– Ехать назад, к прокатному пункту? – Он застонал, гладя Дженни по голове. – Прикажи ей пожалеть меня!
– Ну, поплачь!
– Противная! – Он оглядел Ройс с ног до головы. В шортах она выглядела очень соблазнительно. Даже повязанный по-старушечьи в целях маскировки платок и огромные очки не портили впечатления. Черт, она нравилась ему в любой одежде. Или без одежды. Предпочтительнее без.
Наслаждаясь ароматом травы, нагретой летним солнцем, он потянулся к ней с намерением поцеловать, но, заглянув ей в глаза, замер. Перед ним предстало будущее: другие летние деньки – и ночи тоже. Прохладные вечера у камина. Зимние ночи в постели, в ее объятиях.
Два образа Ройс запомнились ему ярче остальных, и он знал, что никогда их не забудет, пока не угодит в ад. Ройс поутру, разбуженная и зарывающаяся в его подушку, собираясь снова уснуть. Вечерняя Ройс, какой он увидел ее как-то раз у себя в кухне.
Он снова перевернулся на спину и смотрел на пылающий шар солнца, пока ему не пришлось зажмуриться. Зачем ему понадобилось отстаивать обязательное наказание за хранение наркотиков? Не действуй оно, он бы добился для нее отсрочки наказания, штрафа и энного количества часов отработки для нужд города. Теперь же он боялся приговора на всю катушку.
Дженни лизнула его в нос. Ройс сказала:
– Если хочешь, уйдем.
Он сообразил, что сейчас не время для трагических интонаций.
– Я так просто не сдаюсь. Давай возьмем второй велосипед и после пикника поедем наперегонки.
Они взяли велосипед для Ройс и покатили по парку вдвоем. Вокруг сновали любители скейтборда: они взлетали на пригорки и неслись оттуда вниз, едва не сбивая велосипедистов-яппи на итальянских велосипедах, стоивших почти столько же, сколько автомобили.
Вокруг ветряной мельницы мамаши выгуливали малышей в яркой одежде, у чайной резвилась детвора постарше. Скамейки вдоль аллей оккупировали пожилые люди, от семидесяти пяти и старше. Сутулые старики играли в карты, старухи, не расстающиеся в любую жару с черными нарядами, увлеченно сплетничали.
Лужайки, заросшие шелковистой травой, были вотчиной собак и влюбленных. Ройс с Митчем забрались подальше и нашли тенистый уголок вдали от людей. Дженни рванулась в кусты, преследуя белку.
– У тебя в детстве тоже была собака? – спросила Ройс, протягивая ему захваченный из дому сандвич.
– Была, – нехотя ответил Митч, надеясь, что больше личных вопросов не последует. – Было дело.
Ройс не остановил его недовольный тон.
– Какая?
Он проглотил салат с цыпленком и ответил:
– Запомни, мое прошлое – закрытая книга.
– Я просто подумала, что ты очень хорошо воспитал Дженни и что у тебя, наверное, богатый опыт.
– До Дженни у меня была всего одна собака. – Та собака погибла такой мучительной смертью, что он завел еще одну только по истечении двадцатилетнего срока.
– Дженни! – позвала Ройс, и собака тотчас вынырнула из кустов, преданно виляя хвостом. – Вот тебе угощение.
Дженни послушно села на задние лапы, готовая служить. Митч поневоле улыбнулся. Одним собакам, подобно некоторым людям, живется припеваючи, другие не видят в жизни ничего, кроме невзгод. По прошествии стольких лет у него в ушах все еще стоял душераздирающий скулеж той, первой собаки.
Расскажи он Ройс эту историю, она бы разрыдалась. Однако он пока не был готов доверять ей свои тайны. Когда останется позади суд и определится будущее, он будет лучше представлять себе, как она относится к нему. Если бы она призналась, что он ей небезразличен, то у него появился бы огромный соблазн все ей рассказать, но она проявляла сдержанность. Неужели их всегда будет разделять гибель ее отца?
Ройс подождала несколько минут, но Митч так ничего и не сказал. Он совершенно не собирался приоткрывать завесу над своим прошлым. Она выругала себя за то, что оставила дома портативный телефон. Можно было бы отлучиться в туалет и оттуда позвонить Уолли. Его необходимо было убедить отказаться от вынюхивания прошлого Митча. Если человек так оберегает его, что отказывается рассказывать о собаке, то можно себе представить, как он рассвирепеет, когда узнает о проделках Уолли.
– Давай устроим гонки, – предложил Митч.
