Тех, кто приостанавливался у широко распахнутых дверей, немцы бесцеремонно подталкивали прикладами.
Они оказались в большом сарае, который быстро заполняли людьми. Вскоре все жители деревни оказались здесь. Со скрипом закрылись двери. Те, кто находился поближе к выходу, через небольшие щели увидели, что немцы повесили на двери замок и стали подпирать их толстыми длинными кольями.
Люди еще больше забеспокоились, высказывая различные предположения:
— Зачем они нас сюда согнали?
— Может, добро наше хотят забрать, так и так уже все отобрали?..
— Наверное, допрашивать будут... А вот полицейские семьи не тронули.
— А может, спалить нас живьем хотят...
Мальчуган лет семи вместе со своими такими же светловолосыми одногодками пробрался к дверям и заглянул в щель. Один из немцев заметил его голубой глаз, с любопытством выглядывающий из щели, и изо всех сил ударил прикладом по доскам:
— Цурюк!
Мальчуган в испуге отпрянул, тут же послышался тревожный голос матери:
— Андрейка, Андрейка, отойди от дверей. Немцы злые, не видишь? Стрельнет который.
А в углу парни постарше помогали товарищу подняться по бревенчатой стене повыше, туда, где под самой соломенной крышей виднелась небольшая щель. И вот он уже застыл возле нее. С минуту смотрел молча в сторону деревни, а затем изменившимся голосом, словно в горле что-то застряло, сказал:
— Они дома наши палят.
Загудела и качнулась людская масса к дверям, и в первых рядах Андрейка и другие дети. Заскрипели двери, пискнули ребятишки, прижатые к доскам. И вдруг снаружи, прямо через доски, пробивая ровной строчкой дырки, ударил автомат. Люди враз отхлынули, а на полу остались лежать дети, прикрывая русые головки ладонями, как будто маленькие худенькие ручки могли закрыть их от смерти. К ним с криками бросились матери, отрывали их бледные лица от земляного пола, ощупывали.
Все ребята оказались живы, а вот чуть дальше от них, сзади на полу остались лежать четыре женщины и дед Петрусь. Автоматная очередь прошила их. Не успели люди осмотреть убитых, как во всех четырех углах вспыхнула соломенная крыша.
— Люди-и добрые! — громко закричала пожилая женщина. — Так что же это делается, они же нас живыми спалить хотят!
Сарай начал быстро заполняться дымом. Закричали взрослые, заплакали дети, все понимали — это конец!
Татьяна Андреевна стояла у противоположной стены и широко раскрытыми глазами смотрела, как языки пламени все шире охватывали сухую соломенную крышу. Она не видела, что снаружи сарай, облитый бензином, горел весь и немцы, окружившие его, отошли чуть подальше, так как жар становился невыносимым. Татьяна поняла, что вот и кончилась ее жизнь, жизнь ее детей. Она повернула плачущих от страха детей личиками к себе и плотно прижала их носиками: «Прощай, Петя, любимый, не сберегла я тебе детей! Прости! И отомсти!»
А вокруг творилось необъяснимое. Кто-то из старух молился, кто-то, прижимая детей, старался закрыть их собой от огня. И вдруг всех перекричал молодой и звонкий голос Толи Лозебнова. Голос был мальчишеский, но звучал убежденно и требовательно, как приказ:
— Люди, мы же сейчас сгорим. Давайте кинемся на двери, а вдруг кому-нибудь повезет и он убежит!
Все понимали, что это делать бесполезно, но все-таки — это шанс, пусть маленькая, но какая-то надежда.
А старики и ребята постарше уже пробивались к дверям. Каждый думал: если не удастся убежать, то лучше погибнуть вот так.
Раскачавшись, толпа ударила в двери. Они не выдержали такого натиска и разлетелись на куски.
Для немцев это было неожиданным. Они спохватились, когда первые десятки людей в горящей и дымящейся одежде бросились в разные стороны. И только тогда навстречу брызнули смертельным огнем автоматы. Таня, крепко держа за руки детей, бежала в середине быстро редеющей толпы. На миг она вместе с детьми оказалась между двумя группами немцев, и те на мгновение, боясь попасть друг в друга, прекратили огонь. Люди бросились по высокой траве к видневшемуся недалеко лесу. А сзади с новой силой загремели выстрелы. Таня поставила детей впереди себя:
— Бегите к лесу, не оглядывайтесь и не останавливайтесь! — А сама подумала: «Может, я их от пуль своим телом закрою».
