Амундсен подошел к панели ручного управления и нажал красную кнопку с надписью «Дроссель». На некоторое время дизели гармонично запели, потом чихнули и снова заглохли. Амундсен с удивлением посмотрел на Уилсона.
— Спущусь вниз. Яхта в ваших руках.
7
Уилсон пятнадцать минут наблюдал за горизонтом со все нарастающей тревогой. Корабль, который как тень следовал за «Компаунд интерест», поменял курс и теперь мчался на полной скорости прямо к яхте.
Когда он приблизился настолько, что можно было различить детали, Уилсон закрепил намертво штурвал, достал из шкафа для карт справочник Джейнса «Боевые корабли» и начал листать иллюстрации, пока не нашел нужную. Похоже, это был американский минный тральщик времен войны в Корее. Современник войны, знавший лучшие годы. Теперь его борта покрывали ржавчина и грязь, а палубу — разный мусор. Только длинная пушка впереди и ракетная установка сзади блестели на солнце чистотой и свежей смазкой. По обеим сторонам носовой части корабля были нарисованы страшные глаза — такими греки украшали свои военные суда, когда отправлялись грабить Трою. На буксире корабль тащил два длинных скифа.
Капитан вытолкал на палубу кока. На том и на другом Уилсон заметил следы борьбы. Лицо капитана было исцарапано. Левая скула вьетнамца опухла, на лбу багровел шрам, белый костюм — в машинном масле и крови, руки связаны по запястьям электрическим проводом.
Уилсон вышел из рубки.
— Саботаж, — объяснил капитан. — Я поймал этого мелкого негодяя, когда он копался в двигателе, подмешивая в смазку сахар. Я проверил: все запасные части исчезли.
— Вы можно расстрелять механик, — Нгуен оскалил в улыбке желтые зубы, — но двигатель оставаться неисправный.
Капитан ударил кока по лицу тыльной стороной ладони. Нгуен отлетел к гакаборту, но каким-то чудом устоял на ногах.
Капитан бросил взгляд на море. И невооруженным глазом было видно, что тральщик приближается.
— Кажется, я понимаю, что происходит. Чертовски плохо, — пробормотал он, вздохнул и расправил плечи. — А мне осталось всего два года до отставки. — Он достал из кармана небольшой ключ. — Мистер Уилсон, приглядите за коком.
Он прошел в рубку и открыл деревянный ящик, стоявший под левой скамьей. В ящике хранились два карабина «маузер», дробовик с вертикальным расположением стволов, «винчестер» с рычажным механизмом затвора, три полуавтоматических пистолета, несколько тысяч патронов, ракетница с коробкой сигнальных ракет, дюжина пластмассовых наручников и полицейский мегафон модели «Стенториан Е».
Капитан взял наручники и «маузер», в который вставил магазин типа «банан» на 90 патронов, вернулся на палубу и приковал Нгуена к гакаборту. Вьетнамец и ухом не повел. Он прислонился к корме и принялся слизывать с губы кровь.
— Я дал вашей сестре пистолет и велел запереться в кладовой, — сказал капитан Уилсону. — Так у нее будет шанс выжить. — Он торопливо спустился в трюм.
Вновь Амундсен появился в фуражке с золотой окантовкой и в парадном кителе. На форменных рукавах поблескивали золотом капитанские нашивки и нашивки, свидетельствующие о более чем двадцатипятилетней службе на флоте. Он подошел к консоли связи, разбил кулаком стеклянную панель и повернул желтый переключатель. На консоли замигал желтый фонарь. Это был аварийный маяк, посылающий на всех радиочастотах в радиусе пятисот миль сигнал бедствия. Потом он достал из оружейного ящика ракетницу и коробку сигнальных ракет, напоминающих сосиски.
Уилсон смотрел, как он, перейдя на правый борт, одну за другой выстреливает ракеты. Серебристые дуги прочерчивали небо и на пике траектории рассыпались на множество звездочек. Палубу накрыло облако порохового дыма. Уилсон закашлялся. Капитан сунул ему в руки дробовик.
— Но я не знаю, что с ним делать, — воспротивился Уилсон. Оружие казалось тяжелым и безобразным.
— Наведите в сторону цели и стреляйте, — посоветовал капитан.
Весь предшествующий жизненный опыт не готовил Уилсона к шоку, который он испытал, глянув справа по борту. Тральщик поднял опознавательные знаки — черный флаг с черепом и перекрещенными костями, мало того, справа от черепа был изображен черт с рогами, пьющий из бутылки ром, слева — русалка с кинжалом в руке.