Глядя на его могучие бедра и ноги, резво крутящие педали, она вспоминала, как они прикасались к ее собственным. С каких пор желание пришло на смену ненависти? Почему ей теперь хочется быть с ним рядом, а не бежать без оглядки?
День за днем ее чувства в отношении Митча претерпевали перемену. Уж не влюбляется ли она в него?
Ближе к вечеру они вернули велосипеды в прокатный пункт. Митч к этому времени если и не стал выделывать чудеса, то, во всяком случае, научился неплохо ездить. Самое главное, это занятие пришлось ему по душе. Возможно, в следующий уик-энд она научит его кататься на роликовых коньках.
– Куда теперь? – спросил он.
– Давай сами приготовим на ужин пиццу. Тут поблизости есть огромный итальянский рынок. Мы сможем купить там все необходимое.
Обняв Ройс за плечи, Митч вывел ее из парка Золотые Ворота. Дженни бежала впереди. Они не взяли машину, поскольку припарковаться рядом с зоной отдыха было немыслимым делом.
В былые времена Ройс поспешила бы на автобус, но теперь, когда уик-энд подходил к концу и до суда оставалось всего три недели, она ценила возможность побыть на открытом воздухе. Это называлось свободой.
– Завтра я уезжаю в Чикаго, – сообщил Митч. – Вернусь в конце недели.
Ей очень хотелось взмолиться, чтобы он не уезжал. От сознания того, что он недалеко, пускай и не рядом, ей становилось легче на душе. До сих пор она не осознавала, насколько ей важно его присутствие. Но умолять его она, конечно, не могла. У него была работа, своя жизнь, в которой не было места для нее.
Вместо того чтобы выразить свое отношение к его предстоящему отъезду, она позвала собаку:
– Осторожно, Дженни! Подожди нас.
– Я бы не поехал, но надо. Это стоит у меня в расписании уже много месяцев.
Что тут ответить? Бояться одиночества по ночам было как-то несолидно. Всего час назад она строила планы на воскресенье, теперь же ей предстояло коротать время в обществе Дженни. Собака тем временем уже ступила одной лапой на мостовую.
– Подожди, Дженни! – крикнула она.
Из-за угла вылетел автомобиль и сбил Дженни. Подброшенная бампером собака на одно мгновение повисла в воздухе, после чего плюхнулась на асфальт.
Митч бросился к ней. Ройс едва поспевала за ним. Его пронзительный крик «Дженни!» был заглушен визгом тормозов. Грузовик умудрился затормозить в каком-то дюйме от несчастного животного.
Ройс склонилась над Дженни рядом с Митчем. Собака скулила, голова ее моталась из стороны в сторону, золотистая шерсть была перепачкана кровью.
– Держись, подружка! – твердил ей Митч испуганным голосом.
– Пожалуйста, вызовите ветеринарную «скорую»! – крикнула Ройс, не сомневаясь, что у кого-то в созданной ими автомобильной пробке есть телефон.
Митч положил голову Дженни себе на колени и гладил ее по голове. Сейчас он не заботился о том, как выглядит со стороны. Ройс увидела на его лице острую боль, которую ему в иные моменты удавалось ловко скрывать, отражающую глубокую душевную рану, неспособную зарубцеваться. У нее защипало глаза от слез, ей захотелось обнять его, облегчить страдания. Однако она чувствовала, что постороннее вмешательство будет сейчас неуместным.
– Прошу тебя, Дженни, – пробормотал он потерянным, горестным голосом, – не покидай меня!
Но Дженни закатила глаза. По собачьему телу пробежала судорога, из груди вырвался хрип.
– Дженни! – По тону Митча было ясно, что это для него последняя возможность докричаться до любимого существа. – Нет! Ты не можешь умереть.
Ройс, полуслепая от слез, оглядывалась в надежде на появление «скорой». Только бы Дженни не умерла! Она – моя подруга.
Сколько ночей Дженни была ее единственной компанией? Слишком много, чтобы вспомнить каждую. Дженни всегда была рядом, всегда преданно помахивала хвостом. Ройс знала, что Митчу без любимой собаки будет так же одиноко. Впрочем, он привык к одиночеству.
Митч смотрел на Дженни, покачивая ее на руках и не обращая внимания на стекающую на него кровь.
– Такая ласковая, такая преданная… – приговаривал он, но собака уже не слышала его слов.
В ветеринарной клинике Митч понес Дженни в смотровой кабинет, а Ройс подала регистраторше свою карточку «виза». Молодая регистраторша пристально взглянула на Ройс, и та поняла, что ее узнали. Она не сомневалась, что ее узнали и автомобилисты на злополучном перекрестке.
