Об этом говорили и хорошо утоптанные дорожки, и дым, поднимавшийся над крышами. До блеска раскатанная ледяная дорожка вела к вырубленной в озере полынье.
Около третьего дома проводник остановился. Подождал, пока вся Команда подойдет поближе. Отодвинул плетеную циновку, заменявшую дверь, позвал в темноту:
– Эй! – и удалился с видом человека, исполнившего свой долг.
Мы сочли эти действия как приглашение войти и вошли.
Посреди темной комнаты около печки на топчане лежал человек. Было очень душно, но тепло. Пахло нехорошей едой, носками и пряностями. Единственное незабитое окно было затянуто какой-то жирной тряпкой и света почти не пропускало. При нашем появлении человек сел, потер лицо ладонями, откашлялся и с воодушевлением сказал:
– Пришли. Наконец-то! Чайку? Странно у них тут информация поставлена. Мы, понимаешь, два дня почти по болоту сюда перли, а о нас, оказывается, все уже давно знают. И ждут-с. Потому как выходит, что мы, вишь, ихняя последняя надежда. То есть – если мы не поможем, то все. Хоть всей деревней ложись да помирай. Все это нам старший, ну тот, который на топчане лежал, сразу и выложил. Назвался Федей. Говорил много и жалобно, отчаянно путаясь в соплях, чихая и откашливаясь через слово. Брезгливый Пурген тут же подтянул куртку повыше и застегнул ее под самые глаза.
– Ничего не понимаю, – пожал плечами Стармех, наслушавшись бестолковой болтовни. – От нас-то чего надо? Дрова помогать заготавливать?
– Я думаю, для начала чаю попить, – отозвался Вомбат. Ему нужно было немного подумать. Кой-какие мыслишки уже вертелись у него в голове, идейки кой-какие наклевывались. Теперь надо аккуратно их проверить.
– Ты мне вот что, – бодро начал Вомбат, принимая из рук Федора грязную кружку. То, что болталось в этой кружке, имело единственное положительное качество. Оно было горячее. Запах и вкус в счет не шли. – Скажи-ка: у вас тут похолодало резко?
– Ну, да, – отвечал мужик, успев за два слова чихнуть четыре раза. – Озеро, считай, за ночь замерзло. Ну, а потом уж и снежок...
– А вот в ту ночь, когда озеро замерзать стало, никакого гудения не слышали? Земля не дрожала? – продолжал допрашивать Вомбат. Стармех отхлебнул чаю и кивнул. Он, видно, тоже начал соображать, в чем тут дело.
– Да... я и не помню... У меня от этого холода в голове последние мысли смерзлись... – Федор озабоченно высморкался. Потом доковылял до двери и, высунувшись наружу, хрипло крикнул:
– Кузьма-а!
– У-у! – ответили издалека.
– Иди сюда!
Кузьмой оказался наш любезный проводник. На вопрос старшего, не гудело ли чего аккурат перед тем, как озеру замерзнуть, убедительно ответил:
– Ага. – И вопросительно посмотрел на Федю.
– Хорошо, Кузьма, иди.
– Подожди, Кузьма, – остановил его Вомбат. – Раз уж у тебя такая память хорошая, может, вспомнишь. Тогда же, может, чуть раньше, не приходили ли сюда чужие люди? И если приходили, то не ссорились ли с кем-то из ваших?
– Ну, ты, Командир, загнул... – Стармех укоризненно посмотрел на Вомбата. – Ты что, не видишь, человеку думать трудно? Он на пятом слове вырубился и тебя понимать перестал. А ты: “не приходили ли?” да “если приходили?”. Тили-тили, трали-вали. Ты сам хоть понял, что спросил?
– Стармех, ты, по-моему, наглеешь, – спокойно произнес Вомбат.
– Кузьма! – громко позвал Дима, поводив пальцем перед его лицом. – Отвечай! Чужие были?
– Ну.
– Драка была?
– Ну.
– А потом они ушли, а озеро замерзло?
– Ага.
– Вот теперь иди. – Стармех торжествующе повернулся к Командиру. – Нам все ясно?
– Все, – согласился Вомбат. – За исключением одного: где они его затопили?
– А они его и не топили, – хитро прищурился Дима.
– С чего ты взял?
– С того, что если бы он на дне лежал, озеро бы до дна промерзло. Полынью видел? Воду по-прежнему из озера берете? – Последний вопрос относился к Федору.
– Ну, – ответил тот голосом Кузьмы.
– Ну? – эхом отозвался Дима, снова поворачиваясь к Вомбату. – Теперь ясно? Он где-то на льду лежит.
– Прям так и лежит...
– Ну, не лежит, а вмерз. Какая разница...
– И ты хочешь...