Таня ни на секунду не сомневалась, что она погибнет. Но перед ней, словно тоненькая полоска света, появилась надежда спасти детей.
Боже, если бы это случилось! Она готова была сама умереть, лишь бы они спаслись! Только бы они жили!
Мочалова, не оглядываясь и не глядя по сторонам, бежала за детьми, которые, почти полностью прячась в высокой траве, неслись изо всех сил к лесу.
И вот они в лесу. Она бежала за детьми, которые были так напуганы, что никак не могли остановиться. Уже давно не были слышны выстрелы и перестали визжать вокруг пули, а они все бежали. И вдруг Таня поняла: они спаслись! Они живы!
Она остановилась, окликнула детей, они тоже стали и повернули к ней измазанные копотью лица. Дети смотрели на нее и широко открытыми ртами жадно ловили воздух. Татьяна упала на траву и громко навзрыд заплакала. Трудно даже сказать, какие это были слезы: радости или горечи. Перед глазами стояла страшная картина: «Всех жителей деревни! За что?» Она лежала, уткнувшись лицом во влажную пахучую траву, и никак не могла заставить себя поверить, что ее дети и она сама остались живы.
Не знала в этот момент Татьяна Андреевна, что, кроме ее семьи и одного пятнадцатилетнего паренька, не спасся больше никто. В то время, как она, обессиленная и подавленная свалившимся на деревню горем, рыдала, немцы поднимали с земли, отыскивая в густой траве, мертвых и раненых, тащили их к горевшему сараю и бросали в огонь.
И только позже, когда пройдет немало времени, вспоминая эту жуткую картину, Татьяна Андреевна будет всегда помнить четырнадцатилетнего паренька Толю Лозебнова, который даже в безнадежной ситуации нашел в себе необыкновенные силы, чтобы призвать людей к сопротивлению. Это ему всегда будет благодарна семья Мочаловых и их односельчанин Миша Лукашевич за спасение, за то, что они продолжали жить на ласковой, освещенной солнцем земле.
27
КАПИТАН МОЧАЛОВ
Капитан Мочалов напряженно осматривал через бинокль местность перед позициями его роты. Поле было ровное, и, конечно, к встрече с танками надо быть готовыми.
Сзади роты, на небольшой возвышенности, в редком кустарнике расположилась противотанковая батарея, а чуть левее, тоже за позициями роты, в небольшой ложбине, у ручья, под маскировочными сетями, спрятались в засаде пять «Т-34». Мочалов уже в который раз прикидывал, правильно ли он расположил свои силы.
Впервые за долгие месяцы войны он имел почти полностью укомплектованную роту.
Солдаты были неплохо вооружены, у многих вместо винтовок — автоматы. Накануне несколько дней назад на поле саперы ставили противотанковые и противопехотные мины. Это все учитывал командир роты.
В центре, на небольшом удалении друг от друга, были установлены «максимы» — это для того, чтобы встретить пехоту врага плотным огнем. Не забыл он и фланги, понимая, что фланговым огнем лучше всего отсекать пехоту от танков. Бронебойщикам он ставил задачу сам. Мочалов был уверен, что когда первые танки немцев напорятся на мины, то следующие за ними наверняка попытаются пройти в другом месте, а это значит, повернутся бортами к нашим позициям. Вот тогда-то бронебойщики не должны зевать.
Мочалов оторвался от бинокля и глянул по сторонам. Бойцы продолжали тревожно смотреть вперед, и уже в который раз Петр подумывал о новичках: «Только бы не дрогнули, не испугались!» Сколько времени у него самого и командиров взводов ушло на обучение и разговоры с теми, кто был впервые на передовой.
Чудовищная машина войны перемалывала огромные силы. Сколько людей уже потерял за время боев он, командир роты! А сколько батальон, полк, дивизия, вся армия!
Правда, ему самому пока везло. После возвращения из госпиталя, вот уже более полугода, — ни царапины. Успел получить орден Красной Звезды, а два дня тому назад пришел приказ о присвоении ему звания капитана.
Мочалов задумался и не сразу заметил, что слева и справа от позиций их батальона начался бой. Только здесь пока было тихо. Легкий ветерок приносил с полей запах цветов, сена и еще ночную приятную свежесть.
Вдруг он услышал, как матюгнулся Кислицкий. После своего любимого выражения он тут же обратился к командиру роты:
— Товарищ капитан, гляньте, идут, сволочи!