Что она могла поделать? Ровным счетом ничего. Судьба глумилась над ней, вознамерившись лишить надежды на жизнь. Пусть так, только бы выжило ни в чем не повинное существо, молилась Ройс. Она все еще шептала слова молитвы, когда возвратился Митч.
– Она в операционной. – Он тяжело опустился на диван рядом с Ройс.
Он выглядел таким понурым, что на него было трудно смотреть без сердечной боли. Обычно он был суров и циничен, не позволял слабости ни себе, ни другим. Он не выжил бы, если бы был другим. Жизнь заставила его расстаться с комфортом человеческого взаимопонимания. Хорошо еще, что он сохранил взаимопонимание с собакой.
Она вспомнила его осторожное признание, что у него прежде была другая собака. Среди ужасов современного общества животные остаются близкими душами, существами, которым можно доверять. Ройс еще раз подумала о том, какое большое место занимают в наших сердцах животные. Кролик Рэббит Е. Ли остался в ее сердце навсегда. В отличие от людей животные способны на безоговорочную любовь.
– Дженни страдает точно так же, как страдала моя прежняя собака.
Голос Митча был тих, зато его обычно едва заметный южный акцент сейчас было очень легко распознать; так бывало всегда, когда Митчем владел гнев или горе. Он смотрел прямо перед собой, словно забыл о присутствии Ройс, и говорил тихим, но каким-то грозным тоном, насторожившим ее. Еще не зная, что ей предстоит услышать, она испытала прилив острой жалости.
– Я купил Дженни в качестве подарка себе на день рождения. Это случилось через двадцать пять лет после смерти Харли. – Митч по-прежнему смотрел прямо перед собой на пустую комнату, сумрачную в этот вечерний час. – Я до сих пор помню момент, когда впервые увидел Харли. Мне в тот день исполнилось восемь лет, но я не рассчитывал на подарок. До шести лет я вообще не знал даты своего рождения. Я никогда не получал подарков и не мечтал их когда-либо получить.
Ройс стало трудно дышать. Она совершенно не надеялась, что он станет делиться с ней воспоминаниями о своем прошлом. Начало его излияний не только застало ее врасплох, но и рассердило. Кто посмел так бессердечно относиться к ребенку?
Свое собственное детство она вспоминала как череду радостных празднований дней рождения. Их было так много, что все они слились у нее в памяти. Осталось только ощущение счастья и любви, окружавшей ее.
Однако она ухватилась за многозначительную информацию. Дженни было всего два года от роду. Значит, с тех пор, как Митч увидел Харли, прошло двадцать семь лет. Выходит, Митчу тридцать пять лет, а не тридцать семь, как явствует из свидетельства о рождении. Зачем ему понадобилось лгать о своем имени и возрасте?
– Харли не был щенком, – продолжал Митч, не заметив, что проговорился. – Это был старый пес-ищейка, с седой мордой и длинными обвислыми ушами. Он трусил по Грязной улочке, и я подумал: сам Бог послал мне его в подарок. На нем не было ошейника, и все подумали, что он удрал из грузовика, проезжавшего по шоссе. Я много дней упрашивал, чтобы мне разрешили оставить его себе, и в конце концов добился своего.
«Смотри на меня, – беззвучно молила его Ройс. – Обращайся ко мне, а не к пустоте». Митч настолько привык не доверять людям, что недоверчивость превратилась в неотъемлемую часть его личности. Потребовался шок от несчастного случая с Дженни, чтобы у него развязался язык. Ройс боялась до него дотронуться, чтобы он ненароком не пришел в себя.
– Следующие три месяца мы с Харли были неразлучны. Наконец-то у меня появился товарищ для игр. Я расставался с ним только перед сном, когда выпускал из дома, прежде чем идти умываться. На рассвете он всегда возвращался. Но в один прекрасный день он не явился даже к завтраку.
Ему не нужно было смотреть на нее, хотя ей по-прежнему хотелось, чтобы он о ней вспомнил, – она и так догадывалась, что творится у него в душе. Как ей хотелось прикоснуться к нему, уничтожить разделявшую их трещину, преодолеть расстояние, отделявшее его от всех остальных людей, которое он так заботливо сохранял! Она хотела, чтобы, несмотря на ее молчание, он знал, что на нее можно опереться.
