправильно прочитал присягу верности флагу и не захотел объяснить звезды и полосы. Я к тому же не стоял навытяжку, как это полагается, перед флагом и не положил руку на сердце. Тикок тогда меня на целый урок, как дурачка, поставил перед классом. Я пытался решать задачки. Его математика интересовала меня больше, чем его история, в которой я ему не верил. Для меня генерал Кастер Кастер Джордж Армстронг — американский генерал 7 — го кавалерийского полка, командовал крупным отрядом, уничтоженным индейцами в битве при Литтл Биг Хорне 25 июня 1876 года. Погиб в этой битве.

был разбойник и убийца, а Тачунка-Витко Тачунка-Витко — известный вождь индейского сопротивления последней четверти XIX века.

— герой, а не наоборот. Но я хотел проникнуть в тайны чисел и треугольников. Только для этого у меня не было основы. Слишком часто я прогуливал занятия. Сперва из-за далекого пути и потому что меня дед избивал, если я уходил в школу, потом потому что я потерял желание. Тикок истязал меня до крови, если я не приготовил урок и недостаточно хорошо, для того чтобы меня понимали, излагал его по-английски. Чаще я совсем не отвечал. И за это он меня потом наказывал.— Ты его тоже ненавидел.— Я ему даже угрожал, за что был жестоко наказан. Я его однажды обозвал четырехглазым и спросил, не хочет ли он со мной помериться силами. Он, к сожалению, не захотел.— Как тебя принимал класс?— Несколько озорников — хорошо. Я был всегда лучшим в спорте, и Френк Морнинг-Стар хотел со мной даже организовать группу. В суде потом нашу сплоченность посчитали попыткой организовать банду. Мы не раз вместе не слишком деликатно одерживали верх в драке, и этим я себе добавил. Большинство учеников со мной вообще не разговаривали, потому что мать у меня — «убийца», а отец — пьяница. Ты знаешь, в нас, индейцах, все сидит глубже и жестче, чем у белых: дружба и вражда, убеждение, что такое справедливость и несправедливость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55