С Джоанной еще вчера вечером все было в порядке. Твой отец был в театре с Дианой и Хэзер. Он сказал, что с ней действительно все в порядке, она прекрасно сыграла.– Габриел, прошу тебя.– После спектакля Эдвард взял их всех, и они пошли за кулисы, чтобы поздравить ее. Они нашли ее рыдающей навзрыд в своей артистической уборной.– Ну, такие вещи бывают, – неуверенно сказала Клаудия. – После спектакля с актрисой еще и не такое может быть. Я помню… – преувеличенно увлеченно заговорила она.– Выслушай меня, – сказал он твердо, и она умолкла. Ждала, нутром чувствуя, что последует нечто ужасное. – Дорогая, сожалею, что должен огорчить тебя, но это Джоанна посылала тебе те жуткие записки. И платье тоже испортила она.– Джоанна? – Клаудия уставилась на него во все глаза. – Этого не может быть. Я не верю…– Однако это так. И тогда все сходится. Она знала, где ты живешь. – Габриел сделал паузу, но Клаудия безмолвствовала, и тогда он продолжил: – Она призналась твоему отцу, что поступала так, злясь на тебя за то, что ты заняла ее место в какой-то телепрограмме.– Не в какой-то телепрограмме, Габриел. А во вполне определенном сериале. В «Сыщике», – возразила она. – Послушай, но это же глупо. Она тогда перед самыми съемками сломала руку. Ведь кто-то должен был заменить ее.– Но ты и без того уже многое имела. Она сказала, что ее просто бесило то, что ты даже не понимаешь, как тебе во всем везет. Эдвард пытался успокоить ее, но она опрометью бросилась от него, убежала из театра, в таком состоянии села за руль и в результате разбила машину. – Клаудия, уронив голову и погрузив лицо в ладони, застонала. – Дорогая, успокойся, все обошлось. Несколько синяков и шишек, никаких переломов. Разве что сильный шок.Клаудия решительно подняла голову.– Габриел, отвези меня к ней. Я должна ее увидеть. Должна сказать ей, что остаюсь ее подругой.Он колебался.– Ты хочешь сказать? После всего, что она сделала?– Конечно. Ты что, не понимаешь, как она страдает? А дальше будет еще хуже. Она истерзает себя уже одним тем, что все это выйдет наружу. Я уж не говорю о муках совести. Нет, я должна помочь ей, успокоить, убедить ее в том, что я все понимаю.– Ты понимаешь ее?– Ну да, понимаю. Что тут удивительного? Уж такая у нас профессия, удача значит так же много, как и талант. Видишь ли, в чем-то мне действительно помогли фамильные связи. Она права. Мне никогда не приходилось полагаться на одну удачу. Так что, милый, отвези меня к ней. Пожалуйста, прошу тебя, Габриел. Я должна увидеться с ней как можно скорее.– Да, конечно, я с тобой совершенно согласен. Просто не был уверен, что ты на это способна. Прости, я не должен был сомневаться в тебе.– Почему, Габриел? – сердито спросила она. – Ты ведь меня совсем не знаешь. Никто не знает меня.Габриел понимал, что не время и не место объяснять ей, как она ошибается. Он уже начал угадывать ее истинный характер. Его не особенно удивили ее добрые намерения. Просто он думал, что она, узнав о мелких злодеяниях своей подруги, будет слишком потрясена, чтобы так быстро решиться на проявление к ней милосердия.Он встал и решительно сказал:– Мы едем сразу же, как ты соберешься.– Значит, сейчас же. Я уже готова.Он не стал спорить и, взяв ключи, направился к двери.Большую часть пути они провели в молчании. Время от времени он поглядывал на нее. А она, хоть и чувствовала это, но попыток заговорить не делала, и он решил не беспокоить ее разговорами. Ей надо обдумать случившееся, в полной мере осознать его. Возможно, в эти минуты она подыскивала какие-то слова, которые могут оказаться для Джоанны Грей самыми существенными. Потом, когда они подъезжали к Лондону, Габриел сосредоточился на управлении «лендкрузером», ибо движение, несмотря на ранний час, было довольно интенсивным.Когда они приблизились к Найтсбриджу, Клаудия сказала:– Сначала заедем ко мне домой.Ее дом. С густыми следами красной краски на лестнице, на стене и ковре.– Мне кажется…– Нет, милый, и не думай возражать. Я не могу появиться перед Джоанной в таком виде. Надо сделать макияж, как-то прикрыть волосы.Габриел подавил раздражение, которое начинало в нем вскипать. Вероятно, Клаудия права, но слишком уж она, черт побери, добра к этой Джоанне Грей, явно того не заслуживающей.