— Ну вот и все, — произнес капитан. — Черный флаг означает, что пощады никому не будет. Считайте, что все мы мертвецы.
— Шутить изволите? — пролепетал Уилсон. — Все это давно вышло из моды. Так?
— В прошлом году на море было совершено тысяча тринадцать пиратских нападений, друг мой, — мрачно ответил капитан. — Можете справиться у лондонского «Ллойда», сведения общедоступны. Но вы правы, кто-то здесь обладает чувством юмора или по крайней мере чувством истории. Я видел этот флаг раньше, в старых книгах. Он был символом печально известного пиратского клана. Самый жестокий из них капитан Эльзевир Монтагю. Это он вместе с Морганом разграбил Портобелло. Пираты передавали свое грязное ремесло от отца к сыну в течение более двухсот лет. Помимо того, они занимались работорговлей, нападали на города. Однако главным занятием всегда оставалось убийство невинных людей в открытом море. Пираты терроризировали морские пути от испанских вод до Мадагаскара. Наконец, в 1805 году английские ВМС разделались со всем этим кровавым отродьем. Они стерли с лица земли их базу, расположенную на островках в Мексиканском заливе, неподалеку от устья Миссисипи.
Уилсон похолодел от ужаса. Пиратский корабль был теперь не более чем в сотне ярдов. Уилсон отчетливо видел греческие глаза на корме, поблескивающее орудие и развевающийся на ветру Веселый Роджер.
— Вы помните название островков? — услышал Уилсон свой собственный голос.
Капитан немного подумал и ответил:
— Да, Пальметто-Киз.
8
Вскоре ржавый борт пиратов навис над яхтой, как скала. Но у ограждения не было видно ни единого лица. Корабль казался вымершим. Капитан достал мегафон.
— У меня здесь ваш человек, — крикнул он в рупор. — Одно движение, и я размозжу ему голову!
В ответ — ни звука.
Капитан положил мегафон на палубу и взял «маузер». Резкие удары пуль по металлу неприятно отозвались в ушах Уилсона. Он сел и закрыл уши руками. Внезапно стрельба прекратилась, Уилсон поднял голову.
Крикет стояла, приложив к затылку капитана никелированный пистолет 38-го калибра.
Капитан твердо держал палец на спусковом крючке карабина. В какой-то момент нельзя было сказать, что будет дальше. Потом плечи капитана опустились, и он с силой отшвырнул карабин.
Крикет повернулась к Уилсону:
— Принеси наручники.
Уилсон вытаращил глаза.
— Неси, кому говорю!
Уилсон побрел в рубку, достал из оружейного ящика пластиковые наручники, затряс головой и бросил их обратно.
— Это никуда не годится, — сказал он.
Крикет вздернула подбородок:
— Если ты не наденешь наручники на этого человека, мне придется застрелить его.
— Ты не можешь так поступить, — ответил Уилсон. По его лицу катился пот, и он моргал, когда капли попадали в глаза.
— Капитан! — Крикет взвела курок.
— Вы слышали, что сказала леди, мистер? — произнес капитан.
Уилсон снова взял наручники и, выйдя на палубу, замкнул их на запястьях у капитана:
— Сожалею, сэр.
— Ты, коварная сучка… — обратился капитан к Крикет.
— Заткни хлебало, старик! — перебила Крикет. Уилсон отступил назад и поднял руки:
— Все, что ты здесь устраиваешь, меня не касается.
Крикет смерила его пустым взглядом, отливающим сталью:
— Слишком поздно для сожалений.
9
Пираты овладели «Компаунд интерест» за две минуты. Уилсон видел, как тридцать смуглых парней перепрыгивали через поручни. Некоторые держали в зубах ножи. В большинстве своем это были африканцы с племенными метками на лицах, но мелькали и малайцы в тюрбанах, и латиноамериканцы, и азиаты.
Акермана вытащили из офиса и привязали нейлоновой веревкой к фок-мачте.
— Они ворвались в самый разгар телефонной конференции, — возмущался он. — Цены на кукурузу…
Удар приклада сбил с него очки.
Два нефа повалили Уилсона на палубу носом вниз и связали по запястьям синтетической бечевкой. Так вот, значит, за какой радостью он сбежал от спокойной городской жизни. Интересно, что сказала бы Андреа, увидь она его сейчас? Впрочем, и без нее ясно. Эти люди не оставляют свидетелей. В желудке у Уилсона появился знакомый сигнал надвигающегося несчастья.