Вдалеке в шахматном порядке двигались квадратные коробки танков. За ними, словно зеленые карандашики, — пехота. Танков было много, и чем ближе они подходили, тем становились по размеру все больше и больше. Мочалов поднес к глазам бинокль. Он впервые видел эти машины. Они были огромные, угловатые и неуклюжие. Когда танки приблизились, Мочалов понял, что такими их делает прочная и толстая броневая защита.
«Вот они какие — „тигры“!» — подумал Мочалов, пытаясь определить, сколько машин придется на его роту.
За «тиграми» двигались автоматчики. Шли уверенно, засучив рукава, — точь-в-точь как в сорок первом.
Мочалов передал по цепи, чтобы без команды не стреляли.
А немцы все ближе и ближе. И тут сзади громыхнул залп. Это противотанковая батарея открыла огонь. Словно черные грибы, выросли взрывы. Но ни один танк не был поврежден. Ударил второй залп — и опять никаких результатов.
— Эй, мазилы, очки наденьте! — закричал Кислицкий, обращаясь к танкистам.
А те, наверное, «очки надели», потому что после третьего залпа один танк вдруг оказался без башни, а у второго была перебита гусеница. Он тут же повернулся боком и сразу же получил в него снаряд, задымился.
«А что, ЗИСы „тигров“ бьют великолепно!» — восхищенно подумал Мочалов о новых пушках, которые недавно начали поступать на фронт. Танки тоже открыли огонь. Теперь уже капитан мог точно определить — на его роту надвигается девять танков. Девять бронированных крепостей на гусенечном ходу, ведя огонь из пушек и пулеметов, шли на позиции роты. Мочалов дал команду: «Огонь!» Длинно и сердито строчили пулеметы, в их грохоте тонули короткие очереди автоматов и выстрелы винтовок, слышались звонкие и четкие выстрелы противотанковых ружей.
Танки вошли в минное поле, и почти сразу же два из них завертелись на месте. Остальные на мгновение приостановились, а затем начали расползаться в обе стороны.
«В обход минного поля хотят пойти», — догадался Мочалов и крикнул по цепи:
— Бронебойщики, ведите огонь по бортам танков!
А те и сами понимали, что для них наступил самый благоприятный момент, и сразу же отличился Кислицкий. Он первым же выстрелом поджег ближайший к нему танк и тут же откровенно высказался в его адрес. Мочалов не выдержал и рассмеялся. Грубое, но уж больно точное определение нашел для танкистов подбитой машины сержант.
Пехота, поливая наши окопы огнем из автоматов, продолжала двигаться вперед. Уже даже невооруженным глазом были хорошо видны их перекошенные от крика лица. Появились и первые потери в роте. Прямым попаданием снаряда убило двух автоматчиков. Замолчал один из «максимов», его повредило осколком снаряда. Мочалов видел, как к первому взводу пригибаясь бежали санитары. «И там есть потери», — подумал он и снова припал к автомату. Тщательно целясь, он бил короткими очередями по надвигающимся целям. Немцы, оказавшиеся без поддержки танков, залегли, но слева и справа от линии обороны роты они продолжали атаковать. Мочалов тут же передал команду фланговым пулеметам перенести огонь и ударить по наступающим. Вскоре и на других участках обороны наши войска заставили немцев залечь, а затем и отступить.
Первая атака врага батальоном была отбита. Немцы потеряли пять танков и около сотни солдат. Подбитые танки продолжали гореть, по полю слался черный удушливый дым, на сколько хватило глаз в беспорядке валялись трупы уничтоженных фашистов.
Все понимали, что первая атака была пробным шагом. Немцы прощупали нашу оборону, разобрались с ее системой огня, и сейчас надо было ждать еще более сильный натиск.
Только Мочалов вернулся к своему окопу, как к нему подбежал капитан-артиллерист. Это был командир противотанковой батареи. Мочалов начал его благодарить за умелую поддержку, но тот его перебил:
— Извини, браток, покидаю тебя. Немецкие танки где-то справа прорвались, и мне приказано отойти назад и занять новые позиции, чтобы не допустить удара по вас с тыла. Так что держись!
И он, легко выскочив из окопа, побежал к своей батарее, которая, быстро свертывалась, готовясь к переходу: «Хоть бы танки не улизнули», — с тревогой подумал Петр о пятерке «Т-34», спрятавшихся в небольшой балке в засаде. Они пока участие в бое не принимали и дожидались своего часа.
Вдруг послышались крики:
— Воздух! Воздух!