У двери стояла картонная упаковка молока.– Может, мне чем-то помочь?– Нет.Так что он остался не у дел. Слышал шум воды в ванной, душ она принимала недолго, затем стукнула дверь ее спальни. Минут через двадцать она появилась такой же очаровательной и безукоризненной, как всегда. Макияж, правда, был несколько тяжелее, чем обычно, чтобы скрыть воспаленные участки кожи. Глаза и губы выделялись так ярко, что это отвлекало внимание от всего другого. А на голове было сооружено нечто весьма элегантное из шарфа, что удачно скрывало недостаток волос. Оделась она в легкие летние брюки и летящую шелковую блузку типа туники. Словом, звезда выглядела так, как и положено выглядеть звезде. Но он почему-то даже и не подумал обрадовать ее комплиментом.– Готова?– Да. Поехали.Джоанна тупо смотрела в стену, и Клаудия настояла на том, чтобы их оставили вдвоем. Габриел издали, стоя за стеклянной стеной, наблюдал, как Клаудия наклонилась к подруге, поцеловала в щеку и коснулась ее руки. Затем она присела на край кровати и начала говорить. Она пробыла у постели больной довольно долго.Позже прибыл Эдвард, но Клаудия все еще сидела в палате.– Весьма печальное дело, вы не находите, Мак? – сказал он, кивнув в сторону дочери. – Как она ко всему этому отнеслась?Мак понял вопрос.– Кажется, винит одну себя. Мол, она виновата хотя бы уж потому, что так много имеет.– У нее нет никакой необходимости испытывать чувство вины, – сердито сказал Эдвард Бьюмонт. – За все, что она имеет, она заплатила страшную цену. – Мак поежился под его испытующим взглядом. – Она ведь все рассказала вам? – Вопрос прозвучал как утверждение, а потому не нуждался в ответе. – Клаудия невероятная девочка, Мак. Иногда, признаюсь, неистовая. До такой степени, что иной раз я просто боюсь за нее. Но если она доверилась вам так, что рассказала о матери, мне нечего тут объяснять.– Да, я в курсе. – Он отвернулся от проницательных глаз Эдварда и увидел приближающуюся к ним Клаудию. – Ну, как она?– Действительно, только синяки да ссадины. Завтра ее могут выписать, если будет кому за ней присмотреть. Я предложила ей пожить у меня.– Клаудия, дорогая, – начал ее отец, – ты полагаешь, что это разумно?– У нее же никого больше нет.– Думаешь, ты со всем этим справишься? – спросил Мак, беря ее за руку. – Мне это тоже не кажется слишком удачным решением.– Нет, это именно удачное решение. Ничего плохого со мной теперь не случится, а потому я возвращаюсь к своей нормальной жизни. Хватит с меня всей этой чепухи, – сказала она, стараясь не встретиться с ним взглядом.– Я имел в виду ее. После того, что она совершила, ей будет трудно принять от тебя какую-либо помощь. Письма, платье… – Он не договорил, считая эти проблемы ничтожными. – Но вот когда она увидит пятна краски в подъезде…– Я сегодня же найму декораторов, так что она ничего этого не увидит. – Она забрала у него свою руку и повернулась к отцу. – А насчет сегодняшнего вечернего спектакля не беспокойся, я с этим справлюсь. – Она пресекла попытки Эдварда возразить. – Осталось только разобраться с моей прической. Габриел, вы не подбросите меня к парикмахеру? Вы ведь поедете к себе, это по дороге.По дороге. Она сказала это. С присущей ей независимостью отпускает его на все четыре стороны. Дает понять, что считает их последнюю ночь обычным делом между двумя людьми, оказавшимися вместе в подходящих условиях. Ей захотелось мужчину, и он был так добр, что исполнил ее желание. Более чем добр. Но нет никакой необходимости делать из этого историю, придавая ей большее значение, чем она имеет на самом деле. В конце концов, их свел несчастный случай. Если бы не эта ужасная краска, ничего бы не было. Не стоит затягивать эту историю, чтобы потом не плакать. Сейчас самый подходящий момент раз и навсегда разделаться с этим.– Подбросить? Ты не хочешь, чтобы я дождался тебя?Слова он произносил медленно, осторожно, будто хотел убедиться, что правильно ее понял.– Господь с вами, зачем? – Она улыбнулась. – Больше я не нуждаюсь в телохранителе, и так уж у вас было из-за меня столько хлопот и забот. Чтобы добраться до дому, я возьму такси.