Возглавлял абордажную команду африканец в промасленных габардиновых брюках, обрезанных до колен. У него были тонкие черты лица. Обнаженную грудь пересекали выпуклые шрамы, образуя сложный рисунок. В руке — кожаный арапник, оплетенный серебряной нитью, похоже, символ власти. Предводитель уважительно приблизился к Крикет и произнес несколько слов на языке, который Уилсон не разобрал.
— Молодец, Мустафа. Отменная работа, — сказала Крикет по-английски, когда Мустафа умолк. — Рада снова видеть тебя. — Она подняла мегафон: — Эй, на борту «Шторм кар». Отбой. Приготовьтесь к высадке на борт.
Загремела, опуская лестницу, цепь. На яхту спустился моложавый мужчина германского типа. Он был высок и хорошо сложен. Копна белокурых волос, дорогая спортивная куртка в яркую клетку, отутюженные брюки цвета хаки, новые кожаные башмаки. Уилсон слышал, как они скрипят при ходьбе. На плече миниатюрный компьютер в прозрачном водонепроницаемом чехле, на лице, характерном для арийца с пропагандистского нацистского плаката тридцатых годов, серьезное выражение. Мужчина, щуря бледно-голубые глаза от яркого солнечного света, обозрел палубу и отступил в сторону, дав дорогу сотоварищу.
Тот был совершенно иного типа: приземистый, кривоногий. Редкие длинные волосы, римский нос, решительные складки у губ. Кричащая гавайская рубашка, расстегнутая до пупа и демонстрирующая полдюжины золотых цепочек дурной работы, пригревшихся, как змеи, на волосатой груди. Мешковатые шорты с карманами, раздутыми от каких-то веревочек, причем по одной штанине сверху вниз тянулась клейкая лента. Белые носки и плетеные сандалии в японском стиле.
Один глаз гнома был закрыт черной повязкой, другой, большой и недоброжелательный, изучал пленников. Гном был похож на дьявола, наблюдающего за страданиями человечества, наслаждаясь увиденным. По спине Уилсона пробежал холодок.
Некоторое время на палубе царила тишина. Уилсон услышал, как шумит ветер, как резвятся дельфины, не обращая внимания на яхту и скрип, исходящий от корпусов двух кораблей, трущихся друг о друга. Уилсон услышал также, как работает, подобно насосу, его собственное сердце.
Крикет сунула пистолет за пояс джинсов и направилась с распростертыми объятиями к коротышке.
— Папа!
— Как дела, великаночка? — спросил он и похлопал ее по попке, благо выше достать не мог.
— Нормально, — ответила она. — Правда, некоторое время все висело на волоске. Старый негодяй застукал Нуга у двигателей.
— Когда все закончится, мы возьмем отпуск, дорогая, — сказал отец успокаивающим тоном. — Куда бы ты хотела поехать?
Крикет минутку подумала и посмотрела на голубое небо с безразличием школьницы:
— О, я думаю, в Париж. Я бы прогулялась там по магазинам.
— Заметано, — сказал отец и потер руки. — Ну а где наш призовой индюк?
Уилсон взглянул на Акермана. Побледневший миллиардер трясся от страха как осиновый лист. За ворот дурацкой розовой рубашки текли слезы. На плече тяжким грузом лежала тень от мачты. Близорукий взгляд был устремлен вниз.
Отец Крикет приблизился к бывшему теперь судовладельцу и упер руки в бока. Поизучав палубу, он толкнул миллиардера сандалией:
— Вы Акерман?
Миллиардер поднял голову и страдальчески заморгал. Одна сторона лица у него была в ссадинах.
— Нет, — отрекся он от себя жалобным тонким голоском. — Нельзя ли мне вернуть очки?
— Поздравляю вас с удачным поглощением фирмы «Калтех индастриз» три года назад, — проигнорировал пират его просьбу. — Это было самое быстрое, самое наглое поглощение из всех, что я когда-либо видел.
— Вы слышали об этой операции? — удивился Акерман.
— О ней писали в финансовых газетах «Уолл-стрит джорнал» и «Файненшл тайме». Обе давали подробные отчеты о ваших проделках.
— Кто вы такой?
— Я капитан Пейдж, командир вон того доброго корабля. — Коротышка кивнул на ржавую посудину, притиснутую к яхте. — Член Берегового братства, причем с отменной репутацией. Это все, что вам следует знать.
— Так вы п-п-пират.
Отец Крикет пожал плечами:
— Разве вы не заметили повязку у меня на глазу?
— Она настоящая? — справился Акерман.