– Наступил полдень, а Харли все не было. Я стал прочесывать рощу, овраги, дошел до омута, где ловили рыбу, но его и след простыл. Все говорили, что он как появился, так и исчез. Но я-то знал, что он меня любит и ни за что не ушел бы по своей воле. Я искал его всю ночь. Я так громко выкрикивал его имя, что меня, должно быть, было слышно в соседнем графстве. – Теперь Митч говорил ровным тоном, но его боль была слышна в каждом слове. – Я знал, что с Харли приключилась беда и он ждет моей помощи.
Ройс вовсю таращила глаза, чтобы не залиться слезами. Где были при всем этом его родители? У нее переворачивалось сердце от неведомого прежде волнения, так она сочувствовала одинокому мальчишке, в слезах продирающемуся сквозь ночные заросли в поисках обожаемого пса.
– На второй день я начал обход окрестных ферм. Последней стала птицеферма Слокума. Мне навстречу вышел хозяин – здоровенный детина с длиннющей бородой, как у ветхозаветного персонажа. «Так это твоя собака, парень? Старая длинноухая ищейка?» – «Да, сэр, – с гордостью ответил я, – Харли – мой пес». «Что ж, – проревел он, хватая меня за руку, – сейчас ты увидишь, как поступают с собаками, таскающими яйца». Он затащил меня за сарай…
Митч помедлил, и Ройс закрыла глаза, зная, что за сараем маленького Митча ждало какое-то страшное зрелище, что-то, чего не полагалось видеть ребенку. А ведь Харли был не просто псом – он любил Митча; возможно, это была единственная любовь, которую Митчу довелось познать в детстве.
– Фермер приколотил все его четыре лапы к стене, а уши прибил над головой одним гвоздем. Он его распял! Харли был едва жив. Я позвал его, и он с трудом приоткрыл один глаз. Он смотрел на меня одним глазом, моля о помощи и скуля… совсем как Дженни. Он умолял меня спасти его, но я не мог до него дотянуться.
Ройс корчилась от спазм в желудке. Ей никогда не приходилось слышать о подобном варварстве. Она отчетливо слышала учащенное сердцебиение восьмилетнего мальчугана, желающего спасти любимую собаку, но неспособного это сделать.
– «Куда же ты глядел, парень? – заорал на меня фермер. – Разве ты не знаешь, как поступают в наших краях с жадными до яиц собаками? Он будет висеть, пока не подохнет. – Старая сволочь запихнула руки в карманы комбинезона. – Если хочешь ему помочь, то лучше пристрели». Я не мог допустить, чтобы Харли медленно подыхал на стене сарая, под безжалостными лучами солнца. Вокруг его кровоточащих ран уже роились мухи, язык распух и почернел от жажды. «Давайте ружье», – сказал я.
По щекам Ройс уже катились слезы. Господи, как старый человек мог так поступить с несчастным мальчишкой?
– Он принес дробовик. Я никогда в жизни не стрелял, не знал, что стою слишком близко и что от отдачи шлепнусь на задницу. «Прощай, Харли, – сказал я. – Я тебя никогда не забуду». Харли заскулил. Это был самый жалобный звук, какой мне когда-либо доводилось слышать. Даже теперь, после стольких лет, он стоит у меня в ушах. Я вижу его, беспомощно висящего на гвоздях. Нельзя, чтобы кому-нибудь еще пришлось страдать так же, как ему. «Я люблю тебя, Харли, и всегда буду любить». Я зажмурился и выстрелил. Когда я открыл глаза, оказалось, что я валяюсь на земле, весь в крови Харли, в клочках его шерсти. От него ничего не осталось, кроме четырех лап, прибитых к стене. – С каждым новым словом голос Митча становился все тише. – И еще длинных окровавленных ушей, висящих на одном гвозде.
В комнате ожидания раздался надрывный всхлип. Ройс не сразу поняла, что этот звук издала она. Она словно очутилась в прошлом и вместе с невинным ребенком терзалась от боли, свалившей его наземь, и от невыносимой жалости к собаке, которую он беззаветно любил, но был вынужден собственноручно прикончить.
Это был единственный в его детской жизни подарок на день рождения. Дар свыше.
23
– О Митч, – вскричала Ройс, обнимая его, что давно мечтала сделать. – Я бы на твоем месте убила этого фермера!
Неожиданно перед ними предстал ветеринар в зеленом халате, испачканном кровью бедняжки Дженни. Ройс затаила дыхание, не выпуская Митча из объятий. Дженни была ему гораздо более дорога, чем она прежде считала. Собака представляла собой его связь с прошлым, с моментом в его жизни, когда появилось существо, которое он мог любить и которого он вскоре так трагически лишился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45