Гундявый, быстро сообразив, что лучший способ от меня отделаться - рассказать все, что меня интересует, успокоился, пробурчал:
- Слушаю.
- Вот это уже другой разговор. Молодец! - одобрил я его действия. Скажи, когда ты передавал нож Тугрику, он был один?
- Нет, со Стропилой.
"Стропила, Стропила. Знакомая кликуха. Где-то я её уже слышал?" попытался я вспомнить все, что было у меня связано с этой кличкой. Но вспомнить не смог. Сейчас бы сюда Сережу Колесова. Он бы тут же выложил, кто такой этот Стропила и кто его родители, чем болел в детстве и что такого совершил в своей не совсем праведной жизни.
- А человеческое имя у Стропилы есть?
- Захарьян Тофик.
- Он что, армянин?
- Хрен его знает. Вообще-то он смахивает на "чурку".
- Он видел, как ты передавал нож Тугрику?
- Конечно. Они же вместе пришли.
- Они что, приятели?
- Да не сказал бы. Но после освобождения Тугрика их часто видели вместе.
- Что могло их связывать?
- Чего не знаю, гражданин начальник, того не знаю, - развел руками Гундявый. - Вообще-то, ботают, что Стропила отошел от дел.
- А он что, авторитетный вор?
- Не сказал бы. Так себе.
- Чем же он сейчас занимается?
- Слышал, будто в какой-то фирме ошивается - то ли охраняет, то ли разворовывает. - Гундявый рассмеялся, посчитав свою шутку удачной.
- Как мне его найти?
- Да вон он сидит за столиком рядом со стойкой. Здоровый такой, мордастый в коричневом прикиде.
Я скосил глаза и увидел за столиком жгучего брюнета могучего телосложения. Ну и амбал! Если он чем и уступал Тугрику, то только ростом. Не хотел бы я столкнуться с ним один на один в каком-нибудь темного месте. Нет, не хотел бы. Определенно. Стропила тоже смотрел в нашу сторону. Наши взгляды встретились, но на мгновение. Его равнодушный взгляд лишь скользнул по моему лицу. Но оно его не заинтересовало. И взгляд побежал дальше по залу, выискивая наиболее интересную деталь, на ком можно было бы остановиться и отдохнуть. Нет, этого громилу я никогда прежде не видел. Это также точно, как то, что меня, если верить родителям и метрикам, ещё при рождении нарекли Димой, а от отца я получил фамилию Беркутов. Ништяк фамилия. Мне, лично, нравиться. Что же ты, Стропила, чурек недоношенный, знаешь такого, чего не знаю я, но чего мне жутко интересно узнать? Как бы мне с тобой поближе познакомиться?
Что-то внутри меня сказало: опасность! Я встрепенулся, но было уже поздно. Рядом с нашим столиком стояли два прежних волкодава, заплечных дел мастера, и буквально если меня нехорошими глазами. Ну, очень нехорошими! Мысленно они меня уже похоронили, присыпали землицей и даже с удовольствием пописали на могильный холмик. Определенно.
- Привет, ребята! - жизнерадостно сказал я. - Чего такие хмурые? Неприятности на работе или со здоровьем что?
- Ну, я ж говорил - мент! - воскликнул мой бывший клеент, которого я так до сих пор и не вспомнил, обращаясь к своему приятелю Свисту. Его огромный нос-ладья возбужденно подрагивал, будто увидел обетованный берег.
- Мы с вами где-то встречались, юноша? - спросил я, улыбаясь. Напомните, пожалуйста. Никак не могу вспомнить. Ах, да! Это ведь вы в прошлый раз драпали от нашего "Малыша", отравляя местную флору и фауну отработанными газами. Или я не прав?
- У-у, сука! - взревел мастодонт и так отоварил меня сверху кулаком по голове, что мне на какое-то время расхотелось не только разговаривать, но и думать. Это называется - довыступался.
- Погоди, Мосел, - недовольно проворчал Свист, поводя могучими плечами. По всему, он опасался, что по вине приятеля может лишиться удовольствия помахаться. А ему очень хотелость отомстить мне за порушенный авторитет при нашей прошлой встрече, за оскорбленное самолюбие, за испытанное унижение.
Мосел?! Теперь я его вспомнил. Генка Суслопаров - насильник и убийца семнадцатилетней девушки. Мы с Сережей Колесовым брали его в деревне Каменка в доме его родителей. Но следователь оказался пентюхом и суд Мосла подчистую оправдал. О-хо-хо! Вот с таким контингентом приходится работать. Но это ещё что. Этот же контингент тебя ещё и по мордам хлещет. От одного унижения можно шизануться. Определенно.
- Тебе что здесь нужно, мент? - спросил Свист.