— Я потерял глаз в результате несчастного случая. Дома. От сверла отскочил кусочек и угодил прямо в роговицу. Потом в глаз попала какая-то инфекция, и его пришлось удалить. Можно было бы поставить стеклянный, но на кой черт? Думаю, меня можно назвать консерватором в том, что касается работы.
— Ты мерзкий убийца и вор, — вскричал внезапно капитан Амундсен, — грабитель, убивающий безвинных людей. Объясни ему, что означает твой черный флаг. Скажи ему, что собираешься с нами сделать, когда получишь желаемое.
— Да, что вы собираетесь делать? — истерически подхватил Акерман. — У меня есть деньги, я заплачу вам. Пожалуйста… — Он перешел на вой.
— Мы знаем, что у вас есть деньги, Акерман, — спокойно ответил пират. — Вопрос в том — сколько?
— Это не честно, — закапризничал миллиардер.
— А что честно, Шлюбер? — бросил пират через плечо.
Ариец извлек из прозрачного пластмассового футляра компьютер и уселся по-турецки на палубу. Уилсон услышал легкий щелчок и жужжание твердого накопителя, набирающего скорость.
— Секундочку, сэр, я должен войти в базу данных, — произнес Шлюбер с едва заметным немецким акцентом. И забегал пальцами по клавиатуре. — Вот он где. Внесен в файл «Богатые ублюдки». Акерман, Дуайт А. Родился в Сан-Луис-Обиспо, Калифорния, 17 апреля 1946 года. В прошлом году заплатил федеральный подоходный налог чуть больше миллиарда долларов. Следовательно, он стоит по крайней мере на два миллиарда дороже, сэр. Эти ублюдки, как правило, имеют тайные банковские счета в Швейцарии или на Багамах.
Акерман облизнул губы:
— Это неправда…
Капитан Пейдж сделал нетерпеливый жест. Мустафа ударил Акермана по затылку арапником. Короткий свист — и миллиардер обвис на нейлоновых бечевках.
Уилсон взглянул на белое небо и попытался отрешиться от действительности, но безуспешно. Абордажная команда расположилась неподалеку от него. Пираты курили и смеялись, как строительные рабочие во время перерыва. Тень от фок-мачты медленно перемещалась по палубе.
10
Уилсона перевели на пиратский корабль и заперли в маленькой душной каюте, расположенной ниже ватерлинии.
Несколько минут спустя перегорела лампочка. Уилсон лежал в кромешной тьме, свернувшись калачиком, на голом матраце, от которого несло мочой. Тихая возня на полу свидетельствовала о присутствии крыс. Один раз кто-то принес воды и шоколадный батончик: дверь открылась буквально на миг. Уилсон следил за временем по светящимся наручным часам, и каждая цифра на зеленом экранчике камнем падала ему на сердце.
Уилсон думал об отце. Для большинства людей игроки ассоциируются с гангстерами и головорезами. Отец же был добрым скромным человеком, полной противоположностью буйным завсегдатаям ипподромов. Уилсон до сих пор отчетливо представлял его лицо, он помнил резкий ночной телефонный звонок и рыдания матери в спальне, которые долетали до него сквозь стену.
На обложке журнала «Диспетч», вышедшего на следующее утро, была помещена фотография обломков пассажирских вагонов, они торчали из темных холодных вод Потсвахнами словно руки утопленника. Была и еще одна фотография — в воскресном выпуске «Телеграф джорнал», позднее она получила премию как лучшая за тот год, и Уилсон часто встречал ее репродукции в книгах. Трупы сгоревших и замерзших людей лежали вдоль берега, как поленья. Полицейские и береговая охрана безучастно стояли на заднем плане в черных от дождя плащах и разговаривали о спорте. Белые бирки на больших пальцах ног мертвецов покачивались на ветру, словно моля о помощи. Ровно за неделю до катастрофы отец поехал с Уилсоном на ипподром в Адмор-Даунс на старом трамвае. Теперь, закрывая глаза, Уилсон видел большое поле, обнесенное оградой, а за ним — тихие окраины, уходящие вдаль. Несколько озябших фламинго с подрезанными крыльями ходили по зеленому овалу, как собаки, потерявшие хозяина.
В тот день был стипль-чез. Лошади прыжками преодолевали препятствия «щетку» и «полено», и в каждом заезде несколько жокеев падали наземь, рискуя угодить под копыта отставших лошадей. Уилсон улавливал запах свежескошенной травы, навоза и трубочного табака, замечал мощные бока лошадей и кислые выражения на лицах проигравших игроков, видел большую фетровую шляпу и новый твидовый пиджак отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
— Спущусь вниз. Яхта в ваших руках.