– До дому. – повторил он, и воцарилось молчание. Потом, будто опомнившись, деловито заговорил: – И правда. У меня накопилась куча дел. Тони крутится, считай, за двоих, за себя и за Адель, она ведь уже не вполне может.Эдвард деликатно кашлянул и вмешался в их разговор:– Мне по пути, Клаудия. Не сомневаюсь, что ты уже достаточно истерзала Мака, так что должна позволить ему вернуться к своим делам.– Ох, да, конечно – тотчас заговорила Клаудия. Но Мак одновременно с нею сказал:– Никакой особой спешки у меня нет. Эдвард посмотрел сначала на нее, потом на него.– Ну, вы тут между собой разберитесь, а я пока пойду позвоню из машины.– Хорошо, – сказала Клаудия сразу же, как ушел отец. – Что может быть лучше? Я, по крайней мере, перестану винить себя за то, что отрываю вас от работы.И она протянула ему руку жестом, в смысле которого нельзя было обмануться.Она хочет просто пожать ему руку? После того, что было между ними прошлой ночью? Он не мог поверить. Но взял ее руку, потому что это давало ему последний шанс прикоснуться к ней и этим прикосновением передать ей свои чувства. Но она казалась уже такой отдалившейся, такой чужой. Тогда он наклонился и поцеловал ее в щеку.– Вы не должны винить себя, Клаудия. Ни в чем.– Габриел, я никогда не забуду того, что вы для меня сделали. Верьте мне. Надеюсь в один прекрасный день…Она надеялась, что в один прекрасный день он встретит новую любовь, найдет свое счастье, но на нее он рассчитывать не должен, она хорошо к нему относится, но любить… Она подалась назад, и на лице ее появилась улыбка явно искусственного происхождения.– Прощайте, Габриел. Вспомните, как выпрыгивают из самолета.Ему хотелось схватить ее, заставить посмотреть ему в глаза, пока он будет говорить ей, как сильно любит, как хочет любить ее всегда. Но он понимал, что она всего этого просто не желает знать. А она, слегка помахав ему пальцами, повернулась и ушла.– Прощай, любовь моя, – тихо проговорил он. Клаудия не могла слышать его слов. Она уже была в конце коридора, голову держала высоко, в обычной манере звезды, идущей мимо глазеющих на нее людей. И вот она свернула за угол и скрылась из виду. Какую-то минуту Мак стоял на том же месте, затем, не в силах переносить сердечную муку, пошел за ней следом, даже побежал, и успел увидеть, как она выходит из дверей больницы и направляется к машине отца, стоящей на парковочной площадке больницы. Но здесь он замер. Его остановило присутствие вездесущих газетчиков, несомненно слетевшихся сюда на запах жареного. В больницу, конечно, их не пустили, но теперь, когда появилась Клаудия, они окружили ее, что-то спрашивали и снимали, а она, улыбаясь, задержалась возле автомобиля и даже рассмеялась шутке, сказанной кем-то из назойливой репортерской братии.Вот, он все еще может видеть ее, думал Мак, но как она далека. Она вернулась в свой собственный мир. Он допускал, что так может случиться. Но не знал, как мучительно будет отпускать ее, какое это причинит ему страдание. Он подошел поближе и услышал ее ясный голос:– С Джоанной все в порядке, пара синяков и легкий испуг. В следующем сезоне она будет играть Аманду в «Частной жизни». Мы сделаем на этом хорошие сборы.– А чем вы сами займетесь, Клаудия? – спросил один из газетчиков.– Буду развлекаться, что же еще? – легко ответила она и, впархивая в отцовский «даймлер», послала им воздушный поцелуй.Клаудия Бьюмонт. Ее имя не переставало звучать в его мозгу. Он все еще ощущал ее запах. Она стала его непреходящей мукой. До того, как встретить ее, он считал, что Клаудия Бьюмонт обыкновенная куколка, легкомысленная и почти наверняка безнравственная. Теперь он знает, как сильно ошибался, ошибался по всем пунктам. Он полюбил ее такую настоящую, живую, очаровательную, такую доверчивую. Кто бы еще мог предложить свою помощь девушке, которая столько сделала, чтобы запугать ее и навредить ей, девушке, которая готова была даже изувечить ее?Он нахмурился. Надо было все-таки настоять на разговоре с Джоанной. Он обязан был настоять на этом разговоре хотя бы для того, чтобы выяснить, кто тот человек, который следил за квартирой Клаудии, пока сама Джоанна портила театральный костюм и писала подметные письма. Нет, здесь есть что-то еще, что он упустил. Но что? Габриел потер лоб. Что-то еще… Но он так долго не спал, что соображал с трудом. Может быть, на свежую голову.