- "Ты скажи, ты скажи, чё те надо, чё те надо? Я те дам, я те дам чё ты хошь", - легкомысленно ответил я словами популярной песни.
- Юморит, - ухмыльнулся Свист. Обратился за помощью к Гундявому: - О чем он спрашивал?
Тот испуганно закрутился на стуле, будто вошь - на гребешке. От страха у него перехватило горло и он долго не мог ничего сказать. Наконец натуженно просипел:
- Про Тугрика.
- А почему он тебя интересует, мент? - Свист вновь обратился ко мне, едва сдерживая возбуждение. Ему по фигу был и Тугрик и все остальное. Ему не терпелось броситься на меня, чтобы дать выход клокотавшей в нем злобе и ненависти ко мне, а в моем лице ко всем прочим ментам на свете. Вопросами он томил себя, оттягивал минуту торжества плоти над разумом. Чаще предвкушение мордобоя, много слаще самого мордобоя. Я решил ему пособить и ускорить процесс.
- Неужели же ты, Свист, на полном серьезе считаешь, что уважающий себя мент будет отвечать на вопросы какого-то сраного гопстопника, вышибалы занюханного бара? Если ты так считаешь, то глубоко ошибаешься.
Дальше говорить мне не дали. Точным выверенным ударом в челюсть Свист бросил меня на пол, и оба волкодава принялись обрабатывать мои метр восемьдесят шесть, сопя от усердия. Но ярость плохой помощник в любом деле. Они не столько били, сколько мешали друг другу. Видали мы ситуации и покруче. В Северной Осетии, к примеру, били куда как профессиональнее и больнее. Определенно. Мое уже давно адаптированное к избиению тело почти не реагировало на удары. Поэтому, когда эти козлы притомились, я даже не потерял сознания.
- Хватит с него, - сказал Мосел, с трудом переводя дыхание.
Они подхватили меня под белы руки, благополучно донесли до двери, благополучно выбросили в сгущавшиеся сумерки и я также благополучно приземлился на какую-то груду песка. И хотя я все это время пребывал в роли балласта, от которого спешили избавиться, но опер в любом состоянии опер, если способен хоть как-то воспринимать окружающую действительность. Поэтому, когда я на сильных руках двух придурков проплывал по залу, то успел заметить, что Стропилы на месте не было. Интересно, видел он, как меня молотили? Или ушел ещё до мордобоя?
- Вот мудак! Я об него кажется ногу отбил, - пожаловался Свист своему напарнику.
- Не говори, такой, козел, костлявый! - посочувствовал приятелю и себе Мосел. - Зато останутся приятные воспоминания - в кои веки удастся ещё помолотить мента.
- Это точно, - согласился Свист.
Чиркнула спичка, осветив дебильные рожи моих палачей. Они закурили.
Нет, подобного паскудства я стерпеть не мог. Чего, чего, а приятных воспоминаний я им после себя не оставлю. Определенно.
Нехорошие парни меж тем говорили:
- А он не пришьет нам дело? - спросил Мосел.
- Кто ему поверит? У нас весь зал подтвердит, что он такой пришел, да ещё в сиську пьяный. Он за это ещё погон лишится.
Я пружинисто вскочил. В теле что-то хрустнуло, скрипнуло, заныло, но в общем и целом оно функционировало вполне сносно. Во всяком случае, догнать его эти мастодонты не смогут, если даже очень захотят.
- Эй, дебилы! - крикнул я жизнерадостно и оптимистично, будто только-что вернулся с дружеской попойки. - Как поживаете? Что-то вы слишком веселы? Вам не кажется?
- Смотри - "живой"! - очень удивился Мосел моему внезапному "воскрешению".
- Мало каши ели, сосунки, чтобы вырубить мента. Губошлепы! Вы даже махаться как следует не умеете.
- Ну, иди к нам, братка, потолкуем, - елейно ласково проговорил Свист.
- Потолкуй с задницей своего корефана, обезьяна. А мне толковать с тобой не о чем. Очень скоро с вами обоими потолкует наш Малыш. Это, скажу я вам, будет нечто. После этой встречи вы всю свою сознательную жизнь будете работать на одни лекарства. Определенно. С чем я вас первый от всей души поздравлю. Так что, ждите и готовьтесь. Скоро уже.
- Ах, ты, сука! - взревел Свист. И оба волкодава разразились отборнейшим матом.
Но они уже меня мало интересовали. Свою задачу - испортить им настроение, я успешно выполнил. Делать мне здесь больше нечего. И, повернувшись, я затрусил к "Мутанту".
Увидев меня, Светлана охнула и, чтобы не упасть, прислонилась к косяку, горестно спросила:
- Господи! Кто это тебя опять?!