7
Уилсон пятнадцать минут наблюдал за горизонтом со все нарастающей тревогой. Корабль, который как тень следовал за «Компаунд интерест», поменял курс и теперь мчался на полной скорости прямо к яхте.
Когда он приблизился настолько, что можно было различить детали, Уилсон закрепил намертво штурвал, достал из шкафа для карт справочник Джейнса «Боевые корабли» и начал листать иллюстрации, пока не нашел нужную. Похоже, это был американский минный тральщик времен войны в Корее. Современник войны, знавший лучшие годы. Теперь его борта покрывали ржавчина и грязь, а палубу — разный мусор. Только длинная пушка впереди и ракетная установка сзади блестели на солнце чистотой и свежей смазкой. По обеим сторонам носовой части корабля были нарисованы страшные глаза — такими греки украшали свои военные суда, когда отправлялись грабить Трою. На буксире корабль тащил два длинных скифа.
Капитан вытолкал на палубу кока. На том и на другом Уилсон заметил следы борьбы. Лицо капитана было исцарапано. Левая скула вьетнамца опухла, на лбу багровел шрам, белый костюм — в машинном масле и крови, руки связаны по запястьям электрическим проводом.
Уилсон вышел из рубки.
— Саботаж, — объяснил капитан. — Я поймал этого мелкого негодяя, когда он копался в двигателе, подмешивая в смазку сахар. Я проверил: все запасные части исчезли.
— Вы можно расстрелять механик, — Нгуен оскалил в улыбке желтые зубы, — но двигатель оставаться неисправный.
Капитан ударил кока по лицу тыльной стороной ладони. Нгуен отлетел к гакаборту, но каким-то чудом устоял на ногах.
Капитан бросил взгляд на море. И невооруженным глазом было видно, что тральщик приближается.
— Кажется, я понимаю, что происходит. Чертовски плохо, — пробормотал он, вздохнул и расправил плечи. — А мне осталось всего два года до отставки. — Он достал из кармана небольшой ключ. — Мистер Уилсон, приглядите за коком.
Он прошел в рубку и открыл деревянный ящик, стоявший под левой скамьей. В ящике хранились два карабина «маузер», дробовик с вертикальным расположением стволов, «винчестер» с рычажным механизмом затвора, три полуавтоматических пистолета, несколько тысяч патронов, ракетница с коробкой сигнальных ракет, дюжина пластмассовых наручников и полицейский мегафон модели «Стенториан Е».
Капитан взял наручники и «маузер», в который вставил магазин типа «банан» на 90 патронов, вернулся на палубу и приковал Нгуена к гакаборту. Вьетнамец и ухом не повел. Он прислонился к корме и принялся слизывать с губы кровь.
— Я дал вашей сестре пистолет и велел запереться в кладовой, — сказал капитан Уилсону. — Так у нее будет шанс выжить. — Он торопливо спустился в трюм.
Вновь Амундсен появился в фуражке с золотой окантовкой и в парадном кителе. На форменных рукавах поблескивали золотом капитанские нашивки и нашивки, свидетельствующие о более чем двадцатипятилетней службе на флоте. Он подошел к консоли связи, разбил кулаком стеклянную панель и повернул желтый переключатель. На консоли замигал желтый фонарь. Это был аварийный маяк, посылающий на всех радиочастотах в радиусе пятисот миль сигнал бедствия. Потом он достал из оружейного ящика ракетницу и коробку сигнальных ракет, напоминающих сосиски.
Уилсон смотрел, как он, перейдя на правый борт, одну за другой выстреливает ракеты. Серебристые дуги прочерчивали небо и на пике траектории рассыпались на множество звездочек. Палубу накрыло облако порохового дыма. Уилсон закашлялся. Капитан сунул ему в руки дробовик.
— Но я не знаю, что с ним делать, — воспротивился Уилсон. Оружие казалось тяжелым и безобразным.
— Наведите в сторону цели и стреляйте, — посоветовал капитан.
Весь предшествующий жизненный опыт не готовил Уилсона к шоку, который он испытал, глянув справа по борту. Тральщик поднял опознавательные знаки — черный флаг с черепом и перекрещенными костями, мало того, справа от черепа был изображен черт с рогами, пьющий из бутылки ром, слева — русалка с кинжалом в руке.
— Ну вот и все, — произнес капитан. — Черный флаг означает, что пощады никому не будет. Считайте, что все мы мертвецы.