Размышления его прервал зуммер радиотелефона.– Да? – вяло отозвался он.– Мак. Мне нужна помощь. – Звонила Адель, и панические нотки в ее голосе выбросили в его кровь такую порцию адреналина, что он сразу же забыл об усталости. – У меня начинаются схватки, а Тони полетел в Кардифф. Я звонила туда, но что-то со связью.– Где ты?– На аэродроме.– Идиотка!– Спасибо, я тоже тебя люблю. Но кто-то должен был находиться здесь, пока ты водишь мисс Бьюмонт за ее хорошенькую, беленькую…Она резко замолчала.– Адель!– Ох! Прости, Мак, меня опять прихватило. Слушай, все происходит гораздо быстрее, чем я ожидала. Я вызвала «скорую», но…– Я встречу тебя в больнице.– Прости, что огорчу, но я вовсе не тебя хотела бы в такие минуты иметь рядом. Мне нужен Тони. Сейчас… – Речь ее прервалась очередным болезненным стоном. – Ох о-о-ох! Мак! Сделай что-нибудь!– Скрести ноги и терпи, дорогая. Я попробую что-нибудь для тебя сделать.– Клаудия, ты уверена, что приняла правильное решение? – спросил Эдвард Бьюмонт, когда они покидали больничную парковочную площадку.– Да, папа, уверена. Джоанна поживет у меня. И я не изменю своего решения.– Я имел в виду не Джоанну. Мой вопрос относился к Габриелу Макинтайру. – Она повернулась и внимательно посмотрела на отца. – Он кажется… кажется, влюблен в тебя. – Она не ответила, и он продолжил: – Он ведь герой, ты знаешь. Настоящий герой. Он награжден медалью за операцию в Персидском заливе.Клаудия не слишком удивилась услышанному, но все же, просто из вежливости, спросила:– В самом деле? А откуда тебе известно?– Вчера прочитал в газете. Ваше небольшое непредвиденное осложнение в некоем ресторане вызвало целую сенсацию. Писаки, как всегда, потрудились на славу.Клаудия издала легкий стон.– О-о-о, вот еще напасть! Я и забыла об этом.– Они столько понаписали. И относительно его покойной супруги, Дженни Кэллиндер, тоже. Кажется, она была альпинисткой. Я думал, ты знаешь.– Да, он мне рассказывал.И после того как он рассказал ей об этом, он еще имел терпение выслушивать ее болтовню о мелких детских обидах, утешил ее в постели, когда увидел, что она в этом нуждается, причем сделал это так, будто она единственная в мире женщина. Сердце Клаудии учащенно забилось от мысли, что он наверняка и жизнью рискнул бы, чтобы защитить ее в минуту опасности.– Он хороший человек, Клаудия. Люк проверял. Клаудия уставилась на отца.– Люк что?Эдвард пожал плечами.– Ну, Мак обещал ему охранять тебя, но Люк ведь ничего о нем не знал, вот и навел кое-какие справки.– Уж кто-то, а Габриел не способен причинить мне зло, папа.Клаудия откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза. И она не способна причинить ему зло. Она поступила наилучшим для него образом. Для него, но не для себя.– Знаешь, – задумчиво проговорила она, – он настоящий рыцарь без страха и упрека, о каком женщины в наши дни могут только мечтать. А видел бы ты, как он умеет владеть собой!– Да, жалко.– Что?– Я говорю, жалко. Надеюсь, он сообразит, как ему завоевать тебя. Он первый из всех, кого я встречал, который, кажется, способен удержать тебя в узде.Клаудия попыталась улыбнуться.– Уже одно это достаточная причина, чтобы я воспрепятствовала его завоевательскому рвению. Так что особенно не рассчитывай.Клаудия покинула салон, проведя там пару часов, в течение которых стилист превратил ее в подобие дрезденской пастушки, поскольку с остатками ее волос ничего другого сделать было нельзя. Над ней, всячески утешая, ворковал весь персонал, ей наперебой предлагали то кофе, то чай, то сладости, чтобы хоть как-то облегчить понесенный урон. Они считали, что ее мрачное настроение вызвано порчей прекрасных волос, и она не стремилась их разуверить.Она отослала Габриела, распрощавшись с ним навсегда, и теперь сама не могла поверить, откуда взяла силы, чтобы совершить подобное.Но что она могла? Ну было бы еще несколько дней, пусть даже целая неделя немыслимого счастья, разве это что-нибудь изменило бы? Вряд ли. С тех пор как миновала нависшая над ней угроза, поводов для притворства не осталось, и она наверняка призналась бы Габриелу в своих чувствах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36