– Конечно! Я думаю, зарядов десяти тут вполне хватит. Он наверняка уже старый и хлипкий, новые так просто не оставляют. Даже не обязательно его самого раздолбать. Важно тряхнуть хорошенько. Я так думаю.
А что? Логично. Вомбат оглядел мужиков. Ну, с Федей ясно. Его сейчас, кроме собственных соплей, ничего не интересует. А вот наши, интересно, кто чего понял?
Ленька, вижу, врубился. Сидит, улыбается хитро. Двоечник небрежно потолок разглядывает. Тоже сообразил. Цукоша насупился. Это называется: опять вы что-то умное без меня обсуждаете.
– Леня, сколько у нас взрывчатки осталось? – спросил Вомбат.
– Я думаю, на десять зарядов хватит, – важно ответил Леня. – Ты все-таки думаешь, что это локримоза?
– Конечно! Чего здесь сомневаться?
Так. Все. Не буду больше водить за нос многоуважаемую публику. Объясняю. Локримоза – это по-нашему, по-простецки, – локальный криогенник Мо-зальского. Редкая штучка. Ее смельчаки из Города приносят. Зачем? Да всем за разным. Нам вот, например, локримоза на фиг не нужна. А кто-то, может, за нее в Городе и голову сложил... В общем, штука малоизвестная. Но с большими возможностями. Точно знаю, например, что с ее помощью Бригада Жэ вымораживает из нор мямликов на Стругацких Полях. А в Городе, говорят, локримоза в большом почете у самого ВД – большого эстета и брезгуна (в смысле – брезгливый он очень). У него каждый отряд саночистки снабжен, говорят, локримозой. А что? И правильно. Мороженое дерьмо гораздо удобней и приятней убирать. Еще говорят, что локримозы бывают разные. И есть даже маленькие, портативные – чуть ли на кружку воды. Но вот это уже, по-моему, брехня. Все, которые на нашем пути встречались, действовали в радиусе от десяти до трехсот метров. То есть десять – самое маленькое. А Ленька наш, как физик бывший профессионал, объяснил, что меньше быть в принципе не может, закон какой-то запрещает. А вот больше – пожалуйста, хоть сто километров, это, значит, законом разрешено. А кстати: кто не верит, может прям сейчас выйти и посмотреть, во что превратилось дивное лесное озеро (радиусом не меньше километра) под действием локримозы. И вот еще, кстати: первый раз вижу, чтоб ее в качестве мести использовали. Да еще таким беззащитным людям.
Ну, короче, на том мы и порешили. Приготовили заряды, рассовали их по всему озеру так, чтоб более или менее равномерно шарахнуло. Хоть и бегали поминутно греться, а все равно – задубели-и... Двоечник нос отморозил, а Ленька – большой палец на ноге. Народ смотрел на наши прыжки, раскрыв рот. Мы им, наверное, шаманами казались. Бегаем, бухтим что-то, проводочки вертим. Но зато потом ка-ак бахнуло! Любо-дорого посмотреть.
– А теперь чего? – робко спросил Федор через час, как бабахнуло.
– Теперь? Ждать будем. Греться. Чаю давай? – Стармех изо всех сил тер уши и улыбался.
Вомбат стоял на холме и докуривал свою последнюю вечернюю. Внизу блестело озеро, гомонили вернувшиеся птицы. Остатки снега теперь можно было найти только у корней старых сосен.
Слышно было, как за спиной бухтит, укладываясь, Азмун. Чего, чего? Вомбат прислушался.
– Ну, вот, и еще день впустую проваландали. Тоска...
Игорь аккуратно набрал полный шприц SD-стимулятора и склонился над Виталием.
– Что это за укол вы ему делаете? – опять влез со своим вопросом загорелый незнакомец. Он, оказывается, так и стоял у Игоря за спиной.
– Слушайте, а помолчать пять минут вы не можете?
– А что, вся процедура длится пять минут?
Игорь отмахнулся от назойливого посетителя. Сейчас не до препирательств. Сейчас главное – ввести Антонову SD-стимулятор. А уж потом можно поговорить. С этим странным потенциальным клиентом. Или вышвырнуть его отсюда в два счета.
– Да нет, доктор, боюсь, выгнать меня вам не удастся, – мягко заметил незнакомец.
– Так, – холодно сказал Игорь. – Вы еще и телепат.
– Считайте, что так.
– Кто вы вообще такой? Имя у вас есть? Знаете, очень невежливо разговаривать с человеком, не представившись. Я считаю...
– Иванов, – с готовностью ответил мужчина. – Вас устраивает?
– Нет. – В тон ему ответил Игорь. – У нас уже есть один Иванов. Попробуйте что-нибудь пооригинальней.
– Тогда Тарапунька. Или Штепсель. Что вам больше нравится? Выбирайте.
– Прекратите кривляться! – почти крикнул Поплавский. – Вы не в цирке!