— Шутить изволите? — пролепетал Уилсон. — Все это давно вышло из моды. Так?
— В прошлом году на море было совершено тысяча тринадцать пиратских нападений, друг мой, — мрачно ответил капитан. — Можете справиться у лондонского «Ллойда», сведения общедоступны. Но вы правы, кто-то здесь обладает чувством юмора или по крайней мере чувством истории. Я видел этот флаг раньше, в старых книгах. Он был символом печально известного пиратского клана. Самый жестокий из них капитан Эльзевир Монтагю. Это он вместе с Морганом разграбил Портобелло. Пираты передавали свое грязное ремесло от отца к сыну в течение более двухсот лет. Помимо того, они занимались работорговлей, нападали на города. Однако главным занятием всегда оставалось убийство невинных людей в открытом море. Пираты терроризировали морские пути от испанских вод до Мадагаскара. Наконец, в 1805 году английские ВМС разделались со всем этим кровавым отродьем. Они стерли с лица земли их базу, расположенную на островках в Мексиканском заливе, неподалеку от устья Миссисипи.
Уилсон похолодел от ужаса. Пиратский корабль был теперь не более чем в сотне ярдов. Уилсон отчетливо видел греческие глаза на корме, поблескивающее орудие и развевающийся на ветру Веселый Роджер.
— Вы помните название островков? — услышал Уилсон свой собственный голос.
Капитан немного подумал и ответил:
— Да, Пальметто-Киз.
8
Вскоре ржавый борт пиратов навис над яхтой, как скала. Но у ограждения не было видно ни единого лица. Корабль казался вымершим. Капитан достал мегафон.
— У меня здесь ваш человек, — крикнул он в рупор. — Одно движение, и я размозжу ему голову!
В ответ — ни звука.
Капитан положил мегафон на палубу и взял «маузер». Резкие удары пуль по металлу неприятно отозвались в ушах Уилсона. Он сел и закрыл уши руками. Внезапно стрельба прекратилась, Уилсон поднял голову.
Крикет стояла, приложив к затылку капитана никелированный пистолет 38-го калибра.
Капитан твердо держал палец на спусковом крючке карабина. В какой-то момент нельзя было сказать, что будет дальше. Потом плечи капитана опустились, и он с силой отшвырнул карабин.
Крикет повернулась к Уилсону:
— Принеси наручники.
Уилсон вытаращил глаза.
— Неси, кому говорю!
Уилсон побрел в рубку, достал из оружейного ящика пластиковые наручники, затряс головой и бросил их обратно.
— Это никуда не годится, — сказал он.
Крикет вздернула подбородок:
— Если ты не наденешь наручники на этого человека, мне придется застрелить его.
— Ты не можешь так поступить, — ответил Уилсон. По его лицу катился пот, и он моргал, когда капли попадали в глаза.
— Капитан! — Крикет взвела курок.
— Вы слышали, что сказала леди, мистер? — произнес капитан.
Уилсон снова взял наручники и, выйдя на палубу, замкнул их на запястьях у капитана:
— Сожалею, сэр.
— Ты, коварная сучка… — обратился капитан к Крикет.
— Заткни хлебало, старик! — перебила Крикет. Уилсон отступил назад и поднял руки:
— Все, что ты здесь устраиваешь, меня не касается.
Крикет смерила его пустым взглядом, отливающим сталью:
— Слишком поздно для сожалений.
9
Пираты овладели «Компаунд интерест» за две минуты. Уилсон видел, как тридцать смуглых парней перепрыгивали через поручни. Некоторые держали в зубах ножи. В большинстве своем это были африканцы с племенными метками на лицах, но мелькали и малайцы в тюрбанах, и латиноамериканцы, и азиаты.
Акермана вытащили из офиса и привязали нейлоновой веревкой к фок-мачте.
— Они ворвались в самый разгар телефонной конференции, — возмущался он. — Цены на кукурузу…
Удар приклада сбил с него очки.
Два нефа повалили Уилсона на палубу носом вниз и связали по запястьям синтетической бечевкой. Так вот, значит, за какой радостью он сбежал от спокойной городской жизни. Интересно, что сказала бы Андреа, увидь она его сейчас? Впрочем, и без нее ясно. Эти люди не оставляют свидетелей. В желудке у Уилсона появился знакомый сигнал надвигающегося несчастья.