- Не говори! - беспечно махнул я рукой. - Бют все, кому не лень. Я ж тебе говорил, что таким родился. Козел отпущения, одним словом! У нас в деревне не было такой собаки, которая бы не полакомилась моим телом.
- Кто, кто, а свинья грязи всегда найдет - это точно, - очень убеждено проговорила жена.
- Ты, Светочка, никак норовишь меня обидеть?! Ты не права. Я достоен большего. Скажи - ты меня любишь?
- Любишь, любишь, - ласково проворчала она. - Пойдем в ванную. Буду тебя лечить.
- Вот это и есть - самое главное. Все остальное - такая фигня, что и говорить не хочется. Верно?
- Верно, - ответила моя любимая женщина, целуя меня в распухший нос.
Глава восьмая: Иванов. Допрос Барсукова.
Передо мной стоял красивый парень могучего телосложения и, глядя в пол, переминался с ноги на ногу. Для столь "торжественного" случая я надел генеральскую форму. Не всегда этим достигается необходимый эффект. Бывает, что она деморализует собеседника, он замыкается и найти с ним нужный контакт не удается. Но чаще все же приводит к положительным результатам. Форма вообще, а генеральская - в частности, вызывает уважение. Допрашиваемый считает неудобным вешать лапшу на уши генералу. Как будет на этот раз - покажет время.
- Здравствуйте! Я - Барсуков, капитан "Орла", - пробурчал он, не поднимая глаз.
- Здравствуйте, Валерий Борисович! - отвечаю. Обращаюсь к Рокотову и, кивнув на Барсукова, говорю: - Экий богатырь!
- А что толку, - ворчит мой друг. - Велика фигура, да дура.
Могучие тело капитана дергается, лицо вспыхивает. Хотел что-то ответить, но сдержался. С трудом сдержался. А парень-то оказывается с гонором, самолюбивый. Это надо учесть и использовать с пользой для дела. Ага.
- Присаживайтесь, Валерий Борисович, - говорю я. - А то у меня смотреть на вас снизу вверх уже шея устала.
Барсуков садится за приставной столик напротив Рокотова.
- Разрешите вам представить начальника управления уголовного розыска области полковника Рокотова Владимира Дмитриевича. А я - начальник следственного управления областной прокуратуры Иванов Сергей Иванович. Как видите, к встрече с вами мы готовились самым тщательным образом. А теперь расскажите нам с полковником, как вы дошли до жизни такой?
- Какой это - "такой"? - угрюмо зыркнул на меня капитан, нахохлившись, будто сыч.
- А ты, дружок, не мечи на меня взглядом, не мечи, - проговорил я, переходя на "ты". - Этак я тоже могу. Однако, не я бегал, будто заяц, от людей.
- Я не от людей бегал, а от милиции, - пробурчал Барсуков.
Установить с ним необходимого контакта пока не удается. Он для этого слишком зажат. Как же его разговорить? Попробую перейти на отвлеченные темы.
- Спасибо тебе, Валерий Борисович! Оказывается ты нас и за людей не считаешь.
- Ну, почему же, - смутился капитан. - Просто, так говорят.
- У вас команда всего из двух человек?
- Да, - кивнул он.
- Как же вы справляетесь? Судно вроде большое.
- Приходится. Прежде было пять человек. Но когда ассигнования на науку урезали, пришлось на всем экономить. Вот и уволили троих.
- Как расшифровывается РЭБ?
- Ремонтно-эксплуатационная база.
- Давно ты здесь работаешь?
- Уже без малого пятнадцать лет.
- Вот как?! - удивился я. - Сколько же тебе лет?
- В сентябре будет тридцать девять.
- Хорошо сохранился. Я бы дал тебе не больше тридцати.
- Все не дают мне моего возраста, - самодовольно улыбнулся Беркутов.
Кажется, он "оттаял". Можно переходить к главному.
- И часто ваше судно арендуют другие организации?
- Судно не арендуют, а фрахтуют, - поправил он меня.
- Ну, да. И часто его фрахтуют?
- Часто. Это один из источников нашего дохода.
- А теперь, Валерий Борисович, самым подробным образом расскажи: что за организация фрактовала "Орел" в последний раз и чем занималась?
- Что за организация я не знаю, так как договор заключал сам начальник. Но 8 июня на судне появилась красивая блондинка в сопровождении пятерых мужчин, показала мне договор и сказала, что я вместе с судном на три дня поступаю в её полное распоряжение.
- Как она выглядела?
- Я уже говорил. Красивая такая, статная. Лет тридцати. Сильно накрашенная. И ещё это... От неё очень пахло парфюмерией.
- Духами?
- Не только, но пудрой там всякой... Одним словом, парфюмерией.
- Ты её хорошо запомнил?
- На всю жизнь.