– Но вы же сами просили – что-нибудь пооригинальней...
Игорь передумал ругаться с новоявленным Штепселем. Он просто махнул рукой и сел на стул рядом с кушеткой. Псих какой-то. Ума не приложу, зачем его Антонов сюда притащил? Может, это его родственник? Папа, например. Или дядя. Из Житомира. Приехал в гости к племянничку. Тот решил побаловать дядю-провинциала и привел его в “Фуксию и Селедочку”. Вздор. Дяди так себя не ведут.
Лицо Антонова медленно розовело. Слишком, пожалуй, медленно для такого короткого сеанса. В общем, конечно, ничего страшного, но вот нейрограмму новую снять бы надо.
За спиной Игоря раздался шорох. Резко обернувшись, он увидел, что назойливый Штепсель с интересом рассматривает бумаги на его столе.
– Что вы делаете? – Игорь опешил от наглости посетителя.
– Извините, больше не буду, – ответил тот голосом человека, который уже увидел все, что хотел.
– Вы что – кагэбэшник? – осенило вдруг Поплавского.
– Такой организации в нашем государстве уже не существует, – мягко, словно ребенку, сообщил Иванов-Штепсель.
Игорю стало ужасно противно. Слава Богу, времена, когда ИХ боялись, прошли. Прошли? Прошли, прошли.
– Что вам угодно? – Единственная и самая дурацкая фраза, которую смог откопать в памяти Игорь.
– Да, в общем, ничего. Так, присмотреться, узнать...
– Боюсь, ничем не смогу быть вам полезным. – “Похоже, я своим церемонным тоном превращаю этот разговор в фарс”. – Ни вам, ни вашему ведомству.
– Да вы, Игорь Валерьевич, книжек диссидентских перечитались, – опять-таки как ребенку заметил... тьфу, пусть будет Штепсель, раз уж так получилось. – Вы меня как СПИДа боитесь. Кстати, как там дела на этом фронте, не знаете?
– На каком? – У Игоря начала кружиться голова.
– На фронте борьбы со СПИДом. Есть успехи?
– А у вас что – с этим проблемы? – Поплавскому показалось, что он лихо отбрил Иванова-Штепселя.
– Да нет, Бог пока уберег, – вполне серьезно ответил тот.
– Больше дел у него нету, как вас от СПИДа оберегать, – нагло съязвил Игорь. “Ну а что сделает? Руки скрутит – в кутузку увезет? Врешь, гад, времена не те”.
– Да, Игорь Валерьевич, времена изменились. Но вы сильно заблуждаетесь, если считаете, что с исчезновением аббревиатуры исчезло и, как вы говорите, ведомство.
Антонов медленно сел на кушетке.
– Слышу, слышу, уже ссоритесь, – произнес он хриплым голосом усталой воспитательницы детского сада.
– Виталий Николаевич, – начал Поплавский, невольно входя в образ обиженного ребенка. – Зачем вы привели сюда этого... человека?
– Павел Игнатьевич, – укоризненно произнес Антонов, – вы когда-нибудь научитесь нормально разговаривать с нормальными людьми?
– Извините, Виталий Николаевич, увлекся. Но Игорь Валерьевич так серьезно ко мне отнесся...
– Никак я к вам не отнесся. А вы ведете себя нагло. Не пойму только, что вам нужно. Я вас уже спрашивал: вы клиент? Вы сказали: да. Виталий Николаевич любезно взялся продемонстрировать. Вы видели, что ничего страшного в процедуре нет... – Игорь поймал себя сразу на двух вещах. Во-первых, он говорил хорошо поставленным занудливым, безынтонационным тоном экскурсовода. А во-вторых, сам только что назвал нахождение под аппаратом “процедурой”. – Еще раз вас спрашиваю: будете пробовать?
– Пока нет, – спокойно ответил Штепсель. – Я хотел с вами поговорить...
– Еще не наговорились? – Игорю страшно надоела вся эта нелепая болтовня. – Повторяю: ни я, ни мой аппарат ничем другим не можем быть вам полезными. Ни в качестве оружия, ни в качестве детектора лжи мой аппарат выступать не может!
– Игорь Валерьевич! – Штепсель с восхищением выслушал гневную тираду Поплавского. – Да вы сами – почти готовый диссидент! Позвольте вас спросить: вы что, имеете какие-то личные счеты с нашим ведомством? Насколько я знаю, нет.
– Ах, вы знаете? Что, проверяли? – Игорю вдруг стало бесшабашно-весело. Этакое киношное настроение типа: стреляй, гад! Всех не перестреляешь!
– Доктор, да брось ты так горячиться. – Антонов все это время спокойно слушал перепалку, но, видимо, решил вмешаться. – Слушай, у тебя есть время?
Давай, отъедем куда-нибудь недалеко, посидим в неформальной обстановке.