Возглавлял абордажную команду африканец в промасленных габардиновых брюках, обрезанных до колен. У него были тонкие черты лица. Обнаженную грудь пересекали выпуклые шрамы, образуя сложный рисунок. В руке — кожаный арапник, оплетенный серебряной нитью, похоже, символ власти. Предводитель уважительно приблизился к Крикет и произнес несколько слов на языке, который Уилсон не разобрал.
— Молодец, Мустафа. Отменная работа, — сказала Крикет по-английски, когда Мустафа умолк. — Рада снова видеть тебя. — Она подняла мегафон: — Эй, на борту «Шторм кар». Отбой. Приготовьтесь к высадке на борт.
Загремела, опуская лестницу, цепь. На яхту спустился моложавый мужчина германского типа. Он был высок и хорошо сложен. Копна белокурых волос, дорогая спортивная куртка в яркую клетку, отутюженные брюки цвета хаки, новые кожаные башмаки. Уилсон слышал, как они скрипят при ходьбе. На плече миниатюрный компьютер в прозрачном водонепроницаемом чехле, на лице, характерном для арийца с пропагандистского нацистского плаката тридцатых годов, серьезное выражение. Мужчина, щуря бледно-голубые глаза от яркого солнечного света, обозрел палубу и отступил в сторону, дав дорогу сотоварищу.
Тот был совершенно иного типа: приземистый, кривоногий. Редкие длинные волосы, римский нос, решительные складки у губ. Кричащая гавайская рубашка, расстегнутая до пупа и демонстрирующая полдюжины золотых цепочек дурной работы, пригревшихся, как змеи, на волосатой груди. Мешковатые шорты с карманами, раздутыми от каких-то веревочек, причем по одной штанине сверху вниз тянулась клейкая лента. Белые носки и плетеные сандалии в японском стиле.
Один глаз гнома был закрыт черной повязкой, другой, большой и недоброжелательный, изучал пленников. Гном был похож на дьявола, наблюдающего за страданиями человечества, наслаждаясь увиденным. По спине Уилсона пробежал холодок.
Некоторое время на палубе царила тишина. Уилсон услышал, как шумит ветер, как резвятся дельфины, не обращая внимания на яхту и скрип, исходящий от корпусов двух кораблей, трущихся друг о друга. Уилсон услышал также, как работает, подобно насосу, его собственное сердце.
Крикет сунула пистолет за пояс джинсов и направилась с распростертыми объятиями к коротышке.
— Папа!
— Как дела, великаночка? — спросил он и похлопал ее по попке, благо выше достать не мог.
— Нормально, — ответила она. — Правда, некоторое время все висело на волоске. Старый негодяй застукал Нуга у двигателей.
— Когда все закончится, мы возьмем отпуск, дорогая, — сказал отец успокаивающим тоном. — Куда бы ты хотела поехать?
Крикет минутку подумала и посмотрела на голубое небо с безразличием школьницы:
— О, я думаю, в Париж. Я бы прогулялась там по магазинам.
— Заметано, — сказал отец и потер руки. — Ну а где наш призовой индюк?
Уилсон взглянул на Акермана. Побледневший миллиардер трясся от страха как осиновый лист. За ворот дурацкой розовой рубашки текли слезы. На плече тяжким грузом лежала тень от мачты. Близорукий взгляд был устремлен вниз.
Отец Крикет приблизился к бывшему теперь судовладельцу и упер руки в бока. Поизучав палубу, он толкнул миллиардера сандалией:
— Вы Акерман?
Миллиардер поднял голову и страдальчески заморгал. Одна сторона лица у него была в ссадинах.
— Нет, — отрекся он от себя жалобным тонким голоском. — Нельзя ли мне вернуть очки?
— Поздравляю вас с удачным поглощением фирмы «Калтех индастриз» три года назад, — проигнорировал пират его просьбу. — Это было самое быстрое, самое наглое поглощение из всех, что я когда-либо видел.
— Вы слышали об этой операции? — удивился Акерман.
— О ней писали в финансовых газетах «Уолл-стрит джорнал» и «Файненшл тайме». Обе давали подробные отчеты о ваших проделках.
— Кто вы такой?
— Я капитан Пейдж, командир вон того доброго корабля. — Коротышка кивнул на ржавую посудину, притиснутую к яхте. — Член Берегового братства, причем с отменной репутацией. Это все, что вам следует знать.
— Так вы п-п-пират.
Отец Крикет пожал плечами:
— Разве вы не заметили повязку у меня на глазу?
— Она настоящая? — справился Акерман.