- Это она? - Я выложил перед ним фоторобот.
Барсуков долго, внимательно его рассматривал. Затем сказал нерешительно:
- Очень похоже. Но все же это не она. У неё глаза больше и светлее, а взгляд холодный, как у медузы.
- А что, у медузы есть глаза?
- Может я неверно выразился, - смутился капитан. - Но только взгляд у неё скользкий, неприятный.
- Она представлялась?
- Да. Сказала, что её зовут Сирена Игоревна, что она является режиссером киностудии "Мосфильм" и на "Орле" будет снимать фильм.
- Фамилию свою она называла?
- Да, но я её запамятовал. Постойте, как же она... Ода... Ока... Кажется, Окаемова. Точно! Окаемова.
- Валерий Борисович, а эта Окаемова не предлагала вам познакомиться поближе? - спросил Рокотов.
- В каком смысле? - не понял Барсуков.
- Возможно предлагала встретиться вне судна?
- Ну так, напрямую, нет, - ухмыльнулся капитан.
- А как?
- На второй день она подошла ко мне и поинтересовалась: разбираюсь ли я в бытовых электроприборах?
- Я ответил, что дело, мол, не хитрое. Тогда она сказала: "Я пью только молотый кофе. Но у меня сломалась кофемолка. Может быть зайдете вечерком ко мне в гостиницу, посмотрите?" Я ответил, что сегодня вечером никак не могу, так как уже договорился с друзьями. Она бросила на меня презрительный взгляд и отошла.
- Она называла гостиницу?
- Нет. Но я так понял, что это "Золотая долина".
Владимир многозначительно посмотрел на меня, сказал:
- Похоже, Сережа, твоя версия приказала долго жить.
- Похоже, это ещё ни на что не похоже, - ответил каламбуром. Спросил Барсукова: - Как выглядели спутники Окаемовой?
- Четверо высокие и массивные, почти как я, похожие на боевиков. Пятый пониже ростом и сухощавый. Кстати, он и снимал видеокамерой.
- Был оператором?
- Ну да. У всех были длинные темные волосы, бороды и большие темные очки. Поэтому лиц их почти не было видно и я не смогу их описать.
- А отчего они такие все одинаковые. Может быть принадлежали к какой секте? Они ничего об этом не говорили?
- Нет, не говорили. Но только думаю, что это у них были парики и бороды наклеенные, чтобы не узнали.
- Они с вами знакомились?
- Нет. Они вообще с нами не разговаривали.
- А друг к другу они как-то обращались?
- Да. Крупных звали: Володя, Виктор, Борис и Михаил. А оператора почему-то все звали Крест. То ли фамилия такая чудная, то ли кличка. Но только, думаю, что имена эти вымышленные.
- Почему ты так решил?
- Они не всегда на них откликались.
- О чем они между собой говорили? - спросил Рокотов.
- Да так, - пожал плечами капитан. - Много о чем. Но ничего интересного. Я не запомнил.
- Может быть называли какие-то имена, гостиницы, рестораны? - не отставал Владимир.
- Да, было, - кивнул Барсуков. - В первый день, когда мы пристали к "Тайваню"...
- К какому ещё "Тайваню"? - недоуменно спросил Рокотов.
- Остров у нас есть здесь небольшой напротив пляжа. Кто его называет "Тайвань", а кто - "Тань и Вань".
- Понятно.
- Так вот, когда мы пристали к острову, то все на него сошли, а двое остались на судне. Я пошел в моторный отсек к Никите.
- Сидорову? - уточнил Владимир.
- Да. У нас движок что-то слегка барахлил. Я когда поднимался на палубу, то услышал разговор этих двоих. Один спросил: "А правда говорят, что шеф запал на эту профуру из "Обструкции?" "Говорят", - ответил другой. "Не понимаю я его. Она ж обыкновенная бл...". "Я слышал, будто она ему напомнила давнюю любовь".
- Ты с названием ничего не перепутал? - усомнился я.
- Нет. "Обструкция". Точно.
- Странное название. Что это может быть?
- Не знаю, - пожал плечами Барсуков.
- Мне кажется, что я слышал это название. Это или кофе, или бар где-то в районе Октябрьского рынка.
Это было уже кое-что. Нет, это было даже слишком много. Эта "Острукция" названа не случайно. С ней у этих козлов определенно что-то связано.
- Когда на судне появились Вадим Сунжиков и Наташа Субботина?
- В первый же день сразу после обеда. Я понял, что они из Клуба юных моряков.
- Почему?
- На них была форма.
- И что было потом?
- Сирена Игоревна стала им объяснять, что они должны делать, познакомила со сценарием.
- О чем был этот сценарий?
- О возникновении первой любви. Потом началась репетиция.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32