– Вита-алий Николаевич... – Игорь аж руками развел. – Да как же я могу? В рабочее время...
– Да брось ты, шеф, я же знаю, что никто у тебя там не помрет! – Антонов приглашающе загребал рукой. – Пошли. Поговорить действительно надо. А то я сейчас между вами, как Петрушка на ярмарке.
– Ну-у хорошо, – Игорь еще немного подумал, стоя в дверях, – только очень ненадолго.
– Хорошо, хорошо! – Антонов обернулся в коридоре. – Доктор! Халат, если можно, снимите... – В пределах досягаемости администраторши Антонов называл Игоря “на вы”.
На улице светило солнце и орали воробьи. Игорю расхотелось куда-либо ехать с этими деловыми людьми. Но и возвращаться в лабораторию желания тоже не было. Сейчас бы пройтись по парку, пошуршать листьями, забыть всю дурацкую суету последних лет. И аппарат, и больных, и бизнесменов вместе с их шальными деньгами...
– Куда едем? – спросил Антонов в машине. Игорь равнодушно пожал плечами.
– Можно в “Какаду” посидеть, – предложил Штепсель.
– Ты с ума сошел, – спокойно ответил Виталий, и они обменялись с кагэбэшником быстрыми непонятными взглядами.
– Тогда сам решай.
Антонов что-то вполголоса сказал водителю, и машина тронулась. И правда, ехали они недолго. Остановились около скромной, если не сказать – убогой, вывески “Кафе”, даже без названия. На двери криво висела табличка с выцветшей надписью “ремонт”. Нимало не смущаясь этим обстоятельством, Антонов поднялся на три ступеньки и позвонил в звонок. Через несколько секунд дверь открылась, и посетителей впустили, не задав ни единого вопроса.
Ремонтом в этом странном заведении и не пахло. А пахло свежей выпечкой и жареным мясом.
– Есть-пить? – коротко спросил Антонов у Игоря и Штепселя.
– Кофе, – автоматически ответил Игорь.
– Виски, – почти одновременно с ним произнес кагэбэшник. Что поделаешь, у каждого свои привычки.
– Кофе, виски, коньяк, – скомандовал Антонов уже стоящему у стола официанту. Впрочем, на официанта этот крепыш походил так же, как наша администраторша на Синди Кроуфорд. Через полминуты заказ уже стоял на столе.
– Ну все, господа. Хватит словами кидаться. Поговорите, как нормальные люди, – предложил Антонов, демонстративно отключая и выкладывая на стол свой радиотелефон.
– Я готов, – кисло согласился Игорь. – Спрашивайте – отвечаем.
– Игорь Валерьевич, во-первых, я хотел бы спросить: этот аппарат, который стоит в Оздоровительном центре, насколько я понимаю, не единственный? – Штепсель говорил быстро, четко выговаривая слова.
– Аппаратов два, – так же четко ответил Игорь. – Второй стоит у меня в отделении.
– И выполняют они, судя по всему, разные задачи?
– Да. В отделении это – лечение. А в “Фуксии”...
– ...развлечение? – Штепсель закончил фразу, не улыбнувшись.
– Да.
– Вы всегда знаете, куда отправляется ваш...
– Пациент – да. – Игорь сам удивлялся четкости своих ответов. – Клиент – как правило, нет. – Штепсель снова обменялся быстрыми взглядами с Антоновым.
– А почему так получается, если не секрет?
– Очень просто. – Игорь пожал плечами. – В случае с пациентом мне важна любая мелочь. Это чисто профессиональное. К тому же я долго общаюсь с больным, прежде чем положить его под аппарат. Извините за самоуверенность, но после таких бесед я, в общих чертах, представляю, куда бы мог отправиться... пациент.
– Почему?
– Потому что фантазия больного человека работает только в одном направлении. Он думает, как бы ему выздороветь. – “Чего я постоянно пожимаю плечами, словно школьник на педсовете?”
– Ну, а в Оздоровительном центре?
– Туда народ приезжает развлекаться. Я получаю за это деньги. Хорошие деньги. – Игорь попытался поймать взгляд Антонова, но тот смотрел в сторону. – Я слежу только за тем, чтобы... процедура была выполнена правильно. Дальше не мое дело. Клиент сам себе выбирает приключения.
– Вы хотите сказать, что это могут быть разные. ..ммм... – он хотел сказать “миры”, но явно не решился, – ...декорации?
– Конечно. Хотя их количество и не безгранично. Все опять-таки зависит от клиента.
– На это можно как-то влиять?
– На что?
– На выбор декораций?
– Не знаю... Честно говоря, я этим не занимался.
– И вы никоим образом не можете знать, где и что делает ваш пациент... или клиент?
– Мой пациент лежит передо мной на кушетке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42