— Я потерял глаз в результате несчастного случая. Дома. От сверла отскочил кусочек и угодил прямо в роговицу. Потом в глаз попала какая-то инфекция, и его пришлось удалить. Можно было бы поставить стеклянный, но на кой черт? Думаю, меня можно назвать консерватором в том, что касается работы.
— Ты мерзкий убийца и вор, — вскричал внезапно капитан Амундсен, — грабитель, убивающий безвинных людей. Объясни ему, что означает твой черный флаг. Скажи ему, что собираешься с нами сделать, когда получишь желаемое.
— Да, что вы собираетесь делать? — истерически подхватил Акерман. — У меня есть деньги, я заплачу вам. Пожалуйста… — Он перешел на вой.
— Мы знаем, что у вас есть деньги, Акерман, — спокойно ответил пират. — Вопрос в том — сколько?
— Это не честно, — закапризничал миллиардер.
— А что честно, Шлюбер? — бросил пират через плечо.
Ариец извлек из прозрачного пластмассового футляра компьютер и уселся по-турецки на палубу. Уилсон услышал легкий щелчок и жужжание твердого накопителя, набирающего скорость.
— Секундочку, сэр, я должен войти в базу данных, — произнес Шлюбер с едва заметным немецким акцентом. И забегал пальцами по клавиатуре. — Вот он где. Внесен в файл «Богатые ублюдки». Акерман, Дуайт А. Родился в Сан-Луис-Обиспо, Калифорния, 17 апреля 1946 года. В прошлом году заплатил федеральный подоходный налог чуть больше миллиарда долларов. Следовательно, он стоит по крайней мере на два миллиарда дороже, сэр. Эти ублюдки, как правило, имеют тайные банковские счета в Швейцарии или на Багамах.
Акерман облизнул губы:
— Это неправда…
Капитан Пейдж сделал нетерпеливый жест. Мустафа ударил Акермана по затылку арапником. Короткий свист — и миллиардер обвис на нейлоновых бечевках.
Уилсон взглянул на белое небо и попытался отрешиться от действительности, но безуспешно. Абордажная команда расположилась неподалеку от него. Пираты курили и смеялись, как строительные рабочие во время перерыва. Тень от фок-мачты медленно перемещалась по палубе.
10
Уилсона перевели на пиратский корабль и заперли в маленькой душной каюте, расположенной ниже ватерлинии.
Несколько минут спустя перегорела лампочка. Уилсон лежал в кромешной тьме, свернувшись калачиком, на голом матраце, от которого несло мочой. Тихая возня на полу свидетельствовала о присутствии крыс. Один раз кто-то принес воды и шоколадный батончик: дверь открылась буквально на миг. Уилсон следил за временем по светящимся наручным часам, и каждая цифра на зеленом экранчике камнем падала ему на сердце.
Уилсон думал об отце. Для большинства людей игроки ассоциируются с гангстерами и головорезами. Отец же был добрым скромным человеком, полной противоположностью буйным завсегдатаям ипподромов. Уилсон до сих пор отчетливо представлял его лицо, он помнил резкий ночной телефонный звонок и рыдания матери в спальне, которые долетали до него сквозь стену.
На обложке журнала «Диспетч», вышедшего на следующее утро, была помещена фотография обломков пассажирских вагонов, они торчали из темных холодных вод Потсвахнами словно руки утопленника. Была и еще одна фотография — в воскресном выпуске «Телеграф джорнал», позднее она получила премию как лучшая за тот год, и Уилсон часто встречал ее репродукции в книгах. Трупы сгоревших и замерзших людей лежали вдоль берега, как поленья. Полицейские и береговая охрана безучастно стояли на заднем плане в черных от дождя плащах и разговаривали о спорте. Белые бирки на больших пальцах ног мертвецов покачивались на ветру, словно моля о помощи. Ровно за неделю до катастрофы отец поехал с Уилсоном на ипподром в Адмор-Даунс на старом трамвае. Теперь, закрывая глаза, Уилсон видел большое поле, обнесенное оградой, а за ним — тихие окраины, уходящие вдаль. Несколько озябших фламинго с подрезанными крыльями ходили по зеленому овалу, как собаки, потерявшие хозяина.
В тот день был стипль-чез. Лошади прыжками преодолевали препятствия «щетку» и «полено», и в каждом заезде несколько жокеев падали наземь, рискуя угодить под копыта отставших лошадей. Уилсон улавливал запах свежескошенной травы, навоза и трубочного табака, замечал мощные бока лошадей и кислые выражения на лицах проигравших игроков, видел большую фетровую шляпу и новый твидовый пиджак отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31