Капитан увидел, как со стороны леса, куда отошли немцы, надвигаются самолеты. Их было больше десятка. Самолеты, сделав полукруг, полетели вдоль траншей, бросая бомбы и стреляя из пушек и пулеметов.
Но тут же рядом с ними появились наши истребители. Кислицкий, увидев их, радостно закричал:
— Все, братцы, свадьбы больше не будет, жениху сейчас под хвост перцу подсыпят!
И действительно в небе завязался бой. Немецкие бомбардировщики начали в беспорядке сбрасывать бомбы и уходить на запад. Сразу же задымились два вражеских самолета, один из них взорвался и, разваливаясь на части, камнем полетел к земле, второй удалялся в сторону немецких позиций.
Через час немцы опять поднялись в атаку, но снова были отброшены назад. Так продолжалось до самого вечера. Артиллерийские и авиационные налеты чередовались с атаками пехоты. Но система обороны была хорошо продумана и заранее подготовлена. И враг не прошел. Мочалов был доволен: молодые бойцы равнялись на бывалых и не дрогнули.
Петр Петрович в перерыве между атаками, когда узнал, что танки «Т-34» ушли из ложбины, приказал заминировать поле на левом фланге. И теперь можно было не бояться танков в этом месте.
День уже клонился к вечеру, когда в очередной раз немцы побежали назад и наступила тишина. По всему было видно, что новой атаки сегодня не будет. В окопах послышался смех. Доставили запоздалый обед, и грязные, с прокопченными лицами солдаты жадно набросились на еду, не забывая при этом переброситься веселым словцом.
Мочалов ждал, когда командиры взводов доложат ему о потерях. Он слушал, как недалеко кто-то донимал Кислицкого, чтобы тот рассказал что-нибудь веселое. Кислицкий отделывался шутками. Все тот же голос сказал:
— Ну здорово ты, Эдуард, пеканул того «тигра»! Надо же, тютелька в тютельку прямо в мотор угодил!
— Уметь надо, — важно ответил Кислицкий и вдруг спросил: — А знаешь ли ты, что такое «тютелька в тютельку»?
— Нет, не знаю.
— Это что-то из интимной жизни лилипутов, — пояснил под смех товарищей Кислицкий и добавил: — Так что я тебе не лилипут, а гроза фашистских танков. Запомни!
— Товарищ капитан, — услышал Мочалов голос телефониста, — вас командир полка вызывает.
Пока Мочалов шел к полуразрушенному блиндажу, успел подумать о телефонисте. «Измучился он сегодня, бедняга, поди раз десять, не меньше, пришлось связь восстанавливать».
Взял трубку и тут же услышал голос командира полка. Гридин сказал: «Мочалов, оставь за себя Северинова и приходи ко мне!»
К штабу полка идти было недалеко, и Мочалов не торопясь шел по узенькой тропинке. После жаркого напряженного дня было хорошо дышать свежим остывающим воздухом, слушать тишину, которую, правда, нарушала далекая артиллерийская канонада. Где-то там, за горизонтом, шел бой. Мочалов не знал, что немцам во многих местах удалось вклиниться, а кое-где и прорвать нашу оборону. Капитан поднялся на небольшой пригорок и, взглянув в сторону небольшой деревушки, где размещался штаб полка, удивленно присвистнул. Почти вся деревня была уничтожена.
«Как же штаб полка уцелел?» — подумал он, спускаясь с пригорка.
На краю деревни навстречу Мочалову шли две женщины. Петр, не обращая внимания, хотел пройти мимо, но тут одна из них остановилась и тихо спросила:
— Мочалов? Петр Петрович?
Капитан удивленно взглянул на женщину. Перед ним стояла Василевская. Похудевшая, с усталыми и печальными глазами, она смотрела на него, словно боясь, что ошиблась.
— Ольга Ильинична, — обрадовался Мочалов, — откуда вы? Как здесь оказались?
Она протянула ему руку:
— Здравствуйте, Петр Петрович! Как я рада, что встретила вас!
Последняя фраза вылетела у нее неожиданно. Ольга Ильинична, смутившись, покраснела, но тут же пояснила:
— Наш госпиталь за деревней в лесу разместился.
Разговорились. Василевская рассказала и о своем новом горе: почти три месяца назад под Ленинградом погиб муж. Стараясь спрятать в глазах давящую на нее страшную тоску, она поспешно спросила:
— Ну, что у вас слышно? О семье ничего не узнали?
— Нет, пока ничего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52